Глава 25 Сокровища, нужные и не очень
Пятеро бок о бок поднимаются по восточному склону холма к вершине, где стоит роскошный особняк Келлорека. Под лучами утреннего солнца их длинные тени летят впереди, будто громадные жуткие призраки, точнее – как потом расскажут охранники, следящие за их приближением, – будто зловещие предвестники грядущей беды, будто цепкие пальцы, готовые сомкнуться в кулак.
Среди них король-изгой, который, не расстегивая штанов, умудрился обзавестись пятью отпрысками; тот, кого время одарило огромной мудростью и еще более огромным брюхом; тот, кто полон безрассудной отваги и томим неутолимой жаждой.
Плечом к плечу с королем идет чародей, великий мастер слова, рьяный борец с черногнилью, рассеянный председатель общества пиротехнических наук Охфордского университета и единственный в мире человек, сохранивший веру в совомедведов после своего восьмого дня рождения.
Вот шествует прирожденный воин, дитя насилия и нищеты; тот, кому судьбой назначено разрывать оковы, карать правителей и доказывать, что силам добра приходится иногда обращаться за помощью к закоренелым негодяям. В нем обитает древняя душа, но ему суждено умереть молодым.
Рядом с ними тяжело ступает молчун, кроткий великан, тот, кто в битвах предпочитает щит; он могуч и кряжист, как дерево, пережившее бессчетные эпохи, он надежен, как путеводная звезда, что всегда указывает на север и сияет ярче всего в самую непроглядную ночь.
Этих четверых ведет наш герой, тот, кто похож на свечу, сгоревшую до огарка, или на некогда острый клинок, затупившийся в боях. Но сейчас шаги его тверды, во взгляде сверкает сталь. Кто посмеет встать у него на пути? Он готов на убийство, чтобы защитить свое самое дорогое. Ради этого он и сам готов умереть.
– Позови-ка хозяина, – говорит один охранник другому. – Судя по всему, разборки не миновать. Глянь, какие грозные.
Они и в самом деле выглядят угрожающе. Грозно. А потом волшебник путается в подоле развевающейся мантии, спотыкается, изрыгает проклятье и падает носом в грязь, сбивая с шага остальных.
В ходе нападения на особняк Келлорека было сломано немало мебели и несколько рук. Муг то и дело швырял в комнаты какие-то странные плоды, похожие на авокадо с торчащими хвостиками фитилей. Плоды взрывались клубами желтого дыма, от которого щипало глаза и першило в горле; дым выкуривал из комнат перепуганных слуг и перетрусивших охранников. Клэй отбил щитом пару ударов, а Ганелон, повернув топор плашмя, с такой силой шлепнул какого-то типа, что тот, пролетев шагов тридцать, пробил стекло в окне. Гэб несся вперед с целеустремленностью отца, разыскивающего в борделе пропавшую дочь.
Келлорек с двумя красотками нежился в бассейне. Обнаженные девицы убежали. Посредник торопливо набросил халат, но получил в нос кулаком в латной рукавице и растянулся на мокрых плитках.
– Подберите его, – сказал Гэб, не останавливаясь.
Ганелон схватил ошалелого посредника за шиворот и поволок за собой.
В бывшем храме, где Келлорек хранил сокровища и всевозможные раритеты, Гэбриель подошел к изваянию Осеннего сына, остановился шагах в сорока от него и протянул руку Мугу. Волшебник, порывшись в бездонной суме, вытащил отрезок просмоленной веревки.
– Это… – начал Клэй.
– Ага, трос-огневик, – подтвердил Муг и вручил Гэбриелю веревку, будто рассерженную гадюку. – Осторожнее.
«Муг ратует за осторожность в обращении с алхимическим арсеналом? – мысленно удивился Клэй. – О боги Грандуаля, мы и впрямь постарели!»
Гэб приблизился к статуе. Огни светильников отражались в его доспехах, и казалось, что, взбегая по ступеням постамента, Гэбриель сам излучает сияние. Он опустился на колени и осторожно обмотал просмоленной веревкой щиколотку статуи.
– Отойдите подальше! – бросил он через плечо и поднес обтрепанные концы веревки друг к другу.
Зашипев, волокна соединились. Веревка заалела расплавленным металлом, затвердела, будто сталь, и начала стягиваться. Нога статуи подломилась, и каменный истукан, рухнув на пол, раскололся на куски. Голова изваяния, которой придали сходство с оркоподобными чертами Келлорека, подкатилась к ногам Ганелона.
Гэбриель легко сбежал по ступенькам, порылся в обломках, вытащил Веленкор из расколовшейся каменной руки и заулыбался, как мальчишка.
Меч был обоюдоострый, длиной почти в рост Гэбриеля. Некогда он принадлежал Веспиану, друинскому архонту, и слыл не только самой священной, но и одной из самых опасных реликвий древней Державы. На серебристо-зеленой поверхности клинка время от времени появлялся то промельк сумеречных небес, то деревья заповедного леса, как если бы сам меч был окном в иную, древнюю эпоху.
Но самой необычной особенностью Веленкора был его запах. Мечи пахнут металлом, смазкой или вообще ничем не пахнут, а от Веленкора веяло легким весенним ветерком, полным ароматов сирени и свежей зелени.
Гэбриель, окруженный клубами пыли, закрыл глаза, еле слышно что-то прошептал, а потом посмотрел на Келлорека:
– А где ножны?
Вместо ответа посредник сплюнул под ноги.
Гэб переглянулся с Ганелоном, и южанин познакомил посредника со своим подбитым сталью сапогом.
– Вон там! – прохрипел Келлорек, указывая в угол зала. – Где-то там, в сундуке. Забирайте проклятые ножны и валите отсюда нахер!
Гэбриель улыбнулся еще шире:
– Ножны я заберу. И мне совсем не хочется и дальше портить тебе настроение, личико или укладку. – Он презрительно поглядел на зализанные волосы посредника. – Только понимаешь, Келл, Жуть – опасное место, поэтому мы у тебя еще кое-чем разживемся. Ты же не станешь возражать?
Келлореку явно хотелось еще раз плюнуть, заорать и придушить Гэбриеля, но Ганелонов сапог ощутимо расширил ограниченное воображение посредника.
– Да берите что угодно, – морщась, ответил он.
Гэбриель по старой дружбе отхлестал Келлорека по щекам, расправил плечи, вздохнул поглубже и оглядел своих приятелей, как человек, очнувшийся от долгого сна.
– Ну что, ребята, пошли наряжаться. Уж если нам предстоит играть в героев, то и выглядеть надо соответственно.
Муг устремился к проломленному книжному шкафу, а Матрик подхватил со стола пару добротных кожаных сапог. Ганелон подошел к витрине, где лежали латные рукавицы и наручи, и разбил стекло кулаком.
С любопытством бродя по залу, Клэй пригляделся к скимитару, который зловещим шепотом окликнул его по имени, потом коснулся молота с рукоятью, отделанной то ли рогом, то ли костью, – и едва не отдернул руку: от молота веяло жутким холодом. Под внушительным шлемом Лиака-арахнида – им недавно хвастался Келлорек – висела Ратная Шкура, багряная кольчуга, которую, по словам посредника, не брали ни меч, ни копье.
«Неуязвимая броня – самое оно», – подумал Клэй и надел кольчугу.
Она оказалась впору, будто для него сработана: на шелковом подбое, чтобы металлические кольца не натирали кожу, со стальными пластинами над и под локтями для большей подвижности и со стальными же наплечниками, переходящими в высокий латный ворот, защищавший горло. Кольчужное полотно ниспадало почти до колен, а перехватывал его гибкий металлический пояс, концы которого словно бы притягивались друг к другу.
– Ух ты, магниты! – сказал Муг, заметив, что Клэй изумленно щелкает пряжкой.
– Магниты?
Волшебник поглядел на Клэя, как учитель, наслаждающийся невежеством ученика, и начал:
– Тут вот какая поразительная штука…
– Да-да, конечно, – пробормотал Клэй и поспешно направился к холодильному молоту, мысленно обозвав его Призраком. В конце концов, негоже бросать хорошую вещь.
Саркофаг, у которого в прошлый раз сцепились Гэб с Келлореком, стоял пустой, со сдвинутой тяжелой крышкой. «Ну вот, еще какая-то мерзость на свет выбралась», – мимоходом подумал Клэй.
Приятели не теряли времени даром. Ганелон обзавелся не только сверкающими латными рукавицами, но и черным доспехом из драконьей чешуи, а у Матрика на боку висел корявый рог.
– Глянь-ка, что я нашел! – похвастался Матрик Клэю и дунул в рог.
Никакого звука не последовало, зато из раструба вылетело жужжащее облачко насекомых.
Клэй согнал со лба осу:
– Он плюется пчелами, что ли?
– Ага, – кивнул Матрик. – Здорово же, правда?!
Поразмыслив, Клэй с отвращением помотал головой:
– Не-а.
– А у меня лучше! – Муг восторженно бросился к друзьям, на бегу задел манекен в доспехах и начал было перед ним извиняться, но вовремя спохватился.
На Муге была нелепая шляпа – широкополая и остроконечная, как у чародеев в сказках; по своей воле ни один уважающий себя волшебник не надел бы такой дурацкий головной убор.
– Не лучше, а дурацкее, – фыркнул Матрик.
– Такого слова нет, – возразил Муг. – А теперь полюбуйтесь! – Он снял шляпу и по локоть сунул в нее руку. – Она заколдованная, как моя сума, только иначе. В нее не складывают вещи, а, наоборот, вынимают… И не просто… Вот, сами поглядите. – Волшебник извлек из шляпы курицу, зажаренную до аппетитной золотистой корочки.
У ошеломленного Клэя от одного запаха потекли слюнки.
– Как же это…
Муг швырнул курицу друзьям. Матрик метнулся за ней, здоровой рукой прижал к груди:
– Ни фига себе…
Волшебник снова полез в шляпу, вытащил еще одну жареную курицу и бросил ее Клэю. Следующая курица предназначалась Ганелону, но южанин брезгливо отступил и с отвращением уставился на упавшую под ноги тушку.
– Курица из шляпы… – пробормотал он.
– Пальчики оближешь, – заверил его волшебник. – Между прочим, там еще много всяких вкусняшек.
Вслед за жареными курами из шляпы появились буханки хлеба, початки кукурузы, спелые помидоры и пироги с фруктовой начинкой, покрытые сладкой глазурью.
Матрик, набрав снедь в охапку, сказал Клэю:
– Да, это гораздо лучше рога, который плюется пчелами.
Клэй пожал плечами: мол, тут и говорить нечего.
