Глава 25
Резник и Эндрюс сидели в машине перед домом толстухи Фран с девяти утра. Сейчас, в четверть одиннадцатого, несмотря на работающий обогреватель, в салоне было все еще холодно. И очень дымно. Эндрюс задыхался от сигаретного дыма, но стоило ему приоткрыть окно для глотка свежего воздуха, как Резник немедленно приказывал его закрыть. Эндрюс терпеть не мог оставаться наедине с инспектором. С Фуллером он имел хоть какую-то поддержку, а так был совершенно беззащитен перед нападками Резника. Участок был погружен в хаос после ограбления ювелирного магазина, провалившейся облавы на мастерскую Карлоса и погони, приведшей к его гибели. Требовалось писать многочисленные отчеты, обрабатывать улики, опрашивать свидетелей – людей не хватало, и кому-то из команды Резника пришлось остаться в офисе, чтобы помочь с бумажной работой. Эндрюс представил себе, как Фуллер сидит в теплом кабинете, попивая чаек. И рядом с ним никто не курит!
– Сэр! – окликнул он Резника, привлекая внимание к тому, что происходило за окном автомобиля.
По тротуару тащила свою огромную тушу квартирная хозяйка Боксера Дэвиса. Через каждые десять ярдов она останавливалась, ставила пакеты с покупками на асфальт и переводила дух, после чего ползла дальше со скоростью улитки. Когда Фран подошла ближе, полицейские расслышали позвякивание бутылок в ее пакетах.
– Вот ты ж!.. – воскликнул Резник, когда Фран наклонилась, чтобы подтянуть сползающие колготки, и при этом безразмерная грудь женщины чуть не вывалилась из лифа блузки. – Закрой глаза, Эндрюс. Невинным детям вроде тебя на такое смотреть нельзя.
Эндрюс, не подумав, ответил:
– Я уже видел женскую грудь, сэр.
– Такая тебе точно не встречалась. – Резник открыл дверцу автомобиля, швырнул окурок в придорожную канаву и направился вслед за толстухой.
Фран свернула на неухоженную, заросшую дорожку. Ворота открывать не пришлось – они всегда были распахнуты, перекосившись на одной ржавой петле. Квартирная хозяйка привалилась к двери и достала из кармана ключ.
– Эй!
От громкого окрика прямо у нее за спиной Фран испуганно дернула головой.
– Фран, хотим задать тебе еще пару вопросов.
В квартире толстухи стояла отвратительная вонь, в которой смешались запахи кошек, пива, пищевых отходов и немытого тела. Гостиная была пыльной и темной; похоже, побитые молью плотные занавески не раздвигались уже много лет. Резник помог Фран снять плащ, а Эндрюс подхватил пакеты с алкоголем и отнес их к двери в столовую.
– Присаживайся, дорогуша. Как самочувствие? – осведомился Резник.
Ему было в высшей степени наплевать на самочувствие Фран, но нужно быть с толстухой помягче, чтобы она согласилась сотрудничать. Инспектор аккуратно сложил ее плащ, перекинул через спинку стула, а сам сел на пуф перед креслом, куда Фран опустила свое массивное тело.
Под правым глазом квартирной хозяйки все еще виднелся синяк, хотя теперь в нем преобладали желтые и фиолетовые тона, а не темно-синие и черные, как несколькими днями ранее. Ссадины были залеплены пластырем, отчего лицо выглядело еще хуже, чем раньше, а одну сторону головы выбрили в больнице, чтобы наложить шов.
Эндрюс глянул на часы. Каждый раз, когда Резник играл роль «хорошего копа», сопровождающий его полицейский засекал время. Тот, при ком Резник протянет в этой роли дольше минуты, получал с остальных по десятке.
– Ну а теперь, дорогуша, пришла пора рассказать нам о том, кто это с тобой сделал, чтобы мы посадили его под замок, – самым ласковым своим тоном произнес инспектор.
Фран улыбнулась и похлопала Резника по руке:
– Вы очень милый.
От ее холодных и потных пальцев-сосисок Резнику было очень щекотно и хотелось отодвинуть руку, но инспектор сдержался.
– Я бы и рада была все вам рассказать, – продолжала она, – да вот беда – ничего не помню. И я не вру. Меня ударили по голове. Правда, я не могу вспомнить кто. А может, не хочу. Знаете, так бывает из-за травмы. Доктор это вам подтвердит. Подсознание блокирует то, что мы не хотим помнить, – вот так он сказал, кажется.
– Ты все позабыла не из-за травмы, а из-за денег, Фран. Откуда у тебя деньги на выпивку?
Эндрюс отвел взгляд от часов. Все, конец. Пятнадцать секунд!
– У меня все-таки бизнес, знаете ли! Я могу себя обеспечить! – сказала Фран.
– Что ты будешь делать, если он вернется, а? Нальешь ему виски?
– Он не вернется! – в страхе взвыла Фран. – Зачем ему возвращаться?
Резник продолжал давить:
– Так ты же явилась к нам в участок, дорогуша. Пришла по собственной воле… А теперь мы пришли тебя навестить. Что, если он следит за тобой? – (С каждым его словом Фран становилось все страшнее.) – Он не производит впечатления чуткого и терпимого человека. Если ему покажется, что ты с нами сотрудничаешь, то он может навестить тебя снова. Но стоит тебе сказать, кто он такой, и мы тут же схватим его и упечем за решетку.
А ты, дорогуша, сможешь спокойно сидеть в своей чудной квартирке и наливаться пивом в полной уверенности, что он не постучится в твою дверь в ближайшие пять-десять лет.
К концу его речи Фран испускала душераздирающие всхлипы, выжимая из легких воздух резкими, короткими толчками, отчего ее живот с шумом вздымался и опускался. Эндрюсу стало жаль несчастную толстуху настолько, что он даже вынул свой носовой платок и протянул ей. Фран громко высморкалась. И тут Резник вскочил на ноги так порывисто, что опрокинул пуф.
– Арестуй ее за препятствование работе полиции! – приказал он Эндрюсу. – Давай, дорогуша, поднимайся. Мне надоело слушать твое вранье.
Фран взвыла и протянула руку Эндрюсу. Тот, как всегда не подумав, протянул в ответ свою ладонь, и Фран ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.
– О-о-о-о, не арестовывайте меня! Я вам все рассказала. Я больше ничего не помню, честное слово, ничего!
Эндрюс освободился от хватки Фран и попытался вытащить ее из кресла. С тем же успехом он мог бы тянуть слона.
– Пожалуйста, не забирайте меня, – причитала Фран. – Ах, если бы Боксер был здесь… Он бы позаботился обо мне.
– Боксер мертв, – процедил Резник. – Его убил тот же человек, который отколошматил тебя до полусмерти.
Фран завыла еще громче. Эндрюс отступил, спасая барабанные перепонки. Резнику достало порядочности, чтобы сделать перерыв и дать женщине время выплакаться. Когда пауза показалась ему достаточной, инспектор присел перед квартирной хозяйкой на корточки.
– А теперь слушай меня внимательно, Фран, – жестко произнес Резник. – Если тебе заплатили, чтобы ты держала рот на замке, то мы с тобой серьезно поссоримся.
– Мне не…
– Заткнись и слушай, потому что мое терпение на пределе! Я знаю, что тебе было больно, но другим было больнее. – Резник вскочил, схватил один из ее пакетов с бутылками и сунул Фран прямо под нос. – Откуда у тебя деньги на все это? Можешь не врать, будто аренда твоего клоповника приносит хоть какой-то доход. Кто тебе заплатил? Говори, Фран, кто?
Пока Резник размахивал тяжелым пакетом, одна из ручек лопнула, и бутылки посыпались на пол. На ковре растеклась пивная лужа. Фран зашлась в новом приступе воя:
– А-а-а-а, мое пиво! Мое пиво! – Женщина закрыла лицо руками и зарыдала.
От раздражения на то, что у него никак не получается расколоть несчастную толстуху, Резник побагровел:
– Ты скажешь мне, кто напал на тебя! Ты скажешь, кто дал тебе деньги…
– Я не знаю! Не знаю! Уже тысячу раз вам говорила. Пришел какой-то приятный человек и спросил Боксера, я проводила его наверх. Второй пришел позднее… Тот, который избил меня. Я не знаю ни первого, ни второго. Клянусь. А больше ничего не помню.
– Попытайся все-таки вспомнить! – рявкнул Резник.
– Я тогда очень устала. И сказала той женщине…
Резник прервал ее:
– Какой женщине?
– Той, которая звонила. Я ей сказала, что он ушел.
– Минуточку! – Резник вцепился в новую деталь. – Боксеру звонила женщина?
– Да, я же только что вам сказала.
Эндрюс заметил, что Резник опять заговорил ласковым тоном.
– Когда, Фран? – выпытывал он. – Когда она звонила?
– Вообще-то, она звонила два раза. Сначала поговорила с Боксером. – Фран опять опустила голову в ладони. Растерянная, обессиленная, она теряла нить разговора.
– А второй раз? – Резник подождал, не ответит ли Фран, потом опять повторил вопрос: – Послушай, милочка, это очень важно. Что ты делала, когда она позвонила во второй раз?
– Смотрела телик.
– Что показывали?
Фран подняла на Резника осмысленный взгляд:
– «Улицу Коронации».
– Хорошо. Значит, женщина позвонила, когда шла «Улица Коронации». Что она сказала?
– Что связь оборвалась, когда она звонила в первый раз. Но Боксер-то уже ушел с тем приятным человеком, поэтому она просто повесила трубку, когда я ей об этом сказала. О боже, Боксер! – прошептала Фран, как будто рядом никого не было. – Больше я никогда не увижу своего Боксера.
– Помоги мне найти того, кто убил Боксера, Фран, – призвал Резник. – Если у тебя были хоть какие-то чувства к Боксеру, помоги мне!
Фран схватила Резника за локоть.
– Он приходил ко мне в больницу, – шепнула она. – О Боже, спаси меня! Он приходил в больницу и сказал, что убьет меня, если я хоть что-то вам скажу.
«Я сам тебя убью, к чертовой матери, если ты не скажешь мне», – подумал Резник, а вслух сказал:
– Я не дам тебя в обиду, дорогуша.
– Он был такой высокий, с темными волосами. С холодными такими глазами, будто ледяными. И это не бродяга какой-нибудь, а настоящий джентльмен. Холодный, жестокий, безжалостный джентльмен!
Резник на мгновение позабыл, что нужно дышать. Он вытащил из внутреннего кармана куртки фотографию и показал ее Фран:
– Это он?
Фран отодвинула снимок от себя, чтобы сфокусировать на нем взгляд, и тогда Эндрюсу стало видно, что это портрет Гарри Роулинса из кабинета инспектора, с дырой во лбу от дротика. От напряжения Резник весь вспотел, лицо его покраснело.
– Нет, не он, – сказала Фран.
– Посмотри как следует! – заорал Резник, тыча портрет Роулинса в лицо Фран. – Это был он, так ведь?
– Нет.
– Да! Это был он! Гарри Роулинс – тот человек, который избил тебя до беспамятства. Скажи, ну, скажи мне. Я знаю, что это он!
Эндрюс так и не успел набраться смелости, чтобы вмешаться: пробудилась к жизни и затрещала его рация.
– Ты не можешь поговорить за дверью? – набросился на него Резник.
Эндрюс неохотно повиновался.
Ответив на вызов, он вернулся. Резник по-прежнему тряс перед Фран портретом Гарри Роулинса и выкрикивал один и тот же вопрос:
– Это был он? Он?!
Эндрюс прикинул, не вызвать ли Фуллера, чтобы тот успокоил старика, но потом испугался, что станет посмешищем для всего участка из-за того, что не сумел сам справиться с разбушевавшимся пенсионером. Разумеется, никто не усомнится в том, что описание бандита, как его запомнила Фран, подходит к Роулинсу, но с тем же успехом оно подходит и к половине лондонцев. И почему это Резник так уверен в том, что толстуху разукрасил оживший мертвец, недоумевал Эндрюс. Наконец он решился и положил руку Резнику на плечо:
– Сэр, по рации только что пришло важное сообщение…
– Заткнись, Эндрюс! – взревел Резник и стряхнул с себя ладонь констебля. – Фран как раз собиралась признать, что ее изукрасил Гарри Роулинс, да, Фран?
Несчастная женщина посмотрела на Резника. В ее глазах стоял ужас перед возможными последствиями ее признания.
– Нет, это был не Гарри Роулинс. Это был… Тони Фишер.
Пока они молча возвращались в участок, Эндрюс искоса поглядывал на Резника, соображая, не следует ли доложить о его странном поведении старшему инспектору. Резник казался опустошенным и вымотанным. Похоже было, что он наконец сдался. Инспектор даже не закурил, а ведь в машине он всегда дымил сигаретой. Уже у самого участка Эндрюс рискнул заговорить:
– Так я насчет того сообщения, сэр. Оно было от Фуллера. Парень, сбитый почтовым фургоном, – это Карлос Морено. Он был автомехаником братьев Фишеров.
Резник не подал виду, что слышал хоть слово из сказанного Эндрюсом. Он все так же смотрел в окно ничего не видящим взглядом.
