Глава 28 Живокость
Монах в алой безрукавке опомнился первым. Он выхватил откуда-то нож и метнул его в волшебника. Кит, с головы до ног укутанный в простыню, заслонил собой Муга.
Клинок вонзился в безжизненную грудь. Гуль посмотрел на нож и недовольно поморщился, будто обнаружил пятно на любимой рубахе:
– Ну вот, теперь дырка останется.
Клэй и Ганелон вскочили со скамьи. Клэй помчался через весь зал к монаху, который удивленно разглядывал Кита. Ганелон вспрыгнул на стол – тарелки и кружки полетели во все стороны, – пробежал по столешнице, пригнувшись, чтобы не задеть потолочные балки, и бросился на незнакомку у бара.
Она с усмешкой полуобернулась вправо и взмахом крыльев – огромных, с черным оперением, – без особого труда сбила Ганелона с ног. Тот с размаху шлепнулся на задницу. На миг Клэй почувствовал себя последним дураком – ну как можно было принять сложенные крылья за плащ, пусть даже и с перьями? – и с ходу впечатал щит в физиономию оглянувшегося монаха. Тот без памяти отлетел в угол.
В дверях Кит вытащил нож из груди, всмотрелся в клинок и объявил:
– Смазан обездвиживающим ядом. Тебя никто не хотел убивать.
– Ага, не хотел, – обиженно проворчал Муг. – А если бы он мне в глаз попал?
Ганелон только-только приподнялся, как зубы его хрустнули под железным сапогом незнакомки, которая тут же пнула воина в живот. Ганелон, распластавшись на полу, потянулся за Сирингой, но красавица стремительно наступила ему на руку.
– А ты, значит, Ганелон, – сказала незнакомка. – Гм. Я думала, ты постарее будешь.
– А ты что за хрень? – выговорил он окровавленными губами.
Она выхватила меч из ножен за спиной и уперла кончик клинка в горло Ганелона:
– Меня зовут Живокость. Я – последняя любовь твоей жизни.
В воздухе просвистела стрела, скользнула по черным маховым перьям и, пролетев мимо, воткнулась в бочку у барной стойки. Охотница за головами и Клэй одновременно уставились на Джайну, которая уже приладила вторую стрелу.
Живокость, цокая языком, укоризненно покачала головой:
– Плохой из тебя лучник, милочка.
– Да неужели? – фыркнула Джайна. – Вот давай сейчас и проверим.
– Джайна… – начал Клэй.
– Вали отсюда, Пузочес, – оборвала его разбойница. – Мы и без тебя разберемся с этой охотницей за мужчинами.
К их чести, Шелковые Стрелы всем своим видом выражали готовность к предстоящим разборкам, хотя и было заметно, что противница их несколько пугает.
– Охотница за мужчинами… – с наслаждением повторила Живокость. – Это выражение мне всегда нравилось. – Она обратила взор на Клэя, и у того взыграла кровь. – Мне нужен только Матрик, остальные меня не интересуют.
– Его здесь нет, – сказал Клэй. – И в Агрию он по-любому не вернется. Передай Лилит, пусть ищет нового короля.
Живокость негромко рассмеялась; при звуках ее смеха у Клэя внутри все затрепетало.
– Она его уже нашла, – сказала Живокость. – Смазливый, как Глифа. Зато силен, как вол, и ума столько же. А возвращение Матрика – это так, больше для порядка. Скорее всего, его обвинят в измене и отправят на плаху.
Клэй не стал даже возражать, что это – вопиющая несправедливость, поскольку Живокость, судя по всему, ничуть не волновали вопросы морали и нравственности.
– А вот хрен тебе, – сказал он. – Лучше разойдемся по-доброму: у тебя своя дорога, у нас – своя. Вдобавок нас больше.
– Да неужели? – сказала Живокость, повторяя недавние слова Джайны, в которых так же звучала скрытая угроза. – А вот давай сейчас и проверим.
Клэй вспомнил, сколько рук с готовностью взметнулось за столами, когда Живокость назвала его имя. Он огляделся и понял, что ему придется худо: глаза всех мужчин были затуманены, а по лицам расплывались глупые улыбки.
«А вот знаешь, что было бы сейчас очень кстати? – прозвучал в голове Клэя голос, очень похожий на Матриков. – Тот самый рог, который плюется пчелами».
К счастью, Муг, сообразив, что дела плохи, извлек из сумы хрустальный алхимический шар и швырнул его через голову Клэя. Живокость ловко увернулась, но так и не сдвинула тяжелый сапог с руки Ганелона. Шар разбился о барную стойку.
И ничего – ни взрыва, ни клубов разноцветного дыма. Клэй поглядел на стойку, перевел взгляд на Муга и хмыкнул:
– Ну спасибо, что ли?
– Всегда пожалуйста, – хитро подмигнул волшебник.
Живокость ухмыльнулась:
– А давайте так – мы с Ганелоном останемся здесь, познакомимся поближе, а вы пока сгоняйте за королем. – Она захихикала, а потом недоуменно поморщилась.
– Да я лучше с задницей совомедведа поближе познакомлюсь, – глухо хохотнул Ганелон.
– А что такое совомедвед? – с любопытством спросила Живокость, улыбаясь во весь рот.
За спиной Клэя Джайна, давясь от смеха, с трудом удерживала лук в руках. Ее соратницы и посетители за столами на противоположной стороне зала тоже смеялись без причины.
Живокость ошарашенно взглянула на волшебника, но ее тут же охватил внезапный приступ смеха, и она, запрокинув голову, захохотала во все горло. Ганелон высвободил руку из-под сапога и отполз в сторону, сдавленно хихикая.
«Это все из-за разбитого шара, – сообразил Клэй. – Мугова работа».
По залу плыл запах жженого сахара. Клэй забыл, как называется колдовское зелье, но помнил, что волшебник пользовался им и прежде: однажды с его помощью освободил друзей из темницы в Фантре, а в другой раз неосмотрительно решил развеять мрачное настроение на похоронах.
– Подожди у входа, – сказал Кит, пробираясь мимо Клэя. – Я приведу твоего приятеля.
Клэй кивнул:
– Джайна, уводи девчонок.
Бывшая разбойница, беспрерывно хохоча, оставила его слова без внимания, но две Стрелы подхватили ее под руки и вывели из кабака.
Теперь уже все посетители – и у барной стойки, и за столами – смеялись не переставая. Веселящий газ из шара, судя по всему, не действовал на Кита, который с трудом помог Ганелону подняться на ноги и простонал:
– Ох, ради всех возлюбленных Тамарат, да ты тяжелее каменного истукана!
Эти слова чуть ли не до слез рассмешили Ганелона, который пробыл каменным истуканом девятнадцать лет. Клэй ошеломленно уставился на него: хохочущий воин выглядел так же нелепо, как тролль, декламирующий стихи. Ганелон хлопнул гуля по плечу, отчего оба едва не повалились на пол.
В дверях Клэй мельком посмотрел на Живокость: согнувшись пополам и держась за барную стойку, она захлебывалась хохотом. Крылья судорожно трепетали, повсюду вихрем метались черные перья. Она встретилась глазами с Клэем и, подняв руку, направила меч ему в грудь. Взгляд, горящий злобой, поразил Клэя в самое сердце.
На улице Джайна упала на колени и, смеясь, пролепетала:
– Совомедвед! Ну ты и выдумщик. Что за хрень такая – совомедвед?!
Муг затравленно огляделся и пробормотал:
– А вот и не выдумщик.
Кит сочувственно потрепал его по плечу.
Чуть погодя к ним подошел Гэбриель с двумя тяжелыми котомками на плечах и ошарашенно уставился на Ганелона, будто у того выросли рога.
– Что это с ним? – спросил Гэб.
– Потом расскажу, – ответил Клэй.
Заметив каких-то людей в алых безрукавках, как у монаха Живокости, Клэй опустился на колени рядом с Джайной и тронул ее за плечо. Разбойница, дважды ограбившая Клэя и только что спасшая ему жизнь, утирала невольные слезы.
– Спасибо, – сказал ей Клэй.
Она прыснула ему в лицо, но сумела кивнуть.
Клэй встал, морщась от боли в пояснице. Шелковые Стрелы, сдавленно хихикая, уставились на него.
– Уведите ее отсюда, – сказал им Клэй. – Задайте жару кентаврам в Ковердейле. У вас отличная банда.
Разбойницы бросились пожимать ему руки и обниматься, а потом исчезли в ночи – в городе они скрывались так же ловко, как и в лесной чаще, несмотря на свои яркие наряды. Клэй взял у Гэбриеля одну котомку и подтолкнул его к западным воротам:
– Бежим!
Муг уже умчался вперед, но, услышав Клэя, бросил через плечо:
– Бежать уже поздно, пора лететь.
Когда приятели вернулись, Келлорек был вне себя. Матрик привязал его к стулу, а сам, усевшись напротив, потягивал из бокала что-то покрепче вина и с улыбкой глядел, как беснуется посредник.
– Я тебе наглые зенки выдавлю и сожру вприкуску с сыром! Я с тебя шкуру живьем спущу, а тебя самого в соли обваляю! А шкуру собакам скормлю! Нет, я ее гнильцам скормлю, а потом их собакам скормлю!
Матрик отсалютовал друзьям бокалом:
– Привет! Мы тут с Келлом толкуем за жизнь.
При виде хихикающего Ганелона у Матрика отвисла челюсть, и он вопросительно взглянул на Муга:
– Ты что с ним сделал?
– Он надышался Шакальей Шутки, – объяснил волшебник. – Мы в Контове попали в переделку.
– Кстати, там за твою поимку сулят награду, – сказал Клэй Матрику.
Король сбледнул с лица:
– Лилит знает, что я жив?
– Теперь уж наверняка знает, даже если ей не донесли, что мы разрушили «Макситон», – вздохнул Клэй. – Она наняла охотника… точнее, охотницу за людьми по имени…
– Живокость?!
Клэй заморгал:
– Ага, ее самую. Она… ну, в общем, все хреново.
– Хреново, – кивнул Матрик. – Этого я больше всего и боялся. Пару лет назад мы наняли Живокость, когда кто-то из слуг спер у Лилит драгоценности. Ну, Живокость его быстро отыскала, обрубила ему руки, а на лбу вырезала ножом слово «ВОР». Лилит его потом казнила, из жалости, чтоб не мучился.
Ганелон прыснул, будто услышал скабрезную шутку.
– Муг, займись им, пожалуйста, – попросил Гэб, кивая на воина.
– Да-да, сейчас. – Волшебник взял Ганелона за локоть и повернул к выходу. – Пойдем-ка подышим свежим воздухом.
Когда они ушли, Клэй обернулся к Матрику:
– Слушай, а что она такое, эта Живокость?
Старый плут недоуменно пожал плечами.
– Дива, – сказал Кит.
– А это еще что? – спросил Гэбриель.
Ревенант дернул плечом, отчего в грудной клетке застучали ребра:
– То и есть. Дивы – они такие. Не знаю, откуда взялись, но все крылатые, а вдобавок…
– Погоди, она еще и с крыльями? – спросил Гэбриель, но сразу же махнул рукой. – Ладно, проехали. Продолжай.
– Так вот, они все крылатые и харизматичные… То есть способны вызывать у окружающих непреодолимое влечение.
– Они подчиняют себе чужую волю? – уточнил Клэй, радуясь, что колдовским чарам нашлось объяснение и что на самом деле его вовсе не тянуло к этой красотке.
– В сущности, да, – кивнул Кит. – По слухам, они привлекают всеобщее внимание уже одним своим присутствием, а если какой-то диве вздумается тебя очаровать… Пожалуй, те, у кого воля посильнее, не попадут под власть дивы, ну а те, кто послабее… – Он почесал перерезанное горло. – Говорят, дива способна повелевать целой армией зачарованных воинов, готовых исполнить любой ее каприз.
– А наша дива? Как там ее, Живокость? На что она способна? – спросил Гэб.
Келлорек насмешливо фыркнул, но под гневным взглядом Матрика испуганно притих.
– Живокость, известная также под именем Саббата, – сказал Кит. – О ней сложено много баллад, по большей части мрачных и трагических. Если хотите, я с удовольствием вам их исполню.
– Ты лучше изложи покороче, – нетерпеливо потребовал Гэб.
Гуль изобразил то, что назвали бы вздохом, если бы мертвец мог дышать.
– В большинстве песен говорится о трудном рождении и о несчастном детстве. Можно сказать, о кровавом.
«А как же иначе», – подумал Клэй. Дети любят дразниться по пустякам – из-за дурацкой прически или заикания, – так что легко себе представить, какие издевательства пришлось сносить девчонке с парой черных крыльев. Да, дети часто жестоки.
– Как бы то ни было, – продолжил Кит, – она попала в Талискард, бывшую цитадель, ставшую монастырем, куда отправляли на воспитание непокорных детей.
– Великолепно, – хмыкнул Матрик.
Гуль расправил складки простынного одеяния.
– Однако же Живокость, или, как ее тогда звали, Саббата, оказалась крепким орешком. С настоятелем монастыря произошел несчастный случай – якобы он неосмотрительно оскопил себя, принимая ванну, – после чего Саббата подняла мятеж, захватила монастырь, сделала его своим оплотом, а сама подалась в наемники.
– Она была наемницей? – переспросил Клэй.
– Да, недолго, – подтвердил Кит. – Примерно в это же время она стала именовать себя Живокостью. Вскоре ей надоело сражаться с чудовищами, выступления на арене ее ничуть не привлекали, поэтому она переключилась на более непредсказуемую дичь.
– То есть стала охотиться на людей, – подытожил Гэбриель.
– Именно так.
– И сейчас она охотится на нас, – буркнул Клэй.
– Боюсь, что да, – поморщился Кит.
– Неужели она пойдет за нами в Жуть?
Келлорек хрипло захохотал:
– Еще как пойдет, зуб даю. А вы все сдохнете. Время пошло, вам осталось только пересчитать песчинки в песочных часах. Лет двадцать назад вы, может, и справились бы с Живокостью, а теперь она вас порвет в клочья, как грелку. С ней совладает разве что Ганелон, да и то если в честном бою. Я своими ушами слышал, как в тех же песнях поется, что она никогда не сражается по-честному… Наскочит из-за угла, вырвет сердце из груди и вылакает всю кровушку, до последней капли. Эх, как бы мне хотелось на это полюбоваться, даже поганая мерзлая преисподняя не страшна.
Клэй пожал плечами:
– Ну, не всегда получаешь то, что хочешь.
Посредник гадливо ухмыльнулся:
– А это как посмотреть.
