Глава 8
Подходящий кандидат

Венчик летел в Усов Починок с ужасно тяжелым сердцем, будто и впрямь камень за пазухой держал. После Сашиного рассказа о погибшей девушке Ольге ему тошно было от одной только мысли, что он станет использовать эту смерть для собственной выгоды. Ладно, пусть не для собственной – от этого было не намного легче. Правда, он видел, что и самой Саше, когда она это говорила, подобная затея была поперек горла, но ведь они оба полагали, что до нее дело не дойдет, что это лишь так, на крайний случай. Но этот крайний случай настал, и теперь, летя на встречу с Олиным парнем Лёхой, Венчику очень хотелось отвязать ремни, ухнуть вниз и провалиться сквозь землю.

Земля вскоре и в самом деле понеслась навстречу, но провалиться сквозь нее Венчику не довелось – Стёпик приземлился, как всегда, элегантно и мягко. Видя, что парень топчется на месте, «птер» легонько подтолкнул его крылом:

– С-ступай давай, ш-што вс-стал? Мы с-с Марус-сей покуда здес-сь, на полянке погреемс-ся.

Большая поляна, на которую приземлились «птеродактили», была засыпана красной и желтой осенней листвой, на которой весело играли солнечные лучи. Всё это выглядело так по-праздничному красиво, тепло и уютно, что Венчик едва не заплакал от жалости к себе: эти счастливые влюбленные будут тут нежиться под солнышком, а ему предстоит гадости делать!.. И, чтобы и впрямь не расплакаться, он резко повернулся и быстро зашагал по тропе к деревне.

Лёха ему, как и ожидалось, не обрадовался.

– Я ить говорил ей ужо, – проворчал он после того, как Венчик передал ему Сашину просьбу, – што учиться не желаю, и никто у нас тутока енто не хочет. Пошто опять-то за свое? Вот хорошая девка, а всё одно бестолковая!

– Она не бестолковая, – вступился за Сашу Венчик, – просто ей деваться некуда. У нее это мечта всей жизни – сделать вас грамотными. Хотя бы кого-то!.. Ведь не для себя же она старается – для вас! А вы… А вы… – Парень почувствовал, как слезы опять подступили к глазам и горький комок перехватил горло. Не хватало еще тут разрыдаться!.. Собравшись с силами, он процедил сквозь зубы: – Она Олины стихи хочет напечатать, чтобы все их смогли прочитать, а вам и этого не надо.

– Я Олюшкины стиши и так помню, – буркнул Лёха, а потом всё же спросил: – Куды ишшо печатать-то удумала?

– В книгу, куда еще, – тем же тоном пробурчал Венчик. – Только что толку, если эту книгу никто прочитать не сможет? – Тут он достал из мешка два оставшихся учебника и протянул Лёхе. – Вот, это тоже она напечатала. Для вас. Учить по ним вас хотела. На, возьми на память о человеке, который вам добра желал.

Отдав книжки, Венчик развернулся и собрался уже зашагать назад, как услышал вдруг:

– Погодь-ка!..

Парень оглянулся.

– Что еще?

– Што-што!.. Сашке прям вот тока я и нужен? А ежели кто другой?

– Ты же сам говоришь, что никто у вас не хочет учиться.

– Никто и не хочет… Тока вчерась у нас пополнение вышло.

– Что у вас вышло? – не понял Венчик.

– Што надо, – проворчал Лёха. – Значица, так… Стой тутока и жди. Я чичас!

Венчик не успел ничего уточнить, как тот развернулся и быстро зашагал в глубь деревни. Парень огляделся, увидел лежащее неподалеку бревно, подошел к нему и уселся, приготовившись к ожиданию непонятно чего.

Ждать пришлось не так уж долго. Лёха вернулся. Но не один – с ним пришел молодой долговязый мутант с шарообразной, маленькой, покрытой язвами головой. Внимание Венчика привлекли круглые, как у совы, глаза парня и очень длинный, загибающийся книзу нос. Он вообще был похож на большую бескрылую птицу, даже смотрел как-то по-птичьи, почти не моргая, склонив чуть набок голову.

– Вот, – пихнул Лёха круглоглазого в плечо. – Ежели удумает, пущай он летит.

– Тебя как зовут? – спросил Венчик и протянул парню руку. – Меня – Вениамин. Можно Венчик.

– Сергей, – неуверенно пожал его ладонь долговязый. – Можно Цапл.

– Как?.. – едва удержался от смеха Венчик, но, мотнув головой, поспешно сказал: – А! Понял. Я тебя Серёгой буду звать. Идет?

Цапл в ответ кивнул и спросил:

– Лёха говорит, ты из Устюга. Так ли?

– Так. А он сказал, зачем я здесь?

– Всё я ему сказал! – встрял в разговор Лёха. – Што ищешь для Сашки, кого она в Устюге учить станет.

– Так ли? – снова спросил Цапл, уставившись на Венчика немигающим взглядом.

– Так, – кивнул тот. – Только он сказал, зачем это?

– Сам сказывай, – махнул рукой Лёха и даже шагнул в сторону: мол, я тебе товар доставил, а пробу уж ты сам снимай.

Венчик подробно рассказал Цаплу о Сашином замысле, а потом спохватился:

– Погоди… Мне сначала нужно твои способности проверить. Вдруг ты вообще к учебе неспособный.

– Да вроде не дурак, – сказал тот. – Меня бабка в детстве буквам учила, и считать я маленько могу.

– Так это же замечательно! – потер руки Венчик. – Сейчас проверим… Нет, подожди, я о самом-то главном еще не спросил: ты сам-то хочешь в Устюге поучиться, а потом вернуться к ди… в смысле, сюда и ходить по деревням, учить людей?

– Конечно, согласен, – чуть с хрипотцой, явно волнуясь, ответил Цапл. И это волнение было таким непритворным, что Венчик просто расцвел.

– Дай, пожалуйста, учебник, – повернулся он к Лёхе.

– Чаво те дать? – заморгал тот.

– Ну, книжку, что я тебе отдал.

– Так я их в избе оставил. Пошто, думаю, таскать-то – помну ишшо али изгваздаю…

– Принеси, пожалуйста, – попросил Венчик, и когда Лёха, бурча что-то под нос, удалился, сказал Цаплу: – А мы, Серёга, чтобы время зря не терять, давай пока что-нибудь посчитаем.

– Давай, – тряхнул головой тот. – Могу нас посчитать. Ты да я – это раз и два.

– Молодец. А когда Лёха вернется, сколько нас будет?

– Ты да я – так и останемся, ежели ты не уйдешь.

– Нет, я имею в виду не нас с тобой, – замахал руками Венчик, – а сколько тут будет стоять человек вообще?

– Откуда же мне знать? – округлил и без того круглые глаза Цапл. – Вдруг еще кто придет? – Парень неожиданно рассмеялся. – Да шуткую я! Три нас будет.

– Ага, – обрадовался Венчик. – А если еще трое придут?

Цапл призадумался, начал шептать под нос и загибать пальцы, а потом выдал:

– Шесть. Правильно?

– Правильно. С тебя, похоже, толк будет. Сейчас только на буквы тебя проверю еще – вон, Лёха как раз возвращается.

– А покуда он не вернулся, ты мне вот еще что скажи, – тронул Цапл Венчика за рукав. – Лёха говорил, что ты прилетел. Это он тоже шутковал?

– Нет, я и правда прилетел.

– Как это?..

– Ну… – Венчик растерялся. Он совсем не подумал о том, что Серёге тоже сейчас придется лететь. А вдруг он настолько испугается Стёпика, что категорически откажется?.. Нужно было не с проверки знаний начинать, а как раз с этого! Впрочем, какая разница, с чего… И, набрав в грудь воздуха, будто собираясь нырять, он выдохнул: – На драконе. Знаешь, как в сказках? Только этот огнем не плюется и вообще добрый.

Цапл неуверенно засмеялся.

– Смешно, – сказал он. – А если по правде?

– А если по правде, – вздохнул Венчик, будучи уже почти уверенным, что Цапл откажется лететь, – то почти на драконе. Слыхал про птеродактилей?.. Э, да откуда! – махнул он рукой. – В общем, это ящерка такая, только больша-ая, с крыльями. Но думает и говорит, как человек, потому что мозг у нее человеческий. У него, в смысле. Его Стёпик зовут.

– Такого не бывает. Какого рожна ты мне сказки рассказываешь?

– Я тебе эту сказку тож могу рассказать, – сказал подошедший к ним Лёха. – Тока то не сказка, а быль. Я-то на Степане не летал, врать не буду, но с ним самим знаком. Хороший парнишка, добрый. Не боись, он людьми не питается.

– Парнишка? – взмахнул длинными руками Цапл. – С крыльями? Что у вас тут за грибочки растут?..

– Грибочки у нас хорошие: белые, подосиновики. Маслята есть, рыжики. А ты, чем глаза пучить да языком молоть невесть што, шел бы, да и посмотрел на Степана-то. Тутока он, недалече. Да не один, а с Марусей – с подругой евонной. Та, конечно, не шибко говорлива, тока шипеть и может, но крылья и у ёй имеются.

Маруся Цапла добила. Он вдруг поверил парням, поскольку представить, что лесной деревенский мутант можешь такое сочинить, было еще труднее. Его разобрало нешуточное любопытство.

– Где ваши драконы? Идем!

И они пошли. Правда, выйдя вскоре на цветастую поляну, застали там одного лишь нервно расхаживающего взад-вперед, задрав к небу длинную шею, Стёпика. Маруся исчезла.

Когда Венчик ушел в деревню, Стёпик с Марусей улеглись рядышком на поляне. «Птеродактильша» утробно проворковала, словно мурлычущая гигантская кошка, и положила голову Стёпику на спину. «Птер» от нахлынувшей нежности сам чуть не замурлыкал.

– Эх-х, – выдохнул он. – Могла бы ты говорить – с-совс-сем бас-ско было бы…

Маруся ткнула его головой, и Стёпик потерся лбом об ее лебединую шею:

– Ладно, не с-серчай, это я так… Ты мне вс-сё одно люба. Не знаю вот тока – вс-сё ли ты понимаеш-шь, ш-што я тебе говорю.

– А хошь, скажу тебе-ка? – раздался вдруг скрипучий голос.

Стёпик едва не подпрыгнул – на миг ему показалось, что это заговорила Маруся.

Но это, конечно, была не она. Шагах в пяти от крылатой парочки стояла, опираясь на суковатую клюку, согнутая чуть ли не до самой земли старуха и недобро щурилась из-под редких, спадающих на лоб седых волос на обалдевшего Стёпика единственным зрячим глазом. Она шевельнула покрытым бородавками длинным крючковатым носом и проскрипела:

– Што, петух недоделанный, не узнал мя, што ль?

Злобно зашипела на незваную гостью Маруся, но «птер» ласково шепнул подруге:

– Тиш-ше, тиш-ше, ш-шуткует она, – а старухе ответил уже в полный голос, который, правда, слегка при этом дрожал: – К-как вас-с не узнаеш-шь-то, Матрена Ивановна. Вы пош-што тутока?

– То мне лучше знать, пошто я где, а те незачем. А вот ты мне-ка на вопрос не ответил.

– На какой вопрос-с?.. Хочу ли я, ш-штоб вы с-сказали, понимает ли меня Марус-ся?

– А раззи ж я ишшо какой задавала?

– А вы ш-што, и в с-самом деле про Марус-сю с-сказать мож-жете? – округлил и без того гигантские желтые глаза «птер».

– Чичас вот поговорю с ей – и скажу.

– Да как вы с-с ней поговорите, еж-жели она… – взвился было Стёпик, но вспомнил вдруг, что рассказывали про старую «ведьму»: мол, она со зверями, будто с людьми, разговаривает, все их языки знает; и в нем вспыхнула дикая надежда: – Поговорите, Матрена Ивановна! Пож-жалуйста, поговорите!.. А мож-жет… мож-жет, вы ее по-человечьи говорить научите?..

– Ах, ты!.. – пристукнула вдруг клюкой по земле старуха. – Не петух ты, ошибалась я нашшот тя шибко!

– А-а… кто?..

– Козел безрогий, вот кто. Все вы, мужики, такие – хошь с крыльями, хошь без. Вам бы, окаянным, тока штобы вас понимали, да по-вашему с вами балакали, под вашу дудку плясали! А сам-то пошто ее понять не хошь, по-еенному говорить не научишься?!

– Ох, ты!.. – сел на землю «птер». – А ведь я и в с-самом деле козел… Как я с-сам-то до того не додумалс-ся?..

– А нечем, видать, думать-то, – сказала Матрена Ивановна. – Говорено ж было ужо: мозги-то те куриные Подземный Доктор вставил. А теперича – брысь! Погуляй покеда. А мы с твоей Марусей по-девичьи пошушукаемся, косточки твои перемоем.

– Зачем мои кос-сточки мыть?

– Ну, не хошь – сам мой. Сказано те: брысь!

Старуха замахнулась клюкой, и «птер», хлопая крыльями, запрыгал к дальнему краю поляны. Там он залег, сожалея, что не может слиться цветом с опавшей листвой, и, старательно прислушиваясь, стал наблюдать за действиями Матрены Ивановны.

Горбатая «Баба-Яга» подошла между тем вплотную к Марусе и, поглаживая ее склоненную к земле шею, стала что-то шептать ей на ушко. Разумеется, с такого расстояния, говори старуха даже в голос, Стёпик всё равно ничего бы не услышал. Зато до его слуха долетало шипение подруги, теперь вовсе не злобное, а напротив – умиротворенное, даже будто бы ласковое. Это было удивительно, и у «птера» вновь затеплилась надежда: а вдруг старая «ведьма» и в самом деле понимает Марусю, говорит с ней на одном языке? Вдруг и ему потом расскажет, что думает о нем подруга, чего хочет, о чем мечтает?..

Матрена Ивановна оторвалась от «птеродактильши» и призывно махнула ему клюкой. Стёпик со всей прыти поскакал назад.

– Вот што, – сказала старуха, снимая с плеч холщовый мешок, который «птер» принял вначале за продолжение горба. – Мы чичас с Марусей в Устюг слетаем.

– Ш-што?!.. – плюхнулся на задницу Стёпик и опять стал заикаться: – К-куда вы с-слетаете?.. С-с М-марус-сей?!.. Пош-што?.. К-как?!

– Ка́ком книзу, – проскрипела Матрена Ивановна. – Кверху-то небаско, да и неловко ить.

– Но Марус-ся не возит никого! – жалобно взвыл «птер». – И вообш-ше… на ш-што вам в Ус-стюг-то?

– А на то, што дело у мя тамока имеетси, – соблаговолила наконец-то почти нормально ответить старуха. – Мне-ка птичка в клювике давеча весточку принесла, што Саша на сносях.

– Ну да, на сносях. И ш-што?

– А то, курьи твои мозги, што отец-то у робеночка знашь, поди, кто?

– Дык… это… Глеб. Кто иш-шо-то?

– Вот то-то, што Глеб. А ты того Глеба видал? А Сашоньку? Кабы ты думать-то мог, то, поди, ужо тож переживать за девоньку начал бы. Я вот переживаю. А потому хочу сама посмотреть, што там да как. И помочь, коли што неладно. Уразумел, петушина ошшипанный?

– Но Марус-ся вас-с не понес-сет!

– То она сама те сказала?.. А мне-ка вот другое нашипела.

– Так у нее и упряж-жи нет! А с-свою я дать не могу – мне с-самому с-скоро двоих нес-сти! Вы подож-ждите, я этих отнес-су и за вами вернус-сь.

– На петухах не летаю, – скривила длинный нос «ведьма». – А упряжь я уж как-нить сроблю – чай, лошадей за свою жисть не одну сотню запрягла.

Она и впрямь достала из своего мешка нечто похожее на конскую упряжь, лихо закрепила ее на Марусиной шее, которую «птеродактильша» услужливо опустила на землю, затем, покряхтывая, вскарабкалась на нее и, усевшись верхом, сунула ноги в искусно сделанные петли, а еще одну, побольше, накинула на себя вроде пояса.

Маруся повернула к Стёпику голову и что-то прошипела, обласкав его влюбленным, но будто извиняющимся взглядом.

– Просит те передать, – нехотя скрипнула старуха, – штоб не забижался на ее шибко. И штоб не ждал, вез свою поклажу в Устюг. Она тя сама опосля отышшет.

– Ладно, – обреченно вымолвил Стёпик. – Только ты ос-сторож-жнее там!..

– Это ты мне-ка? – спросила Матрена Ивановна.

– Нет.

– Щасливо тады оставаться.

Старуха похлопала свободной от клюки рукой по шее его подруги, и Маруся, разбежавшись, круто взмыла к небу.

Говоря откровенно, Цапл испугался. Насчет драконов он Венчику с Лёхой всё же поверил, но когда своими глазами увидел «птеродактиля»… Он и сам не мог объяснить, что почувствовал в тот момент, кроме страха. И лишь то, что парни оставались совершенно спокойными, помешало ему развернуться и задать стрекача. «Они не врали! Они не врали!.. – застучало звонкими молоточками в голове. – Но тогда что, мне и впрямь придется на этом лететь в Устюг?!..»

Будто услышав его слова, Венчик сказал:

– Вот на нем и полетим. Только где же Маруся? Погоди-ка…

Парень зашагал навстречу заметившему их и приближающемуся большими прыжками «птеру». Встретившись, они о чем-то поговорили (да-да, Цапл определенно услышал, как «дракон», шипя и посвистывая, отвечал Венчику, до него долетали обрывки фраз: «ведьма… в Ус-стюг… с-сделала упряж-жь… не с-силой ж-же держ-жать…»), а потом «птеродактиль» остался сидеть на поляне, а парень вернулся и сказал:

– Там с Марусей ерунда какая-то вышла, ну да ладно, не суть. Стёпик готов нас везти. Правда, я твою грамотность так и не проверил… Давай-ка по-быстрому, для порядку.

Венчик открыл книжицу и ткнул пальцем в страницу:

– Это какая буква?

– «А», – сказал Цапл, решив не открывать свои способности полностью, но и полным тупицей не показаться.

– А это – какая?

– «Бэ».

Венчик пролистнул несколько страниц.

– А это?

– «Лэ».

– Вообще-то, «эль», ну да ладно… А прочитать вот это слово можешь?

– Лэ… то бишь, эль… е… сэ… нет, сы…

– «Эс», – поправил Венчик. – Но тут не надо буквы правильно называть, тут их надо слитно читать, чтобы слово получилось.

– Слитно?.. Ну, тогда тут «лес» получился. Правильно?

– Правильно, молодец. А вот это?

– Л-лл… о-оо… па-а… лопа… А вот эту, на грабли похожую, я забыл…

– «Тэ», – подсказал парень. – Она ведь еще на топор немножко похожа, правда? Вот тебе и «тэ», так легче запомнить.

– На топор не шибко похожа. Ну, пусть… – и Цапл продолжил, хотя давно уже прочитал и понял это слово: – Лопа… тэ-э… а-а. Лопата.

– Здорово! – обрадовался Венчик. – Ладно, хватит. Понятно, что толк с тебя будет. Так что идем к Стё… Э, нет, не идем. С оружием в Устюг нельзя. Отдай Лёхе арбалет, он его сохранит.

Цапл только тут до конца осознал, что и впрямь полетит сейчас в Устюг. В сам Устюг, о котором он должен был всего лишь разузнать у лесных мутантов! Кардан даже помыслить не мог, что одному из разведчиков удастся проникнуть в сам город. А ему, Цаплу, это не просто удастся – он даже какое-то время будет там жить! Вот только Кардан-то, когда он не вернется в Лузу вовремя, посчитает его погибшим… И ведь не сделать ничего, не предупредить никак!.. Хотя… Почему не предупредить?.. Можно не только предупредить, но еще и…

– Я Лёхе арбалет не отдам, – сказал он.

– Не отдашь?.. – растерялся Венчик. – Но я же говорю: с ним нельзя в Ус…

– Я Лёхе не отдам, – перебил его Цапл. – Я его Марии оставлю. Той, что меня встретила. У Лёхи, поди, у самого что-то имеется, с чем можно охотиться, а Мария мне при встрече сказала, что если бы у нее был такой арбалет, как у меня, она бы тоже на охоту ходила. Вот пусть пока и ходит.

– Давай, отнесу, – протянул руку явно обиженный таким поворотом Лёха.

– Я сам, – мотнул головой Цапл и посмотрел на Венчика: – Подождешь?

– Ну… – развел тот руками. – Давай уж… Только недолго.

Цапл подошел к избе Марии и в задумчивости остановился. Он вовсе не был уверен, что правильно догадался о планах Кардана. То, что он задумал сейчас, могло оказаться огромной, сто́ящей ему головы ошибкой. Но если он разгадал задумку хозяина правильно, то не сделать этого сейчас было бы уже не просто ошибкой, а самой большой в его жизни глупостью, расплачиваться за которую тоже, скорее всего, пришлось бы своей головой. И он решил рискнуть. Отгоняя последние сомнения, Цапл тряхнул головой и постучался в дверь, а когда Мария ее отворила, сказал:

– Пошли.

– Куда?.. – растерянно заморгала женщина.

– В лес отойдем. Недалеко. Дело есть, поговорить нужно.

– Давай в избе поговорим, – испуганно пробормотала Мария. – Зачем в лес-то?

– Ты что, боишься меня? – нахмурился Цапл. – Если бы я хотел, то еще тогда, при встрече… – Он поморщился и, глядя мутантке в глаза, спросил: – В общем, так… Ты с дочкой встретиться хочешь?

– Катюша?.. – встрепенулась женщина. – Она здесь?!

– Не здесь. Но сейчас от тебя зависит, увидишь ты ее или нет. Маша, дело, и правда, очень серьезное, а времени у нас в обрез.

– Хорошо-хорошо, идем! – выскочила на крыльцо Мария.