Гора Тэнгу

Андо встретил свою судьбу, когда карабкался вверх по горному склону к дому тетушки Сакуры. Судьба явилась в обличье монаха – и Андо чуть на него не наступил.

Монах лежал поперек тропы, словно бревно, скатившееся с вершины и застрявшее между двумя скальными выступами. Поначалу Андо и принял его за бревно. В лучах заходящего солнца оранжевые одежды монаха казались то ли осенними листьями, то ли хлопьями облупившейся коры. И только подойдя вплотную, Андо заметил остальное: закрытые глаза, до смешного огромный нос и седую бородку. Голову спящего венчал черный токин, и по нему, да еще по одеждам, Андо понял, что перед ним – ямабуси, один из горных отшельников, объявленных вне закона.

Андо опасливо огляделся по сторонам, а рука его сама собой потянулась к мечу. Уж не сбросил ли этого монаха кто-то сверху? Может, какой-нибудь гневливый сёгун послал за ним самураев? Но пятен крови на одежде не было, да и голова лежала, по всей видимости, удобно. Похоже, ямабуси и впрямь решил прикорнуть и нарочно пристроился между камнями так, чтобы не скатиться.

Между тем солнце уже садилось, и Андо заволновался: ему предстоял еще долгий путь. С тропы сворачивать не хотелось. К тому же, если монах все-таки мертв, то ему уже ничем не поможешь, а если спит – тем более, лучше его не беспокоить.

Андо поудобнее вскинул мешок на плечо и занес ногу, собираясь переступить через монаха и идти себе дальше.

Из складок оранжевых одежд взметнулась рука, ухватила Андо за подошву сандалии и резко дернула, отрывая от земли. Андо взлетел и, перекувырнувшись через собственный мешок, приземлился, как ни странно, на обе ноги – хотя ни малейшей его заслуги в этом не было.

Теперь он стоял по другую сторону от монаха, а тот по-прежнему лежал как бревно. Глаза так и не открылись, и рука уже снова исчезла в складках одежд.

– Господин? – окликнул его Андо.

Монах даже не шевельнулся.

«Ну и что мне теперь сказать?» – озадачился Андо и почесал за ухом. Солнце уже почти скрылось за горным кряжем по ту сторону долины. Раздумывать над загадкой монаха было некогда.

– Спасибо, – сказал Андо и зашагал дальше.

– Я не дал тебе наступить на меня, а ты, вместо того чтобы извиниться, говоришь мне «спасибо»? – донеслось у него из-за спины. – Это очень необычно. Чрезвычайно странно.

Андо чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– Я ни за что бы на вас не наступил! – заверил он, обернувшись к монаху.

– И верно. – Одним движением монах вскочил на ноги, точно молодое деревцо, которое согнули, привязав веревкой, а та внезапно возьми да и лопни. – И, надо думать, ни за что не стал бы заливать мне в глотку расплавленную медь.

Андо заморгал в удивлении:

– Мне бы такое и в голову не пришло! Расплавленную медь?

Монах досадливо отмахнулся:

– Бывало и хуже. Проклятые сюго всё шлют и шлют своих самураев, чтобы извести нас под корень… А тебе, парень, не стоило бы шататься по этой горе совсем одному на ночь глядя.

– Хороший совет от человека, который прилег поспать на этой горе на ночь глядя!

– На самом-то деле, – словно не слыша его, продолжал монах, – тут человека вообще редко встретишь.

И с явным подозрением прищурился на Андо.

– Я иду на вершину этого хребта, – пояснил тот. – Там, под горой Курами, живет моя тетушка, и до конца года я намерен прогостить у нее. Так что уже очень скоро я не буду совсем один… если ты перестанешь меня задерживать своей болтовней, – добавил он и снова закинул мешок на спину.

– Вот, значит, каким манерам нынче учат молодых в городе? Или ты среди тануки вырос?

– Что? – Андо закаменел от гнева. – Я вырос в приличной семье! И мне больше не о чем с тобой говорить, ты, жалкий бродяга! Сдать бы тебя местному сюго – и пускай делает с тобой, что захочет! Льет тебе в глотку расплавленную медь или что там ему еще взбредет в голову…

И с этими словами он ринулся вверх по тропе.

Ярость подхлестывала его, и Андо не сбавлял шагу. До тетушкиного дома, должно быть, уже подать рукой, думал он. Но в последний раз он был здесь еще ребенком. Напрягая глаза, Андо вглядывался во мрак перед собой: быть может, среди деревьев мелькнет огонек, укажет ему дорогу?

Тропа, до сих пор забиравшая направо, круто вильнула влево – и Андо застыл, как вкопанный, едва не столкнувшись нос к носу с тем самым монахом, с которым только что распрощался. Монах опирался на какой-то странный посох и выглядел так, будто стоит тут уже не первый час. Андо невольно оглянулся назад, недоумевая, каким чудом его так опередили. А может, этих монахов двое и они просто решили его разыграть?

– Я хотел попросить у тебя прощения, добрый юноша, – сказал монах. – Не надо мне было возводить напраслину на твое почтенное семейство. Теперь я вижу, что тебя воспитали должным образом. Прошу тебя, дозволь мне сопровождать тебя в этих горах. Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что тебе требуется помощь! Я уверен, что ты и сам прекрасно отыскал бы дорогу. Но все же я знаю эти горы лучше всех, кто живет в округе, и мог бы послужить тебе провожатым во тьме этой безлунной ночи.

– Откуда мне знать, что ты из вредности не заведешь меня куда-нибудь на край обрыва?

Монах задумчиво подергал себя за нос.

– Ну, коли так, разреши мне идти за тобой следом, охранять твою спину, – предложил он.

– От кого?

– Как знать…

– Ну, так или иначе, помешать тебе идти за мной я не смогу. Пришлось бы пятиться спиной вперед.

– Было бы трудновато, – кивнул монах.

– Только держись подальше, – предупредил Андо. – А то вдруг ты все-таки задумал столкнуть меня с обрыва.

В сомнениях покачав головой, он двинулся вперед по тропе – и поначалу оглядывался чуть не на каждом шагу, но его непрошеный спутник честно держался поодаль.

– Как зовут твою тетку? – через некоторое время спросил монах.

– Тетушка Сакура, – ответил Андо. – Она живет на вершине этого хребта, в красивом доме. Мои родители называют его летним домиком, но на самом деле тетушка живет там круглый год, с тех пор как умер дядя, – а умер он давненько. Тетушка Сакура – сестра моего отца, а мать с ней не ладит. Я с шести лет у нее не бывал.

– Четырнадцать лет прошло, – заметил монах.

– Да… Эй, а ты откуда знаешь? – Андо обернулся и уставился на монаха.

– Просто догадался, молодой воин.

– Ха! Я вовсе не воин. Я… в общем, я… я – художник.

И тут впереди, среди деревьев, блеснули огни.

– Туда! – крикнул Андо и припустил по тропе, которая уже превратилась в едва различимую полоску земли под ногами.

Наконец, он остановился перед открытыми воротами. За ними, на плато, стоял просторный дом, сияющий фонарями.

– Ну, вот и он! – объявил Андо.

– Дом твоей тетушки? – растерянно переспросил монах.

– Просто изумительный, да?

– Да уж. Изумительный. Как и ты сам, молодой… человек.

– Ты ведь знаешь мою тетушку?

– Не в этом качестве.

Внезапно вежливость превозмогла здравый смысл, и Андо спросил:

– Поужинать не хочешь? Мы с тобой долго шли. Наверняка ты проголодался.

– Голод есть нужда телесная, – промолвил монах. – Я же много пощусь, чтобы отринуть все подобные нужды и проникнуть взором в тайную суть вещей. Нет, я не поддамся соблазну! Здесь я должен с тобою проститься.

Он подошел к Андо, наклонил свой посох, покрытый причудливой резьбой, и снял одно из железных колец, привешенных к набалдашнику. Андо так и не понял, как он этот сделал.

– Это тебе, – сказал монах, протягивая ему кольцо.

Андо поблагодарил и сунул кольцо в мешок. А монах добавил:

– Если тебе что-нибудь понадобится, я всегда здесь. Я не покидаю этой горы.

С этими словами он двинулся вниз по склону и вскоре растаял во мраке.

– По-моему, кое-кто чересчур много постится, – пробормотал Андо себе под нос, перевалил мешок на другое плечо и вошел в ворота.

Тетушка Сакура была одного возраста с отцом, но осталась такой же красавицей, какой Андо ее запомнил. Она вышла к племяннику в алом кимоно и ждала на верхней ступеньке. Андо поднялся по лестнице, тетушка его обняла, и в ноздри ему ударил запах цветов, влажных от росы, – такой свежий и чистый, что у него закружилась голова.

– Милый, милый племянник! О, да ты стал мужчиной! Неужто столько времени прошло?

– Да, тетушка. Я как раз об этом говорил с одним путником – четырнадцать лет…

– Еще один путник на этой горе? Посреди ночи? – перебила тетушка, вглядываясь в темноту за спиной Андо. – И ты не пригласил его в дом?

– Пригласил. Но он отказался, да так, словно я пытался заманить его в ловушку.

Тетушка закатила глаза.

– И кто же он был, этот безрассудный путник, не способный отличить честного юношу от разбойника?

– Какой-то монах, ямабуси. Я с ним случайно встретился. Такой высокий, с огромным носом картошкой. И ужасно нахальный.

Тетушка отступила на шаг и прижала пальцы к губам.

– Ты встретился с ним? – Она снова бросилась к Андо и крепко сжала его в объятиях, а он подумал – надо бы почаще давать ей повод вот так его обнимать. – Ах ты, бедный мой племянничек! Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Припозднись ты еще на час, не больше, – и тебе конец.

– Как это? Почему?

– На этой горе водятся страшные твари, Андо! Они тут повсюду рыщут, и не приведи боги тебе с ними столкнуться! Это тэнгу, злые духи. И они могут прикинуться кем угодно, хоть бы и монахом! Они воруют и едят детей. И у них огромные носы – точь-в-точь, как ты говоришь, у того путника. Наверняка это был кто-то из старших тэнгу. Дай ему волю – и он увел бы тебя прочь с тропы, прямиком на погибель.

«Ага, – сказал себе Андо. – Так я и знал». А вслух ответил:

– Он предложил проводить меня, но я отказался. Велел ему, чтобы шел позади.

Тетушка еще раз крепко стиснула его, и Андо основательно ощутил холмы и долины ее тела.

– Это и спасло тебе жизнь, милый племянник. Сюда он, разумеется, не войдет. Такие, как он, не могут войти в дом, если их не пригласят сами хозяева. Так что он не стал и пытаться – побоялся выдать себя.

Андо опустил подбородок на тетушкино плечо. Да, он и впрямь был на волосок от гибели! По телу его пробежала дрожь. Этот злой дух расставил на него силки и наверняка погубил бы его, не будь он так осторожен.

Тетушка поднесла горячее сакэ, и Андо жадно выпил, чтобы прогнать засевший в сердце холод смертельной опасности. Такого вкусного сакэ он в жизни не пробовал!

Тетушка Сакура приготовила для него комнату. В углу горела свеча, заключенная в бумажный шар, и в ее теплом свете циновки казались особенно уютными. Раздвижные ставни в дальней стене выходили на внутренний дворик огромного дома.

Под хмельком и разомлевший после ужина, Андо сел и растер усталые ноги. Затем потянулся к мешку, достать свои пергаменты и кисти, и тут что-то со звоном упало на пол. Андо наклонился и поднял железное кольцо, которое дал ему монах… то есть, злой дух. Теперь, при свете свечи, на кольце проступили какие-то странные знаки. Андо поднялся и шагнул было к выходу, но так и замер с поднятой рукой, не решившись отодвинуть ширму. Не надо тетушке знать, что он принял подарок от тэнгу, – ей только лишнее расстройство. А завтра можно будет просто пойти и закопать где-нибудь это кольцо, и с глаз долой.

Он задул свечу, рухнул на циновку и уснул.

Но усталость, разговоры о злых духах и муть в голове от горячего сакэ не прошли даром. Андо приснилось, что двери бесшумно разъехались, и в комнату ввалилось какое-то жуткое существо, громадное и корявое. Сопя и громко принюхиваясь в темноте, оно то задирало морду, то наклонялось к самому полу, и медленно, словно вслепую, подходило все ближе и ближе. Андо попытался вскочить, но неведомая сила как будто приковала его к месту. Он даже руки не мог оторвать от циновки.

В дверях между тем собрались другие странные тени. Огромные глаза их горели в темноте и двигались, следя за чудищем, ковылявшим по комнате.

Чудище приблизилось к Андо вплотную и засопело прямо над ним. Чтобы рассмотреть его, Андо пришлось запрокинуть голову, – и чудище, поймав его взгляд, ухмыльнулось сначала самому Андо, а потом столпившимся у дверей тварям.

– Это мой обед! – объявило оно.

Голос его скрежетал, как несмазанные дверные петли.

Чудище потянулось к Андо, явно собираясь начать свое пиршество с глазных яблок.

Андо подскочил с воплем – и проснулся.

В комнате было светло. И никаких злых духов. Андо сообразил, что чудище ему просто приснилось, и схватился за голову. «Больше никакого сакэ», – пробормотал он.

Внезапно дверная ширма снова отъехала в сторону. Андо нахмурился и потянулся к мечу, но на сей раз вместо чудовища в комнату вошла молодая девушка с туповатым лицом, бледным, как мел, и черными волосами, которые свисали патлами на глаза, смотревшие безо всякого выражения.

– Доброе утро, молодой хозяин, ваша тетушка велела мне искупать вас и переодеть к завтраку, – отбарабанила девушка.

– Искупать и переодеть?

– Да.

Андо на четвереньках сполз с циновки. Девушка проскользнула в комнату, взяла его за руку и повела по коридору в купальню. В воздухе клубился пар. Андо в очередной раз подивился размерам тетушкиного дома. Служанка между тем раздела его и помогла забраться в лохань. Несмотря на пар, вода была едва ли теплее воздуха: не сказать, чтобы холодная, но далеко не такая горячая, как он опасался.

Девушка встала на колени и принялась скрести его щеткой.

– Эй! – Андо отпрянул, схватившись за плечо и оглянувшись проверить, цела ли спина. – Ты что, кожу с меня содрать хочешь?

– Прошу прощения. Позвольте, я попробую еще раз.

Андо неохотно кивнул и придвинулся ближе. Служанка снова принялась за него, орудуя щеткой помягче.

– Видно, вас плохо кормили, – заметила она. – Будь у вас побольше мяса на костях, ничего бы вам от моей щетки не сделалось. Хорошо, что вы к нам приехали! Поживете месяц-другой у вашей тетушки – сами не заметите, как наберетесь здоровьичка.

Андо попытался поймать ее взгляд, но девушка смотрела мимо него, в пустоту, словно о чем-то задумавшись.

После купания она облачила его в чистую юкату и повела через весь дом в кухню, где тетушка Сакура уже ожидала его, сидя на пятках. Андо она показалась еще прелестнее, чем накануне.

– Надеюсь, ты хорошо выспался, племянник.

Андо тут же вспомнил о своем кошмарном сне, но решил не огорчать тетушку.

– Да, спасибо, – сказал он. – Здесь очень… безмятежно.

– Не хватает городского шума. Там-то люди ходят по улицам днем и ночью.

– И верно, я привык к шуму. Когда привыкаешь, перестаешь его замечать. До тех пор, пока не попадешь в какое-нибудь по-настоящему тихое место.

– Так часто бывает, – согласилась тетушка. – Некоторые вещи замечаешь лишь после того, как их лишишься. Но довольно об этом. Пойдем за стол. Ты так отощал в дороге, что смотреть страшно. Надо тебя откормить.

– Девушка, которая меня купала, сказала то же самое.

– Да ну?

– Ну да. Хотя мне показалось, что она совсем дурочка.

– Я держу ее из милости. Сделала одолжение ее родным.

Андо дернул плечом.

– Она меня так скребла, словно я – грязный горшок.

Тетушка нахмурилась.

– Я с ней поговорю. Еще не хватало, чтобы в моем собственном доме кто-то досаждал моему милому племяннику!

И она повела Андо в другую комнату, вторые двери которой тоже выходили во внутренний двор. На низеньком столике уже были расставлены чашечки с рисом, морскими водорослями, рыбой, яйцами и всевозможными соусами и приправами. Настоящий пир!

– Проголодался?

В животе у Андо заурчало.

– Да! Но мы, наверное, ждем еще кого-то?

– Нет, милый, это все для тебя. Я встала рано и уже позавтракала.

– Но здесь так много…

– Ничего страшного, съешь, сколько сможешь. А попозже приходи, расскажешь мне о своем искусстве.

С улыбкой она потрепала племянника по щеке, поклонилась и вышла.

После еды Андо отправился на прогулку в надежде отыскать какой-нибудь вдохновляющий вид. Великие художники, думал он, должны искать вдохновение. Вот и он, Андо, найдет такое место, которое его вдохновит, а потом вернется туда с тушью и кистями и напишет великую картину, потому что именно так бывает со всеми настоящими художниками. Зимой он вернется домой с такими прекрасными картинами, что родители непременно согласятся найти мастера, который возьмет его в ученики.

Оказалось, что гора вся изрезана тропами, как будто по ней ежедневно ходили сотни путников. И все же Андо не встретил по дороге никого. Может быть, тэнгу, о которых говорила тетушка, всех распугали? Или, чего доброго, переловили себе на обед? Но слишком уж славный выдался день, чтобы всерьез беспокоиться о тэнгу, да и меч у Андо был при себе.

Вскоре он потерял тетушкин дом из виду. Шагая по тропе, Андо рассеянно крутил на пальце железное кольцо – подарок монаха – и не сразу заметил, что откуда-то издали давно уже доносится непонятный шум.

Андо пошел на звук – вниз по каменистому склону. Пришлось на время оставить кольцо в покое и внимательно смотреть под ноги, чтобы не упасть.

Но прежде, чем он добрался до источника звука, склон перешел в ровную каменную площадку над обрывом, поросшую кустарником по краям. Андо остановился, поглядел по сторонам и вниз – и понял, что поманивший его шум доносится от живописного водопада, каскадами низвергавшегося откуда-то сверху и исчезавшего внизу, в огромном облаке тумана. «Вот и оно, – сказал себе Андо. – Вдохновение». Если он сумеет перенести эту красоту на пергамент, то непременно будет причислен к сонму величайших художников всех времен.

Оставалось только разобраться с железным кольцом. Трудно было придумать место, более подходящее, чтобы зашвырнуть его куда подальше. Но Андо никак не мог решиться. Филигранная работа по металлу взывала к его чувству прекрасного. Похоже, эти злые духи – искусные кузнецы. Но все-таки оставить у себя кольцо нельзя. Что, если это за ним, за кольцом, приходило ночное чудовище – пыталось разыскать его по запаху? Да нет, что за вздор. Это всего лишь сон. Андо потряс головой. Сейчас он просто возьмет и избавится от этого кольца, пока не передумал.

И с этой мыслью он размахнулся и швырнул кольцо в пропасть.

Да только оно никуда не полетело.

Андо растерянно уставился на собственную ладонь – раскрытую, с растопыренными пальцами… и совершенно пустую. А затем что-то звякнуло над ухом, и на плечо ему легло навершие посоха. Андо скосил глаза: с набалдашника свисала связка железных колец.

Он развернулся рывком.

И оказался нос к носу с давешним монахом. Вот, оказывается, куда подевалось кольцо: монах подцепил его концом посоха на лету!

Пока Андо додумывал эту мысль, монах поднял посох, и спасенное кольцо соскользнуло ему в правую ладонь.

– Да, теперь у меня сомнений не осталось, – промолвил монах. – Определенно, ты – злой дух. Кто еще станет разбрасываться такой могущественной магией? Что, решил от него избавиться? Оно жжет тебе руки? Так и должно быть, если ты – бес.

Монах взмахнул правой рукой и хлопнул Андо кольцом по носу.

Пытаясь увернуться от удара, Андо попятился – и обнаружил, что пятиться дальше некуда. Нога его зависла над пропастью. Он отчаянно рванулся вперед и рухнул на площадку ничком.

– Пожалуй, я поторопился с выводами, – прокомментировал монах. – Сначала ты пытаешься выбросить подарок. Потом пытаешься прыгнуть сам вслед за ним. Создания, познавшие гармонию, так себя не ведут. Разумные создания – тоже. Так что же ты за существо?

Пока монах разглагольствовал, сердце Андо успело вернуться из горла на более подходящее место. Испуг сменился яростью; Андо вскочил и выхватил меч.

– Тэнгу! – выкрикнул он.

Монах уставился на меч с таким неподдельным интересом, будто видел холодное оружие впервые в жизни.

– Тэнгу… – повторил он задумчиво. – Ну конечно, они в этих горах так и кишат – яблоку упасть негде. И плодятся, как бесы, а чего еще от них ждать? Но до сих пор я еще ни разу не видел тэнгу с мечом. Надо признать, ты – любопытный образец. Возможно, новая порода… – Он протянул Андо кольцо. – Ну же, возьми. Просто подержи.

– Нет!

– Я хочу удостовериться.

– Удостовериться? Чтобы ты потом нагрянул к нам в дом со своей стаей?

– Стаей?!

– Стаей, выводком, логовом, гнездом… не знаю! Как хочешь, так и называй!

– Ты имеешь в виду монастырь? – с некоторой растерянностью в голосе предположил монах.

– Какой еще монастырь? Я тут уже все обошел – никакого монастыря не видел.

– Он там, внизу. По ту сторону водопада. Странно, что ты его не заметил. Встань-ка сюда, на край, я тебе покажу.

Монах ткнул своим посохом в сторону водопада.

Стоило ему отвернуться, как Андо сорвался с места и припустил вверх по склону со всех ног. Ну и дурак же этот старый тэнгу! Думал, будто Андо возьмет и за здорово живешь подойдет к обрыву! Злые духи, ха! Может, они и плодятся, как бесы, да только мозгов у них в голове от этого больше не становится.

За ужином Андо поведал тетушке Сакуре, в какую опасную переделку сегодня угодил. Тетушка ахнула, когда он дошел до того, как тэнгу попытался его убить.

– Не волнуйтесь, прошу вас! Как только я выхватил свой меч, он тотчас же отступил.

– Мой храбрый милый племянник! Но это просто чудо, что ты остался цел. Мог бы лежать сейчас где-нибудь под обрывом с переломанными костями, а я бродила бы по склонам с фонарем и звала тебя… и наверняка накликала бы чудовищ и на свою голову! Даже подумать страшно! – Она жестом велела служанке подойти и снова наполнить тарелку Андо. – Но главное – ты здесь, со мной, и аппетита не потерял. Я уж позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось. Думаю, тебе больше не стоит уходить так далеко от дома.

– Но как же моя живопись? Мои картины?..

– Ты можешь рисовать прямо тут. Напишешь мой дом на фоне этих прекрасных гор. Ах, до чего же мне хочется такую картину! Увидеть свой дом твоими глазами – что может быть лучше? И вид отсюда чудесный, правда?

– Ну, пожалуй, – неохотно признал Андо. Чудесный, спору нет, но далеко не такой вдохновляющий, как на той площадке у водопада.

– Пожалуйста, Андо! Ради меня! Не ходи далеко – хотя бы первое время. Дождись осени. Тогда вся гора укроется пестрой листвой – представляешь, как это будет выглядеть на картинах? А когда выпадет снег…

Тетушка потянулась через стол и нежно положила руку ему на щеку. Андо вдохнул аромат ее духов и закатил глаза от блаженства. Ни от одной женщины не пахло так восхитительно, как от тетушки Сакуры. До чего же она прелестная!

– Как вам будет угодно, – вздохнул он.

– Вот и славно, мой милый. Теперь мне не придется за тебя беспокоиться.

На том и порешив, они повели приятную беседу о городской жизни, о родителях Андо и о его надеждах на будущее. Тетушка Сакура не забывала потчевать гостя отменным сакэ, и язык у Андо постепенно развязывался. Сначала он признался, что мечтает стать великим художником, а после, расхрабрившись, заявил, что ни у кого на свете нет такой красивой тетушки, как у него. Тетушка не упрекнула его за дерзость – лишь улыбнулась с притворной скромностью, взяла его за руку и попросила рассказывать обо всем без утайки. И Андо, несомненно, рассказал, хотя и был уже слишком пьян, чтобы потом припомнить, что именно. Наконец, тетушка высвободилась из его объятий (каким образом она в них оказалась, Андо тоже не помнил) и сказалась уставшей. «Да и тебе давно пора в постель, милый племянничек», – добавила она.

Страдая от уязвленной гордости, Андо плелся по коридору целую вечность – так ему показалось. Он жалел, что тетушка не составила ему компанию, и досадовал на себя, что не собрался с мыслями вовремя, чтобы пригласить ее.

Кое-как доковыляв до своей комнаты, он рухнул на циновку ничком. Сон уже одолевал его, но спать в одежде не хотелось. Казалось, вся комната так и ходит ходуном, но Андо все-таки ухитрился встать на колени, стянул с себя хаори и принялся возиться с узлом пояса-оби. Внезапно что-то с глухим стуком упало на циновку у него между ног. Прищурившись, Андо некоторое время соображал, что же это такое, и, наконец, узнал железное кольцо, которое не так давно пытался выбросить.

Андо нахмурился. Каким образом оно опять оказалось у него? Всех подробностей он не помнил, но был совершенно уверен, что кольцо осталось у того носатого тэнгу.

– Прямо как заговоренное, – пробормотал он и сам же засмеялся над собственной глупостью.

Бросив хаори поверх кольца и так и не сняв юкаты, он распластался на циновке, вздохнул: «Милая, милая тетушка!» – и закрыл глаза.

Если той ночью ему что-то и приснилось, оно утонуло бесследно в чане сакэ у него за ушами. Голова с утра так раскалывалась, что ни о каких ночных кошмарах и тэнгу Андо и думать не желал.

В купальню его отвела другая девушка – на вид едва ли смышленее первой, но эта, по крайней мере, держала язык за зубами. Андо только подивился, откуда тетушка берет таких безмозглых служанок. Впрочем, в горах не так уж много пищи для ума. Может, местные жители со временем отупели и передали свою глупость по наследству – как передается цвет глаз? Надо срочно браться за кисти, а то, чего доброго, он и сам отупеет! Но похмелье оказалось слишком жестоким: Андо не мог даже смотреть на свет. Так что живопись пришлось отложить до завтра.

Тетушка ворковала над ним, и от ее голоса и ласковых прикосновений боль в голове отступала. Она покормила Андо с ложечки и отправила обратно в постель.

Неделя шла за неделей. Каждое утро Андо отводили в купальню, а после – за стол. Когда солнце поднималось повыше, он садился на открытом крыльце и рисовал виды на долину или устраивался под деревьями и писал тетушкин дом на фоне гор. Поначалу ему казалось, что выходит недурно. Тетушка осыпала его похвалами и просила продолжать. Но некоторое время спустя Андо взглянул на свои первые наброски свежим взглядом и понял, что хвалить их не за что. Пытаясь передать как можно больше подробностей, он перестарался – и потерял простоту линий, утратил естественность. Всякий раз, как он приходил к тетушке с новой работой, она с восторгом сообщала служанкам, что ее племянник – достойнейший из всех, чья нога ступала на склоны этой горы. Она вознаграждала его все новыми лакомствами: стол каждый день ломился от яств. Набросков становилось все больше – и аппетит Андо как будто рос день ото дня. Однажды, за очередной трапезой, он пошутил: «Вы, тетушка, скорее скормите мне эту гору, чем я ее дорисую». Та засмеялась и ущипнула его за щеку.

Выбросить кольцо Андо больше не пытался, но спрятал его под циновкой и не доставал. Никакого вреда от него не было. Кошмары больше не снились – после сытного ужина Андо всякий раз проваливался в забытье без снов. Со временем он и думать забыл о своенравном монахе.

Прислуги в тетушкином доме как будто прибавилось. Андо каждый день замечал новые лица. Одни слуги не обращали на него внимания, продолжая натирать полы или укладывать камни в саду. Другие отрывались от дел и приветствовали его кивком и улыбкой. Жили они в задней части дома, и Андо уже недоумевал, как они все там умещаются. Он спросил тетушку – и услышал в ответ:

– О, да они просто помогают мне подготовиться к осеннему празднику урожая. Разве я не говорила? Через несколько дней будет большой праздник, придут многие наши соседи. Так что надо все устроить, как полагается. Ты будешь нашим главным украшением! Я выставлю твои картины, чтобы все видели, какой у меня племянник, – и все будут в восторге, я тебе обещаю! Ты станешь самой важной особой на этой горе, милый Андо.

Андо с благодарностью кивнул: рот у него был занят рисовым пирожком.

Той ночью было прохладно, а под утро зарядил дождь. Андо заметил, что листья сменили цвет. Выглянув с крыльца, он обнаружил, что вся долина и горы напротив полыхают красками осени. Его это потрясло: он рисовал перемены день за днем, но так и не уловил мгновения, когда все преобразилось по-настоящему.

Какая красота, должно быть, сейчас на той площадке у водопада! Он просто обязан это написать. Это зрелище создано для него – чтобы испытать его искусство, закалить его мастерство. И столько времени уже прошло! Наверняка этот жуткий монах больше его не побеспокоит. Одним словом, если бы не дождь, Андо отправился бы туда этим же утром.

Когда он обмолвился об этом тетушке, та спросила с сомнением:

– Ты уверен, что это будет благоразумно?

– Да это совсем недалеко. Сразу за перевалом. Там так красиво! К тому же, за все эти месяцы мы не видели поблизости ни одного тэнгу.

При слове «тэнгу» тетушка побледнела, как мел.

– Может, и недалеко, но все-таки дальше, чем я могу достать, – возразила она. – Если с тобой что-то случится, я не смогу прийти на помощь.

– Ничего не случится, тетушка. У меня при себе меч.

– Ох, ну конечно. Ты прав. И все-таки – что я скажу твоим родителям, если что-то случится?

Родители… Андо почти забыл, что они у него есть. Здесь, под крылом у тетушки, было так безопасно, так уютно, что мысль о грядущем возвращении в город поразила его и показалась почти отвратительной.

Не услышав решительного «нет», Андо убедил себя, что тетушка позволила ему отправиться к водопаду, пусть и не слишком охотно. Но на следующее утро дождь полил еще сильнее. Туманы клубились у верхушек дальних гор, окутывая их кольцами, словно драконы. Сквозь пелену дождя все казалось призрачным и таким прекрасным, что не хотелось даже рисовать – достаточно было просто любоваться. «Ничего страшного, – сказал себе Андо. – Всегда можно отложить на завтра».

Но дождь не перестал ни завтра, ни послезавтра. На дне долин уже, должно быть, собрались целые озера, думал Андо – и не находил себе места. Работать было невозможно. Да, конечно, вид оставался восхитительным – но ему нужен был другой вид, и поскорее. Краски осени скоро поблекнут, и рисовать станет нечего. А набросков с тетушкиного крыльца он уже нарисовал больше, чем на свете сыщется картин с видом на Фудзи.

В конце концов он решился. Дождь там или не дождь, он все равно отправится к тому обрыву и, по крайней мере, посмотрит. Запомнит этот вид. Подождет, пока тот пропитает его насквозь, как этот ливень – одежду. Пока он не запечатлеется в его памяти весь, до последней мелочи. И тогда он, Андо, сможет забрать его с собой и написать прямо здесь, не отходя от дома.

Вообще-то он собирался предупредить тетушку, что уходит, но не смог ее отыскать, а расспрашивать всех этих странных слуг ему не хотелось. Дело кончилось тем, что Андо не стал никому ничего говорить, а просто взял без спросу соломенный плащ-мино, чтобы защититься от дождя, и пару гэта, сандалий на высоких подошвах, чтобы не испачкать кимоно в грязи. Конечно, идти в них будет трудновато, но он справится. Накинув плащ, он перелез через перила крыльца и окунулся в дождь и туман. Через пару шагов он оглянулся на дом, но, судя по всему, никто не заметил его побега. Андо поспешил дальше, и через несколько минут потерял дом из виду.

Дождь перестал.

Причем так внезапно, что Андо задрал голову, ожидая увидеть над собой крышу. Но увидел только небо, затянутое облаками. А позади – в той стороне, откуда он пришел, – дождь необъяснимым образом лил по-прежнему.

Андо поковылял на своих гэта дальше, поперек склона, и вскоре расслышал шум водопада. Оживившись, он устремился на звук. Добраться до площадки над обрывом оказалось не так просто, как в прошлый раз, но усилия щедро вознаградились: Андо и помыслить не мог о таком ослепительном изобилии красок.

Деревья со всех сторон пылали всеми цветами огня – нечего было и надеяться передать все это утонченное разнообразие на пергаменте. «О природе можно только говорить», – прошептал он. Все, что ему оставалось, – стоять и смотреть, впитывая в себя эту невыразимую красоту, которую он все равно потом попробует выразить.

Вода струилась под гору, сверкая в замшелых каменных бороздах, зеленых и бурых, и взрываясь многоцветными брызгами на дне ущелья, далеко-далеко внизу. Андо вгляделся сквозь радужную дымку – и вдруг заметил по ту сторону водопада какие-то стены и остроконечную крышу. Действительно, похоже на монастырь.

Им овладело неясное беспокойство. В прошлый раз он не увидел никакого здания, но тогда он смотрел другими глазами, еще не привыкшими подмечать каждую мелочь. За прошедшие месяцы в нем развилась восприимчивость. Прежде он назвал бы это «глазом художника»… да, прежде – но не теперь. Теперь до него дошло, что он всегда был только учеником. Да, он старался стать художником; он рос – но так и не вырос. Прежние его способности по сравнению с этим новым видением мира были как жалкий набросок углем. А когда-нибудь он вспомнит сегодняшний день – и скажет об этом новом зрении то же самое. Андо начал понимать, зачем люди рисуют один и тот же вид снова и снова. На самом деле день ото дня все неуловимо меняется, как облака.

Андо присел на плоский камень и продолжал смотреть во все глаза, не смея даже моргнуть лишний раз. Он ловил мгновения: солнечные лучи, вспыхивающие на воде; радуги, меркнущие вместе с солнцем, ушедшим за тучу; листья, бессильно осыпающиеся наземь и снова взмывающие ввысь с порывом ветра… столько мгновений, что в одной картине ни за что не передать их все, – но это-то и было хорошо.

И только когда волоски у него на шее встали дыбом от внезапного холода, Андо осознал, что на него упала тень. Медленно, с опаской, он повернул голову. Рука легла на рукоять меча.

В паре шагов у него за спиной, опираясь все на тот же деревянный посох, стоял старый знакомец – напрасно Андо надеялся, что от него удалось отвязаться! Носатый тэнгу в оранжевых одеждах монаха молчал и с интересом разглядывал молодого художника. Андо был готов выхватить меч по первому же знаку опасности, но лжемонах пока не пытался подойти ближе.

– Как же я умудрился проглядеть такого веселого толстячка? – полюбопытствовал он. – Как тебе удалось забраться так высоко, и почему я тебя не заметил раньше?

Андо в смятении вскочил и шагнул в сторону, подальше от края пропасти. Монах не сводил с него взгляда.

– Надо признать, ты мне кое-кого напоминаешь.

– И кого же? – спросил Андо, продолжая понемногу отодвигаться от обрыва и вместе с тем стараясь не приближаться к монаху.

– Да так, одного местного. Встретил его на этой горе… месяцев пять тому назад. Эдакий тощий бесенок.

– Тощий бесенок?

– Именно. Я дал ему кольцо со своего посоха. – Монах провел пальцем по связке оставшихся колец. – Думал, если он злой, оно его отпугнет, а если добрый – защитит. Точно не знал, надо было проверить. И, конечно же, на другой день все прояснилось. Я застал его тут: он собирался выбросить мое кольцо в пропасть. Кольцо я перехватил – ну и подсунул ему незаметно в складки одежды. С тех пор я этого заморыша больше не встречал, так что, полагаю, кольцо его уничтожило. И осталось лежать в тех заколдованных развалинах, где его семейство, надо думать, по-прежнему выжидает случая полакомиться моими косточками. Он прикидывался простачком из города, так тебе придется сочинить для меня другую байку, толстяк.

– Никем я не прикидывался, негодяй! Это ты пытался столкнуть меня в пропасть!

Монах заморгал, пытаясь понять, что это значит. И, очевидно, понял, потому что глаза его вытаращились от изумления, а рука вскинула посох, да так грозно, что Андо попятился.

– Ты! Вот, значит, как ты теперь выглядишь? И скольких же несчастных путников ты сожрал, чтобы так разжиреть?

– Никого я не жрал! Я жил у своей тетушки, в том самом доме, до которого ты меня проводил, а сам не… – Андо умолк и нахмурился. – Погоди, что ты имеешь в виду? Какие еще «заколдованные развалины»?

– Сними этот грязный мино, – велел монах. – Тут дождя нет.

Андо стянул с себя соломенный плащ. Монах прищелкнул языком и покачал головой.

– Ну и дела! Тебя откормили, а ты и не заметил. Интересно, как она ухитрилась? Должно быть, она дотянулась своими чарами до самого города, чтобы отыскать и заманить тебя сюда. Еще до того, как мы с тобой встретились.

– Что за вздор ты несешь?

– Ох, как же я ошибся насчет тебя! Как я ошибся! И как же тебе повезло, что я оказался здесь! Судя по виду, тебе не осталось и недели.

Для Андо все это звучало совершенной бессмыслицей.

– Я вовсе не толстый! – заявил он, оглядев свой живот и ноги.

– Я должен был догадаться! – продолжал монах. – Но понимаешь, я принял тебя за тэнгу и подумал, что ты хочешь меня съесть. А когда ты пригласил меня к ней в дом, я уже не сомневался, что это ловушка. В конце концов, неудивительно: ведь я – ее злейший враг. Но нет, нет… В ловушку заманили тебя, мой бедный дурачок. И это я во всем виноват. Я повинен в грехе гордыни, но каяться буду позже. Сейчас нужно подумать, как нам тебя спасти.

– От чего меня надо спасать? – сердито спросил Андо.

Вместо ответа монах размахнулся и опустил посох на голову Андо. Тот завопил и вскинул руки, пытаясь прикрыться от неминуемого удара, но кончик посоха внезапно остановился, только взъерошив ему волосы. И в этот момент глаза у Андо открылись. Он с ужасом смотрел на себя и осознавал, во что превратился: огромная, словно надутая воздухом фигура с необъятным животом и толстыми, как сосиски, пальцами.

– Святой Будда! Неужели я теперь такой жирный?!

– Она ведь не хотела, чтобы ты со мной встретился, да? Но скоро это уже будет все равно, потому что от тебя останутся одни косточки.

– Но как же это вышло, что я стал таким?

– Вот остолоп! Да ты просто разъелся! Она специально откармливала тебя для большого пира – ты что, совсем меня не слушаешь? Судя по тому, как ты выглядишь, она надумала созвать на пир всех тэнгу со всей горы… ох… Со всей горы! А знаешь что? Я, пожалуй, не стану тебя спасать.

– Не станете меня спасать? – испуганно пискнул Андо.

– Эта твоя тетушка – она ведь готовит званый обед, да?

– Осенний праздник урожая, так она сказала.

Монах хмыкнул.

– Урожай! Вот, значит, как она это называет. – Монах уставился куда-то вдаль. – Кольцо все еще у тебя?

– Я держу его под татами. Под циновкой, на которой сплю. – Монах смотрел ему за спину так пристально, что Андо невольно обернулся проверить, что же там такое интересное, но ничего особенного не увидел. А монах продолжал смотреть и словно чего-то ждал. – Я так и не показал его тетушке Сакуре, – добавил Андо. – Боялся, что оно ее огорчит.

– Твое счастье, а не то она уничтожила бы и его, и, пожалуй, тебя вместе с ним. Отныне носи его с собой при себе постоянно, пока будешь находиться в доме. А когда увидишь, что время пришло, достань его из поясного кармана и брось себе под ноги.

– Какое время? Что ты имеешь в виду? – уточнил Андо.

Так и не дождавшись ответа, он вновь обернулся.

И обнаружил, что монах исчез.

Андо постарался, чтобы никто не заметил, как он возвращается. Вокруг дома по-прежнему висела пелена дождя, а в небе клубились мрачные тучи, и хотя теперь Андо понимал, что дождь – лишь иллюзия, сбросить эти чары он не мог. Не мог и снова увидеть себя в истинном облике. Должно быть, сильный испуг был единственным способом прорваться сквозь тетушкино колдовство.

Поднявшись на крыльцо, он снял и спрятал промокший плащ и гэта. Затем вытер голову рукавом кимоно, уселся, взял кисть и сделал небрежный набросок: туманный вид на горы напротив, мокрые деревья, набрякшие влагой облака. Потом, сам того не заметив, принялся рисовать водопад, перенося на пергамент все, что мог припомнить. Чем дальше, тем сильнее работа его захватывала. Он перетряхивал память в поисках мельчайших деталей, вкладывая душу в каждую линию, в каждый мазок. И совсем забыл об опасности.

– Андо! Куда ты запропастился? – внезапно донесся до него тетушкин голос. – У нас гости! Иди к нам, дай им на тебя посмотреть.

Андо огляделся по сторонам. Небо уже темнело, а он и не заметил, как пролетело время. И как пришли гости…

Он оцепенел от страха.

– Я… – Андо высунул голову в прихожую, судорожно стараясь состряпать какой-нибудь предлог для задержки. – Мне нужно переодеться. Я не знал, что будут гости, тетушка!

В ответ раздался смех и приглушенный тетушкин голос:

– Я не сказала ему, в какой день будет праздник. Нет ничего лучше сюрприза!

«Да, – согласился Андо про себя, – сюрприз – это замечательно». Он помчался в свою комнату, сбросил мокрую верхнюю одежду и переменил кимоно на чистое, украшенное хризантемами. Потом встал на колени, пошарил под циновкой и нащупал большое железное кольцо. Следуя указаниям монаха, он сунул кольцо в поясной карман – очень аккуратно, чтобы оно не выпало и не бросалось в глаза. Брать с собой меч не стал – ни к чему возбуждать лишние подозрения.

Тетушка ждала его. С нею было человек десять-двенадцать, которых Андо никогда прежде не видел. Все они были похожи друг на друга, как родственники: высокие, с острыми носами и большими темными глазами. И все приветствовали Андо радостными улыбками до ушей, как будто не могли сдержать восторга. Некоторые переглянулись и довольно покивали друг другу. Тетушка уже расставила на столе его любимые лакомства. Подойдя к Андо, она ущипнула его за щеку, как нередко делала, а потом повернулась к гостям:

– Правда, он прелесть?

Все с воодушевлением закивали, а некоторые даже сложили руки в умилении. Один из гостей облизнулся и негромко отметил:

– Просто объедение!

– Как вы хорошо над ним поработали! – добавил другой.

Тетушка поклонилась, принимая комплимент.

– Погодите, погодите. Надо дождаться остальных.

– Остальных? – переспросил Андо, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– О да, гостей будет еще много. Ты увидишь их всех. А теперь прошу меня извинить, но я вас оставлю. Надо подбросить дров в очаг. В такой холодный, дождливый день без жаркого огня не обойтись. Скушай чего-нибудь вкусненького, милый.

Андо попытался объяснить, что он не голоден, но тетушка уже отвернулась.

Оставшись наедине с гостями, Андо попытался отойти в уголок и держаться неприметно, но не прошло и минуты, как тот, который назвал его «объедением», подошел и потянул юношу за рукав.

– Прошу прощения, – сказал он, бесцеремонно приподнимая рукав и тыкая Андо пальцем в предплечье. Шея его при этом как будто вытянулась, а длинный, острый нос задрожал. – Ах, как вы прекрасно о себе заботились! – воскликнул гость. – Какая славная кожа! Розовенькая…

Едва удерживаясь, чтобы не ринуться опрометью вон, Андо пролепетал:

– Вы так думаете?

Гость обернулся к остальным и потыкал его пальцем еще:

– Смотрите, смотрите!

Андо из последних сил держал себя в руках. Но тут толпа расступилась, пропуская тетушку Сакуру, следом за которой в комнату вошло еще несколько десятков гостей. Андо различил среди них девушек-служанок, которые помогали ему купаться. Все так и сияли улыбками. Комната уже была полна до отказа.

– Ну вот, по-моему, теперь все на месте, – сказала тетушка. – Значит, пора начинать, милый мой Андо. Но здесь холодновато. Я натопила другую комнату – пойдем со мной, дорогой.

«Когда увидишь, что время пришло», – вспомнил Андо слова монаха. Ну что ж, надо полагать, оно пришло. Андо кивнул тетушке, как будто намереваясь подчиниться. Та повернулась и двинулась к двери. Гости смотрели только на хозяйку дома, вежливо расступаясь и давая ей дорогу. Андо вытащил кольцо из-за пояса и швырнул на пол.

Кольцо громко звякнуло, подскочило, перевернулось в воздухе и упало кому-то на ногу. Все так и уставились на него. Тетушка обернулась. Посмотрела на кольцо, потом на племянника – и снова на кольцо.

– Что это еще такое? – воскликнула она.

– По-моему, это от него кусок отвалился, – сказал кто-то из гостей, наставив палец на Андо.

Он сделал все, как велел монах! Бросил кольцо! Где же вспышка света, где же могучий взрыв, который их всех уничтожит, где же ураган, который развеет их чары?

– Ха-ха! – Андо выдавил нервный смешок, словно пытаясь оправдаться перед гостями, сославшись на свою неловкость.

Тетушка наклонилась за кольцом. Но не успела она к нему прикоснуться, как нога, о которую кольцо ударилось в полете, вспыхнула пламенем.

Гость завизжал и подпрыгнул чуть не до потолка. Нога его дернулась, отшвыривая кольцо; то отскочило тетушке прямо в лоб, и она рухнула в толпу гостей. Пострадавший прыгал на одной ноге и орал, глядя на пламя, взбиравшееся вверх по второй ноге. Те, кто оказался поблизости, пытались сбить огонь.

Все изменилось.

Тетушка Сакура поднялась и впилась в Андо яростным взглядом – вот только это была уже не его тетушка. Нос ее превратился в крючковатый клюв, лоб выступил вперед, нависнув над глазами, а глаза стали сплошь черными и блестящими, как камешки для игры в го. Андо хотел было нырнуть под стол, но замер с открытым ртом, когда увидел, во что превратились расставленные для него яства. Вместо риса в чашках копошились личинки, вместо мяса и водорослей извивались червяки. Неужели он все время ел эту гадость? Андо схватился за живот, испугавшись, что сейчас его вывернет наизнанку. Но долго раздумывать о животе не пришлось: пока он таращился на жуткое угощение, в плечо ему вцепилась рука – точнее, лапа с ребристыми пальцами и кривыми когтями, похожими на птичьи.

Андо вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла тварь, которую он все эти месяцы принимал за тетушку Сакуру. Зубастая пасть ее была распахнута – так широко, словно она собиралась перекусить Андо пополам.

Но в этот миг он заметил у дальней стены какое-то движение. По воздуху поверх толпы плыла голова. Ударившись об кого-то из гостей, она отскочила, плюхнулась на стол, покатилась, сшибая блюда, и, наконец, свалилась на пол, медленно перекувырнулась еще пару раз и остановилась под ногами у тетушки. Голова была совершенно ужасная: черная, кожистая и покрытая перьями. Тетушка завизжала, и Андо подхватил ее вопль. Опомнившись наконец, он вырвался из ее хватки и бросился в гущу гостей, надеясь проложить себе дорогу к выходу. Но чудовища метались по комнате во все стороны, и не успел Андо сделать и двух шагов, как его сбили с ног.

Комната между тем колыхалась и шла волнами: чары спадали с нее слой за слоем. Откуда-то сзади ударил яркий луч. Андо обернулся и увидел, что кольцо сияет ослепительным светом, – наконец-то оно повело себя как положено! Тетушкины гости спотыкались и падали, вскидывали руки, пытаясь прикрыться от других отрубленных голов, уже роившихся над ними, как пчелы. Андо встал на четвереньки, вскочил и бросился к двери, но туда было не пробиться. Очередная голова упала ему прямо в руки и тут же попыталась откусить палец. Андо метнулся в угол.

Гости продолжали носиться как угорелые; кто-то пытался проложить дорогу к одному выходу, кто-то – к другому, а кое-кто ломился наружу прямо сквозь стены. Головы взлетали к потолку на фонтанах крови. Все уже утратили всякое сходство с людьми. За спинами гостей мелькали какие-то стремительные вспышки.

Чудовище, в которое превратилась тетушка, разыскало Андо в толпе и снова бросилось на него с криками:

– Ты! Это все из-за тебя!

Андо прижался спиной к одному из столбов, подпиравших потолок. Тетушкины когти взрезали воздух прямо у него перед носом. Но тут клинок полоснул ее поперек горла, сверкнув, как молния, – и ее собственная обезображенная голова покатилась с плеч. Тело рухнуло сверху, защитив Андо от свирепого взгляда ее холодных черных глаз, но даже из-под тела голова продолжала шипеть, как сырые дрова в очаге.

Над останками тетушки стоял монах в оранжевых одеждах, перемазанных темной кровью. Вместо посоха в руке у него был узкий меч. Другие монахи, все до одного при оружии, продолжали бойню, и на лицах их плясали отсветы огромного костра, пылавшего на месте соседней комнаты. Дом превратился в развалины.

Так вот как на самом деле выглядело это место, где Андо прожил последние месяцы! Разбитые, заплесневелые стены, ветхие лохмотья ширм, почерневшая, как от копоти, мебель, и трава, пробивающаяся между клочьями рваных циновок. Наброски Андо летали по открытым коридорам, как сухие листья.

Над костром стоял огромный вертел – в самый раз для… «для меня!» – с ужасом осознал Андо.

– Моя тетушка… – пробормотал он. – Моя тетушка была тэнгу.

Монах потрепал его по плечу.

– Вряд ли у вас это семейное, – успокоил он молодого художника и сунул меч в ножны, предварительно обтерев об рукав ближайшего трупа. – На самом деле это была не твоя тетушка. А тетушку твою, эта тварь, скорее всего, давным-давно сожрала. Тут, в этих развалинах, тэнгу водятся уже много лет. Ты писал тетушке, что собираешься приехать?

– Конечно, – кивнул Андо.

– Жаль, мы пропустили гонца с письмом. Могли бы избавить тебя от лишних бед.

– Но вы только посмотрите, что она со мной сделала!

– Не печалься, юноша. Это все поправимо. А вот если бы не мы, завтра утром ты уже не смог бы сказать даже этого.

Монахи-ямабуси закончили свой кровавый труд и, собравшись за спиной того, кто говорил с Андо, безмятежно глядели на молодого художника.

– Собирай вещи и следуй за мной. Можешь пожить у нас в монастыре, пока не похудеешь.

Андо побрел в глубь полуразвалившегося дома, теперь уже вполне сознавая, как тяжело таскать такую разжиревшую тушу. Он собрал свои рисунки и наброски, собрал одежду и прочие пожитки. Потом вернулся к монахам, опасливо переступая через останки чудовищ. Отрубленные головы шипели и щелкали зубами, словно надеясь укусить его за ногу.

– А что, их нельзя убить до конца? – полюбопытствовал он.

– Чего только не болтают люди, – пожал плечами монах. В руке у него снова был посох, а в другой – кольцо, спасшее Андо. Каким-то хитроумным способом, чуть ли не волшебством, монах приладил кольцо обратно на посох. – Кое-кто даже верит, будто эти твари могут превращаться в монахов.

Грегори Фрост пишет и публикует рассказы в жанрах фэнтези, ужасов и научной фантастики вот уже двадцать лет (он начал с шести). В 2002 году его короткая повесть Madonna of the Maquiladora вышла в финал премий Джеймса Типтри, «Небьюла» и «Хьюго». Самый свежий его роман, Fitcher’s Brides, – леденящее кровь переложение сказки о Синей Бороде, вошедшее в последний (на сегодняшний день) том серии «Волшебные сказки» Терри Виндлинг, – вошел в финал премии Международной гильдии ужаса и номинировался на Всемирную премию фэнтези.

Рассказы Фроста печатались в журналах «Мэгэзин ов Фэнтези энд Сайенс Фикшн», «Азимовз Сай-Фай Мэгэзин», «Уисперз», «Твилайт Зоун» и «Рилмз ов Фэнтези», а также в антологиях Snow White, Blood Red и Black Swan, White Raven (под редакцией Эллен Датлоу и Терри Виндлинг), Intersections: The Sycamore Hill Anthology (под редакцией Джона Кессела и Ричарда Батнера) и Dark Terrors 5 (под редакцией Стивена Джонса и Дэвида Саттона). Некоторые его рассказы вошли в антологии из серии «Лучшие новые ужасы», редактором которой был Стивен Джонс.

Фрост был главным консультантом серий «Человек-волк: наука и миф» и «Проклятие фараонов» в телесериале «Рубежи науки» (компания «Дискавери Глобал Нетворк»).

Его вебсайт находится по адресу: www.gregoryfrost.com.

На мысли о «Горе тэнгу» меня навела чудесная книга под названием «Японские духи и демоны: искусство сверхъестественного». Я потратил десять лет на изучение боевого искусства айкидо, и все, что я знаю о Японии, мне очень нравится. Особенно меня радует то, что японская сказка не придерживается традиционных законов западной волшебной сказки. Например, она может просто оборваться на любом месте: рассказчик сказал все, что хотел, и не считает себя обязанным продолжать. Мне захотелось соединить сказку такого типа с западной фабулой, не потеряв восточного колорита. Во многих японских сказках путник приходит в заколдованный дом или крепость и проводит там ночь, так и не сообразив, что обитатели дома – мертвецы или еще что похуже. Образ тэнгу – горных бесов – я почерпнул из той самой книги (в которой, кстати, были замечательные иллюстрации), и он стал отправной точкой для всей истории. Полагаю, свою роль сыграло и мое увлечение гонконгским кино и аниме (в особенности фильмами Миядзаки и Китакубо).

Историческая подоплека сказок о тэнгу не менее интересна, чем сами сказки. Тэнгу и монахи-ямабуси были неразрывно связаны друг с другом. Ямабуси были вынуждены постоянно защищаться от самураев, которых местные воеводы то и дело посылали уничтожить или захватить в плен этих горных отшельников. Чтобы дать отпор самураям, ямабуси создали собственный стиль боевого искусства, в основе которого лежали скрытность и умение сливаться с окружающей средой. Во многих случаях этим монахам удавалось взять верх над профессиональными воинами. Чтобы не потерять лицо, самураи, спасшиеся бегством, сочиняли сказки о могущественных горных демонах, способных принимать облик монахов. Таким образом, самураи выдумали тэнгу, чтобы защитить свою уязвленную гордость, – если только на них и впрямь не нападали горные демоны… В конце концов на основе боевого стиля ямабуси развилось искусство ниндзя, которые славились как убийцы-невидимки. Но это уже другая история.