Книга: Белый барс
Назад: Глава 8 Неверный
Дальше: Глава 10 Тайны Кул-Шарифа

Глава 9
Улей

Мутантообразная желто-черная полосатая громадина зависла над водой.
Дугообразные линии в страхе разбежались по речной глади от размаха прозрачных крыльев. Нога в защитных чулках коснулась поверхности реки. Следом за ней подтянулась и рука, зачерпнув в резиновую ладонь немного грязной жидкости, которой хватило, чтобы протереть стеклянные окуляры противогаза от налипшей пыльцы. Теперь человек в костюме химзащиты мог видеть, что было очень кстати.
Первое, что бросилось в глаза, – это мохнатая морда знакомого ему существа. Сплошные черные выпуклости на голове смотрели куда-то в сторону. Человек обратил на это внимание и перевел взгляд туда же: торчащий уродливый горб направлялся прямо к ним, расталкивая томно текущую воду. Человек быстро перекинул ногу и, пристроившись в самодельном седле на спине существа, потянул поводья коричневой узды вверх. В хаотичном движении громадина взлетела ровно в тот момент, когда горбатая рыбина прыгнула следом за так заманчиво висящей человеческой ногой. Щелчок рыбьих зубьев подсказал ей о том, что она промахнулась, и водяная жижа приняла многокилограммовую тушу обратно в свои объятия. Еще немного повисев на безопасной высоте и полюбовавшись нетронутыми небесно-голубыми наконечниками мечети, человек в химзащите утопил руку в мохнатой спине громадины и приказал лететь домой, на другой конец города – к станции Суконная Слобода.
* * *
Тагир спал уже несколько часов.
После всего увиденного, услышанного, испытанного и прочувствованного, такому сну мог позавидовать даже самый опытный и видавший виды мусафир. На самом деле уснуть ему помогла лишь дикая усталость. Все вопросы своих товарищей о том, как прошла встреча с Кефером, он проигнорировал. Это знание принадлежало только ему. И он хотел, чтобы испытанные страхи, эта черная желчь воспоминаний, осталась заперта в нем навсегда…
Уже по традиции его разбудила Латика. Она так упорно терлась своей мордашкой о руку пастуха, что игнорировать это было просто невозможно. Тагир разлепил веки, приоткрыв сначала один, а затем и второй глаз. Сидевшая на полу девочка в свойственной ей манере наклонила голову на девяносто градусов и посмотрела на Тагира, оскалив клычки.
– Доброе утро…
Девочка фыркнула и запрыгнула на пастуха.
– Ох-хо, тише-тише, Латика. Раздавишь…
Изумруды ее глаз продолжали светиться так же ярко. Девочка прилегла на груди мужчины и тихонько заурчала.
– Ну, как ты? Не устала еще по туннелям шарахаться? На волю не хочется?
Девочка не ответила. Она лишь свернулась калачиком и даже не шелохнулась, когда в юрту вошел Хан.
– Мне кажется, она ни на что теперь не променяет этот уют.
Тагир улыбнулся Хану.
– Давай, вставай. Мы кое-что нашли…

 

Кусочек станции Горки превратился в настоящую библиотеку. Пара старых деревянных столов на фоне зеленого мрамора, заваленных книгами с этой станции, а также со станции Хана, действительно вызывали у Тагира какое-то странное, знакомое ощущение. Его любопытный взгляд прыгал с одного потрепанного корешка на другую – столько книг он не видел еще никогда.
– Столько книг! И только одна из всего этого многообразия может хоть как-то приблизить нас к источнику, – это была Эжени. Она подошла к Тагиру и также окинула взором стопки прошлого, записанного в клоках бумаг. – Как все прошло?
– Как-то… странно… – продолжал разглядывать выцветшие корки обложек Тагир. – Лучше не спрашивай. Что будем делать?
– Хан кое-что нашел. Дождемся, когда он подтвердит подлинность записанного.
Эжени подошла к столам и вытянула из одной стопки знакомую ей книгу.
– «Куда приводят мечты», – прочитал Тагир, обратив внимание на корешок. – Интересная?
– Моя любимая, – подтвердила Эжени. – Советую почитать…
– Ну, и куда же приводят мечты? – улыбнулся Тагир.
– Судя по этой книге, – ответила краткой улыбкой Эжени, – в Рай…
– Тогда оставим ее до лучших времен…
– Эжени, Тагир! – откуда-то со стороны пару окликнул Хан. – Я готов…

 

В обеденном шатре собрались гаскарцы Хана, несколько людей Эжени, Тимур и Алмаз. Когда Хан заговорил, они все взглянули на своего мудрого друга. Сомнения и азарт смешались на его лице воедино.
– Это статья одного из историков прошлого. – Хан вытянул перед собой несколько пожелтевших листков. – Называется «Подземелья Казани». Здесь много чего говорится о тайных ходах, но этой информации уже несколько веков. И писал ее, поверьте, не наш с вами современник. Однако не доверять этой статье причин нет. Точнее, у нас больше ничего нет, кроме этой статьи, – ни записей предводителей, ни писем, ни намеков…
– О чем говорится в статье? – перешел сразу к делу Тагир.
– Тут все обрывками, но мне удалось привести их к общему знаменателю! – самодовольно улыбнулся Хан. – Есть вероятность, что вход в источник находится на поверхности, но это только вероятность. Предположение, основанное на дневнике одного муллы, которого уже давно нет в живых, и на статье одного писателя…
– Читай же! – не выдержала уже Эжени.
– Хорошо. Вот первый кусок…

 

Упорные слухи об источнике распространяли в первую очередь старожилы деревни. Мне посчастливилось услышать историю от моего соседа, как еще в тридцатые годы его прадед проползал по подземным туннелям чуть ли не до середины Казанки. Он якобы видел обломки мечей и горы скелетов… Этому я поверить не мог. Поэтому порылся в библиотеке нашего университета и откапал следующие записи: 19 августа 1836 года. Встреча Императора Всея Руси Николая I с архимандритом Зилантова Монастыря. Запись свидетеля: «Гавриил, в присутствии многочисленной свиты, желавший удивить Царя, рассказывает, что склеп церкви Нерукотворного образа, находящийся в памятнике, соединен подземным проходом с кремлем. Царь смеется. В ответ на насмешки царя архимандрит предлагает пройтись по этому туннелю. Царь соглашается…

 

– Дальнейшей записи нет… – констатировал Хан.
– Хорошо, что еще? – нетерпеливо подгонял Тагир.
Хан поправил очки и продолжил:

 

Меня привели к Муралеевской башне. Татры называли ее Нур Али Манарасы. Каменные ступени уводили круто вниз. Мы спустились и попали в прямой ход с каменными сводами. Ход привел нас к подземному хранилищу, так же выложенному камнем. И был там родник. Вот откуда осажденные татары воду хлестали. Тридцать тысяч вояк и тридцать тысяч обычных пили из него. Дорогу указала Каймай. Источник необходимо взорвать…

 

Расшифровки дневника князя Курбского Андрея Михайловича. 1549 год.

 

– Так, что? Его больше не существует? – задался вопросом Тимур.
– Это еще не все, – покачал головой Хан. – Одна статья из газеты как нельзя кстати подходит ко всему описанному…

 

Этой ответственной операцией руководил князь Серебряный – тот самый, что за год до этого увез в Москву ханшу Сююмбике. Подкоп начали от Даировой башни – ее мощные каменные своды давали возможность укрыться от любопытных глаз. Прорыв около 80 сажен (более 160 метров), нападающие услышали голоса людей, идущих за водой – здесь всегда было многолюдно и оживленно, как на городской улице. В этом месте ход расширили и закатили сюда 10 бочек с порохом (по другим свидетельствам – 20). Если считать, что в каждой бочке было 5–6 пудов пороху (около 100 кг), то заряд был достаточно мощным.
Взрыв произошел утром 4 сентября 1552 года. За ним с холма, на котором стоит нынешний памятник, пристально наблюдал сам Иван Грозный. Летописец так описывает взрыв у Тайницкой башни: «на ранней заре взорвало тайник с людьми казанскими, которые по воду ходили, и стена городская оплыла и обрушилась, и множество в граде казанском побило камением и бревны, с высоты великие падающие, еже зелием (т. е. порохом) взорвало». После этого Казань стала испытывать острый недостаток чистой питьевой воды. Осажденные вынуждены были пользоваться тухлой нечистой водой Черноозерского каскада. В городе начались эпидемии. Люди, как свидетельствовали летописные источники, «пухли и умирали». Это во многом определило исход осады. Однако взрыв разрушил лишь ход к роднику. Сам родник, почитавшийся у татар святым, сохранился до начала нынешнего века. Над местом выхода родника на поверхность был воздвигнут павильон, стоявший на берегу Казанки саженей на тридцать выше по течению (от Тайницкой башни). Этот павильон сломали уже в советские годы. Родник засыпали, и на его месте проложили насыпную асфальтированную дорогу.

 

– Рафаэль Мустафин. «Казанские ведомости» за тысяча девятьсот девяносто девятый год, – закончил Хан.
В шатре повисла напряженная пауза. Хан разглядывал лица товарищей в ожидании каких-либо комментариев.
– И что нам теперь? Все бросить и ринуться в Кремль, не зная точно, правда это или вымысел? – первым заговорил Тагир.
– Как ты считаешь, это может быть правдой, Хан? – перебила его Эжени.
– Я не могу взять на себя ответственность, ответив на этот вопрос. Предлагаю проголосовать. Потому что, если большинство решит, что попробовать стоит, нам всем придется подняться на поверхность…
Первым руку поднял Тимур.
– Я только «за»! Уж если мы ввязались во всю эту историю, нужно хотя бы попытаться довести ее до конца!
– Погодите-погодите! – воспротивился Алмаз. Рисковать жизнью ради мифического источника? Это вы сейчас серьезно, да?
Голоса разделились.
– Я тоже не уверена в правильности этого решения, – поддержала Алмаза Эжени. – У нас и так мало времени. Наемники обивают пороги других станций. Если с нами что-то случится… в общем, я не могу оставить своих людей…
– Скорее всего, – протянул Хан, – я поддержу Тимура. У меня свои мысли на этот счет. Ты что скажешь, Тагир?
– Ах, вот так, да? – Тагир поднялся из-за стола. – Снова все бочки катятся на обычного пастуха. А я-то думал, что хоть этот вопрос как-то без меня решится. Пусть тогда и Латика голосует. Мнение ребенка тоже нужно учитывать!
– Это ни к чему, – заспорил Хан. – Латику я бы оставил здесь! Так будет менее рискованно.
– Никого мы здесь оставлять не будем! У нас любой вариант уже лет двадцать как рискованный. Но если мы узнаем что-то об источнике, это будет второй козырь в рукаве. Я только не знаю, как мы туда попадем? Через метро до Кремля нам не добраться. По поверхности тоже не вариант. И что делать?
– Мы не пойдем, – улыбнулся Тагиру Хан. – Мы полетим…
* * *
Попасть на Суконную слободу, в племя Бал, через Аметьево было невозможно. Проход был заблокирован. По каким причинам это было сделано, Хан не хотел объяснять до тех пор, пока они не попали в вестибюль станции как подобает – через парадный вход. Тропа от Горок до Суконной слободы была протоптана уже давно, в обход самой Аметьево. На это у зааметьевский жителей были свои, жужжащие причины.
Когда в вестибюли всю свору встретили гаскарцы племени Бал и сопроводили их до платформы, Тагир сразу обратил внимание на уровень их жизни. Даже по людям было понятно, что племя живет в хорошем достатке, а возможно, даже и в изобилии. Теплого, песчаного цвета юрты, обрамленные золотистыми узорчатыми материалами. Такого же цвета баловцы придерживались и в одежде. Сами гаскарцы ходили в золотистых накидках и дутых шароварах, однако мечи их были совсем другого строения – более массивные на концах, чем у основания. Хан, проследивший за взглядом Тагира, не удержался:
– Это я им такие мечи нашел…
Навстречу отряду выдвинулся крепкий мужчина с чалмой на голове, которого однако не пощадила хорошая жизнь, о чем сразу же говорил его выпирающий живот, скрытый под халатом.
– Ас Саляму Уалейкум, Наиль Джан…
Тагир не сразу понял, к кому именно обратился мужчина, но слегка удивился, когда Хан с распростертыми объятиями встретил его.
– Уалейкум Ас Салям! Эх, Рафа! Как же давно мы не виделись!
Друзья крепко обнялись и похлопали друг друга по спинам. Одной рукой Хан продолжал придерживать мужчину, а сам принялся разглядывать его.
– А ты, я смотрю, с голоду пухнешь, Рафа?
Оба громко расхохотались, когда Хан похлопал мужчину по животу.
– Ну, так ты же теперь меня не гоняешь! Вот и приходится мучиться – тяжесть такую таскать.
– Так это мы быстро поправим! Приходи ко мне, будем с тобой каждое утро тренироваться.
Мужчины снова рассмеялись – все доставляло им радость в этой встрече. Затем Рафа немного успокоился и откашлялся.
– Так времена нынче неспокойные. Вот так и не доберешься до вас. Слышал я уже про наемников и про султана. И, судя по всему, одна у вас цель…
Хан кивнул.
– Было бы желание, Рафа, было бы желание. Я собственно, поэтому к тебе и пришел. Разговор есть.
– Для тебя, дорогой – все, что угодно! Пойдем ко мне, там все обсудим. А твои гости пусть располагаются. Мои люди проводят их. А это кто? – упитанный мужчина как-то резво повернул голову и посмотрел на единственную девушку в компании суровых вояк. – Никак Эжени к нам пожаловала? Грозная управляющая станцией Горки?
– Здравствуй, Рафа, – девушка подалась вперед и с теплотой приобняла предводителя племени Бал. Тагира это немного насторожило, но виду он не подал.
– Красавица! – с любовью оглядел мужчина старую знакомую. – Ты что здесь делаешь? Меня повидать пришла? И серьги, смотрю, мои не снимаешь…
Девушка аккуратно коснулась руками болтающегося на ушах украшения и улыбнулась. Глаза Тагира округлились. Он с нескрываемым удивлением пялился на двух воркующих друг с другом людей, пока Эжени с некоторым укором не взглянула на него самого.
– Ты же знаешь, не могу без приключений.
– Все такая же дерзкая и незабываемая, – прошептал мужчина. – Хорошо. Идите, отдыхайте. Позже поговорим…
Тагира и остальных сопроводили к столу, хотя он все время смотрел в след Хану. Было как-то необычно узнать, что его зовут Наилем.

 

В огромной юрте Рафы Хану действительно было очень удобно. Он давно так не расслаблялся.
– Так, что привело тебя, друг мой?
Хан промолчал, потому что в этот момент вошел слуга с вкуснейшим медовым чаем в бело-золотистых пиалах и сладостями на серебряном подносе. Рафа поблагодарил его, и он удалился, оставив их обоих наедине. Медовые кристаллы, пиалы с медом – так его уже давно никто не баловал. Рафа развалился в кожаном кресле цвета слоновой кости, основательно провалившегося от его тяжести, и подтянул к себе тарелку с кристаллами. Запив первую сладость чаем из пиалы, Рафа повторил вопрос. На этот раз, Хан не тянул с ответом и просто выпалил:
– Я нашел дочь гарибов…
Чай, уже остывший во рту Рафы, струей вырвался наружу, аккуратными брызгами приземляясь на поверхность стола.
– ЧТО??? – Рафа подпрыгнул на своем кресле. – Так вот из-за чего весь сыр-бор в метро. А я-то думал, что там за борьба за власть? О боже! И что? Ты привел ее сюда?
– Да. Мне нужен кристалл…
Хан спокойно продолжал пить чай, хоть реакция Рафы была ему и непонятной.
– Кристалл ему нужен, – повторил Рафа и снова заходил по юрте. – Ты хоть понимаешь, на что ты меня обрек? А если яланганы объявятся здесь? Или люди Султаната? Они же всех похоронят…
– Спокойно, Рафа. Султану нужно то же, что и мне, – а значит, хоронить он тебя не будет. Но это пока. Пока ребенок и кристаллы будут у меня.
– Ребенок? Так это еще и ребенок? Нет, нам точно конец! И что я по твоему должен делать? Я всегда был открыт для тебя – никогда не отказывал в помощи. Но сейчас, ты сам понимаешь, моя станция находится на территории султаната. Ты меня прости, брат, но если они придут за кристаллом, я отдам его им. Иначе, жизни нам не будет…
Хан допил чай и, опустив чашку, подошел к другу.
– Рафа, доверься мне! Если кристалл и источник попадут в руки султана, мы все под него прогнемся.
– Ну, не знаю, – помотал головой Рафа. – Сказать по правде, я не доверил бы кристалл ни тебе, ни султану. Я ж словно между двух огней…
– Тогда, не отдавай его никому из нас. Отдай его другому…
– Кому?
* * *
Хан и Рафа стояли в стороне, незаметно наблюдая за тем, как отряд племени Маадин поглощал угощения баловцев. Тагир сидел у края стола, постоянно подкидывая Латике кусочки мяса. Та хватала их налету и подбегала к нему. Рафа брезгливо осматривал Тагира – то, как он двигался, как общался, как громко смеялся и во что был одет. И все это ему очень не нравилось…
– Знаешь, что, – обратился он к Хану. – Этому деревенщине я бы и баранов пасти не доверил. Не то, что судьбу всего метро.
После этих слов, Рафа развернулся и направился обратно в юрту. Хан был поражен.
– Ты что, даже не пообщаешься с ним?
– Не вижу смысла…
Рафа даже не обернулся, поэтому следующие слова Хана врезались ему в спину:
– Я отдал тебе кристалл! И теперь прошу его вернуть!
Только теперь мужчина оглянулся и разъяренно посмотрел на Хана.
– Я не мог предполагать, что над племенем нависнет такая угроза! Значит, теперь я должен действовать по обстоятельствам. И обстоятельства, на мой взгляд, таковы – пока ключ у меня, мое племя в безопасности!
– Значит, ты только что потерял друга, Рафа…
Предводитель баловцев на секунду завис.
– Если ты решил, значит так тому и быть… – и скрылся в юрте.
Хан спокойно подошел к столу, но злость и обида отчетливо боролись в его глазах. Общением с Рафой он был сыт по горло. Тагир невольно приподнял одну бровь. Заметив это, Хан подумал минуту-другую и сказал:
– Собирайтесь, мы уходим!
– Хан, что стряслось? – забеспокоился Алмаз.
– Высокомерие и страх изменили этого человека, так что помощи нам здесь не окажут. Нужно двигаться дальше. Мы и так потратили много времени на пустую…
Хана перебили крики баловских гаскарцев, сумбурной волной хлынувших на станцию из противоположного туннеля. Некоторые из них были серьезно ранены. Алмаз кинулся к одному из них, чтобы узнать, что случилось. Но Хан остановил его.
– Им не нужна наша помощь. Мне дали это четко понять…
К разговору подключился Тимур:
– Но они же обычные люди…
– Все это будет на совести Рафы. Уходим! – упорствовал Хан.
Отряд гаскарцев, Тагир с Латикой, Тимур, Алмаз, а также Эжени еще какое-то время смотрели на распространяющуюся по станции панику, а затем двинулись за Ханом. Тагир заметил, как Рафа выбежал из юрты и направился в сторону раненых. Еще несколько баловских воинов вынырнули из противоположного туннеля. Все они были в крови.
Когда Хан был уже в метре от лестницы, ведущей в вестибюль, и освещал ее фонарем, кто-то сзади пытался докричаться до него. Но Хан не оборачивался. Это сделал лишь Тагир – он увидел бегущего к ним Рафу, на белой чалме которого проступили алые пятна.
– Хан! Ты что, даже не поможешь нам?
– Я теперь даже не знаю, как ответить тебе на это, Рафаэль!
Хан сделал акцент на имени предводителя, подчеркивая, что теперь между ними нет ничего общего.
– Но невинные люди. – Рафа был в растерянности.
– Ты предводитель племени. И твое решение привело к этому…
– Но как же? Ты же? Ты не можешь так просто уйти!
– Я уже это делаю!
Хан развернулся и начал подниматься по лестнице. И Рафа снова потянулся за ним. Тагир наблюдал за Ханом со стороны. Первый раз он видел этого человека таким хладнокровным. В глубине души, Тагир надеялся, что для Хана – это всего лишь игра, которой он хотел добиться своего. Было бы неприятно узнать, что одна лишь обида этого человека могла привести к смерти нескольких сотен людей.
– Я согласен… согласен, слышишь? Только помоги! Это наемники!
Хан остановился, а затем развернулся и вытащил свой меч, словно только и ждал этих слов. Сердце и мысли Тагира тут же расслабились и обрели свободу. Вера в этого человека его не подвела. По взгляду Хана он сразу же понял, что тот не позволит невинным погибнуть.
– Хорошо. Вещи оставляем здесь! Вспомните все, чему я вас учил! Не лезьте на рожон! Главное – самозащита. – Хан вплотную подошел к Рафе. – Есть какие-то способы забаррикадировать станцию?
– Что-нибудь придумаем…
– Хорошо. Ты еще помнишь, как этим пользоваться? – Хан вытащил второй меч из ножен одного из гаскарцев и протянул его предводителю племени Бал.
Эжени тоже рвалась в бой, но Тагир придержал ее, уговорив остаться вместе с Латикой.
Меж тем врагов явно стало больше: к нескольким наемникам, судя по всему, присоединились и гаскарцы султаната. Это было видно по одежде воинов.
– Ну что, ты еще сомневаешься?! – крикнул Тимуру Хан.
– Нет, но помни о нашем договоре!
Хан кивнул, и они ринулись в бой.
Отбиваться от яланганов было нелегко, даже несмотря на численное преимущество баловцев и маадинов. Особенно доставалось тем, кто прорывался вперед. Но общее воодушевление, и то, как и Хан и Рафа дружно орудовали мечами, прикрывая друг друга, не позволяло духу воинов сломиться. После очередной вертушки, в которой Хан и Рафа закружили свои мечи, Тагир, Алмаз и Тимур кинулись в самое пекло битвы под мелодию пуль. Принцип был прост – двое отвлекали, один нападал. Тагиру, как самому ловкому, выпала учесть отвлекавшего. Он старался прыгать от одного перекрытия к другому, попутно швыряя подаренные кинжалы в тела противников. Тех, кого не успел зацепить Тагир, добивал Тимур. А Алмаз разрывался на два фронта, иногда отвлекая на себя и тех, кто зарился на жизнь Хана.
Когда Тагир спрятался за очередной перевернутой юртой, он заметил, как же все-таки четко работал Алмаз. Прыжок, уворот, замах. Прыжок, уворот, замах и еще один замах. Под его мечом гаскарцы султаната валились на пол сразу, без надежды на воскрешение. Несколько яланганов, прущих из противоположного туннеля, сразу попадали в мясорубку. Вытягивать руку с пистолетом стало для них просто опасным действом, поскольку в любую секунду находился хоть один маадин, который проходился дерзким металлом по их конечностям.
А дальше произошло что-то странное – огромный комок огня в человеческий рост несся прямо на Тагира. Это была женщина. Вся ее одежда полыхала. Почему она выбрала Тагира и бежала именно на него, никто не понял. Сначала пастух сделал предположение, что кто-то из наемников целенаправленно поджег себя и пытался сделать то же самое с ним. Но чем ближе огненный шар приближался к мужчине, тем отчетливее он понимал, что на женщине полыхает баловская одежда. Он как-то неосознанно принял ее в свои объятия. Пламя начало жалить открытые участки тела, обжигало лицо и руки – спалило брови, волосы на предплечьях и уже прогревало накинутую на Тагира одежду. Мужчина быстро повалил тело на пол и принялся тушить ее, стянув с себя спортивную кофту. Пламя погасло, но женщина сильно обгорела. Обожженная кожа надрывалась на ее теле в поисках успокоения. Двое из баловцев быстро пришли на помощь и унесли отключившуюся пострадавшую в безопасную часть станции.
В том, что станцию собирались поджечь, у Тагира не оставалось сомнения, но случай с женщиной был единственным, поэтому он живо бросился на помощь остальным. Когда мужчина в очередной раз выпрыгнул из своего укрытия, Рафа заметил, что Тагир несся прямо на него. Рафа вертел мечами, отбиваясь от гаскарцев султаната, а сам украдкой продолжал смотреть на пастуха, который что-то выкрикивал. Вместе со словом «вприсядку», врезавшимся в ухо, в плечо Рафы вонзилась и одна из пуль, из-за чего, тот живо ушел вниз. Тем не менее, это и нужно было Тагиру – последние три кинжала он быстрыми движениями запустил в тех, от кого отбивался Рафа. И в того, кто стрелял. Теперь суть стратегии наемников была ясна – горевшая женщина была отвлекающим маневром перед тем, как они собирались убить предводителя племени. Все трое рухнули замертво, а Тагир и Хан одновременно подпрыгнули к что-то бормочущему Рафе.
– А я уж было подумал, что…
– Присмотри за ним. – Тагир кивнул Хану, а сам кинулся в дальнейший бой. Нужно было заканчивать…

 

В туннеле оставалось еще с десяток яланганов, пистолеты которых вспыхивали в темноте, как праздничные гирлянды. Маадины и баловцы пережидали, не высовываясь. Наконец, когда вспышки на какое-то время прекратились, Тагир первым рванул в темноту, надев когти на руку. Он начал с двух центральных врагов, насадив на лезвия перчатки сначала одного, затем второго. Слева прикрыл Алмаз, оставив бедолагу-наемника без пальцев. Тимур заострил свое внимание на крайнем – том, что попытался укрыться в темноте. Когда к остальным присоединились Хан и Рафа, оставшиеся в живых уже уносили ноги. Племянник султана еще какое-то время пытался преследовать их, а затем и вовсе скрылся в темноте. Тагир вытер пот со лба и посмотрел на Хана. Тот явно был чем-то недоволен.
Тимур вернулся из туннеля последним, как раз когда Хан выстроил своих гаскарцев, а заодно и баловцев на платформе. Вдоль отряда ходил запятнанный кровью, с уставшим лицом Хан. Тагир стоял в их ряду, держа за руку Латику, которая старалась походить на воинов, стоя прямо. Все это казалось ей игрой…
* * *
– Ты в порядке? – Хан украдкой вошел в юрту старого друга. Рафа лежал на матрасах, то и дело поправляя забинтованную руку.
– Да брось ты, царапина. Навылет прошла.
Хан присел рядом с ним.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нужно, брат. – Рафа осторожно посмотрел на Хана. – Твое прощение нужно. И чтоб ты парня сюда привел.
– Ну. – Хан улыбнулся и резко встал. – Первое у тебя уже есть, а второго сейчас приведу.
Через несколько минут Тагир уже сидел в юрте Рафы и осматривал стены, на которых висели старые фотографии. На всех них Рафа был изображен либо с отцом, либо один. Ни одной фотографии с матерью, с женой или с детьми он не заметил. Однако заострил внимание на изображении, где молодой предводитель стоял, подняв руку вверх и громко смеясь. Отражение домов в стеклах, приятные кремовые и шоколадные цвета и какие-то давно утерянные символы – палочка и нолик с хвостом.
«Как же давно мы потеряли эту жизнь…» – подумал Тагир.
– Это на Баумана. Последняя наша прогулка с матерью. Она никогда не любила фотографироваться, но зато любила фотографировать сама. Так ни одной картинки с ней и не осталось…
Тагир посмотрел на Рафу, почувствовав на себе его пристальный взор.
– Спасибо тебе…
Тагир привстал.
– Я делал это не ради вас, ради Хана…
– Значит, в этом мы похожи. То, что я сделаю сейчас, я никогда бы не сделал для тебя. Но я вижу, что Хан верит в тебя, поэтому, – Рафа достал из-под подушки кристалл и аккуратно уложил предмет в ладонь Тагира, – это передашь Хану. Теперь можешь идти. Больше мне ничего не нужно знать. За тебя теперь все будут рассказывать твои дела. Поэтому не подведи, нэсх.
– Спасибо!
Тагир слегка поклонился и направился к выходу, когда Рафа крикнул вдогонку:
– И Эжени с собой забери! С тобой ей будет безопаснее…
Когда Тагир вышел из юрты, возле Хана уже крутился какой-то странный мужчина. Подойдя ближе, Хан представил его как сопровождающего и добавил, что именно он доведет их до улья…
* * *
Чем ближе Тагир, Хан и Тимур приближались к станции Аметьево, тем отчетливее было слышно какое-то странное гудение. Тагира этот звук немного пугал, а Латику забавлял – она то и дело в точности повторяла этот прерывистый гул, вытягивая губы в трубочку, подпрыгивая вверх и растягивая:
– Уууу! Уууууу! Ууууууу!
Спросить у сопровождающего, что это за звуки, пастух так и не решился. А вот то, что показали Тагиру и остальным дальше, повергло его в шок. По словам сопровождающего то, что сейчас он видел, было обычной пасекой, но как раз «обычной»-то назвать это у Тагира язык не поворачивался. Несколько десятков метров туннеля были полностью облеплены медовыми сотами. Золото меда было настолько густым, что даже с потолков капли не падали, а замирали в гладких пузырчатых сосульках. Тагир подошел вплотную к стене и ткнул пальцем в медовую жижу. Отделения сот были размером с его голову, а внутри под сгустком меда сверкал знакомый медовый кристалл.
– Здесь они и созревают…
Тагир вздрогнул. Позади него стоял Хан, который тут же ткнул пальцем в мед и попробовал его. Тагир последовал этому примеру. Свежий мед вызывал неизгладимые вкусовые впечатления. Мужчина словно почувствовал аромат полевых цветов, только-только взошедших на поляне, и в голове его возник весьма неоднозначный вопрос:
– Если у вас такие соты, какими же тогда должны быть пчелы?
– Увидишь на Аметьево, – кивнул сопровождающий.
И Тагир увидел. Увидел желто-полосатую громадину. И не одну, а десятки! Десятки гигантских пчел, размером больше человека, копошащихся на станции! Причина этого постоянного прерывистого гудения была раскрыта – это были они. Тагир шарахался от них и прислонился как можно ближе к стене, за что и поплатился, плотно прилипнув к медовому сгустку. Одна из пчел тотчас же заметила это, и с легкостью поползла по медовому ковру в сторону Тагира. С паническим лицом сопровождающий подбежал к нему.
– Что ты наделал?!
Лицо Тагира скривилось в испуге:
– А что?
Сопровождающий старался вытянуть Тагира из меда, но у него не получалось.
– Ты же посягнул на самое святое!
Пчела подползала все ближе, и Тагир завопил, как девчонка:
– Ааа! Ааа! Скорее! Вытащи меня отсюда! Скорее!
Сопровождающий все тянул Тагира за одежду.
– Я не могу! Не могу! Извини, она тогда и меня сожрет! – и затем быстро отбежал в сторону.
– Что?! Куда ты?! – Тагир не мог поверить в происходящее. – Не оставляй меня здесь! Не оставляй! Что вы смотрите? Помогите же кто-нибудь!
Пчела уже нависла над Тагиром, и тот зажмурился:
– Неееет…
Тишина.
Первым, что услышал пастух, был истерический смех сопровождающего и остальных. Он открыл глаза и увидел, что пчела просто изучала его своими сплошными черными глазами. Хан, Тимур и Алмаз стояли рядом и ржали без какой-либо возможности остановиться. Наконец, сопровождающий постарался немного успокоиться и подошел к Тагиру.
– Видел бы ты свою рожу!
Сопровождающий погладил пчелу по мохнатому тельцу и, свистнув в свисток, заставил ее развернуться.
– Они абсолютно безобидны и совсем ручные!
– Знавал я одних таких ручных щенков. – Тагир грозно посмотрел на смеющихся товарищей.
– Прости, Тагир. Это не я. Это твои друзья попросили.
Сопровождающий не удержался и снова прыснул. Остальные, нисколько не сдерживаясь, потешались вовсю. Лишь Тагиру было ни капли не смешно.
– Так вы знали? – он злобно зыркнул исподлобья на Хана. – Ха-ха! Очень смешно!
– Все-все! Прекратить смех, – сопровождающий обернулся к остальным. – Давайте вытащим этого горе-добытчика.
После того, как несколько гаскарцев принесли огромную лопату для сбора меда, Тагир был извлечен из сладкого плена. Даже не обернувшись на след, оставшийся в стене, он решительно отправился за мужчиной – в баню…

 

Место, которое баловцы называли баней, действительно чем-то походило на нее. Но то, что видел Тагир, не совсем стыковалось с его воспоминаниями из детства. Как-то пару раз они с отцом посещали такое место, еще там, на поверхности, до Великой Трагедии. Это были бревенчатые избушки с печами и железными емкостями с горячей и холодной водой. Здесь же, на Суконной слободе, баней называли огромную бочку, в которой разводили грязную кипящую воду и медовые сгустки. Тем не менее, такой воды было достаточно, чтобы смыть с себя хоть какую-то грязь.
Покинув бочку, Тагир, обернув нижнюю часть тела полотенцем, вынырнул из-за ширм, ограждающих баню от остальной станции, и в таком виде поспешил к палатке. Один из банщиков пояснил, что с медом баловцы работают в специальных костюмах, поэтому инцидент с его одеждой – первый в своем роде, но они ее вычистят. Тагир шагал по станции, толком не вытеревшись, поэтому капли медовой воды стекали по его поджарому телу, на что окружающие не могли не обратить внимания. Среди них была и Эжени, которая быстро догнала Тагира.
– Что, боец, получил порцию меда?
– Только не говори, что ты тоже была в этом замешана! – фыркнул Тагир.
– Я? – деланно удивилась Эжени. – Нееет! Я в мужские дела не лезу.
Она громко рассмеялась.
– Ну-ну, я вижу. Я так полагаю, именно на этих штуках Хан хочет улететь? – спросил Тагир, подразумевая под «штуками» пчел.
– Баловцы уже пару лет пользуются их авиауслугами. Хотя мед они добывают значительно дольше. Ходят слухи, что пчелы завелись здесь еще при гарибах, а когда тех выселили, так и вовсе полностью заняли станцию.
Собирать медовые кристаллы для баловцев было обычным делом. Им занимался практически каждый житель, невзирая на пол и возраст. Но до полетов на полосатых сожителях допускались только избранные – отобранные во время обучения молодые девушки и юноши. Этот сложнейший процесс взаимопонимания между человеком и насекомым удалось отстроить только несколько лет назад. Неопределенное количество погибших, заболевание на почве радиации, тысячи экспериментов по покорению воздушного пространства, страх, потеря собственного достоинства и разума – вот та цена, которую пришлось заплатить баловцам за возможность создания медового царства. Теперь, конечно, все проходило намного проще. Взрослые, уже опытные баловцы открывали дорогу молодым, наблюдая за ними и сопровождая. От несчастных случаев не был застрахован никто, но теперь их было гораздо… гораздо меньше…
– Что собираешься делать? – уточнила Эжени намерения Тагира.
– Сначала оденусь, потом хочу поговорить с сопровождающим. Уж больно мне его принцип работы с пчелами знаком.
– А так не хочешь пойти? – снова засмеялась Эжени, указав на одно только полотенце, в которое был завернут Тагир.
– Тебе это, может, и нравится, а старого деда я до инфаркта доводить не хочу…
* * *
В юрте Тагир наблюдал за тем, как сопровождающий разливал только что заваренный чай в пиалы. Своими движениями он почему-то напоминал пастуху Хана. Тагир принял пиалу с горячим чаем из рук сопровождающего, отпил из нее, а затем задал вопрос, который хотел задать еще там в туннеле.
– Син коясын аулга?
Услышав знакомую фразу, сопровождающий удивленно посмотрел на Тагира и даже поперхнулся чаем. Откашлявшись и вытерев чай с подбородка, он уверенно произнес:
– Авиастроительная…
Тагир улыбнулся:
– Давно вы покинули станцию?
Сопровождающий отставил пиалу в сторону, поднялся и подошел к уже знакомому шкафу, пытаясь снова что-то достать.
– Давно… очень давно…
Сопровождающий достал с полки теперь уже черный сверток и вытащил такой же свисток, которым владел и Тагир. Он протянул его пастуху, а сам снова присел на стул и взял пиалу с чаем в руки.
– Когда в племени все поголовно увлеклись разведением баранов, я не мог этого делать. У меня это чисто физически не получалось. Они не слушали. Как, впрочем, и другие бараны… ну, ты понимаешь, о чем я…
Тагир понял и улыбнулся. Речь шла о пастухах.
– Поэтому, – продолжил сопровождающий, – я отправился куда подальше. Я и сам толком не знал, куда идти. Но мне как-то с ходу понравилось на Суконной Слободе. И я принялся собирать кристаллы. Спокойно. Без проволочек. Бери и делай свое дело, и никто над тобой не смеется, – сопровождающий глотнул чая. – А однажды, я попал не в главный улей, где в основном и живут пчелы, а в туннель, предназначенный для пчел, на которых летали баловцы. Я как-то и значения сначала не придал поведению пчел – все думал, такие смирные, спокойные. Когда же один из баловцев увидел меня, чуть в обморок не упал, все рассказывал, что мне повезло, что они не взбесились. Это я уж только потом вспомнил, что я, как дурачок, в свисток от нечего делать дул. Думаю, дай-ка еще раз попробую? И сработало. Это уж потом я попросился в строй к летающим. Тогда-то я и подумал, что лучше быть хорошим пчеловодом, чем пастухом-неудачником. Всем же хочется быть особенным. Кстати, откуда у тебя такой свисток?
– Мне отец его оставил после смерти, – пожал плечами Тагир.
– Интересное совпадение. Мне его тоже друг подарил, – засмеялся сопровождающий. – Может, они были знакомы?
Тагир не ответил.
– Это стебель реброплодника, – старик постучал по корпусу свистка. – Раньше из него делали музыкальный инструмент – курай. Не слышал о таком?
Тагир отрицательно покачал головой.
– А гарибы нашли ему другое применение. Так что, не каждый знает о нем.
– А на родную станцию вернуться не хотелось? – перебил старика Тагир. – Там сейчас людям тоже помощь нужна. Я понимаю, у вас все хорошо. А у нас жители от чумы погибают…
– Знаешь, Тагир, – сопровождающий подошел к шкафу, встал на цыпочки и закряхтел, доставая запылившийся сверток. – Я думаю, что мой уход с Авиастроительной был запланирован где-то там, наверху. И, возможно, где-то наверху был запланирован и твой приход сюда. Вот, смотри…
В свертке лежал черный кристалл меда. Совершенные выверенные формы, глубокий черный цвет, дикое сочетание чего-то знакомого и абсолютно неизведанного. Тагир коснулся пальцем кристалла, а затем лизнул его – это был мед, вкус которого быстро всосался в языковые рецепторы и растворился.
– Совершенный продукт, не правда ли? Одного такого кристалла хватает, чтобы не просто сбить следы радиации, а напрочь избавить от нее, будь то вода или человек. – Сопровождающий присел рядом с Тагиром и посмотрел на него вызывающе. – Пчелы – уникальные создания! Ты знаешь об этом? Это единственные создания, которые могут защитить свой продукт от радиации. Даже если все вокруг радиоактивно, это никак не отражается на меде. Пчелы в этом плане выступают как фильтры. А теперь представь, что Всевышний создал еще одно существо – гораздо более совершенное, на которое радиация не действует вовсе и в котором, возможно, кроется спасение человечества? Все это и есть черная пчела. Конечно, это только мои догадки…
– Что за черная пчела? – не понял Тагир.
– Черная пчела – явление столь же редкое, как и чистая вода в нашем мире. Найти улей этих созданий очень сложно! Мне повезло лишь единожды. Пролетал я как-то над лесом, и одна из крылатых хищных тварей сбила меня с пчелы. Я рухнул прямо на деревья, сбив улей. О, дикие пчелы жалили меня беспощадно, а яд в их жалах настолько опасен, что уже через минуту мое тело было наполовину парализовано. Единственное, что я мог тогда сделать, это наесться меда напоследок. Я сунул руку в улей и вытащил оттуда черную сладость, запихивая ее в рот вместе с пчелами. После этого я отключился.
– Боюсь спросить, что же было дальше.
– В том-то и дело, что ничего. Я очнулся как ни в чем не бывало. Да, весь искусанный, опухший, но живой. А улей был пуст. Я собрал остатки меда и несколько умерших пчел, чтобы изучить их здесь, но проверить мою теорию об опасности этих пчел и целительных свойствах черного меда мне так и не удалось. Сколько я не искал этих созданий, больше я их не видел.
– Так в чем же, как вы думаете, ваше предназначение?
– Знаешь, как люди говорят, Тагир? Если ты встретил необычного человека в необычном месте, значит, ты на правильном пути. Человек ты явно необычный, а место здесь куда уж более странное. Поэтому я хочу передать тебе то, что у меня есть. Может быть, ты когда-нибудь узнаешь, для чего Аллах послал нам этих существ? Для чего-то же он их послал? Поверь, у этого старичка все не просто так…
* * *
Тагир стоял в стороне, обдумывая слова сопровождающего и наблюдая за тем, как малыши-баловцы играли в так называемом загоне для детей – несколько ограждений, покрытых облетевшей желтой краской, принесенных с поверхности, служили теперь в качестве перегородок для детской площадки. На некоторых решетках висели какие-то красные щиты: один треугольный, а другой круглый, с белой полоской внутри. Латика сидела прямо около решетки, вдали от всех детей, наблюдая за их игрой. Малыши перекидывались резиновым мячом, на ходу придумывая какую-то очередную забаву – смесь догонялок с вышибалами.
Тагир скрестил руки на груди и смотрел на Латику. Ему было как-то неприятно, что маленькие дети не играют с ней. Он чувствовал ее одиночество, которое сейчас усиленно боролось с детским озорным смехом играющих. В тот момент, когда Хан что-то обсуждал с сопровождающим, Тагир заметил, как один озорной мальчуган запустил мяч в светловолосую девочку, от спины которой он и отскочил. Мяч сделал два ровных прыжка и откатился в сторону Латики. Дети замерли, а игрушка тихонько ударилась о ее ногу. Латика опустила глаза на мяч, поиграла с ним немного, прокатив по полу от руки до руки, а затем поднялась вместе с ним. Она сделала шаг в сторону детей, а дети ровным строем сделали шаг назад. Латика вытянула руку с мячом и, улыбнувшись, сделала еще один шаг вперед, а группа детей опять же назад.
Тагиру это совсем не понравилось.
Кто-то из детей толкнул светловолосую девочку вперед со словами: «От тебя мяч отскочил, ты его и забирай». Светловолосая робко смотрела на Латику, которая сделала еще один шаг. Дети снова отступили назад. Кроме светловолосой. И еще шаг сделала Латика, оказавшись уже на расстоянии вытянутой руки. Светловолосая смотрела ей в глаза, и страх постепенно рассеялся. Она аккуратно потянула руку, чтобы забрать мяч у Латики и в этот момент… ничего не произошло. Латика просто отдала мяч, развернулась и снова направилась к ограждениям. Тагир приостановился и с гордостью посмотрел на Латику – вроде все прошло неплохо.
Дети немного осмелели и окружили светловолосую девочку. Галдеж среди них продолжался до тех пор, пока один из ребят, тот же, что и вытолкнул светловолосую, не схватил мяч, и не запустил его прямо в голову Латике, со словами: «Теперь мы в этот мяч играть не будем!».
– О нет!
Тагир уже бежал в сторону вольера, когда озлобленная Латика с повадками хищника в три прыжка добралась до обидчика.
– Ааа! Ааа! Ааа! Ааа! – прерывистые вопли испуганного до полусмерти мальчишки тут же разнеслись по станции.
Тагир быстро растащил детей, однако группа взволнованных людей уже была тут как тут. И, конечно, первым, кому нужно было нарисоваться, был отец мелкого паршивца.
– Вы что, совсем оборзели?! Кто вас вообще на нашу станцию пустил?! – разорялся мужчина.
– Ты за словами следи! Сначала за своим сыном присмотри! А то вырастет таким же оленем! – Тагир держал Латику на руках, поэтому лишь отскочил в сторону, когда мужчина накинулся на него. Увернувшись, Тагир лишь отвесил пинка заносчивому баловцу, который рухнул как раз у ног сопровождающего.
– Т-а-а-ак. И что же здесь у нас происходит?
Мужчина быстро поднялся, вытер лицо и пальцем указал на Тагира.
– Я требую, чтобы его выгнали со станции! Он и его ребенок опасны для нашего племени!
Сопровождающий серьезно посмотрел на мужчину, а затем растянул губы в улыбке.
– И что же ты такого опасного увидел в ребенке? А? Ильшат?
Мужчина потупил взор, а затем обернулся к своему сыну, который уже перестал кричать и успокоился.
– Вы посмотрите! Посмотрите, что она сделала с моим сыном!
Сопровождающий глубоко вздохнул.
– Сейчас я не вижу ничего, кроме его мокрых штанов, и не слышу ничего, кроме твоих глупых доводов! Ильшат, ты на хорошем счету, поэтому не порть свою репутацию и иди к себе.
– НО!..
– Иди к себе! Я все сказал! – с рассудительного, сопровождающий переключился на приказной тон, и мужчина повиновался, одарив Тагира злобным взглядом.
Пастух спокойно дождался, когда мужчина исчезнет и лишь после улыбнулся. Но сопровождающий обратился и к нему:
– Тагир, вы здесь на особом положении, конечно, но правила одинаковы для всех! Так что, я тебя очень попрошу… ну, ты понял?
– Ага! – Тагир медленно кивнул.
– Хорошо, а теперь все расходитесь! Тоже мне, нашли развлечение! – обратился сопровождающий к остальным собравшимся.
Через несколько минут ни около загона, ни внутри его уже никого не было.
Латика явно была расстроена.
Тагир понимал, что, даже несмотря на свою внешность и силу, в первую очередь, она была ребенком. Пастух схватил забытый детьми мячик, подкинул его и принялся чеканить на голове. Латика недоумевающе посмотрела на него, а затем все свое внимание переключила на мяч.
– Что? – смеялся Тагир, прыгая с места на место, чтобы не упустить мяч. – Нравится тебе? Нравится? Я прямо как полузащитник из «Рубина». Давай, я буду Караденизом, а ты Рыжиковым?
Латика присела, вытянув ножки, и, громко рассмеявшись, захлопала в ладоши. Тагир давно не слышал такого заразительного смеха. Он сделал последний удар головой по мячу и отправил его в сторону Латики. Недолго думая, та вскочила с места и понеслась за ним. Ловко оббегая катившийся мяч со всех сторон, малышка прыгнула на него и, по привычке, выпустила коготки. Пух! Округлая форма предмета тут же испарилась. Прокатившись по плитке с лопнувшим мячом, Латика поднялась и отправилась к Тагиру, вытянув руки вперед.
– Ну что же ты, красавица? Лопнул?
Губки малышки скривились в недовольной гримасе, а глаза заблестели от слез. Еще бы чуть-чуть, и она разрыдалась. Вовремя почуяв неладное, Тагир подхватил девочку на руки и подкинул ее к потолку. Потом еще раз и еще. По ее глазам и вскрикам было понятно, что от этого действия у нее дух захватывало. И она снова громко захохотала.
– А давай, мы из тебя мячик сделаем?! – выкрикнул Тагир и положил девочку животом себе на макушку.
Быстро завертев головой, он то приподнимал Латику на руках, то снова отпускал, делая вид, что она отскакивала от его головы, а ее задорный смех еще долго звенел, заполняя просторы станции.
* * *
Тагир грохнулся прямо на шпалы и, отползая в сторону, снова поднялся. Теперь он метра за три обходил жужжащее насекомое – все думал, как к нему подобраться. Кто-то уже лихо вскакивал на спину животного по третьему, а то и по четвертому разу, как, например, это делал Хан. Даже Эжени запрыгнула на пчелу с первого раза. А вот Тагира полосатое чудище принимало неохотно, поэтому скидывало его при каждой возможности. Легкое чувство страха и брезгливости пастуха передавалось насекомому на расстоянии, поэтому их союз был заранее обречен. Трехчасовые попытки привели лишь к тому, что спина пастуха покрылась сплошными синяками, да и некоторым другим частям тела тоже досталось.
Тагир снова стал в стойку и посмотрел на пчелу, прикованную к шпалам железными цепями.
– Что? Ничего не получается?
Тагир обернулся на голос. Рядом с ним стояла Эжени.
– А, да ну ее! – мужчина махнул рукой на пчелу и отошел к стене. – Вот уж не думал никогда, что придется запрыгивать на такую бандуру. Какой же тут ботинок нужен, чтоб на нее наступить?
Пчела дернулась и всколыхнула массивные цепи.
– Они все чувствуют! Поэтому у тебя ничего не получается. Тебе нужно показать ему, что ты друг.
– Так это еще и он? Ну, все. Не видать мне полета. Не готов я еще к таким интимным отношениям с парнями. А у тебя вот, ловко получилось.
– Меня Рафа научил, – улыбнулась девушка.
– Аааа, Рааафа, – многозначительно протянул Тагир.
– Ты, что, ревнуешь? – прищурилась Эжени.
– Я? Никогда! Где уж мне тягаться с пузатым Рафой.
Девушка засмеялась, а Тагир встал в стойку и посмотрел на пчелу.
– Ты что ее, взглядом усыпить пытаешься?
– Да что ж такое-то? – мужчина опять обернулся. Теперь за его спиной стоял Алмаз. – Мне после тебя чего ждать? Что пчела со мной заговорит?
Алмаз улыбнулся:
– Спокойно. Я только хотел сказать, Хан решил, что вылетать нужно завтра…
– Так-так. – Тагир задумчиво заходил по платформе. – Значит, чтобы завтра улететь, сегодня мне нужно оседлать сначала это чудище…
От слов пастуха пчела снова завелась.
– Тише-тише, – обратился мужчина к насекомому и украдкой указал на Алмаза. – Это я про него, а не про тебя. Ладно, идемте. Есть хочу…

 

Тагиру хватило часа, чтобы поесть и собраться с мыслями. Когда он в очередной раз вернулся на Аметьево, где стая прикованных пчел продолжала о чем-то жужжать на своем языке, он заметил, что напротив одной из них стояла Латика. Она вплотную подошла к ней и смотрела в ее черные сплошные глаза. Мужчине показалось, что она что-то шепчет пчеле, одновременно поглаживая ее за головой, словно за ухом.
– Латика, что ты тут делаешь? – Тагир так и стоял на расстоянии, боясь подойти ближе, но девочка кивком головы подозвала его к себе.
– Нет уж, лучше ты иди ко мне, пока чего-нибудь еще не случилось.
Но девочка продолжала стоять и гладить пчелу. Тагир сделал шаг. Насекомое никак не отреагировало на него. Затем, он сделал еще шаг, и снова никакой реакции. Когда мужчина стоял уже совсем близко, Латика схватила его за руку и резко приложила ее к голове пчелы. Тагир зажмурился. А затем почувствовал легкую и приятную вибрацию на ладони. Он приоткрыл глаза – пчела не психовала и не дергалась. Латика щелкнула язычком, чтобы обратить на себя внимание, и кивком дала Тагиру понять, чтобы он делал то же самое – гладил пчелу. Мужчина сделал аккуратное движение рукой вперед, а затем назад. Пчела не реагировала.
– Так, – успокаивал он сам себя. – Спокойно. Ты же не тумбочку гладишь, в конце концов.
Тагир постарался придать плавности своим движениям и снова почувствовал приятную вибрацию. Громадина распустила крылья, освободив от них спину. Как-то интуитивно он понял, что это означает. Двинувшись немного в бок, Тагир подошел к пчеле, которая не казалась ему теперь таким уж чудовищным существом, и положил вторую руку ей на спину. Насекомое не сопротивлялось. Тогда он уперся в нее и, закинув ногу, уселся на животное. Пчела зашелестела крыльями и поднялась на тот уровень высоты, который позволяли железные цепи. Тагира уже не трясло. Он почему-то знал, что теперь все получилось. Латика оскалила зубки и, как это часто бывало, нырнула в темноту туннеля, оставив мужчину с пчелой наедине…
* * *
Около каждой палатки уже лежали аккуратно сложенные костюмы химзащитые. Звон железных цепей постепенно нарастал, складываясь от движения сначала одной пчелы, а затем и всех. Это колебание звука и объявило о наступлении нового дня. Довольные лица товарищей Тагира уже начали проявляться на станции. Один за другим они надевали свои костюмы и отправлялись в туннель, где их ждал сопровождающий. Тагир тоже поторопился. Теперь мужчина был уверен в своих возможностях, и ему не терпелось повторить то, что он проделывал вчера с помощью Латики.
Цепи спадали на пол равномерно, под четкими движениями хозяев. А пчелы, перехватывая у них эстафету, так же равномерно взлетали под потолок. Затем они ровным, но хаотичным роем выныривали из разбитых стекол станции Аметьево… к небу…
Эжени, Тимур и Хан с Латикой на руках вылетели первыми. Отстав от остальных, Алмаз завис в воздухе, в ожидании, что Тагир все-таки догонит его. Но его все не было и не было. Пастух все еще стоял рядом со своей пчелой и, прикрыв глаза, пытался прочувствовать вибрацию на ладони, которой мешал пробиться резиновый костюм. Он попытался вспомнить слова Хана и услышать эту вибрацию не ушами, а своим телом. Настроившись, он почувствовал, как легкая дрожь все-таки пробивалась сквозь материал химзащиты. Теперь было можно…
Алмаз хотел уже развернуть громадину, дышащую под ним, обратно – в сторону Аметьево, когда вдруг услышал жужжание сзади. Это был Тагир, свободно летящий на пчеле. Одарив друг друга одобряющими улыбками, они устремились вверх…

 

Пролететь на пчеле всю старую часть города не составило труда. Тагир даже как-то и не думал, что в пути может что-то случиться. Однако чем ближе он приближался к реке, тем мысль о том, что какой-нибудь хищный мутант может вылететь за ними, чувствовалась острее. Поэтому он махнул Хану и остальным, чтобы те тоже снижались. Пролет между домами казался более безопасным. Насекомое изменило траекторию и чуть приблизилось к разбитым дорогам города, оставаясь все же на уровне чуть выше городских крыш. Тагир осматривал здания вокруг, а сам уже дергал ногой в нервном предвкушении.
Пролетев мимо белого здания с широкими сквозными отверстиями в стенах, выложенного ровными квадратиками, пчела немного ускорилась. На здании гордо маячила надпись, исполненная некогда золотыми буквами – «АКАДЕ… НАУ… …АТАРСТА…».
Скелет мертвого здания оставался неподвижным. Стянутая кожа из стекла и бетона обнажила неживую постройку, напоминая о том, что когда-то это здание было чем-то важным, что его наполняли жизнью сотни людей, пронизав венами электропроводов и сосудами канализационных труб. Ни одна из живительных сил не текла теперь по венам этого мертвеца. Здание стояло как памятник – памятник чему-то умершему…
Впереди уже замаячило округлое строение, похожее на две сложенные пиалы или тарелки, и тянулись к небу нетронутые башни мечети. Тагир аккуратно ударил ногой по пчеле и дернул поводья, облетая волной несколько уцелевших столбов, похожих на колокольчики.
Пролетев еще несколько сотен метров и свернув параллельно знакомой и родной дороге, Тагир обратил внимание на теперь уже старостройку, на которой в его прошлом весел огромный плакат с тюльпаном и надписью на красном фоне «Мы победили!». Теперь плаката не было. И победы тоже не было. Разрушенные дома и дороги напоминали о том, что человечество проиграло. И проиграло давно…
Поверхность стала пределом мечтаний для этих людей. «Горящие» путевки в этот сомнительный тур не раздавались просто так, направо и налево, они были доступны лишь некоторым. Город-призрак оставался теперь всегда неизменным, но запечатленный в вечности не совсем таким, каким оставили его люди. Вот полуразрушенное здание некогда бывшей гостиницы «Татарстан». Сейчас оно было похоже на огромный кусок пирога, откушенный не менее огромной челюстью. Ломанная окружность, снесенная взрывом, прошлась как раз от крыши здания до его срединного основания. Вот «Шаляпин» – еще одна гостиница, которая словно приняла на себя волновой удар, защитив тем самым от взрыва следующую за ней красную церковь. Вот Дом печати – серое здание, словно из будущего, с белыми стеклянными клетками по обе стороны арки и окнами с разбитыми узорами, затянутыми растрескавшейся паутиной… Бездушный город, бездушные зрачки окон домов, бездушный облик чего-то бесконечно знакомого. И только небо оставалось неизменным во всем этом, лишенном теперь смысла, пространстве. Небо оставалось на месте…
Назад: Глава 8 Неверный
Дальше: Глава 10 Тайны Кул-Шарифа