Глава 62

Новость о поимке Набиля Котара, убийцы по кличке Ковбой, много дней подряд не сходила с первых полос газет, но Трейси этих статей не читала и телерепортажей не смотрела. Как и с историей в Седар Гроув, ей было достаточно того, что пришлось это пережить. Не хватало еще читать об этом.

К тому же Дэн держал ее в курсе всего, что о ней писали и говорили, пересказывая главное. Репортеры обсасывали историю со всех сторон. Они писали о Бет Стинсон и расследовании, которое привело к осуждению невиновного Уэйна Герхардта; подробно описали, как Уэйна Герхардта снова привели в зал суда округа Кинг, где судья объявил его свободным человеком; писали даже о впопыхах выписанном ордере на обыск в доме Дэвида Бэнкстона.

Трейси было до того любопытно разобраться в мотивах Дэвида Бэнкстона, что она пригласила Аманду Сантос на ланч, чтобы как следует обо всем поговорить, а заодно извиниться перед психологиней. Ведь она сначала не верила, что та сможет им хоть чем-то помочь, а потом выяснилось, что созданный Сантос психологический портрет Ковбоя соответствовал действительности настолько, как будто она рисовала его прямо с натуры.

Они встретились в центре, в захудалом тайском ресторанчике, где Кроссуайт часто бывала с Кинсом – на Коламбия-стрит, сразу под виадуком. Даже неброско одетая – в джинсах и кожаной куртке – Сантос приковывала к себе взгляды. Потягивая зеленый чай из крошечной фарфоровой чашечки, она развивала свою теорию о Бэнкстоне.

– Навязчивые поклонники любят становиться частью интересов тех, кого они преследуют. Вот только они не всегда знают, как это правильно сделать. В подобных ситуациях, когда некто одержим не столько реальным человеком, сколько своей фантазией о нем, он вообще может потеряться и не найти в себе смелости подойти к этому человеку, поговорить с ним лично. Для Дэвида Бэнкстона вы были не просто Трейси Кроссуайт. Для него вы были персоной из теленовостей. Вот он и пытался найти способ стать частью жизни этой персоны.

– Значит, вот для чего он собирал все статьи и заметки о моем расследовании.

Сантос поставила чашку на винтажную пластиковую столешницу. В тесной открытой кухне за их спинами женский голос громко выкрикивал какие-то приказы, гремели кастрюли и сковородки, из них клубами поднимался пар, почти скрывая лица двух поваров, которые двигались слаженно, как два танцора.

– Я бы рискнула предположить, что он рассматривал Ковбоя как конкурента в борьбе за ваше внимание и решил, что единственный способ подобраться к вам поближе – это либо решить загадку, либо самому стать ее частью. Вот почему он побывал везде, где Ковбой совершал свои убийства, стоял в толпе зевак и делал снимки. Это приближало его к вам.

– А зачем он подбросил мне на стрельбище удавку?

– Когда вы не ответили на его внимание, по крайней мере, на то внимание, которое, как ему представлялось, он вам оказывал, он отчаялся, и отчаяние придало ему смелости. Опять же, могу предположить, что он подбросил вам веревку затем, чтобы вы нашли на ней ДНК. В конце концов, полицейская подготовка у него была, какая-никакая. Он не мог не знать, какие возможности это ему открывает. Верный путь обратить на себя ваше внимание. Но в тот вечер, когда он увидел вас с другом, его одержимость изменила характер. В его воображении вы его предали после всего, что он сделал ради вас. Такие, как он, обычно просто путаются под ногами, но лишь до тех пор, пока их навязчивая любовь не переходит в такую же навязчивую ненависть.

– Значит, он решил меня убить и подать все так, как будто я стала очередной жертвой Ковбоя?

– Похоже на то.

– А как же полиграф? Как вы это объясните?

– Мне кажется, – начала она, – он так хорошо изучил подробности всех преступлений, что убедил себя, будто и в самом деле знал тех женщин. Но это только предположение, не надо меня цитировать, если что. Предполагать можно что угодно, но это уже не наука, а из-за того, что мы, психологи-криминалисты, любим пускаться в рассуждения, нам зачастую и не верят полицейские. – Сантос улыбнулась и снова взялась за чашку.

Трейси засмеялась.

– Да, уж вы меня простите.

– Ничего, угостите меня ланчем, и будем считать, что мы квиты.

Журналисты откопали старые статьи и полицейские протоколы о смерти матери Набиля Котара, произошедшей в занюханной квартиренке в Бостоне. Человек, которого осудили за ее убийство – проезжий коммивояжер, – умер в тюрьме через два года. Странно, что Набиль Котар, с охотой и помногу говоривший обо всех пяти танцовщицах, отказывался говорить о смерти матери или сознаваться в ее убийстве. Сантос считала, что Котар представляет себе дело так, что это не он убил мать, так же как не он убил всех тех женщин. С его точки зрения, их убил тот образ жизни, который они выбрали. Котар рассказывал Аманде, что любил свою мать, вообще говорил о ней с нежностью, но он ненавидел ту женщину, которая приводила домой мужчин по вечерам, пьяная, пахнущая сигаретами. Это ей он желал смерти, возможно, даже верил, что если ее убить, то это освободит ту, первую, его мать.

Написали в газетах и про Уолтера Гипсона, незадачливого учителя, которого Вик назвал «самым невезучим сукиным сыном на планете». Гипсон сообщил журналистам, что наконец-то чувствует себя вполне оправданным и может выходить из дому, прямо глядя людям в глаза; в то же время он обвинил полицейское управление Сиэтла в том, что они разбили его семью и вообще сломали ему жизнь. Жена к Гипсону так и не вернулась, а школа отказалась снова взять его на работу по окончании расследования.

– Дорого заплатил мужик за то, чтобы потрахаться на стороне, – прокомментировал Кинс.

Но Трейси не одобряла любителей обманывать жен.

– Вот что бывает с теми, кто решает вступить в клуб идиотов, – сказала она.

Единственное, о чем не рассказали журналисты, – это как Трейси Кроссуайт оказалась в одной комнате с Набилем Котаром. Начальство приказало ей молчать – не то чтобы ей самой уж очень хотелось об этом рассказывать, – и история в кои-то веки не просочилась за стены полицейского управления. Трейси с глазу на глаз встречалась с шефом Клариджем и на его вопрос ответила, что с самого начала сомневалась в том, что Дэвид Бэнкстон и есть Ковбой, а когда Кристофер Вуд поделился с ней подозрениями насчет человека, которого остановил во время ночного дежурства на дороге, она решила встретиться с полицейским. И оказалось, сообщила она Клариджу, что сомнения Вуда были обоснованны. Кларидж, который и так давно уже ходил по тонкому льду, не стал смотреть дареному коню в зубы и привлекать внимание к некоторым негативным аспектам того, что журналисты уже окрестили «беззаветной полицейской работой».

Через три недели после происшествия в мотеле Трейси стояла у дверей комнаты для пресс-конференций полицейского управления Сиэтла, а рядом с ней стояли Сэнди Кларидж, Стивен Мартинес, Эндрю Лауб и Билли Уильямс. Все в голубой парадной форме. Джонни Ноласко с ними не было. Кларидж велел ему приткнуться и пересидеть где-нибудь в сторонке. Да и вообще, Ноласко теперь было не до того – УПО взялось расследовать его действия по делу об убийстве Бет Стинсон, и поговаривали, что хотят поднять чуть ли не все дела Ноласко и Хетти. Не остался без внимания и неуклюжий обыск, проведенный им в доме Дэвида Бэнкстона. Но Трейси не питала никаких иллюзий насчет того, что якобы избавилась от Джонни. Этот человек – как кот. Не хочется обижать котов, но у него, как у них, несколько жизней, и в какой-нибудь из них он еще найдет возможность попортить кровь Трейси.

Кларидж спросил:

– С вами обсуждали формат, детектив Кроссуайт?

– Да, сэр. Билли мне все объяснил.

– Придерживайтесь формата. На вопросы отвечайте кратко.

Трейси улыбнулась.

– С этим проблем не будет, сэр.

Беннет Ли открыл дверь и выглянул в коридор.

– Мы готовы. – Кларидж пошел первым. Когда Кроссуайт проходила мимо Беннета, он шепнул: – Полный сбор.

Сцена с возвышением для выступающих была лишь немного приподнята над уровнем пола комнаты, заполненной сейчас стоящей толпой. Только в передних рядах были стулья, отведенные для родственников жертв Набиля Котара – отцов, матерей, бабушек, дедушек, сестер и братьев. Ширли и Лоренс Беркман были там. Брэдли Таггарта не было. Дэн, в сером костюме в тонкую полоску, сидел во втором ряду, и выражение лица у него было как у старшеклассника, который смотрит на свою тайную подружку – он едва скрывал улыбку. Рядом сидел Уэйн Герхардт.

Репортеры заполняли все пространство за родственниками, стояли вдоль стен. Трейси поискала глазами Марию Ванпельт, но ее нигде не было. Сарафанное радио уже сообщило, что Ванпельт попросили из «КРИКС Андеркавер» и заменили другим репортером.

Вдоль западной стены комнаты выстроились двенадцать человек из группы Ковбоя, в том числе Кинс, Вик, Дел и Рон Мэйуэзер. Трейси настояла на их присутствии. Кинс, загорелый и отдохнувший после Мексики, кивнул ей и улыбнулся.

Кларидж первым шагнул на подиум и сделал Трейси знак следовать за ним. Зажужжали и засветились камеры. Кларидж был краток: в немногих словах воздал должное смелости, стойкости, мудрости и дипломатичности Трейси. И добавил:

– Обычно медаль «За отвагу» мы вручаем достойным офицерам на нашей ежегодной церемонии награждения в октябре. Но в данном случае мы не видим причин ждать так долго.

Беннет Ли вручил ему коробочку, очень похожую на те, в каких продают золотые украшения. Кларидж открыл ее и продемонстрировал журналистам медаль с ленточкой, которую затем прикрепил к лацкану формы Кроссуайт. Потом сжал ее правую руку, и они вместе повернулись к камерам. Трейси старательно улыбалась, но чувствовала себя страшно неловко в центре всеобщего внимания. Когда фотографы вдосталь нащелкались затворами своих фотокамер, Кларидж отпустил руку Кроссуайт и сошел с подиума, оставив ее одну. Наступал момент, которого она ждала без радости. Она прокашлялась – горло еще беспокоило ее временами, особенно когда у нее, как сейчас, пересыхало во рту. Заготовленный текст выступления лежал перед ней на трибуне, но Трейси на него даже не смотрела. Она знала, что сейчас будет говорить.

– Эта медаль принадлежит всем тем офицерам, которые стоят сейчас вдоль западной стены этой комнаты и которые составляют опергруппу по поиску Ковбоя. Если бы не их поддержка и профессионализм, меня бы сейчас здесь не было. – Она перевела взгляд на родственников жертв. – Если бы не их стойкость и решительность, которую они проявили в поисках Ковбоя, мы не добились бы справедливости для Николь Хансен, Анжелы Шрайбер, Вероники Уотсон и Габриэль Лизотт, а также для Бет Стинсон. – Она снова поглядела на свою опергруппу, подняла коробочку с медалью и сказала: – Это ваша награда.

Она шагнула назад, а Беннет Ли вышел на подиум.

– Кто-нибудь хочет задать вопрос детективу Кроссуайт?

Первым встал репортер из «Сиэтл Таймс».

– Детектив Кроссуайт, ходят слухи о вашем возможном уходе из полиции. Не могли бы вы их прокомментировать?

Трейси ответила не сразу, она смотрела на родственников жертв Набиля Котара. Ей было хорошо известно, как именно чувствуют себя люди, чей привычный мир вдруг перевернулся с ног на голову по милости одного слетевшего с катушек психопата. Ей были знакомы и неотступная боль, и беспомощность, и настырное чувство вины, которое твердит и твердит тебе сквозь время, что, может быть, ты мог сделать что-нибудь, чтобы это не случилось. Знала она и о том, каких размеров брешь в своей жизни они будут пытаться залатать, но так и не смогут.

И еще она знала, что не может их бросить.

Она перевела взгляд на Дэна, который, должно быть, уже прочел ее мысли, потому что теперь глядел на нее с улыбкой. И ответил ей простым кивком человека, который все понимает.

– Я коп, – сказала она. – Им и останусь.

Мужчины и женщины в задних рядах вдруг начали аплодировать – сначала негромко, порознь, но постепенно все дружнее и решительнее. Вик поднял руку так, словно держал в ней бокал, остальные последовали его примеру.