Эпилог Дома

Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги «Все те же песни», написанной Китагрой Неубиенным, бардом при дворе его сиятельного величества Матрика Первого, императора Кастии.

…Тем, кто жаждет узнать, как впоследствии сложилась жизнь участников битвы при Кастии, я советую либо посетить библиотеку, либо заглянуть в ближайшую таверну. В библиотеке вам предоставят относительно достоверные сведения, зато в таверне вы услышите гораздо больше интересных историй.

Итак, если вас не отпугивает чтение, то я особо рекомендую ознакомиться с книгой «Рожденные в огне: путь „Стражи“», а также с монументальным трудом «Я, Джайна», где рассказывается о жизненном пути бывшей разбойницы, а ныне – прославленной наемницы, в частности, после того, как она рассталась с «Шелковыми Стрелами» и начала сольную карьеру. Битва при Кастии подробно описана в монографии «Звук, издаваемый орлом», а том с непритязательным названием «Кастия», вышедший из-под пера Сида, сына Баррета, считается самым полным и точным изложением всех событий того знаменательного дня.

В кровопролитном сражении с Жуткой ордой чудесным образом не пострадал ни один из участников «Саги». На пути в Кастию они перенесли много тяжких испытаний, а вот в решающем бою отделались лишь синяками да шишками. Следует отметить, что это сражение стало последним совместным выступлением «Саги».

Матрик Черепобой, оставшись в Кастии, возглавил работы по восстановлению города. Когда пришло время избирать новое правительство (все государственные мужи погибли от морового поветрия), кастийцы решили, что давно пора объявить страну не республикой, а империей, и Матрика единогласно избрали императором. Он зарекся пить, мирно развелся с женой, агрийской королевой Лилит, и пригласил своих детей погостить в Кастии. Никто, кроме Лилит, не удивился, когда дети выразили желание остаться с отцом, а не с матерью.

Всем вам известна дальнейшая судьба Аркандия Муга, величайшего ученого современности, а пожалуй, и всех времен. После освобождения Кастии Муг навестил знахаря Таяно и несколько месяцев изучал его искусство, а потом, заново отстроив свою башню на восточной окраине Контова, создал микстуру для лечения и профилактики черногнили.

По моему скромному мнению, следующим поступком Аркандий Муг явил подлинное величие духа, свойственное лишь немногим прославленным историческим личностям (и Клэю Куперу).

Аркандий Муг передал рецепт микстуры человечеству. Безвозмездно.

Муг так и не вступил в новый брак, хотя, насколько мне известно, кое с кем поддерживал романтические отношения, однако же сердце его остается верным покойному мужу, в честь которого он назвал свое чудодейственное целебное средство – «Магическая микстура феерического Фредди».

Расставшись с товарищами, Ганелон отправился в Грандуаль. Очевидно, долгое путешествие в одиночестве натолкнуло его на мысль, что в этом мире ему больше нечего делать, потому что он добрался до восточной опушки Жути и отправился в ту самую тюрьму, где до этого провел в каменной оболочке больше десяти лет. Надсмотрщики попытались не пустить его в подземелье, но остановить не смогли – те, кто служит в Каменоломне, немощны и почти слепы. Ганелон отдал им загадочное приказание: «Разбудите меня, когда она придет» – и спустился в логово племенной матки василиска, взгляд которой обращает людей в камень.

К сожалению, Ганелон так и не узнал, что Живокость родила от него сына. По слухам, мальчик унаследовал отцовский нрав.

Жизнь Гэбриеля неразрывно связана с жизнью его дочери Розы и ее спутника, друина Вольное Облако. О них сложены бесчисленные поэмы и сказания, поэтому я не стану утомлять вас общеизвестными подробностями.

Что касается Клэя Купера… Спустя два дня после снятия осады Кастии он шагнул через портал в Каладар, а оттуда пешком отправился домой. Большую часть пути его сопровождали Джайна и Шелковые Стрелы, а также Гэбриель, с которым за несколько месяцев до того он вышел из Ковердейла.

Увы, мне не довелось присутствовать при расставании верных друзей, но, по словам Джайны, они распрощались на закате. Издалека Джайна видела, как приятели посмеялись какой-то шутке, обронили скупую мужскую слезу и обнялись. Гэбриель притянул к себе голову Клэя и что-то прошептал ему на ухо – скорее всего, искренне признался, что всем счастьем в жизни обязан Клэю, и только Клэю.

После чего, если верить Джайне, Клэй Купер пожал плечами.

По пути домой Клэй приметил несколько мест у дороги, где явно не хватало скромного двухэтажного постоялого двора. С конюшней на заднем дворе и, может быть, с кузницей, на случай если вдруг кому понадобится подковать коней или починить нехитрый инструмент. А в таверне будут крепкие круглые столы, удобные и мягкие кожаные кресла, а еще камин, подальше от подмостков, для тех, кто захочет погреться у огня в относительном спокойствии. Естественно, над камином Клэй повесит Черное Сердце, а если кто-то спросит, почему на самом видном месте висит уродливый выщербленный и обугленный кусок дерева, Клэй выйдет из-за барной стойки, сядет в кресло у камина и расскажет какую-нибудь историю, а то и две.

До города он добрался на закате. Перед ним вытянулась тень, такая же согбенная и усталая, как и человек, что брел по утоптанной тропе, которая в Ковердейле считалась трактом.

– Клэй?! – удивленно окликнул знакомый голос. – Клэй Купер?

Из «Королевской головы» нетвердыми шагами вышел Пип, со шлемом под мышкой.

– Меня и похуже обзывали, – сказал Клэй.

– Ха! – Пип попытался хлопнуть по колену и почти попал. – Меня и похуже обзывали… Ну ты даешь! Скажешь тоже. Эй, а ты когда домой вернулся?

«Я еще не вернулся», – подумал Клэй и сказал:

– Только что. Надеюсь, тут все в порядке?

– Лучше не бывает. А ты слыхал про Кастию?

Клэй не сдержал улыбки:

– Ага, слыхал.

– Здорово, правда?! Эх, клянусь Святой Четверицей, жаль, что меня там не было!

Юный Пип за свою короткую жизнь не бывал нигде дальше Контова или там Охфорда. Клэй решил не обращать внимания на его дурацкое заявление и сменил тему:

– А что там с кентавром, который шастал у Тасселевой фермы?

– Ой, да ты не знаешь, что ли? – изумился Пип.

Клэй покачал головой.

– Так твоя же его и убила! – воскликнул Пип.

– Моя… – Клэй осекся, потому что разум, не поспевая за языком, пока не понимал, что именно ему сказали. – Моя… Джинни, что ли?

– Нет, что ты! Джинни так взъярилась, ну чисто Глифа.

Клэй схватил юнца за плечи, встряхнул как следует, может, чуть сильнее, чем требовалось:

– Рассказывай, как было дело. Немедленно.

Пип вздохнул, обдав Клэя пивным перегаром:

– Так вот, этот гад, то бишь кентавр, погнался за Карлом… ну, это старшенький Рика Ярсона… и, значит, загнал его из леса в болото, что рядом с твоим домом. А твоя мелкая увидела и вроде как палку ему под ноги сунула, он и споткнулся. Шею сломал, представляешь?! Прям вот так – хрясь! – добавил он на всякий случай, вдруг Клэй не знает, как хрустят позвонки, когда ломают шею.

– Погоди, значит, Талли… моя Талли? Моя Талли завалила кентавра?!

– Ага, завалила. Кентавра! – сказал Пип. – Поздравляю, Купер, у тебя наемница растет.

На этот раз язык и ум сработали одновременно:

– А вот это уж фиг тебе!

Пип захохотал:

– Ха, а теперь Карл за ней увивается, будто оса за вареньем. Ни на шаг от нее не отходит, как приклеенный. Ну, она вроде и не возражает. Втрескался парень по самое не могу.

«Вот по самое не могу он у меня и заработает…» – подумал Клэй, разжал пальцы на рукаве Пипа и с натянутой улыбкой произнес:

– Ну, бывай, Пип. Еще свидимся.

– Ага, свидимся, – заплетающимся языком пробормотал Пип. – Здорово, что ты домой вернулся.

«Домой я еще не вернулся, – подумал Клэй, шагая к западной заставе. – Пока не вернулся».

На окраине он отошел на обочину, отлить. Уже стемнело. Бессчетные россыпи звезд сияли гораздо ярче, чем помнилось. Клэй задрал голову, разглядывая небо, и, хотя теперь ему было чем гордиться, в который раз устрашился их величия. «Наверное, так оно и лучше. Правильнее», – решил он.

Клэй шел, глубоко и размеренно вдыхая прохладный ночной воздух. В придорожной траве стрекотали сверчки, в кронах деревьев шелестел ветер.

Потом он увидел ее – черную тень в светлом прямоугольнике распахнутой двери. Тропинка, ведущая через двор к крыльцу, тянулась бесконечно. А на крыльце Клэя ждала жена. Она увидела его, лишь когда он подошел совсем близко. Из дома выскочил Гриф, захлебываясь радостным лаем, запрыгал у ног хозяина. Клэй наклонился, потрепал его по мохнатой башке. Джинни встала, скрестила руки на груди и величественно, по-селянски вздернула подбородок.

– Жив, – сказала она.

– Жив.

– А Роза?

– Жива-здорова.

– Хорошо.

– А Талли?

– Все в порядке. Спит. Про кентавра знаешь?

– Знаю, – кивнул он.

Джинни гордо выпрямилась, вздернула подбородок повыше:

– К оружию она не прикоснется. Никогда и ни за что. Понял, Клэй?

– Не прикоснется, – подтвердил он. – Ни к мечу, ни к топору, ни к ножу, ни к луку. Даже колышка в руки не возьмет, обещаю.

Джинни улыбнулась, чего, собственно, Клэй и добивался. Он шагнул к свету.

Она ахнула:

– Что у тебя с лицом?!

Он коснулся недавнего шрама:

– Ну, теперь в нашей семье ты – первая красавица.

Джинни рассмеялась. Клэй едва сдержал слезы.

Она потянулась к нему. Он вступил в круг ее любимых и любящих рук, как паломник в храм, вдыхая родной запах. Непослушная прядь волос защекотала ему лицо, но сейчас он бы ее не смахнул ни за что на свете. Теплое дыхание, легкое, как летний ветерок, коснулось его шеи.

– Ты дома, – прошептала Джинни.

Вот теперь он был дома.