Книга: Сказки апокалипсиса (сборник)
Назад: Кира Иларионова СЕТИ
Дальше: Сергей Шивков «НАРОДНЫЙ ОПОЛЧЕНЕЦ»

Сергей Шивков
ПЛОЩАДЬ РЕВОЛЮЦИИ

 

Товарищ, табачком случайно не богаты?
Спасибо большое. Сколько лет уже настоящих сигарет не видел — люди столько не живут! Никогда не думал, что дойдем до жизни такой. Я понимаю — после революции и в гражданскую не до излишеств было, самосадом все обходились. Потом война. А вот теперь двадцать первый век. И что? Все водоросли, водоросли... У меня от них в горле скоро жабры вырастут. Знаете, что сказал французский писатель Жорж Сименон? «Начинаешь курить, чтобы доказать, что ты мужчина. Потом пытаешься бросить курить, чтобы доказать, что ты мужчина». Ха-ха. Уже сколько раз пытался бросить, но...
Не беспокойтесь, товарищ, я постою. За день ноги затекли. Спасибо надо сказать Матюше Манизеру. Нет, я все прекрасно понимаю, что задачка была сложная: фигуры размером больше человеческого роста поместить в углы архивольтов. Только в итоге позы у нас получились очень зажатыми. Недоброжелатели даже говорили, будто мы представляем образ советского народа, который или сидит, или стоит на коленях. На каждый роток не накинешь платок. Только невдомек этим империалистическим мироедам-кровопийцам, что никакими трудностями, блокадами или санкциями не сломить человека молодой страны Советов!
И рабочего за станком, и колхозника на полевом стане, и оленевода в чуме воодушевлял в тридцатые годы трудовой энтузиазм проходчиков. Бригады дрались за план, забывая про обед, забывая, где день, где ночь! Парторги не выходили из-под земли сутками! И вот уже кажется нашим врагам, что сейчас выдохнутся наши люди в авральных шестидневках, сломается гордый отряд метростроевцев, не выдержат шестеренки в импортной бетоньерке, закончится кирпич на заводе.
И тогда в забой спускался он, Главный Прораб Республики! Шел он неспешной походкой. И там, где он появлялся, на лицах людей — от простого землекопа и до инженера — расцветали улыбки, лампочки светили ярче, вагонетки бежали быстрее, отбойные молотки стучали громче, бетон схватывался крепче. Смотрят враги Советской власти, а в «Ударнике Метростроя» новость: проходка ускорилась вдвое! А на Ильинку, в отдел кадров Метростроя, спешит молодежь: «Хотим вместе с комсомолом идти в забой, сражаться с подземной стихией!»
А станция наша все-таки красивая, ничего не скажешь. В тридцать восьмом году открылась, а словно это вчера было.
Ноги мои, ноги...
Вы знаете, ведь когда станцию принимали, правительственная комиссия тоже говорила, что позы у нас получились скованными. Но товарищ Сталин был иного мнения.
Помню, прибыл Иосиф Виссарионович на открытие станции, ходит, все тщательно осматривает. Вокруг народ. Какой-то дядька в коверкотовом пальто ему рассказывает:
  Станция залегает на глубине тридцать три метра...
А товарищ Сталин улыбнулся так, что от уголков глаз даже лучики пошли, и говорит:
  Ошибаетесь, дорогой товарищ: не тридцать три, а тридцать три и шесть десятых. Тип станции — пилонная, трехсводчатая, глубокого заложения. Диаметры залов — девять с половиной и восемь с половиной метров.
Все, все-то он знает!
Титан!
Главный Прораб Республики!
Дядька в пальто даже вспотел, а товарищ Сталин засмеялся, по-доброму так засмеялся. А следом за ним все тоже засмеялись. И рыжий в кавалерийской шинели, и плешивый старикан в пенсне и прорезиненном макинтоше, и председатель шахткома в брезентовой спецовке. Не смеялись только рабочие в новеньких и страшно дефицитных каучуковых комбинезонах, похожие на выбравшихся из морской пучины водолазов. Они просто жались друг к дружке, словно пингвины на зимовке, и молчали. А Иосиф Виссарионович потом рабочим руки жал, благодарил их за ударный труд. Но напоследок строго предупредил:
  Товарищи! Мировой империализм, задыхающийся в тисках мирового кризиса, ищет выход в развязывании войны. Поэтому долг каждого метростроителя — крепить мощь и обороноспособность страны, залогом чего являются перевыполнение плана проходки и бережное отношение к инструменту.
Сказал так, и пошел по станции. Вышагивает в сапогах из мягкой козлиной кожи, разглядывает скульптуры и приговаривает с грузинским акцентом: «Как живые, как живые...»
Вероятно, это и спасло станцию. А заодно и архитектора. Времена тогда были... сами знаете какие. Был бы человек, а дело найдется...
Кстати, в торце изначально располагался барельеф с изображением товарища Сталина с Конституцией СССР в руке. Но его убрали в сорок седьмом году, когда строили второй выход со станции. Зря убрали, зря. Все-таки отец народов.
Вот так мы и остались на станции.
Среди наших, положа руку на сердце, есть подозрительные типы. Вот взять фигуру изобретателя. И какой от него толк? Ничего не делает, а отговорка одна и та же: кто-то из пассажиров карандаш украл. Смех! Вот у матроса пистолет тоже воруют, но он революционной бдительности не теряет! Не мужик — настоящий кремень!
А футболист? Сидит со своим мячиком обнявшись, словно баба беременная, а кого-нибудь обыграл? Турок, там, венгров, басков или англичан? Что-то не слышал я о его спортивных достижениях. Знаете, что сказал однажды Оскар Уайльд? «О футболе я самого лучшего мнения. Отличная игра для грубых девчонок, но не для деликатных мальчиков». Ха-ха.
Вот девушка-снайпер — сразу видно, что настоящая комсомолка. И на груди значок — «Ворошиловский стрелок» первой степени.
Между нами, мне студентка нравится. Но все стесняюсь познакомиться. Она вся такая интеллигентная. А кто я? Простой пограничник. Винтовка, буденовка, собака. А ведь мы с этой студенткой через всю страну вместе ехали. Когда? Да в сорок первом.
В сентябре разработали правила пользования метроубежищем, а в первую воздушную тревогу, в ночь на двадцать второе июля, в метро собралось полмиллиона человек. Причем люди прятались не только на станциях, но и в туннелях. На платформах станций разместились женщины и дети, инвалиды и престарелые, для них были расставлены лежаки и раскладушки. В вагонах, стоявших на станциях, оборудовали медицинские пункты. Хотели и мы на оборону Москвы встать, да вышел приказ: вывезти нас в Среднюю Азию. Вот и ехал я со студенткой, только познакомиться так и не решился.
Вернулись мы в Москву только в сорок четвертом году. И что оказалось? В годы войны строительство метро не прекращалось ни на один день! В сорок третьем году был сдан в эксплуатацию участок Замоскворецкой линии со станциями Новокузнецкая, Павелецкая и Автозаводская, а в сорок четвертом — участок Покровской линии со станциями Бауманская, Электрозаводская, Семеновская и Измайловский парк. Такой народ невозможно победить!
Что?
Конечно, вместе с собакой путешествовал. Пес у меня верный, в разных переделках мы с ним бывали, сколько раз жизни друг другу спасали. Только не нравилось ему, это еще до Катастрофы было, когда студенты его нос терли. У них это перед экзаменами считалось хорошей приметой. А в результате что? Академии ихние с университетами на поверхности нынче позакрывались, а нос у Мухтара до сих пор блестит, что твой самовар.
Да, много чего нам повидать пришлось.
И услышать.
Однажды, это в году в пятьдесят шестом было, выходит из вагона один подвыпивший капитан второго ранга. С другом он был. Выходит, пошатывается — сразу видно, что не нарзаном душу лечил. Возле меня остановились, а морячок дружку своему рассказывает негромко: «...встал столб, а вверху его как гриб образовался. Сам столб пустой, а стенки — из воды. Вода от внутреннего свечения белая-белая, я такой никогда не видел. А мы, с десяток идиотов, вылезли на склон пологой сопки, рты раскрыли и стоим, любуемся. Были мы километрах в восьми от взрыва. Потом столб стал опадать, разрушаться, и получилось облако, которое ветер понес в нашу сторону. А потом что-то с нами не то стало. Военврач осмотрел нас в госпитале, обозвал дураками, посоветовал радиацию водковкой выводить и сказал, что после такого привета с Северного полигона нашим женам от нас теперь толку никакого».
Вот так я и узнал, что у нас появилось ядерное оружие. И казалось мне — вот сейчас, когда враг побоится к нам сунуться, мы мясом обрастем, затянутся, зарубцуются военные раны на теле трудового народа, и тогда пойдем мы к неизбежной победе коммунизма под руководством партии и правительства.
Знаете, что сказал Михаил Шолохов? «Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии».
Сильно сказано!
Нет, какой из меня ученый. Четыре класса церковно-приходской школы, а там революция, гражданская... Курсы младших командиров «Выстрел». Просто раньше народ часто с книжками в метро бывал. Остановится человек, читает, а я у него через плечо аккуратно посматриваю, мудрости набираюсь.
Вы помните, что сказал Ричард Олдингтон? Ну как же! «Сколько-нибудь стоящая книга всегда возникает прямо из жизни, и писать ее надо собственной кровью».
Кровью!
Да, книжки разные бывают.
Было время, в метро много читали. Лично мне нравился Хемингуэй, Пикуль, Дюма, Семенов Юлиан, Вайнеры братья. Стругацкие, конечно. Долго не мог прочитать Солженицына. Все шептались, имя его называли, на станции самиздатовские книжки втихаря друг другу передавали.
А потом запреты рухнули, все стало разрешено. Вот только вскорости и читать перестали. Нет, старики, те, конечно, остались верны книге. А вот молодежь легко променяла книгу на сайты, айпады, диски, смартфоны...
«А я девочка с веером, с плеером».
Ха-ха! Ну и где теперь все эти ваши айфоны, модемы, флэшки и прочая ерунда?
А книга снова в цене. И в большой цене! Чтобы ее найти, сталкерам зачастую на поверхности приходится жизнью своей рисковать. А библиотекари? Даже вспоминать страшно.
Книга — это не только духовная пища, но и грозное оружие в борьбе с врагами мировой революции. Когда фашисты в прошлом году на нашу станцию прорвались, что они первым делом сделали? Не к арсеналу двинули, не к продуктовым складам.
Сожгли архив товарища Москвина!
А ведь там были его речи, доклады, статьи, резолюции, письма, дневниковые записи... Пропала сокровищница словесной мудрости!
Хорошо, что типографское дело потихоньку развивается. Взять, к примеру, «Краткий курс истории Коммунистической Партии Московского Метрополитена» — тот, что в твердом зеленом переплете. Настольная книга каждого настоящего коммуниста! Руководство к действию! Это вам не глупые детективы и стивены кинги, которые появились у нас в последние годы существования Союза. Шлюзы открылись — мутный поток хлынул в страну.
А еще мне не нравилось, когда после распада СССР в метро все стены заляпали похабными плакатами — рекламой. Девки голые, черепахи, коты с дурными глазищами, мужики, на баб похожие... Разве об этом мечтали первые метростроевцы? Гадость, одним словом!
Реклама обходится очень дорого, особенно если ваша жена умеет читать. Смешно? Это шутка такая.
Ха-ха.
Зато теперь посмотришь на Площадь Революции — душа радуется.
Вокруг кумачовые знамена, транспаранты. Попрошаек и тунеядцев за двухсотый метр выдворили, стены от копоти очистили, пол от грязи отскребли. Красота!
На нашу станцию теперь даже с соседних веток на экскурсии ездят. Наши экскурсоводы, девушки-комсомолки, хорошо поставленным голосом: «Третьего октября тысяча девятьсот тридцать первого года Постановлением Совета Народных Комиссаров РСФСР был организован Московский метрострой. Первая очередь Московского метрополитена от станции Сокольники до Парка культуры, была открыта для москвичей уже пятнадцатого мая тысяча девятьсот тридцать пятого года, а в настоящее время в Москве построен целый подземный город. Трудом не одного поколения замечательных рабочих, инженеров, архитекторов и художников создан Московский метрополитен. За заслуги в строительстве метрополитена Московский метрострой награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени и Дружбы народов...» Тут выходят пионеры в белых рубашках и красных галстуках. Выстраиваются красивым полукругом и «Москву лирическую» как зарядят:

 

Под землею веянье ветров,
Площадь Революции. Метро.
Круглые сияют абажуры.
Бронзовые высятся фигуры.
В бескозырке с Балтики братишка,
С Красной Пресни токарь-ветеран,
Девушка с винтовкою и книжкой,
Хлебороб — сибирский партизан.
Дни и ночи, месяцы и годы
Подпирают каменные своды,
А над ними — высоко — Москва.
В скверах пробивается трава.
Светят звезды алые Кремля.
Белым пухом сыплют тополя...
На плечах покоится земля!

 

У многих гостей станции в этот момент даже слезы выступают. Пробирает до дрожи!
Лично я строчки про «звезды алые Кремля» убрал бы. Слышали про них? Вот и я о том же. Про траву и пух тоже можно было бы кое-что подправить. Фауна и флора наверху такая, увидишь — три недели спать не будешь.
Что-то я отвлекся.
Так вот, пионеры слезу вышибли, а затем экскурсовод, в точном соответствии с секретной директивой товарища Москвина, добавляет: «У Коммунистической Партии Московского Метрополитена имени Владимира Ильича Ленина имеются четкие перспективы на дальнейшее социально-экономическое развитие и процветание Красной линии».
Товарищ Москвин — это глыба.
Гений!
Титан!
Вождь!
Сейчас, конечно, нам тяжело...
Трудно... Понимаю... Однако это не значит, что мы отказались от своей светлой мечты. Просто строительство коммунизма временно откладывается.
Вот только не понимаю, дорогой товарищ, как же так случилось, что враг, которому мы в сорок пятом хребет сломали, оказался у наших ворот, как Чеховская — Пушкинская — Тверская оказались в руках у фашистов? Огненный смерч войны, обрушившийся на метро, стал испытанием для всех жителей Красной линии. Не просто сила столкнулась с другой силой — в спор вступили две морали: коммунистическая и фашистская.
У нас на Красной линии в победу коммунизма верят все, от пионера и до пенсионера. Но чтобы приступить к строительству идеального общества, всему миру пришлось пройти очищение огнем.
Вы ведь, наверное, помните, что незадолго до Катастрофы в Москве несколько раз объявлялась учебная тревога. Отрабатывались действия работников метро по снятию и подаче напряжения, расстановке составов на станциях, по приему и размещению населения. На учениях все было гладко, а когда все завертелось... Эх...
Уже пятнадцать минут жду, а его все нет.
Что?
Одного товарища жду. Погиб смертью храбрых в неравном бою с врагами. Проявил бдительность и не пропустил гидру мировой контрреволюции дальше двухсотого метра. Отстреливался до последнего патрона, а затем подорвал себя гранатой. Погиб, конечно, но с собой семь нациков забрал.

 

Велик от Земли до Сатурна предел,
Невежество в нем я осилить хотел.
Я тайн разгадал в этом мире немало,
А смерти загадку, увы, — не сумел.

 

Нет, ну что вы! Какой из меня поэт? Это Ибн-Сина.
И должен я проводить нашего героя в его последний путь, прямиком до председателя Небесного Совета Народных Комиссаров. Это вам не какой-нибудь загробный обуржуазившийся мирок, а наш, революционный рай.
Так это вы и есть? Тогда у вас должен быть мандат, заверенный товарищем Портнягиным.
Так... мандат выдан... печать... дата...
Документик в полном порядке.
Нет, здесь близко. Сейчас выйдем со станции, и я вас провожу до портала.
Нет, ничего необычного, просто небольшая дверь. Никаких перемещений во времени и пространстве. Это все сказки буржуазных фантастов.
Вы готовы?
Мухтар, к ноге!
В путь, дорогой товарищ!

 

Назад: Кира Иларионова СЕТИ
Дальше: Сергей Шивков «НАРОДНЫЙ ОПОЛЧЕНЕЦ»