Глава 4
Нежить болотная
– Хорош прохлаждаться, времени в обрез! – Громкий голос и толчок в плечо заставили Александра очнуться. Он открыл глаза.
– Сержант? – удивился Еремеев. – А ты что здесь делаешь?
– Я-то? У себя дома? Живу.
– А я? – спросил пришедший в себя и принялся ощупывать грудную клетку, пытаясь найти рану.
– Ты здесь теряешь драгоценное время. А лишней дыры в теле не ищи. Амулет тебе добрый перепал.
«Время теряю? – мысленно пробурчал Никита. – Тут едва ребра не проломило, а я, оказывается, прохлаждаюсь. Сержант-то как на меня вышел? Радим его позвал? А сам куда подевался?»
– Какой амулет? – Еремеев приподнялся на локтях.
– Вот этот. – Сержант взял со стола малахитовую пластину. – Не скажешь, где добыл?
– У одного чародея забрал. Он пытался меня сонным дурманом взять – не получилось. Я стрельнул, однако башку ему раскроило полкой.
– Какой полкой?
– Тяжелой, похоже, кованой. Мага выстрелом отбросило в стену, там висела полка, она сорвалась…
– Понял. – Сержант остановил объяснения. – Что ж ты пластину не подзарядил? Если б хоть на полмощности вывел, глядишь – обошлось бы даже без синяков. – Он рассматривал малахит со всех сторон, явно пытаясь найти недостающую деталь.
– Что-то не так? – спросил Александр.
– Мой наставник говорил, что подобные вещи имеют важную надпись, только я ничего не вижу. Может, подделка?
– Меня от пули спас, – напомнил Еремеев.
– Ладно, все едино вещь полезная, владей. – Сержант передал амулет.
Александр положил пластину в карман рубахи и осмотрелся. Комната с невысоким потолком, кровать, большой сундук, стол, парочка простых кресел и широкая лавка, на которой он «прохлаждался».
– А где Радим?
– Скоро вернется, я отправил его за снаряжением. Поутру в Крашен пойдете. В Смоленске тебе не выжить, раз уж сам Тадеуш тобой заинтересовался! – покачал головой сержант.
– Это тот мужик в шапке с пером? – спросил Еремеев, заодно пытаясь понять, что такое Крашен.
– Тебе что, тоже полкой по башке досталось? Неужто великого пана не знаешь? В ловушку тебя заманил Матеуш, один из ближников супостата. Где-то еще Дариуш крутится, тоже опасный тип.
«Тадеуш, Матеуш, Дариуш… тройняшки или как? Что же я им всем плохого сделал? На какую больную мозоль наступил? Ведь проходу не дают паны, чтоб им…»
– Про Дариуша можно забыть, он был вместе с тем колдуном, который раньше владел пластинкой.
– Так это у тебя его револьвер? – Брови сержанта полезли на лоб. – Плотненько паны тебя обложили. А ведь я бы так и не узнал ничего, если бы за Лехом мой человек не присматривал.
– Лех? Это который у меня блокнот отнял?
– Да что с тобой? Три дня беспробудно пил или дураком решил прикинуться? Лех значился слугой Пахома, но откликался на другое имя.
– Как же здесь все запущено. Надеюсь, Матеуша схватили?
– Не успели – Радим к нему со спины подкрался и вогнал кинжал в шею, когда тот в тебя стрелять начал.
– Узнаю своего слугу: только наметишь кого-нибудь взять живым, Радим тут как тут.
– А я не уверен, что они с моим парнем его бы одолели. Шляхтич был неплохим рубакой, да еще при двух пистолях.
«Выходит, самого сержанта в той подворотне не было? И мы втроем одолели шестерых?» – Еремеев остался доволен результатом схватки. Хотя бы потому, что в ней выжил.
– Эх, столько трофеев пропало! – Александр присел на лавку. – Чует мое сердце, Радим сильно расстроился.
– О трофеях поговорим позже, а сейчас расскажи, почему пан Тадеуш так тебя боится.
«И этот туда же! И какую версию ему выдать? Как там… Если не знаешь, что соврать, говори правду? Попробовать, что ли?»
– Тут такое дело, господин сержант… Я не пил, под полку не попадал, а дурости и своей девать некуда, чтобы еще кем-то прикидываться. Просто в увольнении меня жутко избили четверо мужиков, да так справно, что даже имя пришлось по пропуску вспоминать, а свое прошлое – по рассказам сослуживцев. И до сих пор понятия не имею, за какие подвиги меня пытаются убить! В четвертый раз за двое суток.
Сержант долго смотрел на собеседника, словно пытаясь по лицу прочесть, насколько правдив его рассказ. Потом отвел взгляд и пару минут размышлял.
– Говоришь, память отшибло? А откуда вдруг сноровка появилась, что пособила Вацлава осадить?
– Еще бы я знал. Вот умею – и все. Такое ощущение, что умел всю жизнь.
– Из детства что-нибудь помнишь?
– Ни отца, ни матери припомнить не могу.
И снова Никита, который являлся Александром Еремеевым, не врал. Он был детдомовским и родителей действительно не помнил.
– Не врешь?
– Да вот тебе крест! – Александр перекрестился, хотя к верующим его можно было отнести с большим натягом.
– Скорее всего, не врешь, – задумчиво произнес сержант. – Магам креститься запрещено, и ты, как сын церковника, лучше других об этом помнить обязан.
– Сержант, скажи, а Крашен – это где? – решил выяснить Еремеев.
– Городок на западе, верст пятьдесят отсюда, – машинально ответил собеседник. – Но вернемся к Тадеушу: пан уверен, будто ты знаешь нечто для него опасное.
– Да кто такой этот Тадеуш?
– Важный тип, шляхтич по происхождению, с недавних пор – член вече. Раскинул паутину по всей Смоленщине, а прихватить его не на чем. Думаю, он вознамерился Смоленск Речи Посполитой сдать.
– Но мы же русские! – вырвалось у Еремеева.
– Хорошо, что ты это понимаешь. – Сержант на пару секунд задумался. – Ладно, рано еще с тобой о том говорить. Давай о трофеях. Твой Радим – хозяйственный малый. Ему говорят: драпать отсюда надо, а он, пока не пошарил по карманам всех убиенных, не ушел. Парни с тобой на плечах из-за этого чуть на глаза патрулю не попались.
– Радим своего не упустит, – согласился Александр. – Скажи, а кого в кабаке порешили?
– Так ты же сам с ним встречался. Что, и его не помнишь? А как тогда узнал?
– Тут ничего сложного: записку получил, пришел. Начал рассматривать, кто из посетителей без компании, а когда дошел до усатого с трубкой, он сам подал знак.
– Умен, не по годам умен. Как же я раньше этого не замечал? Хотя иначе, думаю, тебя бы давно прикончили. И что ты ему сказал, если ничего не помнишь?
– Хотел рассказать правду, да не успел. Стрелок занял очень удобную позицию – прямо за холстом. Пришлось стрелять. Хорошо, суматоха поднялась, удалось из кабака выскочить. Дальше ты знаешь.
– Кузьма – личность здесь известная. Всегда собирал слухи и сплетни, отбирал важные и проверял их достоверность, чтобы выгодно продать. Полагаю, он направил тебя на нужный след, а ты нашел нечто. И сразу стал опасен для Тадеуша. После убийства Матеуша за тебя наверняка возьмутся профи.
– Это еще кто?
– Наемники ада. Живут за счет чужих смертей. За очень большие деньги.
– Киллеры? – вырвалось у Александра.
– Как?
– Не важно. А в этом Крашене они меня не достанут?
– Полной гарантии нет, но Крашен – вотчина Тадеуша. Вряд ли тебя станут искать в той стороне.
– Наши люди-то там есть?
– Это русский город. Правда, до границы республики оттуда рукой подать.
– И что мне там делать? Затаиться и ждать?
– Нет, такой роскоши мы себе позволить не можем. Будет задание. Человечка важного требуется тайно оттудова вывезти.
– А он сопротивляться не будет?
– Только если напугается сильно. По слухам, его сейчас ищут на границе Смоленской республики, но поиски расширяются. Через пару дней и до Крашена доберутся.
– А как же ополчение? – заволновался Еремеев. – Меня в дезертиры не запишут?
– Человека, который по моему приказу отбыл в Витебск, неделю никто и вспоминать не станет. Пропуск на тебя будет выписан поутру.
– А с ним я могу и в Крашен?
– По документам в Крашен едет другой человек – Данила Ревин, начинающий купец, реальный паренек с восточной окраины республики. Ему немного не повезло, он не добрался до Смоленска, всю семью вместе с караваном степняки вырезали, но об этом никто не знает. – Сержант передал пакет. – Тут торговая лицензия и документы.
«В здешнем мире надо мной издеваются все – и враги и сочувствующие. Только стал привыкать к имени Никита, так нате, будьте любезны – ты уже Данила. Что дальше будет? Может, послать сержанта куда подальше и… Попасть в лапы Тадеуша? Неохота до зубной боли. Тогда в Крашен? Сержант хотя бы за наших. Я надеюсь…»
– Когда выходить и с кем? К кому обращаться на месте? – спросил Александр, пряча пакет за пазуху.
– Выйдешь перед самым рассветом. Куда идти, знает Радим. Доберетесь, найдешь мастера Евсея Карпова. Там всего три кузнеца, нужный на севере проживает. Передашь ему привет от Никанора, спросишь, нет ли казацкой шашки на продажу. Он должен ответить, что три дня назад последнюю продал. Только после этого передашь записку.
Сержант начал писать.
«Ну да, пароль – отзыв, ничего не меняется. А вот ручка у него интересная, думал, тут пером пишут. Не угадал. Больше похоже на карандаш с необычным грифелем».
– Что делать, если кузнеца на месте не окажется?
– Подождать пару дней, не привлекая внимания, потом уничтожить записку и возвращаться назад.
«Не судьба мне в этом мире выспаться. Третья ночь псу под хвост! Посмотреть Смоленск так и не удалось – пробежка от казарм до кабака, потом в предутренних сумерках – от дома сержанта до южных ворот, вот и все мои хождения по городу. Вместо осмотра достопримечательностей – перестрелки и потасовки. Хорошо еще, в Москве тир был недалеко от моего дома, хоть руку набить успел, – размышлял новоиспеченный купец, шагая за помощником. – В данном случае фраза как раз про меня: «Лучше набить себе руку, чем тебе набьют морду». Не помню, кто сказал, но удивительно верно».
Радим теперь значился младшим помощником купца. Для него это было привычным занятием, поскольку еще пять лет назад отец парня занимался торговлей. Ходил с караванами в Московию, деньжат скопил и уже собирался перебираться за стены Смоленска, но три года назад не вернулся из очередного похода: на караван напали татары.
– Сержант сказывал, дороги лучше обходить. Если за нами кто и сунется, то как раз по тракту двинет, а мы лесом мимо болота прошмыгнем.
– А как же болотные духи, русалки, прочая нечисть?
– Мы же в болото соваться не будем, обойдем по тропке между топями и лесом, чтобы ни леший, ни кикимора свою власть над нами не проявили.
– Может, ну его к… – У Никиты чуть не вырвалось «лешему», но сдержался, чтобы не накликать беду. – Давай по тракту? С ляхами я кое-как научился справляться, а вот с нечистью…
– Ежели на след выйдут профи, нам край. Я слыхивал, они за работу не меньше полусотни золотом берут. Всю свою жизнь только тем и занимаются, что натаскивают себя на смертоубийства.
«Ниндзя, что ли, доморощенные? Если так, то плохи наши дела. Невольно хочется спросить у господина Тадеуша: если я так дорого ему обхожусь, нельзя ли получить часть наличными? Тогда я точно никому не расскажу того, чего не знаю. Кстати, о наличных…»
– Радим, а как наши успехи на финансовом поприще?
– Чего? – Тот даже остановился, пытаясь понять слова приятеля.
– Денег у нас сколько?
– Двадцать шесть золотом, сто сорок семь серебром и медью две сотни. Это твоя доля. Моя поменьше. Плюс к этому – пять пистолей. Я оставил только с нарезными стволами, остальные продал. Зато патронов для револьвера у тебя полсотни и зарядов для пистолей по десятку на ствол.
Радим упорно не желал называть золотые монеты злотыми, а серебряные – грошами, хотя именно они являлись основным платежным средством в республике.
– Про еду не забыл?
– А как же! На два дня хватит и еды, и питья. Я даже одежку для тебя сменную прихватил. Ты же купец – человек уважаемый.
– Радим, а если мы с тобой купцы, чем торг ведем? – Александр усмехнулся.
– Так у нас амулетов десятка два имеется. Я у сержанта про каждый спросил и названия записал. Цены он мне тоже назвал. Там товара на тридцать монет золотом. В Крашен много торговцев из-за кордона захаживает, магические побрякушки должны их завлечь.
– Ого! Выходит, резон нас грабить имеется?
– Теперь сие не каждому по силам. У меня на шее амулет висит того пана, которому я шею проткнул, твоя пластинка…
– Кстати, ее же зарядить нужно, – спохватился Никита. Он вытащил амулет и обхватил его ладонями. Его дернуло, словно током шарахнуло. – Вот, теперь можно идти дальше.
Радим продолжил рассказывать о нечисти лесной и болотной. Открыто между собой те не враждовали, но мелкие пакости старались друг другу устраивать при малейшей возможности.
– Ежели лесовка близко к болоту подойдет, русалка обязательно постарается жабу прислать покрупнее, чтобы та грязью забрызгала. Вурдалаки – те мимо болота тоже не пройдут, обязательно мелкую нужду справят. Вот так и живут.
– Ну да, хоть какое-то веселье. А как они к людям?
– Тут от настроения зависит. Болотные русалки так и норовят в топь увести, анчибал страху нагоняет, но этот на край болота нечасто выбирается – ленив не в меру…
Чем дольше говорил Радим, тем сильнее не хотелось идти избранным путем.
«Хорош труса праздновать! – мысленно одернул себя Александр. – В конце концов, это их мир, и им виднее, по каким дорогам безопаснее ходить. Опять же есть надежда – если и встретимся с какой нежитью, то попадем под хорошее настроение. Нам главное с тропки не сворачивать, и все будет тип-топ! Без вариантов!»
Легко сказать «не сворачивать». А когда на этой самой дорожке появляется лохматый медведь и явно собирается опробовать тебя на вкус, как-то сразу забываешь, чего можно, а чего нельзя. Оба путника и не заметили, как оказались на высокой елке далеко в стороне от края болота.
– Чего ему надо было? – задал дурацкий вопрос Александр, когда удалось унять дрожь.
– Сожрать нас хотел, наверное.
– А почему он на дерево не полез? Медведи вроде неплохо умеют по деревьям лазать.
– Никита, ты чем недоволен?
– Всем доволен, только яблок очень хочется. Свежих. – Александр Еремеев вспомнил анекдот из прежней жизни и громко расхохотался. По-видимому, так на нем сказался стресс. Только через пару минут безудержного хохота он смог успокоиться.
– Яблок я в дорогу не прихватил. Что с тобой, чего шумишь? Медведь ведь и передумать может.
– Так вроде убежал. Или, думаешь, он за лестницей пошел? – Новый приступ смеха удалось подавить в зародыше.
– Вряд ли. А ты чего про пистоль забыл? – поинтересовался Радим, хотя у самого за поясом был такой же.
«Какой пистоль? Тут чуть штаны не обмочил с перепугу. Вот бы точно сменная одежка пригодилась. Но приятелю об этом знать не надо. В его глазах я смелый и рассудительный человек. В данном случае – больше рассудительный, чем смелый».
– Впопыхах и промахнуться недолго, а раненый зверь в сотни раз опаснее, он бы нас точно порвал, – выдал более-менее правдоподобную версию Еремеев.
– Мне такое даже в голову не пришло. Увидел зубастую пасть, и… ноги сами понесли. Как на елку взбирался – не помню.
«Рефлексы у нас одинаковые, – отметил про себя Нилов. – Хорошо еще, Радим озаботился заплечными торбами, иначе потеряли бы свой скарб».
– Хорошо взбирался, быстро. Я еле за тобой поспевал. Как думаешь, нам тут долго сидеть?
– Надо возвернуться на тропку поскорее. Ежели леший сюда забредет, может долго по лесу кругами водить, а ночью тут лучше не оставаться.
Тропку искали часа два. Помощник нервничал все больше и больше. Александр всматривался в окружавшие деревья и никак не мог понять, по каким ориентирам ведет его приятель.
– Ура, болото! – почему-то обрадовался Радим, заметив заросли камыша. Правда, в следующую секунду радость сменилась страхом. – Ой… – Лицо парня уподобилось мелу.
– Два века тут обитаю, а не припомню, чтобы моей обители так бурно радовались. – Скрипучий голос заставил вздрогнуть и Еремеева. – Добрый день, соколики.
– Кикимора, – прошептал бледный молодой человек.
Обстановка вокруг резко изменилась. Деревьев теперь даже вдалеке не наблюдалось, а островок суши, где путники оказались, был с трех сторон окружен жидкими порослями камыша, словно забором. За ним начиналось казавшееся бесконечным болото.
Посреди участка суши на корявом пне восседала лохматая старушенция весьма отталкивающей наружности. Она злорадно улыбалась, демонстрируя почерневшие зубы.
«Хороша, ничего не скажешь, – уставился на нее Еремеев. – Российский кинематограф явно сгладил сей незабываемый образ. Ну да, фильмы-то для детей, а если малышам такую показать, они три ночи спать не будут. Может, Баба-яга местная покрасивее будет? В лесу ведь живет – там и климат лучше, и воздух чище!»
– Чего морщишься, милок? Али не нравлюсь? – Бабка повернула свой крючковатый нос в сторону Александра.
– Почему же, восхищаюсь твоей естественной… непосредственностью.
«Сказать «красотой» язык не повернулся. Может, зря? Женщины ведь ушами любят. Брр. – Еремеев вздрогнул, представив на миг любовь с подобной «гламуркой». – Упаси меня…»
– Не по чего? – Старушка равнодушно оторвала от щеки пиявку и бросила в воду.
– Есть такое выражение: жить не по средствам. Это когда обстановка – так себе, а ты на ее фоне смотришься королевой!
«Ну да, среди королев уроды тоже иногда встречаются, так что ни капли лжи в моих словах нет».
– Что значит – «так себе»? Мое болото, между прочим, одно из лучших в округе!
«Как же с вами сложно, мадам. Что ни скажешь – все поперек. С такой-то внешностью могла бы быть чуть посговорчивей. Или власть любых портит? Ладно, попробуем другой подход».
– А я говорю, обстановочку можно было бы и приукрасить! – Александр повысил голос. – Вот представь: тут молочного туману напустить с переливами, здесь лилии высадить, там – фонтан. И русалок вокруг него на потеху танцевать заставить.
– Русалок, этих бездельниц? А что, мысль здравая, а то сидишь колодой в своей тоске несусветной… Хорошо, коли леший заглянет, одно развлечение – в картишки с ним перекинуться. Но ведь обленился, черт лесной, все у него дела неотложные. За месяц только один раз вчера и навестил, проклятущий.
– Потому и заходит редко, что ничего у тебя не меняется. А как прослышит, что здесь творится, сразу прибежит. Мужики – они такие, по себе знаю.
Еремеев вошел в раж. Желание выйти от кикиморы живым и максимально невредимым добавило красноречия и отогнало страх. А вот Радим так и стоял, застыв на месте, не в силах даже пошевелиться.
– Кто ж ему, милок, обскажет, чего у меня в болоте творится? Мои-то двух слов нормально не свяжут, а мне гордость девичья не позволит.
«Девичья? Я, конечно, не раз о старых девах слышал, но тут вообще случай запущенный запредельно. У такой наверняка бо-о-ольшие проблемы с хорошим настроением».
– А мы на что? Сходим и в красках все обрисуем.
– Не-э-э, так не пойдет. Я вчерась пятерых путников в карты выиграла. Он, – бабка указала на онемевшего Радима, – четвертый, ты пятый. С каких это пор я добычу из рук выпускать стану?
– Прошу прощения, госпожа, но ради выгоды иногда лучше пожертвовать малым, чтобы получить большое.
– Чего? Как это? – не поняла ни слова хозяйка болота. Когда кикимора хмурила брови, ее крючковатый нос еще сильнее загибался, едва не упираясь в рот.
– Посуди сама: чем чаще будет наведываться леший, тем чаще можно выиграть у него в карты, тем больше путников забредет на этот остров. Или я не прав?
– Прав-то ты прав, соколик, но уж больно гладко стелешь. Я тебя отпущу, а ты удерешь. Не верю, что станешь лешего по лесу искать. И ничего ему не донесешь. А я буду, как последняя дура, сидеть тут посреди тумана, пялиться на пляшущих русалок и ждать у фонтана неизвестно чего.
«А ума ей не занимать. Видать, дух болотный не всем мозги дурманит. Как выкручиваться, леший ее забери?!»
– А зачем его искать? Сама говоришь, что добычу из рук не выпускаешь. Вот представь: леший узнает, что сразу двое от тебя вышли невредимыми. Разве он не удивится?
– Знамо дело, удивится. – Старуха закивала головой.
– Наверняка захочет расспросить, почему так случилось?
– Он мужик любопытный, непременно выпытает!
«Уж не от слова ли «пытать»? – промелькнуло в голове Никиты. – Ладно, до встречи с лешим еще дожить надо. А сейчас пора ей небольшую ложку дегтя в бочку меда добавить. Радим говорил, нежить магов побаивается. Попробую проверить, так ли это».
– Вот тут я ему и скажу, что милосердная госпожа занята изменением облика своей резиденции. И ей не до нас – простого мага и его слуги.
– Милосердная – это какая такая? – снова насторожилась кикимора, пропустив мимо ушей упоминание мага.
– Милая сердцу, – поспешил объяснить Еремеев, а про себя мысленно добавил крылатую фразу: «Кому и кобыла невеста». – Такие обычно дела добрые делают.
– Добрые? Не слыхала про такие. Это как?
– Например, напоить и накормить гостя, в баньке попарить, – припомнил слова из сказки словоблуд.
– Эй, гостья, слыхала, чего я с тобой должна сотворить? – Старуха пнула ногой комок грязи возле пня. Тот застонал и зашевелился. – Оказывается, надо было тебе в рот лягушек с пиявками напихать, залить туда болотной жижи и в котле тебя сварить.
– Не надо! – закричал комок женским голосом. – Лучше убейте.
– И взаправду лучше, но ты же назвалась гостьей, а я сегодня милосердная. Не то что ты. – Кикимора снова перевела взгляд на Еремеева. – Эта девка с двумя подельниками шла по следу. Собиралась предать смерти одного слугу и одного мага. А не тебя ли, часом? – Старушка улыбнулась умопомрачительной улыбкой, от чего Радим даже икнул и рухнул без чувств.
«Не видел он наших фильмов ужасов, никакой подготовки у парня. Хотя бы живой, раз звуки издавать способен».
– Меня убить пытаются по два раза на дню. Причем понятия не имею, за что.
– Небось за добрые дела, – быстро сообразила болотная старуха. – К тебе часто гости заходят?
– Бывает. Правда, пока только те, кто живота лишить хочет.
– А ты их милосердием по темечку? Чтобы долго не мучились?
«Далось ей новое слово! Однако взгляд карги явно изменился, как узнала, что я волшебник. Если опасается, надо этим воспользоваться. Вот только просчитать женщин гораздо сложнее, у меня редко получалось».
– Иногда приходится, – ответил Александр, нахмурив брови.
– Погоди, а ты, случаем, не в гости ко мне заглянул?
– Я в милосердии не нуждаюсь.
– А он? – Старуха указала пальцем на Радима.
– Он со мной.
Еремеев почувствовал, как под ногами заколыхалась почва, и увидел выскочивший из травы темно-зеленый жгут. Коснувшись штанов волшебника, он со свистом скрылся.
– Давай так, – после небольшой паузы заговорила кикимора. – Пусть твой слуга остается у меня. Ты сходи, расскажи все лешему и вместе с ним приходи назад.
«Ну да, а вместе с лешим вы меня и одолеете, – усмехнулся Александр. – Как бы не так».
– Нельзя его тут оставлять. По двум причинам.
– А что ж не по трем-то? – Старушка сощурила глазки до размера щелок.
– Во-первых, чем больше народу отсюда выйдет, тем большее удивление испытает леший, а во-вторых, представь: заглянет к тебе ухажер, а у тебя в доме молодой мужчина. Как бы обиды не случилось, он ведь может решить, что все приукрасы не для него сделаны.
Кикимора сделала вид, что задумалась. Она не собиралась отпускать наглого волшебника без каверзы, однако опасалась, что тот успеет натворить бед. Предварительное прощупывание показало – опасной энергии у него много.
– Просто так я тебя все равно не выпущу. Возьмете с собой еще и эту. – Старуха взмахнула рукой, и из недр островка выплюнуло покрытую грязью человеческую фигуру, которая еле держалась на ногах. – Удивлять – так удивлять. Но это не все. Я вижу, язык у тебя подвешен славно. Так вот… Сумеешь рассказать историю, что меня саму удивит, – тут же все свободны, ну а нет – тогда назначу гостями и буду творить над вами добрые дела.
«Вот привязалась! Никак уступать не желает, прямо хоть дерись. Чем же тебя удивить, карга старая? Во влип – прямо анекдот какой-то, да почему-то смеяться не хочется. Анекдот? – Александр Еремеев вспомнил свою недавнюю истерику на елке. – А почему бы и нет? Только персонажей слегка поменять надо. Радим говорил – болотные не слишком лесных уважают…»
– Нужно только правдивую или выдуманная тоже подойдет? – решил уточнить он.
– Сказывай любую. – Кикимора махнула костлявой рукой.
– Хорошо, слушай. Идет медведь по лесу, видит: лосиха изо всех сил на дерево забирается, копытами в ветки упирается. Он спрашивает: «Лосиха, ты куда лезешь?» Та отвечает: «Да вот, яблочек свежих захотелось». Медведь посмотрел внимательно и говорит: «Так это же елка!» – «Ну и что, яблочки у меня с собой».
Сначала засмеялся очнувшийся Радим. Потом беззвучно затряслась измазанная грязью.
– Ступай! – указала рукой старуха. – И никуда не сворачивай.
Через полминуты раздался гогот за спиной уходивших путников.
– Гы-гы-гы… Лосиха, гы-гы-гы… эта дура безрогая, гы-гы-гы… на елку?! Своими копытами? Точно, мозгов ни капли.
«Это она еще до яблок не дошла, – размышлял Еремеев. – Никогда не думал, что нечисть может так громко смеяться».
– За яблоками – на елку? Гы-гы-гы!
Потом случилась продолжительная пауза, после чего последовал такой заряд хохота, что Александр начал беспокоиться за здоровье старухи.
Когда показался лес и они увидели спасительную тропку, мимо троицы пронеслась какая-то тень.
– А ведь это был леший, – чуть дыша, произнес Радим.
– Нам бы поскорее с болот убраться, – заметил Еремеев. – Боюсь, как бы старушке не захотелось новую историю услыхать.
– А ты еще знаешь? – Грязнуля и помощник задали вопрос одновременно.
