Ревность
Частный бизнес погибал. Детективное агентство (квалифицированные специалисты, индивидуальный подход!) дышало на ладан. Настроение было ни к черту.
Клиенты как сквозь землю провалились. За весь декабрь — ни одного. (Поиск кота — счастливая хозяйка заплатила сто долларов — не в счет.)
Зарплату сотрудникам я как дурак платил из собственного кармана. Оттуда же брал деньги на оплату телефона и Интернета. И с оптимизмом бывшего комсомольца надеялся, что в новом году дела пойдут порезвее.
Но в канун католического Рождества меня вызвал Гордиенко, замдиректора нашего тухлого НИИ.
Я с порога поздравил его с «наступающими» (две «кристалловские» в непрозрачном пакете). Гордиенко ловко поместил подарок под стол. А вместо «спасибо» гнусно улыбнулся и заявил:
— Я вас, Павел Сергеевич, с Новым годом не поздравляю. Потому что новости у меня совсем не праздничные. Мы посовещались и постановили: теперь наш институт проводит политику из-бав-ле-ния от мелких арендаторов. То бишь, Павел Сергеевич, от вас.
Крупным арендатором меня действительно не назвать: мы с секретаршей Римкой занимаем две крошечные смежные комнатенки — ее предбанник и мой кабинет.
Я хладнокровно спросил:
— И чем же мы вам насолили, что вы от нас из-бав-ля-етесь?
Гордиенко принялся загибать пальцы:
— Денег с вас — кот наплакал (двести долларов в кассу и сто — лично ему в карман, ежемесячно). А хлопот — не по чину. Посетители к вам ходят, коридор топчут — раз. Подчиняться стандартному графику и работать с девяти до пяти вы не желаете — два. И электричества своим компьютером жжете больше, чем весь НИИ (местные инженеры компьютерами не пользовались — работали по старинке, на кульманах).
Я вздохнул и склонил голову, признавая поражение. Придется раскошеливаться.
— Ну что ж… Давайте обсудим разумное вознаграждение… За ваши дополнительные хлопоты.
Гордиенко, нахал, отмахнулся:
— Да что с вас возьмешь? Лишние сто баксов? Говорю же, речь идет о принципиальных изменениях. Мелкие арендаторы нам не нужны. В принципе. Вот если вы готовы снять целый этаж — тогда присаживайтесь поудобней, я готов этот вопрос обсудить…
Этаж в нашем НИИ на выселках мне совершенно не нужен. А из родных комнатенок, значит, выгоняют… Ну и черт с ним, с этим убогим райончиком. Найдем что-нибудь получше. И подешевле.
— Когда нужно съехать? — пожал я плечами.
Гордиенко кровожадно улыбнулся:
— А к Новому году, к Новому году, Павел Сергеевич. Чтоб с очередным договором аренды не возиться, бумагу зря не марать.
— Ну нет. Так дела не делаются, — возмутился я. — Вы, между прочим, закон нарушаете.
— Да ну? — издевательски улыбнулся Гордиенко.
Я не сдавался:
— А вы возьмите договор аренды и прочитайте: НИИ обязан меня уведомить как минимум за три месяца. Чтобы мы могли спокойно подыскать себе новый офис.
— Хорошо. Уведомляю. Подыскивайте. Только с Нового года ваше помещение будет стоить… — Гордиенко помялся, — пятьсот плюс триста.
— В три раза дороже?
— А не нравится, — заржал Гордиенко, — как говорится, милости прошу вон! Прямо сейчас!
Очевидно, что до Нового года отыскать офис нам не светило. А временно развозить мебель по квартирам — своей и Римкиной — было попросту несолидно. «На январь остаемся», — решил я.
Выдал алчному Гордиенко восемь зеленых сотен.
И вошел в новый год не просто должником, а полным банкротом.
— Всеобщие праздники нас не касаются, — грозно сказал я Римке. — Начинаем работать с третьего января.
— А нас сюда пустят? — усомнилась секретарша.
В холле действительно висел красивый приказ: всему составу НИИ разрешили веселиться аж до старого Нового года. Правда, без сохранения содержания.
— Обязаны пустить, — нахмурился я. — Мы им такую аренду платим — вообще должны ковровую дорожку стелить.
Римка хмыкнула. На ее бесхитростной мордашке я прочитал: «Да хоть и ковер постели — все равно клиентов у тебя нету! И вряд ли они появятся — особенно третьего января…»
Но вслух она сказала:
— Хорошо, я приду.
* * *
Третьего января я был на месте в десять ноль три. Римка, как обычно, опаздывала.
Включил чайник (вода в нем осталась еще с прошлого года), опустился в кожаное кресло (эх, зачем я когда-то выбросил на него целую штуку баксов?!) и мрачно задумался.
Судя по всему, с частным бизнесом придется заканчивать. Закрывать контору, увольнять Римку и милую пожилую бухгалтершу… И рассылать резюме по крупным охранным агентствам. Снова идти под начальника, под его дурное настроение, под жесткий график… «Зато хоть зарплату регулярно будут платить», — утешал я себя. Но на душе все равно было паршиво.
Чайник закипел, щелкнул. Одновременно с этим зазвонил телефон. Я автоматически взглянул на часы: девять минут одиннадцатого. Наверняка это Римка: предупреждает, что задерживается.
Я снял трубку.
— Детективное агентство. Представьтесь, изложите суть дела.
Римка давно пыталась обучать меня «секретарской этике»: мол, по телефону надо говорить сладко-сахарно. Я же — коль приходилось самому выполнять роль секретаря — предпочитал звучать грозно. Как мой друг Вася Перепелкин из УВД.
В трубке молчали. Значит, звонит не Римка — та бы уже давно расхохоталась.
Я слегка сбавил тон:
— Детективное агентство. Чем могу вам помочь?
— Я… я хотела бы… в общем, мне нужны ваши детективные услуги, — прошелестел неуверенный женский голос.
— Какого рода?
— Что значит — какого рода? — еще больше смешалась дамочка.
Да, по телефону я разговаривать не умею.
— В чем ваша проблема?
— Ну… мне нужно проследить за мужем.
Обычно мы не вели дела с ревнивыми дамочками. Не наш профиль. Но сейчас я взглянул на бумажку, где вел учет доходов-расходов, и вздохнул:
— Приезжайте.
Клиентка явилась быстро. Уже через полчаса мне звонила вахтерша:
— Павел Сергеевич? К вам тут гостья. Только я ее без пропуска не пущу.
Еще одна новация проклятого Гордиенко: «Все арендаторы обязаны заблаговременно предоставить в администрацию НИИ списки посетителей на текущую неделю». Мои доводы о незапланированных, срочных встречах Гордиенко решительно отмел.
— Сейчас будет вам пропуск, — буркнул я и помчался на вахту.
Пропуском послужила шоколадка из Римкиных запасов.
— Режимное предприятие, — извинился я перед клиенткой.
Та скептически оглядела обшарпанное фойе и скривила губки. Ее норковая шуба и бриллианты в ушах смотрелись в нашем НИИ слегка неуместно.
Впрочем, мой кабинет с кожаным креслом, кажется, произвел на клиентку впечатление. Она удобно раскинулась на мягком гостевом стуле, внимательно разглядела мои дипломы-грамоты, для понтов развешанные по стенам. А тут и Римка явилась. Просунулась в дверь, подобострастно спросила:
— Чай, кофе? Минеральную воду?
— Эспрессо. Двойной, — надменно попросила клиентка.
— Будет исполнено, — вытянулась Римка.
А я мысленно похвалил себя, что в свое время приобрел кофеварку.
И приступил к делу:
— Ну, рассказывайте. Во-первых, как вас зовут?
— Ирэна Викторовна.
— И работаете вы…
— Господи, какая разница, где я работаю! На работе у меня все в порядке. Проблема — с моим мужем.
Проблема, по словам клиентки, состояла в следующем.
В конце ноября (время беспросветных ледяных дождей) ее муж вдруг решил вести здоровый образ жизни: «Раньше с работы придет — и на диван, а тут вдруг кроссовки купил, спортивный костюм от Таччини и говорит: перед ужином бегать буду. Каждый вечер — по пять километров».
— Муж у меня… — Ирэна Викторовна слегка замялась, — э-э, такой чудачок. У него вечно в голове идеи — одна другой хлеще. То берется китайский язык учить, то старинные автомобили реставрирует. Впрочем, хватает его всегда ненадолго. Я уже привыкла, никогда ему не перечу. Ну и тут — посмеялась и говорю: да бегай себе, мне-то что?
— А вместе бегать он вам не предлагал? — встрял я.
Ирэна Викторовна дернула плечом:
— Я хожу в фитнес-клуб. Три раза в неделю. Да и потом, ноябрь ведь! Дожди, слякоть!
Я промолчал.
— Ну, и начал он бегать. Каждый вечер, с семи до восьми. Возвращался весь мокрый, кроссовки в грязище. Сначала я думала — на два дня его хватит. Тут и снег еще выпал, похолодало… Нет, бегает. Одну неделю, другую… Похорошел, постройнел.
— Так, и в чем же проблема? — не вытерпел я.
Ирэна Викторовна вздохнула:
— Проблема в том, что сначала он усыпил мою бдительность. А теперь под видом своих пробежек ходит к любовнице!
— Почему вы так решили?
— По двум причинам. Во-первых, я не доверяю домработнице стирать дорогие вещи. А спортивный костюм у него дорогой. И раньше его приходилось стирать чуть ли не ежедневно. А тут беру и вижу: свежий! Ни грязинки, ни запаха. Хотя бегал, каждый вечер, негодяй, бегал.
Ирэна Викторовна всхлипнула. Кажется, она ждала утешений. Но утешать женщин я не умел. Потому спросил:
— А какова же вторая причина?
— Вчера я за ним проследила, — вздохнула она. — Вышла следом за ним из подъезда. И никуда он, конечно, не побежал. Не спеша дошел до соседнего дома. Зашел в подъезд. Сел в лифт. И вышел на шестом этаже.
— Откуда вы знаете, что именно на шестом? — удивился я.
Ирэна Викторовна всхлипнула:
— Я… я бежала за ним. За лифтом…
— Может, вы видели, кто отпирал ему дверь?
— Нет. Я осталась между этажами.
— Чьи-нибудь голоса слышали?
— Да нет же! — начала раздражаться она. — Я считаю, что каждым делом должен заниматься специалист. Следить, выяснять — это ведь не моя работа! Да и зачем мне браться за то, чего я не умею? Верно?
— Верно, — вздохнул я. Но все же не удержался от вопроса: — Но, может быть, вам стоило… просто спросить вашего мужа? Спросить напрямую?
Ирэна Викторовна посмотрела на меня с жалостью:
— Я никогда и никого не обвиняю. До тех пор, пока не соберу доказательств. А доказательства мне представите вы. — Она принялась загибать пальцы. — Во-первых, ее имя-фамилия. Во-вторых, адрес. Ну и желательно фотографии. Или аудиозапись. Ваша контора способна оказать такого рода услуги?
— Наша контора способна на все, — пробурчал я. — Две тысячи. Долларов. — А про себя добавил: «На аренду мне теперь точно хватит. Как, впрочем, и на зарплату».
Ирэна Викторовна не торговалась. Мне осталось только получить деньги, фотографию мужа, а также почти полный адрес любовницы: улица Металлургов, дом 40, подъезд 1. После чего я проводил Ирэну Викторовну к выходу, к шикарной «Ауди-А4», и вернулся в контору.
На рабочем столе меня ждала фотография: грустный муж. Уголки рта скорбно опущены, глаза печальные.
«К кому же ты бегаешь, а?» — спросил я и вызвал программу «Адрес Москва».
Через три минуты я уже разглядывал распечатку. Право слово, Ирэна Викторовна могла бы справиться с подобным делом и сама. Но что поделаешь, если обеспеченным людям некуда девать деньги…
На шестом этаже искомого дома располагались три квартиры. В них, соответственно, проживали:
Квартира шестнадцать. Лунченко Анастасия Михайловна, семьдесят восемь лет, Лунченко Елена Александровна, пятьдесят девять лет.
Судя по всему, мать и незамужняя (разведенная) дочь.
Квартира семнадцать. Семенюк Евгений Поликарпович, шестьдесят девять лет.
И наконец.
Квартира восемнадцать. Митькова Наталья Андреевна, двадцать шесть лет.
Несложно догадаться, куда бегает блудный муж.
Но на всякий случай — работать так работать! — я велел Римке:
— Сегодня домой пораньше не мылься. Будет сверхурочная работа.
— А сверхурочные выплаты будут? — нахально вопросила секретарша.
— Но-но, — цыкнул я. — Кто сегодня весь день в «Колобок» сражался? Вместо того чтобы с архивами разобраться?
Римка сникла. Она думает, что я из своего кабинета не слышу отвратительных звуков, которые издают монстры, пожирая несчастного Колобка.
— Ладно, поработаю, — вздохнула она. И предупредила: — Только проституткой наряжаться не буду.
Я удивился:
— А с чего ты решила?…
Римка презрительно сощурила глазки:
— Ну эта, клиентка… она же мужа заказала выслеживать. Ведь так?
— Так, так, — вздохнул я. Иногда Римма отличается удивительной сообразительностью. Или просто подслушивает под дверью.
— Ну, — триумфально продолжала секретарша, — значит, она хочет под него девку подложить! И посмотреть, что будет!
— Нет, никуда подкладывать я тебя не буду, — успокоил я. — Задача попроще. Короче. У этой дамочки действительно загулял муж. Под предлогом вечерней пробежки ходит в соседний дом. В одну из трех квартир на шестом этаже. Твоя задача — выяснить, в какую именно. К девятнадцати ноль-ноль будешь стоять у подъезда. Дождешься, пока подойдет муж. Вот его фотография…
— Какой уродец! — отреагировала Римка.
Я продолжил:
— Вместе с ним зайдешь в подъезд. Скажешь, что тебе на седьмой этаж. Он, соответственно, выйдет на шестом. Ну а ты завозись в лифте и проследи, в какую из квартир он позвонит. Ясна задача? Справишься?
— Делов-то, — фыркнула Римка.
— Ладно, не расслабляйся, — нахмурился я. — В девятнадцать тридцать, не позже, жду твоего звонка.
Римка позвонила даже раньше. Деловым тоном сообщила:
— Он пришел в шестнадцатую квартиру.
В шестнадцатую?!
— И кто же ему открыл? — спокойно спросил я.
Римка фыркнула:
— Какая-то бабка.
— Что значит — бабка? — раскипятился я. Малолетняя Римка и женщину лет тридцати готова записать в бабки.
— Ну, конкретная бабка! С морщинами, вся седая! И сыночком его назвала!
Я ошалело вернул трубку на рычаг. Кажется, дело запутывалось.
Шестнадцатая квартира. Две женщины: просто пожилая и старая. И муж Ирэны Викторовны, которого одна из бабулек называет сыночком…
На следующее утро я сделал с десяток телефонных звонков и наконец вышел на участкового, отвечавшего за сороковой дом. Участковый, судя по голосу, усталый и похмельный, ничего не имел против пива после работы.
— Пива я подвезу. Ящик! Любого, какого скажешь! — поклялся я. — Только можно информацию вперед?
Впрочем, никакой стоящей информации ментяра мне не сообщил. Старшая бабка — вдова, младшая — разведенка. На средний класс не тянут, живут плоховато. Зато тихо, без хулиганств и загулов.
— А какие-то родственники у них есть?
— Бес его знает, — вздохнул участковый. — Бывший муж вроде бы не показывается, а детей у них и не было. Ну а насчет тетек-дядек всяких — извини, не в моей компетенции.
Интересно, зачем же «моему» мужу бегать к двум разведенным теткам? Бегать, судя по всему, каждый вечер? Или Римка все-таки что-то путает?
… Ровно в семь я стоял у искомого подъезда. Задумчиво курил, ждал мужа. Тот явился в начале восьмого. Выглядел он еще печальнее, чем на фотографии. Бросил на меня рассеянный взгляд. Мы вместе вошли в лифт. Он вежливо спросил:
— Вам какой?
— Седьмой.
— Мне ниже. — Муж вдавил кнопку шестого этажа.
И действительно, на шестом вышел. Только звонил он отнюдь не в шестнадцатую квартиру, не к старушкам. И не к молодой гражданке Митьковой, не в восемнадцатую.
Муж нажал кнопку звонка средней квартиры. Той, где проживал некто Семенюк Евгений Поликарпович, 69 лет от роду.
И снова я услышал:
— Здравствуй, сынок, наконец-то! Проходи!
Дело запуталось окончательно.
* * *
Я долго бродил по ледяным улицам. Думал, прикидывал, строил предположения… Но, похоже, напрасно надеялся, что свежий воздух прояснит мне мозги. Идеи приходили самые завиральные. Муж — шпион? Наркокурьер? Или, наоборот, альтруист, безвозмездно помогающий малообеспеченным пенсионерам?
Ерунда. Все ерунда.
Поземка злобно била в лицо, ноги заледенели, душу холодили тревога и запоздалое раскаяние: эх, зря я уже поделил полученные от клиентки две тысячи долларов. Рано начал прикидывать, на что их потрачу… Похоже, раскрыть дельце будет совсем не просто. А то и вовсе не по зубам окажется. Или у меня информации пока мало?
Да, нужно побольше узнать — и о моей заказчице, и о ее муже. И о пенсионерах, к которым бегает супруг.
Я тоже хорош, болван: думал влегкую сыграть. Клиентку опросил по минимуму. Только и получил с нее — фотографию мужа да почти полный адрес любовницы, которая на самом деле вовсе и не любовница… А, ну еще свой она мне адрес сказала… Где-то, кстати, совсем рядом они живут. Интересно, где?
Повинуясь непонятному инстинкту, я прошелся по неприветливой улице Металлургов. Забрел я, к счастью, недалеко и в искомый двор вернулся быстро. Вот он, сороковой дом, где живут загадочные пенсионеры. А вот и сорок третий — жилище заказчицы. Прямо напротив сорокового.
В голове робко забрезжила разгадка… Так-так… Ирэна Викторовна, кажется, упомянула, что их квартира — ага, двадцатая. Тоже, стало быть, в первом подъезде. На седьмом этаже.
Я без труда вскрыл допотопный домофонный замок и прошел в подъезд заказчицы. И понял: ее окна — как раз напротив окон пенсионера из семнадцатой квартиры! Их разделяют всего-то метров сто двора и пара чахлых берез! А занавески, интересно, у Ирэны Викторовны задернуты?
Я скатился во двор и задрал голову. Без труда разглядел: тюль на окнах прикрыт только наполовину, а плотных портьер нет и вовсе. Даже снизу видны край массивного телика, антикварное бра, угловатый бок шкафа… Больше ничего не просматривается, но при наличии даже самого захудалого бинокля…
Перед глазами всплыла фотокарточка мужа: затравленный взгляд, вялый рот… Этот хорек что, тоже за ней следит?!
* * *
Через минуту я уже звонил в квартиру пенсионера.
— Евгений Поликарпович? — строго спросил я. И, нарушая закон, помахал перед носом пенсионера фальшивой красной книжицей: — Старший уполномоченный Синичкин. Разрешите войти?
Дед — кажется, он испугался — проблеял:
— Да-да, конечно… Проходите.
Я уверенным шагом двинулся в единственную комнату. Дед слабой грудью перегородил мне дорогу, заискивающе предложил:
— Пойдемте лучше на кухню! Чайку, коньячку…
— При исполнении, — сухо сказал я. И легко сдвинул препону в виде хрупкой фигурки деда.
Подзорная труба располагалась на самом видном месте — у единственного окна. Ее окуляр был направлен, разумеется, на дом номер сорок три.
— Так, — грозно произнес я. — А ведь это статья, дедушка! Вмешательство в частную жизнь. Срок наказания от…
Дед задрожал, запричитал, перебил меня:
— Я… я астроном! Я смотрю на звезды!
— Евгений Поликарпович, — вздохнул я, — давайте не будем усугублять ситуацию. Звезд отсюда не видно. А вот квартира Ирэны Викторовны прекрасно просматривается… Так что советую вам искренне, как друг. Чистосердечное признание — и на душе сразу станет легче.
И несчастный дед раскололся. Речь его получилась длинной и путаной. Он долго разорялся на тему, какой муж умница, и как он любит Ирэну Викторовну, и как волнуется за нее, и как ревнует…
— А она, — в словах деда сквозило неодобрение, — совсем не ценит его любовь. Насмехается над тем, что он всего лишь ученый и получает гроши… Ей нужны другие мужчины, на «Мерседесах»… Они часто привозят ее домой… Вот мы и решили — то есть ее муж решил: сначала выработать привычку бегать — каждый день, в определенное время. А потом, когда супруга к его пробежкам привыкнет, — посмотреть, чем она занимается в его отсутствие…
Плечи старика поникли.
— Ну что ж, давайте, кстати, посмотрим, — предложил я. — Заодно и проверим вашу аппаратуру.
Я без приглашения подошел к подзорной трубе.
Квартира Ирэны Викторовны просматривалась изумительно. Я еле удержался, чтоб не присвистнуть — настолько четко все было видно. И подозвал пенсионера.
— Ну-ка, Евгений Поликарпович, взгляните…
Дед сменил меня у окуляров и через пару секунд со стоном опустился на пол.
— Это она, она! — хрипло повторял он.
Я тоже прекрасно узнал свою заказчицу, Ирэну Викторовну.
Она лежала в гостиной на полу, на роскошном ковре. Под ее головой отчетливо просматривалось озерцо крови…
* * *
Мои показания обеспечили мужу как минимум «пятнашку».
Приехала опергруппа. Возглавлял ее мой приятель из ОВД Вася Перепелкин.
— Опять ты в самой гуще! — досадливо проворчал он.
— Дурачок! — ласково парировал я. — Да с моими показаниями тебе вообще ничего делать не надо!
И я рассказал Васе про визит Ирэны Викторовны. Про то, как женщину обеспокоили вечерние пробежки мужа. Про то, что она поручила мне выяснить, к кому он бегает. И про то, как я сначала зашел в тупик, а потом блистательно раскрыл это дело.
Довольный Вася только кивал.
— Складно, складно болтаешь… Одного я не понимаю. Зачем он в шестнадцатую-то квартиру ходил? Или твоя секретарша чего напутала?
Я пожал плечами:
— Нет, он правда туда ходил. Там две бабки живут. Одни, без мужчин. Семенюк утверждает, что муж помогал им карниз прибивать.
Вася тут же парировал:
— Странное занятие для снайпера.
— А он и не снайпер, — хмыкнул я. — Он дилетант. И недоумок. Очень грубо сработал. Грубее и не придумаешь.
— Так нам же оно и лучше! — хохотнул Вася. — Ладно, Синичкин. Отдыхай.
И я ушел отдыхать. Вернулся домой и тут же завалился в койку.
Когда засыпал, перед глазами проплыла печальная физиономия мужа. Глаза смотрели скорбно, уголки губ печально опущены. Казалось, он растерянно спрашивает: «Ну как вы могли?! Это не я!»
Я строго ответил видению:
— Ты, ты, голубчик. Думал наследство хватануть, а не вышло!
И провалился в сон.
Снился мне новый офис — двух тысяч, полученных от Ирэны Викторовны, хватит надолго.
… Впрочем, часть гонорара пришлось потратить на менее важные вещи.
На следующий день мне позвонил Перепелкин. Сказал в телеграфном стиле:
— Освобожусь в шесть. Без руля. Не обедал.
Отказать голодному Васе значило как минимум лишиться лицензии на детективную деятельность. И я покорно сказал:
— Пойдем в «Дрова». Там хавчик — съешь сколько влезет.
А качество хавчика Васю никогда особо не волновало.
В «Дровах» Вася выбрал самую большую тарелку. Перемешал корейскую морковку с селедкой и свиным рубцом. Тяпнул добрый стопарик, заел огурчиком, накинулся на еду. Я вяло жевал невкусные пирожки, водку хлебал по глотку и терпеливо ждал, пока Перепелкин утолит первый голод.
Ждать пришлось долго. Наконец Вася откинулся над пирогом с вязигой и сообщил:
— Не колется твой муж. И так с ним, и сяк — на своем стоит. Говорит, только следил, а убивать — это никогда, ему без нее жизни нет. Ирочка, мол, единственный свет в окошке. Всю ночь рыдал, спать людям мешал. Сокамерники ему по зубам надавали.
— Артист, — пожал я плечами.
— Семенюк тоже не колется, — продолжал Вася. — Что следили — признался. Трубу свою подзорную сдал. А про убийство молчит.
— Ну и молодец. Не хочет соучастником идти.
— А он и не соучастник. — Вася снова хватанул водочки и приступил к пирогу с вязигой. — Эксперты сказали, что стреляли, скорей всего, не с шестого, а с чердака.
— Да ну! — я аж водкой поперхнулся.
— Вот тебе и ну. — Вася налил себе еще стопку. — Проверили чердак. Картина маслом: свежие следы, открытое окно. И самая песня — винтовочка… Новенькая, чистенькая, нигде не светилась. Два выстрела. Оба в цель.
— А отпечатки?
— Обижаешь. Ни одного. Даже следов и тех не установили. Убийца, судя по всему, шел в целлофановых бахилах, какие посетителям больниц выдают.
— Значит, муж хитрей, чем казался. Вышел от Семенюка и отправился на чердак. Два выстрела — это пять минут. А Семенюк подтвердил его алиби.
— Складно, — похвалил Перепелкин. — Только тут еще соседка нарисовалась. Ну та, из шестнадцатой квартиры. Которой он карниз прибивал. Заявила, что видела в подъезде незнакомого человека. Вчера, около семи вечера. Говорит, поднимался он пешком и пытался прятать лицо. Но она его все равно хорошо разглядела. Фоторобот составили.
— Покрывает мужа, — нахмурился я. — И фантазирует.
А Вася только руками развел:
— Покрывает — не покрывает, а мы на всякий случай начали рабочие связи этой Ирэны разрабатывать. Выяснять, что у нее за бизнес, с кем ссорилась, кому дорожку перешла…
Он снова сходил к стойке и притащил себе очередную порцию резиновых пирожков. Я подозвал официантку и попросил еще водки. Девушка просияла: спиртное здесь стоило по-королевски, наверно, дороже, чем в «Метрополе».
— А завещание у нее было? — спросил я.
— Было, — кивнул Вася. — Могу процитировать: «Хочу особо подчеркнуть: единственный наследник — это мой муж. Любые претензии со стороны остальных моих родственников прошу считать неправомерными».
— А ты, значит, будешь искать врагов у нее на работе! — хмыкнул я.
— Придется, — вздохнул Перепелкин.
* * *
… Труп исполнителя нашли в Лосиноостровском парке тем же вечером. Он был убит единственным выстрелом в голову.
По приметам убитый походил на фоторобот, составленный со слов старушки из шестнадцатой квартиры.
Бабке предложили проехаться в морг. Та охотно согласилась и уверенно опознала убийцу в ряду схожих по половозрастным характеристикам тел.
Перепелкин форсировал поиски заказчика. Выяснилось, что не так давно Ирэна Викторовна «проглотила» небольшую фирмочку, а ее бывшего президента выставила вон с волчьим билетом. Президент же — сначала ему обещали место в совете директоров — принес публичную клятву мести.
Сейчас искали и его, и еще пару-тройку людей, обиженных Ирэной Викторовной.
Оказалось, что моя заказчица в средствах не стеснялась. «Кидала» партнеров по бизнесу как могла. То вставляла в договор еле видимое глазу грабительское примечание, то «крутила» чужие деньги…
— Зарабатывала, короче, мужу на новые носки, — прокомментировал Вася. И со вздохом добавил: — В общем, заказчика мы найдем. Может быть. А мужа придется выпускать.
* * *
Едва выйдя из СИЗО, муж явился ко мне в агентство. Я стыдливо прикрыл рекламные проспекты с фотографиями офисных помещений. Мелькнула трусливая мыслишка: «Может, он свои деньги хочет обратно потребовать?»
Но муж никаких претензий не высказывал.
Он грустно притулился на краешке стула, отказался от кофе и жалобно попросил:
— Пожалуйста, Павел Сергеевич… Расскажите, что она вам говорила?
Его глаза заблестели. Он извинился, извлек из кармана платок в крупную клетку, смахнул слезинки… Проговорил чуть не шепотом:
— Я любил ее! Я так ее любил! И так боялся потерять… Ведь кто я — ноль! Ученый с крошечным окладом! А она… она занималась серьезным бизнесом. И ее постоянно окружали мужчины. Много красивых, состоятельных, уверенных в себе мужчин!
— А Ирэна Викторовна вас тоже любила? — перебил его я.
— Любила? Не знаю… Я так на это надеялся. Хотел бы надеяться. Она называла меня бельчонком. Говорила, что я — ее уютный бельчонок. И очень любила, когда я перед сном ее укрывал и гладил по голове…
— Раз она ревновала вас — значит, тоже любила, — утешил его я.
— Вы думаете? — расцвел несчастный муж. — Спасибо! Спасибо вам, Павел Сергеевич!
Странно было слышать такие слова от человека, который по моей милости два дня просидел в СИЗО, получил от сокамерников по зубам и едва не пошел по статье за убийство…
Муж еще долго рассказывал мне, какой замечательной была его Ирэна. Как она вкусно готовила, «если вдруг выходило окошко в ее делах». Какие дельные советы давала, когда он рассказывал ей об интригах в родном университете. Какой была стройной, и легкой, и ясноглазой…
Я еле дождался, пока он наконец выговорится и отправится восвояси.
— Спасибо еще раз, Павел Сергеевич, — пролепетал он и, волоча ноги, побрел к входной двери.
Рядом с дверью висело зеркало. Муж мельком взглянул в него, и я перехватил его взгляд.
Скорбно опущенные уголки губ распрямились. Печаль из глаз исчезла. Теперь они сияли торжествующими искрами. А лицо кривила довольная ухмылка победителя.
Лицо мужа вопило, орало, кричало: «Я сделал это! Я победил! И теперь я богат и независим!»
Впрочем, он тут же отвернулся от зеркала. Задержался на пороге и снова обернулся ко мне: печальный, с потухшими глазами, в грошовом костюмчике — вылитый Корейко из «Золотого теленка». Грустно сказал:
— Я очень надеюсь, что милиция найдет того, кто ее заказал.
— Я тоже надеюсь, — с нажимом ответил я.
Муж не разобрал намека в моих словах.
И ушел — сутулясь и шаркая, словно настоящий подпольный миллионер.
