Глава 20
Угроза

Перебирая находящиеся в ходовой рубке тральщика карты, Жаров нашел нужную и развернул ее.

– Так… Так-так… – скороговоркой повторял он. – Где мы? Мы здесь… После нашего приговора они не могли остаться поблизости от этого места или от Вилючинска. Куда они могли поехать?

Андрей вел пальцем по тонкой извилистой полоске дороги.

– Там куча поселков была, – пожал плечами Цой. – Может, приткнулись в одном из них?

– Да в Петропавловск они поехали. Если, конечно, машина не сломалась по пути, – предположил Горин. – Ну, сами посудите. Большой город. В руинах есть чем поживиться. Где-то могли уцелеть дома.

– Да им достаточно найти место у реки. Вода есть. Рыба есть. Что еще нужно? – возразил Александр.

– Давайте прикинем все «за» и «против». – Жаров взмахнул над картой руками. – Река, это правильно. Но в разрушенном Петропавловске можно найти много чего полезного. Лопаты, топоры, одежду, мыло… Да все что нужно, если постараться. В том числе и подходящее жилище. Елизово отпадает, потому что где-то там эпицентр второго взрыва. В почве могло остаться больше радиации, чем в холмистом Петропавловске. А это плохо для земледелия. Вот здесь хорошая пойма. Может, сейчас она засорена после цунами. Не знаю. Но место, где река впадает в бухту, широкое. Мусор, наверное, унесло уже. Тут был поселок… Никита, дай лупу.

Вишневский протянул Андрею увеличительное стекло.

– Спасибо. Так… Ага, поселок Авача. Пригород Петропавловска. Наверное, все, что осталось от поселка, смыло волной. Но вот здесь, обратите внимание, есть что-то вроде маленького ущелья между сопками. И тут течет небольшая река. Ручей, по сути. В нем вода в любом случае чище, чем в реке. Очень удобно. И большая река недалеко, чтоб ходить на нерест лосося. К тому же в этой ложбине между сопками какие-то дома могли и не пострадать. Очень козырное место. Город и его руины с нужными ништяками рядом. Река с красной рыбой и икрой тоже в пешеходной досягаемости. Складка местности предохраняет от ветров и могла сохранить здания. И буквально под носом пресноводный ручей, который уже давно самотеком вычистился от радионуклидов. Но вы еще вот о чем подумайте. Когда мы пришли проверить, покинули они казарму или нет, что мы нашли?

– Кур, – пожал плечами Цой.

– Да нет же… Кроме кур. Там были рисунки. Этот итальянец же у них художник. И буквально на всех был Авачинский вулкан. Они же помешаны на вулканах. Они же вулканологи. Значит, они поселятся там, где этот вулкан видно. Я бы на их месте выбрал именно вот этот район.

– То есть ты признаешь, что они просто ученые вулканологи, а не какие-нибудь шпионы и диверсанты? – усмехнулся Вишневский.

– Что-то я не понял, Никитос, ты это к чему? – нахмурился Андрей.

– К чему это я? Вот объясните мне, а чего это вы так переполошились? Вы изгнали этих людей. Но теперь вам этого показалось мало? Вы нашли повод и причину догнать их и убить?

– А ничего, что у него водородная бомба, идиот?!

– Да мы двадцать лет о ней знать не знали! И ему, судя по всему, плевать на нее было! Что теперь изменилось?!

– А теперь он ненавидит нас и захочет отомстить! – заорал Жаров. – Неужели непонятно?!

– А почему это он нас возненавидел, Андрей? Не напомнишь? Может, потому, что мы поступили с ними по-скотски? А может, стоит оставить их в покое, наконец?

– Никита, ты что, совсем дурак? – Жаров хлопнул себя ладонью по лбу. – У него двенадцатимегатонная бомба!

– Помнишь, здесь, на этом тральщике, не так давно мы вспоминали книгу. «Моби Дик». Я, может, и дурак. А ты себя капитаном Ахавом не чувствуешь?

– Слушайте! – воскликнул вдруг Александр. – А тот взрыв… Много лет назад… Может, это Крашенинников сделал? Может, тогда он и взорвал эту бомбу? А потом наши решили, что на нас напала Америка, и запустили ракеты. Американцы запустили свои ракеты. А потом все остальные решили тоже прийти на вечеринку и быть в тренде? Но все это затеял Миша?

– И с какой стати ему это было делать? – спросил Вишневский.

– Да мало ли… Надоели вороватые чиновники, оборзевшие депутаты… Зомбоящик…

– Саня, когда у тебя на шее вскочил фурункул, у тебя не было желания подорвать себя гранатой? – засмеялся Вишневский.

– Нет, черт тебя дери. Это ты к чему вообще?

– Это я к тому, Саня, что только конченый идиот будет уничтожать свой дом, если в нем завелись крысы. Вы хоть представляете, что было бы, если б на берегах Авачинской бухты взорвалась двенадцатимегатонная бомба?

– Можно подумать, что ты представляешь!

– Когда американцы испытывали свой первый термоядерный заряд, остров, на котором проходили испытания, испарился. Да там шапка взрывного гриба была чуть ли не в семь раз больше, чем ширина всей нашей бухты! И тот заряд был чуточку слабее. На мегатонну или полторы.

– Короче, как бы там ни было, нам надо поймать Крашенинникова, – резюмировал Жаров.

– Оставь этих людей в покое! Вот лучший вариант! – разозлился Никита.

– В покое?! А мы сами будем в покое, зная, какой меч над нами занесен?! Крашенинникова надо поймать, и точка! Готовьте тральщик, а я пока наведаюсь к этому старому хрену Сапрыкину. Не может быть, чтоб он был не в курсе.

– Ты что же, на тральщике решил за ним гнаться? – фыркнул Горин.

– Нет. Корабль их спугнет. Да и не сможем мы подойти к Петропавловску. Там у причалов много затопленных кораблей, а сейчас, наверное, и бревен всяких навалом. Дойдем примерно вот досюда на тральщике, – Андрей ткнул пальцем в карту. – А дальше на моторной лодке.

– Я в этом не участвую, – категорично заявил Вишневский.

– Что? – Жаров уставился на друга. – Кто-то еще?

– Никита, – вздохнул Цой. – Нам просто надо решить эту проблему. Я лично не собираюсь причинять Мише зло. Он скажет нам, где бомба, мы заберем ее, и все.

– А если не скажет?

– Тогда он действительно опасен…

– Чушь собачья! Вы пригрозили ему смертью при следующей встрече! Я в этом не участвую! Я останусь здесь, в поселке, который, черт вас дери, надо готовить к голодной зиме!

– Конечно, Никита. Оставайся, – кивнул Жаров. – Делай то, что считаешь нужным. Только от истории не ускользнет, кто из нас решился избавить наш новый мир от новой ядерной угрозы, а кто махнул на эту угрозу рукой, подставив наш новый мир под удар.

– Отличная трактовка истории, – поморщился Вишневский. – Просто великолепная! Но только ты не выдирай сей факт из контекста! И когда будешь писать эту свою историю, не забудь упомянуть про тех людей и про то, как мы с ними обошлись! Иначе все выдранные из контекста факты в этом нашем новом мире делают его очень похожим на тот – старый!!!

Сказав это, Никита удалился прочь.

– Ладно. Черт с ним, – поморщился Андрей. Хотя по его лицу было видно, насколько этот конфликт с другом тревожил его. – За дело, парни…

Шерифу было далеко за пятьдесят. И он очень любил свою форму. Оставалось только догадываться, сколько починок она пережила, но все же ладно сидела на Карле Риггзе, несмотря на многочисленные заплатки. Вьющиеся волосы шерифа зачесаны назад и седы. Лицо перечеркнуто черной повязкой, красноречиво свидетельствующей о том, что у Карла нет правого глаза. Здание с флагом оказалось и офисом, и домом шерифа. Тот сидел за столом, на котором разложена карта, видимо, найденная в руинах Петропавловска. Сверху лежала широкополая шляпа с характерной эмблемой шерифа.

– Вы голодны? Быть может, хотите пить? – спросил Карл, внимательно глядя на визитеров единственным глазом.

– Благодарю, но мы уже перекусили. Как раз когда к нам пришел ваш человек, – Михаил указал на Джонсона, севшего по правую руку от шерифа.

– Хорошо. Я бы хотел сказать, что рад приветствовать вас здесь. Ну, или что-то вроде «добро пожаловать». Однако мне что-то подсказывает, что лично вы можете счесть это за оскорбление. Ведь это вы хозяин на данной земле, не так ли?

– Земле несколько миллиардов лет, мистер Риггз. Человеку дай бог прожить хотя бы сотню. Было бы несколько наивным считать себя хозяином земли. Мы здесь лишь мимолетные гости. Как динозавры. Где теперь эти динозавры? Но, тем не менее, надо отдать им должное. Продержались они на много миллионов лет дольше, чем мы – хомо сапиенс.

– Это потому, что они до ракет и бомб не додумались, – усмехнулся Карл. – Но не рано ли вы справляете панихиду по человечеству? Мы ведь еще живы. И, на мой взгляд, весьма отрадно, что мы с вами, представители своего вида, не растерявшие человеческий облик и человеческое самосознание, встретили друг друга. Мы здесь, кстати, обнаружили среди развалин портовых сооружений карту местности. К счастью для нас, основные объекты на ней обозначены на двух языках. Естественно, на вашем, совершенно непонятном для нас. И на английском. – Он отодвинул свою шляпу и чуть склонился над столом. – Вот здесь небольшой полуостров Кра-шейн-икоф…

– Полуостров Крашенинникова, – кивнул Михаил. – Он так назван не в мою честь, если вы об этом. Но все равно приятно.

– Ваше полное имя очень сложное для произношения, – вздохнул Карл. – Что, если мы будем обращаться к вам – Михаил Краш?

– Учитывая, что мне довелось пережить крушение вертолета, я даже не знаю, как на это реагировать.

– Я прошу прощения…

– Да ничего страшного, – Крашенинников махнул рукой. – Можете называть меня просто Михаил, Миша, Майкл. Так будет проще всем.

– Спасибо. Итак, насколько я понял, вы что-то хотели сказать лично мне?

– Совершенно верно, – кивнул Михаил. – Признаться честно, мы едва ли ожидали встретить здесь людей. Хотя мы не так давно наблюдали в телескоп блуждающие источники света в Петропавловске. Теперь ясно, что это были ваши люди, не так ли?

– Да, мы иногда осматриваем руины на тех склонах. В сумерках пользуемся факелами.

– Но зачем осматривать руины ночью? – заговорил Квалья, удовлетворенный тем, что тайна странных огней наконец-то разгадана. – Разве не логично делать это при солнечном свете?

– Именно так, – кивнул шериф. – Но, видите ли… Мы несколько раз с наступлением сумерек слышали детский плач из тех руин. Именно когда становилось темно. И мои люди уходили искать этого плачущего ребенка. Шли на этот зов, но как только подходили к развалинам, предположительно из которых доносился плач, все стихало. Мы осматривали эти развалины, но никаких признаков жизни. Честно говоря, мы теряемся в догадках, что это могло быть. И все больше приходим к мысли, что кем бы ни был этот плачущий ребенок, он вовсе не ребенок, и возможно, даже не человек.

– Что же тогда?

– Если бы я знал! Суть в том, что если поначалу мы были полны решимости найти плачущего ребенка и помочь ему, то сейчас это явление все больше и больше пугает моих людей. Пока придумали объяснение, что это ветер гудит в каких-то конструкциях. Но, черт возьми, я сам это слышал. Это плач младенца… Хотя, быть может, я излишне впечатлителен с годами стал и это действительно ветер причудливо играет с воображением, гуляя в складках этой местности и в руинах.

– Ну, а проблемы какие-то были с этим? Это представляет угрозу? – спросил Михаил.

Карл пожал плечами:

– Трудно понять наверняка, сэр. Если это какое-то существо, то никаких нападений пока не было. Но проблема все же возникла. Несколько наших людей ставили сети в том месте, где река впадает в бухту. Они решили остаться там и переночевать в городе, чтобы попытаться найти источник этого плача. И мы этих людей потеряли. Правда, причиной тому было цунами. Рон сообщил мне, что вы ему рассказали, будто бы на другом берегу бухты был найден неопознанный мертвец?

Михаил кивнул:

– Да, мистер Риггз. И, насколько мне известно, это вызвало переполох в двух общинах. Они несколько раз проверяли всех людей, поскольку человеческих жертв во время цунами удалось избежать. И вдруг мертвец. А ведь о существовании других людей на побережье никто не знает до сих пор.

– Вы сказали – две общины? – насторожился шериф. – Мы, насколько позволяет расстояние, могли наблюдать косвенные признаки человеческой деятельности на том берегу. Но вы говорите, что там две общины?

– По сути, это одна община. Просто населяет она два небольших города, находящихся друг от друга в паре километров. Руководство у них общее – приморский квартет.

– Приморский квартет? Что это значит?

– Четыре человека. Достаточно молоды. Им немного за тридцать. Лидер не один. Их четверо. Но суть не в этом. Мистер Риггз, я думаю, вы не очень удивитесь, если я скажу вам, что местные не любят американцев?

Карл усмехнулся и покачал головой:

– Я, конечно, наслышан, что у вас во всех бедах было принято считать виноватой Америку. И даже не сомневался, что после атомной войны вы более дружелюбны по отношению к нам точно не станете. Среди нас тоже есть люди, которые считают, что это вы все начали. А вот лично я и мой друг Джонсон за столько лет так и не смогли определить в точности, а были ли мы с вами вообще основными фигурантами самовоспламенения цивилизации? Конечно, в такой ситуации принцип домино практически неизбежен. Но не исключено, что первым спустил курок кто-то другой. Можете ли вы чем-то дополнить наши догадки о первопричине случившегося?

– Едва ли, – вздохнул Михаил. – Я помню, что в мире множились проблемы. Но вместо того чтобы их решать, все больше обвиняли друг друга в этих проблемах. Во всяком случае, люди на другом берегу уверены, что вы напали на нас. И давайте будем предельно честны. Когда-то вы создали военный альянс НАТО, как военный кулак противодействия так называемой советской угрозе. Но однажды Советского Союза не стало. И мы пошли на беспрецедентные уступки. Что в итоге? Ваш военный альянс не прекратил существования после исчезновения причины его возникновения. Более того, он стал разрастаться и все больше приближаться к нашим границам. Согласитесь, мы не совсем в равном положении. И я могу понять людей, которые уверены, что первый выстрел сделали вы.

– Что вас так беспокоило это НАТО? У нас в Штатах многие даже и не знали про такую организацию. Неужели вы думали, что альянс собирается напасть на вас?

– У нас говорили, что если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в этой пьесе оно обязательно выстрелит. Видите ли, мистер Риггз, за всю свою многовековую историю Россия воевала более трех сотен лет. Дольше, чем существовала ваша страна. Это важно понимать. Я подозреваю, что вам это понять сложно. Расположившись от края до края континента и имея сухопутную границу лишь с двумя странами, вполне себе лояльными и послушными вам, американцам трудно представить, в каких условиях и через какие тернии и рифы пробивала себе путь наша история. Множество раз на нас нападали. Иногда все дело ограничивалось приграничной стычкой. Иногда были многолетние войны и оккупация. В разное время в Москву входили поляки, французы… Ее разоряли и жгли орды из Крымского ханства. И нам приходилось отстаивать свое право на существование. И особо остро это было, когда к нам вторглись нацисты. Конечно, бывали случаи, когда по разным причинам войны развязывали и мы сами. Вот, к примеру, почти сто тридцать лет назад мы сами спровоцировали Русско-японскую войну. Абсолютно глупая и бессмысленная авантюра, в которой, к тому же, мы проиграли. А сколько раз нападали на вас, Карл? Сколько было интервенций и оккупаций? Вы, безусловно, помните атаку японцев на Перл-Харбор. И это действительно трагическая страница истории. И я с уважением отношусь к вашей памяти о том дне. Если я не ошибаюсь, это случилось 7 декабря 1941 года?

– Верно, – кивнул шериф.

– Что ж, память меня не подвела. Но известно ли вам, что 22 июня того же года на всей протяженности нашей западной границы у нас было сотни Перл-Харборов? Трудно себе такое представить, не так ли?

– Действительно. Очень трудно.

– Есть еще одна историческая память, которую вы воспитываете в своих гражданах с младенчества. Память о Войне за независимость и память о Гражданской войне Севера и Юга. Но есть одна подзабытая деталь. Именно Россия выступила гарантом того, что в охваченные Гражданской войной Соединенные Штаты не вторгнутся войска иностранных интервентов. Русские военные корабли встали в ваших океанских портах, упредив Францию и Великобританию от вмешательства в ваш конфликт. При этом не вмешивались и сами. В итоге у вас сражались Север и Юг. У нас тоже была Гражданская война. Но географически мы расположены иначе. Никакая сила не смогла бы предотвратить вторжение иностранных армий в охваченную Гражданской войной Россию. И это случилось. Если мне сейчас не изменяет память, то в нашу страну тогда вторглись армии примерно четырнадцати государств. Четырнадцати, Карл. В том числе и ваша военная экспедиция. Такое тоже трудно себе представить. Но для нас это данность, кровью начертанная на страницах истории. А теперь на минуту представьте себя среднестатистическим русским, который любит свою страну и неравнодушен к ее истории. И где-то там, за пределами вашей страны существует военный альянс, по всем показателям превосходящий военные возможности вашей страны. Более того, ваша страна дважды пыталась вступить в этот альянс и присоединиться к государствам, входящим в него. Но вам дважды отказали. У вас не вызовет это тревоги?

– Майкл, ваш ядерный арсенал делал бессмысленным любые планы по военному нападению даже десяти таких альянсов…

– Да не в этом дело, Карл. А в том, чтобы поставить себя на место русского. Представить, что войн в вашей истории более чем на три века непрерывного кровопролития. Вашу столицу захватывали, разоряли и жгли. Ваших соплеменников угоняли в рабство. Ваших соплеменников душили в газовых камерах и жгли в печах. На вашу страну не раз обрушивался армагеддон, и каждый раз вам приходилось ее восстанавливать. Залечивать раны. И вот военный блок, планомерно приближающийся к вашим границам. А в странах, входящих в этот блок, толерантная и политкорректная демократическая пресса позволяет себе писать о вас шовинистические и даже расистские статьи. Вызовет у вас это тревогу или нет?

– Конечно, вызовет, сэр. И правильно ли я понял, что все, что вы мне сейчас рассказали, сконцентрировано в ненависти к нам, которую питают люди на том берегу?

Крашенинников тяжело вздохнул, откинувшись на спинку кресла.

– Хотелось бы мне быть уверенным, что это не так. Но вот в чем дело. Мы все эти годы скрывали от местных, что Оливия американка. Но все тайное рано или поздно становится явным. И вот они узнали правду. Нас изгнали, пригрозив казнью. Просто за то, что она американка. Именно по этой причине мы оказались здесь сегодня.

– Послушайте, Майкл, но разве вам не кажется, что на том берегу живут варвары?

– Не смей так говорить! – нахмурился Михаил.

– Простите, но я лишь говорю о том…

– Ты так ничего и не понял из всего того, что я сказал, Карл?

– Одна маленькая деталь, – подал голос сидевший позади Квалья. – Объявив нам приговор, эти варвары как будто случайно оставили нам бочку бензина.

– И что из этого? – усмехнулся шериф.

– Видите ли, дорогой сэр, – одарил его своей обаятельной улыбкой Квалья. – Мне вдруг пришло в голову, что президент Гарри Трумэн предупредил жителей Хиросимы, что хотя бы женщины и дети должны этот город покинуть. Ибо Пол Тиббетс уже летит к ним на крыльях апокалипсиса. Но ведь Трумэн этого не сделал. Правда?

– Но это же стокгольмский синдром, сэр. Вы оправдываете людей, которые жестоко обошлись с вами.

– Я только что раскрыл вам глубинные смыслы их мотивации, мистер Риггз, – продолжил Крашенинников.

– Правильно ли я понял, что нам следует ждать нападения со стороны людей, живущих на том берегу, Майкл?

– Я предупредил вас не для того, чтобы вы готовились к войне, Карл. Я не хочу, чтоб на моей земле была война и лилась кровь. Я хочу, чтоб у вас было время подумать о том, как найти общий язык с местными жителями. Как этой войны избежать. Она бессмысленна.

– И вы считаете, что это возможно? В свете того, что вы рассказали мне, возможно ли нам убедить местных, что мы не враги?

– Честно? Я не знаю. Я не знаю, каков градус ненависти у приморского квартета и у общины. И я не знаю, как к местным могут отнестись ваши люди. И уж тем более я не говорил, что это может быть легко. Но знаете… Джон Фицджеральд Кеннеди перед стартом лунной программы сказал: «Мы сделаем это. Не потому что это легко. А потому что трудно». И вы сделали это. Вы полетели на Луну.

Шериф задумчиво потер кончиками пальцев лоб над повязкой и бросил мимолетный взгляд на Рона Джонсона. Долго подбирая слова, он, наконец, обратился к Крашенинникову:

– Послушайте, Майкл. Я благодарен вам за информацию. И вы действительно рассказали мне очень много интересного и важного. Но… Не могли бы вы нам рассказать о численности боеспособного населения тех общин, об оружии и имеющейся технике?

Михаил скрестил руки и покачал головой:

– Я не ослышался, мистер? Вы действительно меня спросили об этом?

– А в чем, собственно, проблема?

– Неужели непонятно? Я повторяю… Я здесь говорю с вами для того, чтобы был шанс предотвратить вероятный конфликт, а не для того, чтобы занять вашу сторону в этом конфликте. На том берегу мой народ. Понимаете? МОЙ народ. Я русский человек. Я люблю свою Родину и свой народ. У меня могут быть разногласия с кем-то из тех людей. Но это не отменяет того кто я есть. Я не хочу, чтобы мои люди стреляли в вас. И не хочу, чтоб вы стреляли в них. И я не собираюсь предоставлять информацию, которая может навредить моему народу. Я не для этого пришел к вам.

– Ну что ж, – вздохнул Карл. – Я мог бы догадаться… Впрочем, я прекрасно вас понимаю и не настаиваю. – Сказав это, он улыбнулся и устремил взор единственного глаза на Оливию. – Мисс Собески, вы гражданка Соединенных Штатов Америки. Не так ли?

– Да, это так. – Оливия кивнула.

– И вы помните клятву нашему флагу, что давали в школе?

– Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он символизирует, одной нации под Богом, неделимой, со свободой и справедливостью для всех, – ответила Оливия, дав понять, что текст клятвы помнит хорошо до сих пор.

– Замечательно, мисс Собески. Не могли бы вы рассказать мне о численности боеспособного населения в русской общине, об их вооружении и военном потенциале?

– Я гражданка США, шериф.

– Да, я в этом нисколько не сомневаюсь, мисс Собески. Но все же…

– Но все же, шериф, у меня есть права, гарантированные нашей конституцией. Я не обязана свидетельствовать против своего мужа.

Михаил повернулся и с изумлением уставился на Оливию.

– То есть вы хотите сказать, что этот человек… Майкл… является вашим мужем?

– Да, шериф. Это мой муж.

– Но я не прошу вас свидетельствовать против него, мэм.

– Вы просите меня предоставить информацию, которую не может, из соображений личных убеждений, предоставлять мужчина, которого я люблю и женой которого я являюсь. Если эту информацию предоставлю вам я, то тем самым я, пусть и косвенно, буду свидетельствовать против него. Американский закон на моей стороне. Я прошу вас больше не задавать мне таких вопросов.

– О-окей… – озадаченно выдохнул шериф и уставился на Антонио.

– Даже не думай, приятель! – засмеялся Квалья.

Недовольно причмокнув, Карл повернулся к Джонсону:

– Старею, Рон. Мне следовало допрашивать этих людей по отдельности.

– Так это, по-вашему, был допрос?! – воскликнул Михаил. – Я сам пришел к вам!

– Успокойтесь, – шериф выставил перед собой ладони. – Вы только что просили меня понять русских. Теперь и я прошу вас понять, в какой непростой ситуации я, да и все мы, оказались…

Договорить он не успел. Дверь распахнулась, и в нее вошел человек, который, судя по дыханию, сильно запыхался. Это был темноволосый бородач с кепкой на голове. Одной рукой он сжимал дробовик «Ремингтон», а в другой какой-то продолговатый цилиндрический предмет.

– Вот, Карл, полюбуйся! – воскликнул вошедший мужчина, демонстрируя цилиндр.

– Марк? Какого черта? – поморщился шериф.

– Это было у них в машине! Это сигнальная ракета! Они должны были передать сигнал к атаке своим! – вопил Марк.

Теперь Антонио понял, почему этот предмет показался ему знакомым. Это та самая сигнальная ракета, что дал ему Евгений Сапрыкин, дабы тот смог предупредить о возвращении медведицы.

– Моусли, что в словах «не трогать их машину и не подходить к ней» ты не понял, а? – строго спросил Джонсон.

– Что я не понял? Это ведь твоя работа! Это ты у нас за безопасность отвечаешь, не так ли?!

– Прекрати орать, – устало вздохнул шериф. – Проклятье, мне посчастливилось два дня не видеть и не слышать твоих истерик. И вот опять, Моусли.

– Они готовятся к атаке, Карл! А это – сигнальная ракета!

– А это шляпа, – кивнул Риггз на свой головной убор, лежащий на столе. – А это, – он показал на выход, – дверь. А это мой сапог, который будет у тебя в заднице, если ты сейчас же за эту дверь не выйдешь. Эй, Рон!

– Да, Карл?

– В одном прав Марк. Ты у нас за безопасность отвечаешь. Верно?

– О да, – усмехнулся Джонсон и шагнул к Моусли. Как только они оказались рядом, контраст был очевиден. Громила на голову был выше Марка, и напрягшиеся бицепсы Рона просто ужасали. Он схватил вошедшего и вытолкал за дверь, выходя за ним следом.

После того как дверь за ними закрылась и в офисе шерифа воцарилась тишина, Карл вздохнул, уставившись на карту.

– Я приношу свои извинения, – заговорил он после недолгого молчания. – Это… Это был Марк Уолтер Моусли. И он… идиот… Как же без них, черт возьми…

– Ничего. Бывает. Мы понимаем, – кивнул Михаил.

– Это действительно была сигнальная ракета?

– Да, – сказал Антонио. – И она принадлежит мне.

– Да вы не волнуйтесь. Джонсон вернет ее на место. Признайтесь честно, что еще вы прячете в машине? У вас есть оружие?

– У нас есть оружие. Самодельный арбалет, пара копий, ножи и топоры. А еще в машине шесть кур и пара крайне опасных петухов.

– Смешно, – хмыкнул Риггз. – Ваши куры способны давать потомство?

– Конечно.

– Видите ли, мы перебиваемся мясом и яйцами чаек и альбатросов. Привыкли, знаете ли, за годы скитаний по алеутскому архипелагу. Еще наловили здесь зайцев и пытаемся разводить. Мелковаты они, конечно. Но это ведь лучше, чем ничего…

– В свое время мы поделимся с вами цыплятами для разведения, – кивнул Крашенинников.

– Буду очень благодарен. Мы все будем благодарны. И, вероятно, раз уж вас прогнали и вы ищете новое место, то взамен захотите присоединиться к нашей общине?..

– Как я уже говорил, мистер Риггз, я буду предельно с вами откровенен и честен. Это город, в котором я родился и вырос. Это мой город. Мне не нужно ваше разрешение…

– Миша! – воскликнула Оливия. – Зачем ты так?! Он же совсем другое имел в виду!

– Дорогая, я прекрасно понимаю, что он имел в виду. Я просто не хочу, чтоб у кого-то сложилось ложное впечатление, будто нам делают великое одолжение, разрешив поселиться здесь.

– Надеюсь, вы не будете выгонять кого-то из моих людей из тех домов, что мы заняли, чтоб самим там поселиться? – нахмурился шериф.

– Нет, – ответил Крашенинников. – Но я заметил, что в стороне есть несколько уцелевших зданий. Они нам подойдут.

– Такие здания есть, да. Вы что же, хотите жить обособленно? Разумно ли это? Мы заметили, что в этих краях довольно много медведей.

– Мы так привыкли. Жить обособленно. С другой стороны, до тех строений пара сотен метров. Мы всегда будем в зоне видимости друг друга.

– Как вам будет угодно. Я провожу вас…

Они вышли на улицу. На склоне, в полусотне шагов, собралось несколько десятков человек, и Джонсон что-то им говорил. Люди с любопытством смотрели в сторону Михаила и его спутников. Отсюда, из небольшого здания, которое облюбовал для себя шериф, открывался довольно хороший вид на всю общину и соседний склон. В двухстах метрах на востоке действительно было несколько зданий. Те, что были повыше, сильно пострадали от ударной волны. А вот два небольших дома оказались защищены вершиной холма, на склоне которого находились. Сохранились даже остатки дороги, поднимающейся от кольцевой развязки на дне небольшого ущелья и ведущей к этим зданиям.

Михаил поднял взгляд и посмотрел на флаг, висевший над входом в дом шерифа.

– Рано или поздно они увидят вас и увидят этот флаг, Карл, – вздохнул Крашенинников. – Мои соотечественники. Рано или поздно они это увидят.

– Я тоже буду с вами предельно откровенен и честен, сэр, – сказал шериф, водружая на голову свою шляпу. – Я не сниму наш флаг, если вы об этом. Нет, я не собираюсь объявлять эту территорию юрисдикцией Соединенных Штатов. Но все эти годы тяжелейших испытаний, что нам пришлось преодолеть, он был с нами. Он нужен нам, как символ нашего единства. Он нужен нам, чтобы мои люди помнили, кто они есть. Я не сниму этот флаг, сэр.

– Даже после всего, что я вам сказал?

– Тем более после всего, что вы мне сказали. Пусть этот флаг будет знак тем людям, что мы не прячемся, не притворяемся и не скрываем того, кто мы такие. – Карл повернулся к Оливии: – Простите, мэм, это ни в коем случае не укол в ваш адрес. Я прекрасно понимаю, почему вам пришлось много лет скрывать, что вы американка. Но теперь мы поступим иначе. Продемонстрируем открытость и готовность к диалогу.

– Выставляя напоказ флаг, который у многих на том берегу и до войны ассоциировался с угрозой, шовинизмом и военной агрессией?

– Выставляя напоказ флаг моей страны, а еще стариков, детей и женщин, что здесь живут. Вы ведь тоже можете на доме, в котором поселитесь, повесить свой, русский флаг. Или русский и итальянский. Или даже ваш старый, коммунистический флаг. Могу заверить, что никто не посмеет здесь вам возразить.

– Конечно, – усмехнулся Михаил. – Ведь это мой город. Вы же не забыли, верно?

Карл вздохнул, качая головой:

– Даже вы, Майкл, ненавидите нас, американцев.

– Вовсе нет. Для меня в первую очередь люди делятся на хороших и плохих. И если мое впечатление не ошибочно – вы хорошие люди. И там, на том берегу, тоже хорошие люди. Но если хорошие люди начнут стрелять в хороших людей, то все превратятся в плохих. Мне не мешает ваш флаг. И никогда не мешал. Но я предупредил вас.

Старый многоквартирный дом на улице Кронштадтской выглядел удручающе. Он и раньше-то не радовал красочными тонами. Не крашенный со времен визита какого-нибудь высокопоставленного чиновника, потрескавшийся после войны и землетрясений, теперь он умудрился пережить еще и цунами. Медали, которая была изображена на торце здания и занимала в высоту три этажа, давно не было на доме, но его все равно называли «дом с медалькой» по сию пору. Сейчас из многих окон первых двух этажей торчали какие-то ветки, палки и свисали водоросли.

Евгений Анатольевич Сапрыкин высунулся из окна своей квартиры на первом этаже и вывалил очередную порцию собранного в жилище ила на стоящую под окном тележку. Наводить порядок ему помогал Борис Хан.

– Дядя Женя, чего ты на верхний этаж не переселишься? Пустых квартир много ведь.

– Боря, старенький я уже для новоселий. Мне тут привычней как-то. А если землетрясение? Прыг в окно, и полный порядок. С верхнего этажа оно, может, и интересней прыгать. Только хеппи-энда в таком случае не будет.

– Ну, как знаешь. Зато там чисто. Цунами не достало.

– У нас полно народу, что вообще без крыши над головой остались. Пусть обживаются. А мы тут как-нибудь порядок наведем. Или ты устал уже и помогать не хочешь, лентяй?

– Да ты что, дядя Женя! Я всегда с радостью. Просто предложил.

За окном послышался топот конских копыт и яростный вопль:

– Сапрыкин!

– Что еще за хрен… – вздохнул Евгений Анатольевич и, подойдя к окну, обнаружил за ним сидевшего на коне Жарова. – Слышь, всадник, апокалипсиса… Чего ты орешь, да еще так фамильярно?

Андрей прямо из седла влез в окно.

– Ты какого хрена делаешь? Натоптал мне тут…

– Натоптал?! – воскликнул Жаров. – Да у тебя тут срач, как в хлеву!

– Ну, так это… Слухи ходят, что цунами было недавно. Ничего не слыхал об этом?

– Брось ты эти свои шуточки! Поговорить надо!

– Поговорить, Андрюша, это я всегда рад. Но что-то в последнее время вот именно с тобой разговаривать – это как гвоздями гадить. Столько же удовольствия.

– Я сказал, брось свои шуточки! У меня серьезный разговор! Боря, выйди!

– А чего это ты, Андрей, из моего дома человека выгоняешь? Здесь я хозяин. И он мой гость.

– Ладно, дядя Женя, я все равно собирался во двор. Там ребята воду греют. Я нам чайку сейчас организую.

Сапрыкин вздохнул, взглянув на Бориса.

– Ну, хорошо, – сказал он, кивнув. – Мне с медом.

– Сделаю, – улыбнулся Хан и вышел из квартиры.

Евгений Анатольевич присел и продолжил собирать совком оставленный бушующей водой ил.

– Ну, говори уже, зачем прискакал?

– Что еще ты от нас скрыл по протоколу «О»?

– Господи, опять ты за свое… Все, что мне было известно, я рассказал.

– Врешь!

– Ну, если ты с ходу ставишь под сомнение мои слова, то на кой черт этот разговор затевать вообще? И, может, тебе в таком случае пойти куда-нибудь? Ну, не знаю… Например, на хрен…

– Бомба! Объект «Качели»! Что ты о них знаешь?!

– Какая бомба, какие качели, Андрей? Что ты несешь вообще?

– То есть ты хочешь сказать, что ничего об этой части протокола не знаешь?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Врешь!

– Так. Мы пошли по второму кругу. Это такая тупая игра, в которую я не врубаюсь?

– Где бомба?!

– Какая, к черту, бомба?! Андрей, если ты не заметил, то я очень занят. А вот если тебе самому заняться нечем, то иди, побейся башкой о стену! Но только не у меня дома!

– Очень жаль, что ты выбрал такую позицию! Ну что ж, думаю, скоро мы узнаем всю правду! – воскликнул Андрей, вылезая в окно. – Я еще вернусь!

– Даже не сомневаюсь, терминатор хренов.

Жаров оседлал коня и ускакал прочь. Позади в квартире послышались шаги. Борис вошел в комнату с двумя кружками хвойного чая.

– Чего это с ним, а?

– Крыша едет, – вздохнул Сапрыкин. – Когда человек сходит с ума, это плохо. Для него и его родных. Когда с ума сходит один из лидеров, это угроза для всех…

Приветствую, дорогой читатель! Вот и завершилась первая книга романа «Край земли» о камчатском полуострове и событиях, которые там происходили в то время, когда герои других книг серии «Метро 2033» боролись за жизнь и искали свое предназначение в этом новом, суровом мире.

Очень скоро вы продолжите следить за судьбой людей, что живут здесь, в затерянном раю на краю земли. Но пока я хотел бы сказать, что выбрал Камчатку в качестве новой локации для своей книги не просто так. Я прожил на этом полуострове почти десятилетие. Мое детство прошло в том самом доме на улице Кронштадтской, с медалью на торце, а также в доме на улице Владивостокской, что высится недалеко от завода на склоне сопки, среди прекрасной природы Камчатки. Самые теплые и светлые воспоминания для меня связаны с этим регионом, и я рад теперь познакомить с ним и Вас.

Однако не только ностальгия по сказочному миру моего детства вдохновила меня написать этот роман. Есть еще кое-что, беспокоящее, как мне кажется, не только автора этой книги, но и большинство из нас. Только я не буду забегать вперед, но обещаю, что раскрою сию интригу после того, как вы прочтете заключительные строки второй книги. А пока я искренне благодарен Вам за то, что Вы прочитали «Затерянный рай», и очень надеюсь, что Вы с нетерпением ждете продолжения.

Край земли ждет своего читателя, который воспарит над ним подобно белоплечему орлану и будет зорко следить за тем, что же там происходит и чем все это закончится.

До новой встречи на Камчатке!