Глава 9
Путша, Ляшко, Елович и Талец вместе с младшей дружиной выехали из лагеря на Альте. Большинство ростовчан после убийства князя Бориса последовали с ними, надеясь, что князь Святополк примет их в свою дружину.
– Послушай, – проговорил Ляшко, – князь Борис жив. Может, добьём его?
– Нет, – отозвался Путша, – пусть страдает. С такими ранами долго не проживёшь. Не хватало нам ещё с его телом возиться или смрад от него ощущать!
– Да сколько ты до Киева ехать-то собрался? Не засмердит. Не по-христиански так как-то. Он ведь страдает.
Елович и Талец, ехавшие рядом, переглянулись.
– Жестокие дни наступили, – печально проговорил боярин Талец.
– А ты, видимо, хотел, чтобы всё как прежде было? – злобно спросил Елович. – Мы сделали свой выбор и уже не в первый раз. Каждый раз всё одно и то же. Приходит новый князь, и начинается кровопролитие.
Воевода Ляшко придержал коня и поравнялся с боярами. Елович недобро посмотрел на Ляшко, но говорить ничего не стал.
– Ты, боярин, гляжу, жизнью недоволен?
– А ты, воевода, сильно рад тому, что умертвил князя Бориса?
– Я не рад, но так нам было сказано. Но смотри, боярин. Всё исправить можно! Вон, своим телом возьми да закрой князя Бориса. Он ведь пока жив!
– Так зачем мы везём его в Киев? Почему бы нам сразу его не умертвить?
– Дорога дальняя, может заблагоухать! Успеем, умертвим. С такими ранами он всё равно не жилец. Князь Святополк увидит тело брата и успокоится – не будет потом никаких толков.
Елович ухмыльнулся, смотря на воеводу. Всё-таки воевода Ляшко не совсем понимает, что они сейчас сделали. Мало всё-таки он по земле ходит. Мало. Лет через пятнадцать разберётся, как со мной в годах сравняется, подумал боярин Елович. Теперь им ведь во всём мире места не найдётся. Всё-таки не хорошее это дело, человека убить и не в бою, а вот так, словно скот.
– Послушай, – медленно проговорил боярин Елович, – что-то мне нездоровится, сам понимаешь – годы мои немалые, да ещё и с коня тут слетел.
– Да уж, боярин, – с усмешкой проговорил Ляшко, – тебе бы уже на покой уйти, а ты всё о мирском думаешь. Может быть, в старину и правильно поступали, когда вот таких, как ты, старцев в лес свозили на корм зверью.
Ляшко ни Еловича, ни Тальца на дух не переносил. Хитрые эти старики и опасные. Своего не упустят, а коли чего твоё приглядят, то пока не заполучат, не остановятся.
Впрочем, Елович и впрямь выглядел как-то не очень. Старик ехал, пошатываясь в седле, и казалось, вот-вот опять с него свалится. Ляшко подскакал к Путше, который ехал впереди.
– Путша, послушай, там боярину Еловичу что-то нездоровится.
– Ну, коли на тот свет боярин собрался, то я ему в этом могу только одну услугу оказать, – с ухмылкой ответил Путша. – В его возрасте уже давно пора бы сидеть у окна да поджидать, когда она придёт! Это я про навий и про смерть.
Между тем Елович чувствовал себя всё хуже и уже под вечер вновь свалился с коня. Все остановились, и Путша, спешившись, подошёл к лежащему в грязи старику.
– Что, Елович, всё – пришло время?
Елович поднялся на ноги и прокашлялся, а затем с трудом забрался на коня, которого подвёл к нему молодой дружинник. К великому для всех удивлению, боярин перекрестился и продолжил путь.
– Чего это твой друг о Боге вспомнил? – спросил Ляшко у боярина Тальца.
– Да когда время подходит, все о Боге вспоминают, – ответил Талец.
Что-то здесь не так, подумал боярин. Конечно, Елович уже в годах, но ещё вчера был он здрав и даже с коня слетел так, что со стороны никто и вообразить не смог бы, что это не по-настоящему, а специально. Что же могло такого приключиться с боярином? Может, яд? Нет, не мог это быть яд. Но не Божья же это кара! Нет, не Божья. Талец осмотрелся по сторонам, затем перекрестился, да так, чтобы все видели, а лишь после этого засунул руку за пазуху и нащупал там свой амулет.
Долгие годы Талец не знал, выбросить ли этот амулет, подаренный ему много лет назад отцом, или же всё-таки сохранить. Не раз Талец, сидя у огня, намеревался бросить его в пламя, как вещь языческую, но именно с этим амулетом и были связаны те хорошие воспоминания о давно ушедших днях, которые он бережно хранил в себе.
Нащупав амулет, Талец почувствовал себя как бы в безопасности. Нет, не может это быть кара Божья! Бог и боги судят после смерти, а не на земле. Врут священники, говоря, что и в этом мире можно быть наказанным Богом. Кто не без греха?
Впрочем, проверив амулет, Талец вынул руку из-за пазухи.
– Чего Елович, получше себя чувствуешь?
– Да как сказать, боярин. Может быть, пора мне уже и впрямь садиться у печи да кости старые греть. Всё, моё время к концу подходит.
– Слушай, Елович, я тут вот о чём подумал, – вкрадчиво начал волнующую его тему боярин Талец, – а не может это быть кара Божья, ну, я про твою болезнь? Ведь мы всё же невинного человека жизни лишили! А он перед этим Господу молился.
– Так он в молитвах просил, чтобы Господь нас простил!
– Он просил Бога Святополка простить, а не нас.
– Не о том ты думаешь, Талец! Годы – вот причина. Будь я лет на пять помладше, всё было бы иначе.
– Послушай, Елович, может, мы тайком пойдём всё же попросим у князя Бориса прощения? Ну, так, чтобы никто не увидел? Мы его отцу служили, может, простит.
Елович злобно сплюнул и поудобнее уселся в седле.
– Мы его упредили о надвигающейся смерти. Это его выбор. И вообще, Талец, мне уже полегчало. Коли хочешь, сам иди и проси прощения, только я вот в это всё с трудом верю. То есть сначала мы его своими руками терзаем, копьями пробиваем, а потом идём просим прощения и как бы всё в порядке? Нет, Талец, это уж надо было раньше обо всём думать.
* * *
Князь Святополк понимал, что приказав убить князя Бориса, он пошёл не только путём князя Владимира, но и путём своего отца или дяди князя Ярополка. Два пути и два разных конца. Если не хочешь совершить ошибки, которые совершил до тебя князь Ярополк, нельзя ни на секунду останавливаться.
Брат князя Бориса Глеб, когда узнает о том, что умер его брат, воспылает праведным гневом и, скорее всего, начнёт мстить и постарается стать как бы последователем князя Владимира. Нет, я этого не допущу. Я на шаг впереди вас, братья, и я этот шаг использую.
Князь Святополк приказал позвать к себе боярина Горясерда. Горясерд был не очень старым человеком, ему едва перевалило за сорок лет.
– Горясерд, – сказал князь Святополк, приобнимая боярина, – я знаю, что ты имеешь недюжий ум, и хочу спросить тебя, готов ли ты послужить мне?
– Готов, княже, – тут же отозвался Горясерд, который до этого особым почётом не пользовался, так как был христианином, но обряд крещения принял не по греческому обычаю, а по латинскому.
– Знаешь, Горясерд, – продолжил князь Святополк, – мне нужен человек, который не просто словами и поклонами будет мне служить, а делами истинными. Я ещё раз тебя спрашиваю – готов ли ты мне служить?
Горясерд на этот раз не спешил с ответом, понимая, что князь Святополк позвал его вовсе не для того, чтобы послать проверить недоимки с землепашцев, а для особого дела.
– Княже, коли на службу зовёшь, то хоть скажи, в чём она заключаться будет. Ведь легко сказать, да, как говорится, нелегко сделать.
– Горясерд, мне нужен человек, на которого я смогу положиться и который сделает всё с умом. Мне нужен тот, который умеет лгать, умеет лгать так, что с первого взгляда и не поймёшь.
Горясерд скривился, так как, разумеется, считал себя человеком достойным.
– Послушай, боярин, я вижу, что ты недоволен сделанным тебе предложением, и я рад этому. Рад потому, что большинство людей считает тебя полуверком, неправильно крещённым, но никто не считает тебя подлым. Готов ли ты продать свою совесть и честь за цену, которую я назову? Не спеши с ответом.
Горясерду стало не по себе от такого предложения, но он понимал, что сейчас такой момент, которого, может быть, больше никогда в жизни не произойдёт. Он может стать ближником Киевского князя! Конечно же, Горясерд в средствах не нуждался, так как ещё его отец нажил немалое состояние в походах с Владимиром, а до этого и со Святославом, но вот после того, как вся Русь приняла крещение по греческому обряду, он оказался не у дел. На княжеские пиры Горясерда и его братьев не звали, правда, и ущемлять особо не ущемляли.
– А что за цена? – наконец спросил Горясерд.
– За службу я тебя посадником в Ростов отправлю. Будешь там от моего имени править и крестить там язычников по тому обряду, по которому разумеешь. Не вижу особой разницы, и если быть искренним, то и вовсе считаю, что это дьявол смущает умы человеческие.
Горясерд аж рот открыл от изумления, но после грустно улыбнулся. Ростов – удел князя Бориса, как Святополк его может там посадить править?
– Так ведь там Борис родителем твоим посажен на княжение.
– Борис уже в другом мире. Он, я думаю, уже с родителем своим ведёт беседы, – сказал Святополк, а затем продолжил, – ты поедешь в Муром к князю Глебу и скажешь, что тебя послал князь Владимир. Скажешь, что он при смерти и хочет его видеть, а в доказательство передашь Глебу вот это кольцо.
Святополк передал Горясерду кольцо князя Владимира. Это кольцо было знакомо всем, так как именно его надела на палец князя христианская царевна Анна, когда становилась супругой князя Киевского.
Горясерд молчал, но внутри у него всё содрогнулось. Уж не убийство ли брата замыслил Святополк? Нет, я на такое не пойду, решил Горясерд, и хотел уже вернуть кольцо, но тут представил, что будет дальше. Он слишком многое узнал, и теперь у него есть выбор – либо служить Святополку, либо принять смерть.
Умирать совсем не входило в планы Горясерда, и поэтому он лишь кивнул головой.
– Смотри, Горясерд, в случае, если ты измену задумаешь, весь род твой ответ даст. Все, от мала до велика.
Горясерд поклонился князю Святополку и затем медленно проговорил:
– Знаешь, князь, я надеюсь, что мой род будет под твоей охраной, а не в заложниках. Я сделал свой выбор и готов передать лживые слова твоему брату.
– Это ещё не всё, Горясерд. Ты проследуешь вместе с князем Глебом в Киев и, когда будете подъезжать, пошлёшь весточку, чтобы нам встречу князю Глебу устроить. Понял?
Горясерд кивнул, хотя ему было не по душе такое злодейство. Ну и жестокую же службу от него попросил князь Святополк! Жестокую, но разве это может идти в сравнение с тем, что он за неё получит? Посадник – это почти князь!
Нет, ничего нового в мире с принятием христианства не произошло. Как было раньше, что брат борется с братом, так оно и осталось, а коли наступит мир и любовь между братьями, то распадётся Отечество на мелкие уделы.
Господь сам выберет сильнейшего, решил Горясерд, и коли есть его воля, то не получится привести князя Глеба в ловушку. Святополк поступает так, как поступил Владимир, а до него Ярополк.
Князь Святополк после того как Горясерд вышел из его покоев, повалился на постель. Кто я? Мучились ли князь Владимир и князь Ярополк, когда умерщвляли своих братьев? Почему меня трясёт и мне страшно?
Мысли Святополка, впрочем, вскоре потекли совсем в другом направлении. Чем задавать себе вопрос, правильно ли он поступает, лучше рассуждать здраво. Глеб начнёт мстить за смерть брата, и его в этом начинании поддержит князь Ярослав Хромой, желая добыть себе Киев. Нет ничего лучше, чем объявить себя мстителем за смерть брата. Именно так поступил в своё время князь Владимир. Ничего. Вы все умрёте, подумал Святополк, крепко сжав кулаки. Либо вы – либо я. В результате на Руси останется только один правитель – самый достойный, самый сильный. И им стану я. Моя рука не дрогнет!
В покои князя Святополка вошла княгиня Владислава. Увидев супруга, лежащего на постели, она вскрикнула.
– Успокойся, родная, – проговорил Святополк, вставая на ноги, – я просто прилёг на пару минут.
– Господи! Святополк, я так испугалась, что с тобой что-то случилось. Давай оставим Киев и уедем отсюда в Туров! Давай ты будешь править оттуда! Святополк, понимаешь, чтобы быть правителем Киева, тебе придётся убить своих братьев. Я не хочу, чтобы ты стал таким. Судьба была достаточно жестокой с нами, и сердца наши озлобились. Давай не будем бороться за власть!
– Нет! – закричал Святополк, – нет! Я не оставлю Киев и я убью любого, кто станет на моём пути! Борис уже мёртв, жалкий пёс, лижущий ноги своему родителю и готовый на всё, лишь бы заполучить власть!
– Что ты наделал! Что ты сделал! Святополк, ты погубил свою душу ради власти! Зачем, давай, пока не поздно, покинем этот страшный город!
– Нет, Владислава, я не погубил свою душу. Её у меня уже давно вырвали. Не я первый пустил кровь, и теперь её уже не остановить. Я убью и Бориса и его единоутробного брата Глеба.
– Что Глеб-то тебе сделал?
– Он брат Бориса и будет мне мстить. А помощь ему в этом окажут все мои братики, так что его участь – отправиться вслед за своим братом и отцом.
– Ты убьёшь всех братьев, чтобы удержать Русь?
– А разве не это же сделал Владимир? Пойми, Владя, иного пути нет. Мы с тобой либо окончим свою жизнь в темнице, либо умрём, либо станем истинными правителями Руси!
– Я не хочу править, Святополк. Не хочу, чтобы правил ты. Давай убежим к моему отцу!
– И что будет там? То же самое. Везде идёт борьба за власть. Не хочешь в ней участвовать – иди в монастырь.
– Ты изменился, Святополк. Позволь мне обработать твой шрам. Он ещё болит.
– Он нет. Шрам, уже давно нанесённый моей душе, болит, но к этой боли можно только привыкнуть.
* * *
Княгиня Владислава рыдала. Киев, чужой и жестокий, полностью изменил её супруга. Святополк решил загубить свою душу, лишь бы сохранить власть. Он не хочет покинуть город, оставив его на растерзание сынам Владимира, и уйти вместе с Туровом под власть её отца. Он хочет бороться, и, что куда хуже, он уже умертвил одного из своих братьев. За такое нет прощения ни на небе, ни на земле.
В покои княгини вошла женщина лет тридцати и, подойдя к ней, села рядом.
Владислава хорошо её знала и особо не доверяла ей. Уже не молодая дочь князя Владимира Предслава жила в тереме с несколькими другими своими сёстрами и в княжеских палатах появлялась редко.
– Послушай, – начала утешать княгиню Предслава, – не плачь! Вижу, тебе совсем не люб наш город, но я понимаю тебя. Отец мой, покойный князь Владимир, был человеком горячим и бросил вас со Святополком в темницу, но ведь это время прошло! Видимо, такова была воля Бога и благодаря именно этому ты стала княгиней. Смотри, мне вот уже тридцать один год, а я даже и не была никогда любима. Утри свои слёзы, сестричка!
Княгиня Владислава улыбнулась княжне Предславе, и та её обняла, словно мать.
– Ну, вот и умничка. Не позволяй себе плакать – это негоже. На всё воля Господа! Ты ещё совсем молода, и сколько тебе ещё в жизни увидеть предстоит! То ли дело мне. Я вот, видимо, только в монастырь и пойду.
– Святополк, понимаешь, Предслава, он словно ненавидит всех своих братьев. Он хочет их всех убить. Он сказал, что убил Бориса, сказал, что убьёт Глеба и всех других своих братьев!
– Это сгоряча, Владиславушка, сгоряча.
– Дай Господь!
– Послушай, Владиславушка, я ведь пришла просить тебя, чтобы ты уговорила своего супруга, князя Святополка, отпустить меня в монастырь. Видимо, такая уж у меня судьба!
– Послушай, Предслава, ведь мой отец хочет взять тебя в жёны! Может, это и несколько не по-христиански, но ведь в случае чего епископ может позволить такой брак. Я поговорю со Святополком – ты найдёшь своё счастье!
– Отец мой Владимир был против такого брака, так как это значило бы, что я приму крещение по латинскому обряду.
– А что в этом плохого? Я вот и по греческому обряду крещена, и по латинскому, а Бог – он ведь один. Просто одни епископы платят десятину папе, а другие патриарху. Одни в Константинополь, а другие в Рим. Я не буду просить у мужа, чтобы он позволил тебе принять подстриг, я попрошу его, чтобы он позволил тебе выйти замуж.
– Спаси тебя, Господь, сестрёнка, – сказала Предслава.
Княгиня Владислава и княжна Предслава проболтали несколько часов. Княгиня делилась с Предславой тем, как она боится, что Святополк превратится в лютого зверя. Княжна Предслава успокаивала свою названную сестрицу.
Вернувшись к себе в терем, княжна тут же позвала к себе верного человека по имени Зозуля.
Этот человек был страшным лентяем, но княжне служил верой и правдой. Много лет назад он был влюблён в молодую и прекрасную княжну, но не имел права и мечтать о ней. Зозуля между тем всё же решил попытать счастья и признался в любви княжне, и та, к его великому удивлению, не отвергла его и не приказала выпороть, а поцеловала. С тех пор она редко одаривала его своим вниманием, но поручала ему самые деликатные вопросы и никогда не скупилась, одаривая его за службу.
– Княжна, – проговорил Зозуля, – пожирая глазами Предславу, – как давно мы не виделись!
– Да, Зозуля, – ответила Предслава, – мне опять нужна твоя помощь. Верен ли ты мне по-прежнему?
– Верен, княжна. Верен, как и в день, когда увидел тебя.
– Ты поедешь в Новгород. Скачи не жалея коней и передай моему брату Ярославу, что умер наш с ним родитель князь Владимир и пришёл на его место лютый волк, который уже принялся терзать наше стадо. Убит им наш брат Борис, и кровь его взывает к отмщению. Святополк готовит убийство князя Глеба и после него всех других своих братьев. Мерзкая змеюка латинянка скоро веру, которую принял наш отец князь Владимир, на свою грязь латинскую сменит. Пусть опасается за жизнь свою! Спеши, Зозуля, так как и моя жизнь в опасности! Спеши, мой славный витязь.
– Княжна, Ярослав узнает эту весть!
Когда Зозуля вышел, Предслава улыбнулась. Ничего, Киев будет моим. Не зря я так долго за него борюсь. Я стану второй Ольгой, и при мне он будет другим. Мои братья перебьют друг друга, и я сяду в городе своего отца. Если потребуется, я в бане сожгу их всех, как славная Ольга сожгла древлян. Прабабка могла править и я смогу!
Князь Владимир предвидел властолюбие своей дочери и опасался, что если та станет княгиней польской, то непременно начнёт бороться за Киев, поэтому всячески старался держать её под присмотром и как можно ближе к себе.
