Он почему-то всегда приходит на набережную.

Не так уж часто у Гая случались выходные. Конверт за конвертом, и только в те редкие разы, когда он завершал дело ранним утром, ему удавалось побродить просто так, наслаждаясь теми возможностями, которые открываются, когда нечего делать. А наутро приходил очередной конверт. Такие выходные дни можно пересчитать по пальцам одной руки.

Для начала он прилег на пару часов. Потом нашел неплохой ресторан со стейками, а после стейков заново открыл для себя, как приятно сидеть под деревьями, раскачивающимися на ветру, и прочищать голову от ненужных мыслей. Маленький клуб, который он обнаружил пару месяцев назад, был следующим пунктом программы. Там тихо играл пианист с мечтательным взглядом, а Гай сидел с бокалом красного вина, который помогал ему чувствовать себя утонченным молодым человеком. В итоге он, как всегда, очутился на набережной. Гай смотрел, как солнце укладывается спать за горизонт, и соленый ветер играл его волосами.

Он сидел на скамейке и смотрел на море, позволяя вину немного выветриваться, а запаху прохладного вечера – проникать под одежду. Пляж перед ним был практически пустой. Только мальчик с собакой прыгали и резвились у кромки воды прямо напротив Гая, демонстрируя, как выглядит истинная дружба.

Может, настало время тоже завести себе какое-нибудь домашнее животное. Необязательно собаку, можно кота, хорька или даже золотую рыбку. Да боже мой, он согласен и на дерево бонсай в горшочке, если нет другого выхода. Мальчик с собакой поддразнивали друг друга, как позволено лишь существам, которые действительно любят друг друга. Гай почувствовал легкую зависть, она завибрировала в нем, но быстро исчезла. Он глубоко вдохнул морской воздух и выдохнул с горькой улыбкой. Может, и хорошо, что у него мало выходных. В выходные вспоминаешь, что ты один.

Гай медленно встал и пошел домой.

Кто-то в мэрии смог убедить кого-то другого в кулуарной беседе, что летние ночи – это то самое время, когда нужно вытаскивать людей на улицу, поэтому деревья вдоль бульвара были увешаны маленькими разноцветными лампочками, превращавшими вечерние сумерки в сверкающий карнавал.

Гай медленно бродил по улице и незаметно для себя насквозь пропитался окружающей атмосферой. Прошло несколько минут, прежде чем он кое-что заметил, но с того момента уже не мог игнорировать. Перед ним шла обнимающаяся счастливая парочка, на скамейке сидели, держась за руки, пожилые супруги, мальчик и девочка лет десяти от роду пробежали прямо перед ним.

Наверно, это все воображение. Как беременные женщины видят везде только коляски, как бросившие курить видят везде лишь сигареты, так, наверно, и люди, чувствующие себя одинокими, везде видят только счастливые парочки.

Гай смотрел во все стороны, пытаясь найти еще хоть кого-то, кто идет по улице один. Бесполезно. Только парочки всех типов идут быстро и целенаправленно, медленно, в обнимку, перебежками, еле волоча ноги, или стоят и шепчутся по углам.

Ему определенно нужна собака.

Среди всех этих парочек он наконец увидел кого-то, кто быстро идет в сторонке, торопится куда-то. Гай почти обрадовался, что он не единственный такой бродит сам по себе, как вдруг этот человек врезался в женщину, выходящую из маленького магазина игрушек, и все ее коробки и пакеты, которые она, осторожно балансируя ими, несла в руках, полетели на землю. Гай не мог не услышать сейчас голос Генерала, отдающийся эхом в голове.

«Я знаю, что большинство из вас ждали этого урока, – говорил он им, – ученики всегда думают, что введение в сводничество – это очень романтичный и простой курс. Казалось бы, все, что нужно – это юноша, девушка и перекресток, нет? Пусть юноша идет по одной улице, девушка по другой, и они столкнутся ровно на повороте. Хоп, книги упали, хоп, встретились глазами, хоп, любовь с первого взгляда, бла-бла-бла. Количество ерунды в этом сценарии может решить проблему голода в странах третьего мира».

Гай усмехнулся про себя, а тем временем его новый друг извинился перед испуганной женщиной и поспешил своей дорогой. Один раз из тысячи это работает, но в остальных случаях нужно действовать иначе. Гай надеялся, что увиденное не было совпадением, которое кто-то сделал. Довольно позорно и непрофессионально.

Эмили была права в том, что сказала ему сегодня утром. Он и правда любит сводить вместе людей, но романтика тут ни при чем. Люди воспринимают любовь как то, во что верят, будто бы это религия. Как адепт этой религии, ты веришь в то, что где-то там существует некая принципиально иная, космическая связь между людьми, и в концепции этой связи ты посвящаешь себя поклонению кому-то другому. Люди должны верить во что-то, что больше и сильнее их, и обычные религии не всегда отвечают их запросам. Тогда этот концепт, называемый любовью, дает им то, что они всегда искали, – глубинный, иррациональный смысл, стоящий выше обыденности. Без осознания этого любовь становится очередным товаром, который нужно добыть. Большой дом, красивая машина, большая любовь. Ты не любил? Твоя жизнь прожита зря. Ты прозевал одну из остановок.

Когда-то и он так думал. С тех пор многое изменилось. Он уже вкусил от этого плода. Он твердо знает: любовь не такая, она нечто гораздо большее. Но его время прошло. Эта дверь закрыта и опечатана, он с этим давно смирился, к сожалению. Сейчас самое время позаботиться о других. Поэтому сводить вместе людей так важно для него. Видимо, когда ты помогаешь кому-то достичь счастья, которого у тебя уже не будет, то и на твою долю перепадает его маленький кусочек.

Он подошел к женщине у магазина и с улыбкой помог собрать все ее свертки.

– Спасибо, – сказала она.

– Не за что, – ответил он.

Тротуар был усыпан коробочками разных размеров, классическими детскими играми в новых привлекательных упаковках.

– Это для моих племянников, – сказала она, поправляя прядь рыжеватых волос. – Близняшки. У них на следующей неделе день рождения, и я решила подарить им что-то, что отвлечет их наконец от компьютера.

Гай поднял коробочку с зелеными пластиковыми солдатиками.

– Ага, – сказал он рассеянно. Маленькие солдатики в прозрачной коробке смотрели на него изумленным взглядом.

– Можно? – спросила она.

Гай очнулся от своих мыслей:

– А?

Она улыбалась, стоя уже со своими свертками в руках, и указывала на коробочку, которую он держал:

– Можно солдатиков?

– А, да, конечно. – Он протянул коробку. – Простите.

– Вы играли с такими, когда были маленьким? – спросила она. – Воспоминания нахлынули?

– Нет, нет, просто задумался. – Он попытался улыбнуться.

Она еще раз поблагодарила его и ушла. Гай задержался на несколько секунд и продолжил путь домой по улице, заполоненной парочками. Он должен купить хлеб и шоколадную пасту, а еще сахар, кофе и пару вещей для дома. Надо зайти в супермаркет по дороге.

Эмили сидела в гостиной.

Вот что чувствуют генералы, когда ждут новостей с фронта, подумала она.

Месяцы подготовки, стены, расчерченные схемами, недели ожидания, пока у этого осла выпадет день, когда можно все организовать, и вот она сидит и ждет звонка.

Если бы она параллельно делала еще что-то, было бы проще. Но она просто сидит и ждет, когда же зазвонит телефон.

Пусть только попробует не…

Гай бродил между полками в поисках своего любимого кофе.

Да, он точно знал, почему эти пластиковые солдатики заставили мир остановиться на несколько секунд. Яснее ясного. Кажется, это даже зафиксировано в одной старой потрепанной тетрадке.

Это была всего лишь вторая неделя курса, домашнее задание по «Ассоциациям I». Нужно было нанести на карту линии мыслей друг друга. Генерал постоянно повторял, что лишь немногие умения в их профессии важны так же, как понимание того, каким образом «вещи напоминают другие вещи», что бы это ни значило. Гай должен был зарисовать ассоциации Арика, Арик – Эмили, Эмили – Гая.

Зарисовывать Арика было довольно просто. Все каким-то чудом сводилось к девушкам, достижениям и комедиям братьев Маркс. Иногда приходилось копнуть глубже, чтобы понять, почему сок папайи напоминает Арику Вьетнам или почему, когда говоришь «шоколад», он думает «саксофон». В конце концов пазл сошелся, и получившаяся карта направлений мысли удовлетворила Генерала на тот момент.

Больше всего раздражал тот факт, что тебя картографирует кто-то другой.

Эмили подходила к делу основательно, не удовлетворялась частичными объяснениями. Абсолютно логично, что слово «книги» ассоциируется со словом «полки», рассуждала она, но почему, черт возьми, слово «полки» ассоциируется у тебя с «Крепким орешком – 2»? Он должен был объяснить связь, которую его дурацкий мозг устанавливает между домашними тапочками и ежами, между улыбкой и летучими мышами, между плиткой и роботами пастельных тонов. Но любопытнее всего ей было узнать, почему игрушечные солдатики ассоциируются у него с любовью.

– Ты должен мне это объяснить, – сказала она, не отводя от него взгляд.

Они сидели у него дома на полу, перед ними лежала открытая пачка печенья с предсказаниями, которую принесла Эмили. Каждый раз, когда Гай чувствовал, что нужно сделать перерыв, они брали одну печеньку, разламывали и пытались придумать, при помощи какой последовательности совпадений можно добиться того, что сказано в записочке. Пачка была уже полупустая.

– Это связано с одной из наших первых встреч, – сказал он, уклоняясь от ответа, – вот и все.

– Детали, – сказала она, потирая руки, – детали!

– Арик вытряс из тебя всю душу, а теперь ты на мне отыгрываешься, да?

Она улыбнулась в ответ.

– Я просто пытаюсь хорошо сделать домашнюю работу, – сказала она с высоко поднятой бровью, а это означало, что она врет.

И он ей рассказал. О Кассандре, о том, как они встретились, о том, как их разлучили, и обо всем, что произошло между этими двумя моментами. Эмили слушала с горящими глазами и периодически тихо задавала наводящие вопросы, будто знала, что они больше никогда об этом не заговорят.

Тогда было положено начало маленькой традиции. Во время учебы на курсах они часто встречались за чашкой кофе и пачкой печенья с предсказаниями. Иногда присоединялся Арик, но по большей части он манкировал встречами, придумывая отмазки вроде «единственная в жизни возможность» застрять в лифте с какой-нибудь девушкой. В итоге все превратилось в их форум, их двоих. Ох, какие жаркие споры иногда начинались из-за кусочка бумаги в сладком тесте! Они никогда больше не говорили ни о Кассандре, ни о предыдущей работе Эмили, они совсем не говорили о курсах. Они говорили о музыке, не затрагивая ее способность вызывать ассоциации в клиенте; они говорили о кино, не обсуждая сцены, которые пробуждают подавляемые эмоции, и не пробуя угадать, какие сценарии написаны в результате вмешательства творцов совпадений, а какие – «обычные»; они говорили о любимых телепрограммах, не вспоминая ту лекцию из курса «Выстраивание рейтинга при помощи умышленного отключения электроэнергии», и они даже говорили о политике, не вспоминая, как на самом деле она делается.

Он скучал по всему этому, по правде говоря. После окончания курса у них уже не получалось проводить столько времени вдвоем. У них теперь сумасшедший распорядок дня, и вечно кто-нибудь один был занят подготовкой очередного совпадения. Новички вроде них не знают, как организовать свою работу таким образом, чтобы оставалось время жить. Две-три отмены встреч – и традиция сошла на нет. Через несколько месяцев, после того как Арик приложил массу усилий, чтобы успешно внедрить новую традицию утренних встреч втроем, эти самые вечера с печеньем стали неактуальными. Гай вспоминал мальчика с собакой на берегу. У него, кстати, тоже есть такой добрый друг – бокал вина.

Его любимый сорт кофе прятался в третьем ряду за другим, чуть более дорогим сортом. Он поставил банку в пустую тележку и через три шага увидел на полке пачку печенья с предсказаниями, по акции.

Две по цене одной.

Эмили подождала, пока телефон позвонит три с половиной раза, и только тогда подняла трубку.

– Секунду, – сказала она.

Отняла трубку от уха и отсчитала про себя десять секунд – десять сердечных ударов. Но ее сердце билось учащенно, поэтому она подождала еще несколько секунд.

– А, да, – она вернулась к беседе, – извини, я тут была кое-чем занята.

– Привет, – сказал Гай, – как дела?

– Нормально, – ответила она.

– Помнишь то печенье, которые мы ели?

– Да, конечно, – сказала она, – кажется, пару раз даже предсказания сбывались.

– Помнишь, какой фирмы они были?

– Нет… в такой жестяной коробочке вроде бы.

– Коричневая с красной полоской, да?

– Да.

– Я сейчас в супермаркете и снова на них наткнулся. Тысячу лет уже не видел таких коробочек, мне кажется.

– Ох, ностальгия, – сказала она. – Купи и мне одну.

– Мм, – сказал он, – знаешь что?

Конечно я знаю что. Ясное дело, знаю. Надеюсь, что ты тоже знаешь что!

– Что?

– Может, заскочишь ко мне? Попьем чаю с печеньем, как в старые добрые времена?

– Возможно, я могу отложить некоторые дела на завтра… – сказала она достаточно неспешно, чтобы казалось, будто бы она сомневается.

– Давай приходи, будет здорово! – сказал он.

– Знаешь что? Ладно! – сказала Эмили. – Тогда возьми еще какой-нибудь фильм.

– Договорились.

– Отлично. Одеваюсь и выхожу.

Эмили почувствовала себя охотником, повесившим в гостиной голову убитого медведя. Она начала прыгать по дому, стараясь не слишком громко кричать: перед соседями неудобно.

Вполне мило, подумал Гай. Закончу день в разговорах с живой душой. Он остановился около автомата с фильмами напрокат и начал искать что-нибудь подходящее. «Невидимая сторона», «Жизнь прекрасна», «Никогда не говори „никогда“», «Эта прекрасная жизнь», «Красотка», «Это случилось однажды ночью». Он тряхнул головой. Странно.

Он не привык находить классические фильмы в таких автоматах, но дело не только в этом. Было еще что-то. Он отделался от этого ощущения и решил выбрать фильм наугад, ткнув пальцем с закрытыми глазами.

«Поймай меня, если сможешь».

Эмили будет довольна, она обожает Тома Хэнкса.

Только вернувшись домой, он понял, что не так.

Уже сто лет он никого к себе не приглашал. Сколько у него еще есть времени, минут десять?

Одежда разбросана по гостиной, старое пятно все еще смотрит на него с укором со скатерти на столе, огромная груда книг, папок и тетрадей с курсов высится в углу как памятник прокрастинации. Что уж говорить о газетах, валяющихся у свежевыкрашенной стены.

Он быстро собрал одежду и запихал книги за диван. Мельком выглянул сквозь жалюзи на улицу и увидел, что Эмили уже идет. Метнулся к стене, похватал газеты и наспех забросил их в другую комнату, потом кинулся на диван и включил телевизор, чтобы все выглядело так, будто именно этим он тут и занимался.

На экране появился улыбающийся мужчина с бородой, а за ним виднелась царственная заснеженная гора. Мужчина одет в толстый пуховик под горло, лицо красное и обветренное, а в глазах горит голубой огонь.

– Во-первых, мои поздравления, – сказал репортер, от которого на экране была видна только рука с микрофоном, – насколько я понимаю, вы уже во второй раз покоряете эту вершину.

– Да, – сказал мужчина с бородой, – в предыдущий раз не вышло. Неудачная была попытка, прямо скажем. Я даже ногу сломал… это полный бардак.

– Но вы все же решились еще раз, – репортер то ли спрашивал, то ли утверждал.

– Ты знаешь, как бывает, – сказал бородач и расплылся в улыбке, – ради этого и придумали второй шанс. Ты не можешь просто сдаться и не сделать того, что должен, и ты это знаешь. Мне было ясно, что я снова буду пытаться взять эту вершину. Кроме того, у меня сейчас была особенно сильная поддержка.

Он протянул руку, и на экране появилась женщина с короткой стрижкой, загорелая, укутанная в не менее теплое пальто. Она помахала рукой и хихикнула, когда мужчина коснулся щетиной ее виска.

Эмили постучала в дверь.

Они сидели вместе на диване и пытались вспомнить, как это делается. После всех встреч с участием Арика, который в нужный момент говорил какую-нибудь глупость, их проржавевшая дружба один на один нуждалась в некотором ремонте.

– Все еще чувствуется запах краски, – сказала Эмили, точнее, автопилот, управляющий «приятельницей», которая внутри нее все еще пытается править бал.

– Да, это… еще, видимо, не до конца просохло, – сказал Гай.

На экране телевизора бородатый альпинист продолжал разговаривать с выключенным звуком.

Эмили встала и немного приоткрыла жалюзи. На обратном пути она захватила пачку печенья с предсказаниями и подала ее Гаю.

– Одно для тебя… – сказала она, когда Гай вынул одно печенье с улыбкой, – и одно для меня.

Она села напротив него на диване, поджав под себя ноги.

– Я очень рада, что ты меня позвал, – сказала она. – Мы уже давно так не собирались. Я соскучилась.

Гай улыбнулся ей, разломил печенье и вынул маленький клочок бумаги. За те короткие секунды до того, как отключилось электричество, он успел прочитать фразу и поднять глаза на Эмили.

«Не ищи далеко. Ответ на самый важный вопрос может быть у тебя перед глазами».

Темнота окутала их в тишине, полной надежд. Эмили сидела ровно, затаив дыхание.

Она знала, что бледный свет от фонарей на улице, который просачивается сквозь жалюзи, падает точно на ее глаза белой косой линией, придавая им блеск. Слышно было биение сердца, и она думала: чьего – его или ее. Когда подача электричества возобновилась, он все еще смотрел в ее глаза. Они молчали.

Наконец он положил разломанное печенье и сказал:

– Кажется, я сейчас понял кое-что. Что-то, что давно должен был понять.

Она немного дрожала.

– Что? – полушепотом спросила она.

– Я не хочу, чтобы все было как раньше, – сказал он. Эмили заметила румянец на его щеке. – Я хочу, чтобы все было по-другому. Совсем по-другому. Хочу, чтобы мы попробовали кое-что новое.

– Звучит заманчиво. – Она все еще не могла разговаривать в полный голос.

– Я слишком долго жил прошлым.

– Да…

– И не замечал того, что чувствую сегодня.

– Гай…

– И пусть Кассандра идет ко всем чертям. Мне нужна ты.

– Ох, Гай…

Когда зажегся свет, Эмили очнулась и вернулась в реальность, в которой Гай сидел перед ней, уставившись на разломанное печенье и записку в своей руке. Он поднял на нее глаза и спросил:

– Эмили, что тут происходит?

– В смысле?

В нем как будто вдруг что-то ожесточилось. Он встал, отошел за диван и вытащил оттуда выцветшую разваливающуюся тетрадку. На ней было написано «Техники выбирания предметов, часть Б». Гай немного полистал, пока не дошел до нужной страницы, и положил тетрадку на стол. Заголовок гласил: «№ 73: заранее подготовленный выбор из коробки, вариация упражнения Виттона». Иллюстрации объясняли, как повернуть коробку так, чтобы объект думал, что он берет случайный предмет, а на самом деле вытаскивает нужную вещь.

Эмили молча смотрела в открытую тетрадь.

– Ты подстроила, чтобы я взял это предсказание, да?

Она все еще молчала и крошила в пальцах свое печенье.

– Да?

Она по-прежнему не отвечала.

Гай сел напротив нее:

– Что тут происходит?

– Один мой хороший друг с курсов, на которых я когда-то училась, рассказал мне как-то про свою первую любовь, – сказала Эмили тихо. – Он думал, что любовь – это что-то вроде поклонения, только пахнет приятно. Что это подчинение мыслям кого-то другого. Ты будто становишься его фанатом, а он – твоим. Ведь так обычно об этом говорят, нет? Ослепляющая молния, которая ударяет в тебя средь бела дня, или будто где-то глубоко внутри сладкое поклонение тихо поднимается, как на дрожжах, или четкое осознание связи с родственной душой и прочие подобные сравнения.

– Ты и печенье в супермаркете подстроила? И девушку в магазине игрушек?

– Потом, когда появилась одна женщина, он понял, что ему врали, что он сам себе врал. Любовь – это не почитание, даже близко не стояла. Начало было похожим, но очень быстро это однобокое почитание разрослось и превратилось во что-то другое, более правильное. Он почувствовал, что вернулся домой. Что он вернулся туда, где его ждут. И главное – где он на своем месте. По его словам, он чувствовал, будто они уже встречались раньше или давным-давно делали что-то вместе, но потеряли друг друга, а теперь им представился шанс сделать это снова, хотя он и понятия не имел, что «это». Он никогда не чувствовал, что это начало, для него это всегда было продолжением.

– Послушай, Эмили…

Она изо всех сил старалась, чтобы это не звучало умоляюще. Только не умоляюще.

– Гай… ты смотришь на мир вокруг, – сказала, – но ты не видишь свою любовь, потому что ты ее не ищешь. Ты ищешь Кассандру и заранее отказываешься от всего остального. Ты ищешь ту, что была когда-то, но уже не существует. Ты пленник того, что уже закончилось, чего нет. И мне грустно видеть тебя таким. Пытающимся раскрасить рисунок, линии которого уже давно истерлись. Воображаешь что-то, в чем нет…

– Я ничего не воображаю. Я вспоминаю. У меня остались лишь воспоминания, – он прервал ее, – есть разница между…

– И все равно ты в плену, – прервала она его тоже.

– Мне и так хорошо.

– А мне нет.

Они сидели и молчали.

Постепенно сомкнулись все уровни понимания. Тик, тик, тик. Он знает, чего она хочет, что она пытается организовать, и она знает, что он знает. А он знает, что она знает, что он знает… И так далее.

Что, черт возьми, она о себе возомнила?

– Где было начало всего…

– Уже много времени я думаю, как сказать тебе об этом, как дать тебе это, как…

– Я имею в виду сегодня. Когда ты начала плести мой день? – осторожно спросил он.

– На море, – сказала Эмили.

– Мальчик с собакой?

– Да.

– А улица, заполоненная парочками?

– Да. И еще несколько вещей…

– Боже мой, выкладывай.

– Мне кажется, что мы, – сказала Эмили, – мы тоже начали когда-то что-то вместе и сделали перерыв, а сейчас можем продолжить. Ты не чувствуешь? Ни капельки? Потому что я вот – да. Каждый раз, когда ты рядом со мной, я будто возвращаюсь домой. Я хочу продолжить с того места, где мы остановились. Я…

– Эмили… – сказал он.

– Поверь мне, есть такое место, – сказала она.

Ей надо было организовать более долгое отключение электроэнергии, гораздо более долгое. Сейчас слишком хорошо видно, что она плачет.

– Мне жаль, – сказал он. – Ты замечательная, правда замечательная. Ты знаешь, как мне с тобой хорошо. Но…

Всегда должно быть «но», правда? Такой ментальный разворот.

Он глубоко вдохнул:

– Так не работает. Со мной не работает. Ты не можешь организовать совпадение для нас, если не может быть самих «нас».

Она не стала дольше задерживаться.

Не было смысла.

Она задала свой вопрос, преподнесла ему этот драгоценный подарок в виде ухаживаний, подарила ему шанс, над которым работала столько времени. А он тихо сказал «нет», но эхо получилось звонким.

Когда она, стараясь не упасть, медленно спускалась по лестнице, то обнаружила, что печенье все еще у нее в руке. Многое она сегодня подготовила заранее, но ее печенье было абсолютно случайным. Она разломила его и вытащила маленькую записочку.

«Иногда разочарование – это прекрасное начало чего-то нового», – прошептала она самой себе. Ну да, конечно, подумала она. Свет на лестничной клетке погас, и она на ощупь спустилась вниз.