Спорт в целом ассоциируется скорее с нормативной мужественностью, чем с нормативной женственностью. Безусловно, исторически спорт способствовал эмансипации и сыграл большую роль в борьбе женщин за расширение своих прав и возможностей. Но в то же время в этом поле женщина часто оказывалась в противоречивом положении. Спортивный бум второй половины XIX — начала XX века затронул и женщин, но этот процесс сопровождался дискуссией о том, стоит ли представительницам «слабого пола» увлекаться тренировками? Противники новых практик часто апеллировали к медицине и психологии: существовала точка зрения, что женщины слишком хрупки, серьезные занятия могут нанести им непоправимый физический ущерб, а свойственная спортивным состязаниям ожесточенная конкуренция противна мягкой женской природе и способна непоправимо испортить характер.

На заре женского спорта активные физические тренировки часто ассоциировались с риском утраты женственного облика. «Итак, женщины, занимайтесь спортом, но умоляю вас, оставайтесь женщиной», — писал Ле Бретон в статье «Превзойдет ли когда-либо женщина в спорте мужчин?» (цит. по: Суник 2004). Георгий Дюпперон, полемизируя в одной из своих статей с американским профессором Саржентом, отмечал: «Все же несравнимо лучше, если чрезмерное занятие спортом когда-либо и будет иметь плохие последствия, чем если тысячи женщин и девушек будут бездействовать в отношении физического развития из боязни потерять частицу тех чар, которыми они пленяют нас, мужчин» (цит. по: Суник 2004). Кристин Бар объясняет это существовавшим в обществе «страхом маскулинизации» женщин (Бар 2013: 178). Под влиянием культурных стереотипов виды спорта часто делили на подходящие и не подходящие для слабого пола. Если гимнастика, теннис и даже баскетбол, как правило, относились к первой категории, то в отношении, например, футбола, бокса или тяжелой атлетики долго доминировала противоположная точка зрения.

По мнению Семмельхак, начиная с 1920-х годов идея женского атлетизма в массовом воображении во многом была подменена представлениями о необходимости тренироваться ради потери веса и моделирования тела в соответствии с общепринятыми нормами красоты и до сих пор «настоящий атлетизм остается противопоставленным идее желанной женственности» (Semmelhack 2015). В этом контексте уместно ставить вопрос, насколько звезды женского спорта действительно задают телесные стандарты для массовой аудитории, как это происходит со спортсменами мужчинами? Или же они, напротив, испытывают на себе дополнительное давление культурных стереотипов и идеала телесности, который зачастую противоречит их внешнему виду и профессиональным потребностям? Не будет ли справедливым говорить, что как образец воспринимаются только те, кто вписывается в конвенциональные представления о женственности и красоте? Как иллюстрацию достаточно вспомнить дебаты о теле атлетичной теннисистки Серены Уильямс (см. подробнее: Кулиничева 2016а). Устойчивые культурные представления напрямую отражались на восприятии женской спортивной одежды и обуви и часто влияли на ее дизайн. Рассмотрим более подробно примеры теннисных туфель и беговых кроссовок.

Несмотря на то что теннис считался подходящим для женщин видом спорта, и здесь существовали ограничения. В викторианские времена как женская манера игры, так и женская обувь заметно отличались от мужской. Как утверждает Томас Тёрнер, в отличие от мужчин, женщины в тот период чаще всего не позволяли себе демонстрировать атлетичную манеру игры с амплитудными ударами и активным движением (Turner 2016). Исследователь связывает это с культурной инерцией, требовавшей соответствовать конвенциональным представлениям об изяществе и женственности: «В эпоху садовых вечеринок большинство женщин по этой причине одевались для игры в теннис так же, как они оделись бы для других видов летних светских событий: длинные юбки, тугие корсеты, турнюры, перчатки и шляпы» (Ibid.: 488). Если мужская теннисная обувь должна была быть гибкой и легкой, чтобы обеспечивать свободу движений, то женские теннисные туфли иногда выпускались с каблуком и по многим функциональным параметрам уступали мужским — например, были менее крепкими (Ibid.). Несмотря на то что каблуки ограничивали свободу движений на корте и могли испортить площадку, долго считалось, что невозможно убедить женщин покупать теннисную обувь на плоском ходу. Эта позиция, по всей видимости, имела под собой основания. Как показывают многочисленные фотографии и открытки, женщины вопреки рациональным соображениям могли выбирать обувь на каблуке не только для тенниса, но и, например, для отдыха на пляже, где она становилась дополнением к купальному костюму. Некоторые производители теннисной обуви даже предлагали гибридные варианты: судя по изображениям из каталогов и рекламы, они имели одновременно каблук и сплошную резиновую подошву, которая соединяла его с носовой частью ботинка.

Несмотря на то что в XX веке теннисная обувь утратила викторианский каблук, дизайн верха мужских и женских туфель по-прежнему мог заметно различаться. Так, в СССР в 1950-е годы мужские теннисные туфли выпускались в широко распространенном варианте легких ботинок со шнуровкой, а женские — «в виде „лодочки“ с ремешком по косому подъему и с пуговкой» (Варфоломеев 1950: 97104).

Интересный материал для анализа дают открытки рубежа XIX-XX веков, изображающие теннисисток — или, правильнее сказать, женщин с теннисной ракеткой. Как правило, эти фотографии были постановочными, а героини часто не только носили обувь на достаточно тонком каблуке, но и принимали кокетливые, нарочито театральные позы, которые намекают на движение, но не являются отражением реального физического усилия. Такие изображения воспроизводят образ женщины, которая отдает дань модному спортивному увлечению, но не относится к нему слишком серьезно и не выходит за социально приемлемые рамки. В реальности подобный костюм вряд ли можно было назвать удобным и действительно подходящим для серьезной игры, но такие образы, вероятно, убеждали женщин, что им не придется нарушать социальные нормы ради занятий спортом. Эти изображения демонстрируют нам ранний пример того, что Кристин Бар, описывая фотографии знаменитых спортсменок 1930-х годов, назвала «гламуризацией чемпионок». Такая гламуризация, по мнению исследовательницы, одновременно представляла публике новый образ успешной женщины-спортсменки и «позволяла сохранить гендерные нормы» (Бар: 1983). Аналогичные функции, вероятно, выполнял жанр романтической спортивной открытки, изображающей влюбленные парочки в спортивном антураже, например во время игры в бейсбол или теннис. Поскольку спорт на раннем этапе своей истории мог восприниматься как чуждый женской природе, общество было склонно объяснять стремление девушек заниматься активным досугом другими мотивами — например, желанием найти мужа. Это помогало вписать новые практики в привычную картину мира и одновременно могло поощрять девушек интересоваться спортом и не поддаваться страху утратить привлекательность. Жанр романтической теннисной открытки оказался удивительно живучим, и его примеры можно обнаружить даже в середине XX века, когда положение женщин в западном обществе заметно изменилось в сравнении с Викторианской эпохой.

Женщина с теннисной ракеткой в первой половине XX века часто становилась и героиней модных журналов: в данном случае инвентарь не столько намекал на серьезные тренировки, сколько был просто символом модного летнего досуга. Неслучайно такие модели чаще всего демонстрировали не специализированную униформу, а просто летние платья.

Неоднозначное отношение к женщинам-спортсменкам можно проследить и на примере бега. В 1975 году издание Runner’s World опубликовало результаты небольшого опроса, проведенного среди увлекающихся этим видом спорта замужних американок (Heinonen 1975). Оказалось, что многие занимающиеся бегом женщины сталкивались с негативной реакцией коллег, соседей, друзей и даже членов семьи. Как правило, они получали поддержку со стороны мужа и детей, но часто встречали непонимание со стороны собственных родителей и других родственников. Одна из респонденток отмечала, что отношение родных изменилось только после того, как про нее начали писать в газетах: «Сестра и ее муж были смущены тем, как я выгляжу в униформе для бега, но гордятся мною сейчас, когда я стала чем-то вроде местной знаменитости» (Ibid.: 23). Другие респондентки рассказывали похожие истории, что позволило автору Джанет Хейнонен сделать вывод: «попадание на спортивные страницы [прессы] легитимизировало их занятие бегом». Не всегда просто было вписать бег в повседневное расписание, где женщинам приходилось выполнять «традиционные роли: жены, матери, работника, того, кто ведет домашнее хозяйство» (Ibid.). В числе раздражающих неудобств многие участницы опроса называли «мужской шовинизм». Респондента, которую представили как одну из лучших бегуний на длинные дистанции на национальном уровне, констатировала: «Люди верят, что ты „всего лишь женщина“, а не спортсмен, люди не воспринимают тебя всерьез». Другая спортсменка заявляла, что бег — это «спорт, где доминируют мужчины» и «в прошлом [он] считался исключительно мужским». Как следует из той же статьи, в середине 1970-х годов все еще не было однозначного ответа на вопросы, как тяжелые тренировки и сопровождающий их стресс могут влиять на женский организм с физиологической точки зрения (в первую очередь на гормональный баланс и потенциальную способность к деторождению). Это, вероятно, усиливало предубеждение по отношению к тяжелым видам спорта. Однако количество женщин, занимающихся бегом, увеличивалось и в 1981 году, по данным издания, даже превзошло число мужчин (Runner’s World 1981: 10).

Это заставило производителей спортивной обуви постепенно пересматривать свое отношение к этой категории потребителей. Еще в середине 1970-х годов журнал Runner’s World относил женщин и детей к маргинальным категориям покупателей, чьи интересы в большинстве своем игнорируются производителями. Проблема была не только в ограниченном количестве моделей, но и в том, что женская и детская обувь в большинстве своем уступала в качестве стандартным мужским моделям (Runners 1975: 68). По мнению издания, только Nike и Brooks в то время выпускали специальные модели для женщин (Senorita Cortez и Vassar соответственно), которые были бы сопоставимы с лучшими образцами мужской обуви. По подсчетам издания, из ста моделей беговой обуви, представленных в спецвыпуске, только три выпускались в маленьких размерах, подходящих для детей или подростков. «Производители беговой обуви работают с нормой и средними значениями. Большинство бегунов — мужчины. Большая их часть — взрослые и имеют большой размер ноги. Большинство в основном бегает по треку или по дорогам. И номенклатура обуви для бега отражает эту статистику. Если вы взрослый мужчина стандартных параметров, тренируетесь и соревнуетесь на треке/на дорожном покрытии, скорее всего выбор обуви вас удовлетворит. Но молодежь, женщины, те, кто занимается спортивной ходьбой или бегает по пересеченной местности, вынуждены в поисках подходящих моделей тратить на поиски куда больше сил и времени» (Ibid.). Проблемой также было найти спортивную одежду нужных пропорций, которая садилась бы на женскую фигуру. Реклама костюмов Moving Comfort сообщала: «Наконец-то — зимний костюм, который не смотрится на женщине как палатка».

Со временем производители пришли к тому, что женские беговые кроссовки должны отличаться не только дизайном (Runner’s World изобретательно назвало такой тип обуви «косметически женственным»), но и колодкой, ведь женская нога, например, в среднем уже мужской в области пятки.