Глава 52

Дэн опустил металлическую дверь-жалюзи и навесил замок. Просмотр содержимого коробок оказался работой нудной и медленной. Папки с документами одних предприятий зачастую обнаруживались в коробках, подписанных совсем другими названиями, да и в содержании самих папок была такая же путаница. А значит, надо было пролистать каждую папку, подержать в руках каждый документ. В тот момент, когда он позвонил Трейси, уже перебрал примерно половину содержимого склада. Не раз подумывал о том, чтобы остановиться, но поиски затягивали, ведь с каждой просмотренной папкой шансы обнаружить то, что нужно, повышались. Три раза Дэн поднимал крышку очередной коробки с мыслью, что эта на сегодня последняя. И на третий раз попал в яблочко. Перед ним была папка с надписью «Грязный Эрни». Быстро пролистав ее содержимое, он понял, что у него в руках платежные ведомости и информация о работниках безвременно почившего заведения.

Смеркалось, света становилось все меньше, и Дэн решил забрать с собой коробку целиком и потащил ее к «Тахо». Когда он запихивал ее в багажник, в просвете между домами вспыхнули автомобильные фары. Алита Гочли вышла из своего джипа, но мотор не заглушила и фары не выключила.

– Так ты нашел, что тебе было нужно? – спросила она, глядя на коробку.

– Надеюсь, да, – ответил Дэн. – Я не успел как следует рассмотреть. Ничего, если я возьму с собой всю коробку?

– Да на здоровье, – сказала она. – Я заехала пригласить тебя перекусить со мной перед дорогой. Пробки сейчас дьявольские, особенно на юг, так что проторчишь неизвестно сколько.

– Спасибо за предложение, но я как раз хотел съездить в Седар Гроув, забрать своих собак. Меня уже так давно нет дома, что как бы они не решили, что я их бросил.

– Я люблю ездить в ту сторону за антиквариатом, а еще там есть такой горячий источник, закачаешься. Меня к нему пристрастил один друг. Может, выберешься со мной как-нибудь туда на уик-энд? Костюма не нужно.

Дэн улыбнулся.

– Алита, мне за вами не угнаться.

– Вот всю жизнь у меня так. Внешность обманчива – думала, тебе хватит духу попробовать. – Она подмигнула ему и снова перешла на ирландский акцент. – Ну, значит, прощевай тогда, Дэн О’Лири. Дороги тебе, как скатерть. Попутного ветра в парус. Пусть всегда тебе солнце светит, а поля твои поит дождь. И для будущей нашей встречи пусть сохранит тебя Господь.

– И вам того же. – Дэн обнял женщину на прощание.

Джонни вернулся в сарай; голова шла кругом, в животе было холодно. Фэбээровцы отправили двух своих людей на склад «Хоум Депо» арестовать Дэвида Бэнкстона. Супервайзер Бэнкстона сказал, что тот работает сегодня в дневную смену, но когда агенты пошли его искать, оказалось, что он смылся. Никто, правда, не видел, чтобы он выходил, однако фургона на парковке не было. Когда до Ноласко дошла эта новость, ему пришлось принимать решение на ходу. Он уже послал эсэмэску Ванпельт, которая как раз ехала к дому Бэнкстона. Вместе они планировали, что она «случайно» зайдет в дом, когда там будет идти обыск, и вызовет вертолет с телевидения. Так что теперь важнее всего было выиграть время.

Джонни позвонил и велел ехать к дому Бэнкстона в надежде, что он либо окажется там, либо они перехватят его где-нибудь по пути. Но этого не произошло. Проблема.

Внутри сарая Бэнкстон построил перегородку, разделив все пространство на два отсека. На второй двери тоже висел замок. Первое, что увидел Ноласко, войдя внутрь, – это моток нейлоновой веревки на столе. Находка показалась ему подтверждением надежности инстинкта сыщика, и он сразу повеселел. Он нашел-таки Ковбоя. Еще в сарае обнаружился блокнот с записями, сделанными от руки, вроде дневника, и многочисленными вклейками вырезанных из газет статей и фотографий – в нем, казалось, было собрано все, что только публиковали в прессе по всем четырем убийствам, причем каждый текст содержал следы внимательного чтения: подчеркнутые слова, выделенные параграфы. Уверенность Ноласко в том, что он нашел нужного парня, выросла еще больше. Но были в сарае и другие находки, от которых ему стало не по себе: всю боковую стену занимал коллаж из фотографий, некогда любовно подобранных, тщательно развешанных, а теперь зиявших черными крестами, процарапанными на лице Кроссуайт.

Трейси выхватила из шкафчика банку с кошачьим кормом, ложку и стала колотить ею по банке, чтобы привлечь кота. Роджер всегда моментально реагировал на этот звук. День угасал стремительно, в темноте в кустах позади ее двора шарились еноты, а то и койот мог забрести. Роджер – не тот персонаж, что будет драться. Он скорее из тех, кто при одном виде хищника упадет на спину и поднимет лапки. А если надумает спуститься с холма вниз, на дорогу, то там его точно переедет машина.

Она быстро сбежала по лестнице и отперла дверь на нижней площадке. Окна здесь выходили на восток, да к тому же были плотно завешены шторами, так что в комнате было темно, как ночью. Только пробежав через всю комнату к задней двери, она увидела, что засов на ней отодвинут.

Машина Кинса вырвалась из недр подземной парковки на улицы Сиэтла, рассыпая в сумерках голубые и красные блики от сирены на крыше. Фац держался за ручку над пассажирской дверцей. Свободной рукой он прижимал к уху мобильный телефон, по которому говорил с диспетчером.

Кинс объехал джип, который лишь частично прижался к обочине, притормозил, давая рассосаться скоплению машин впереди, и поехал вниз, к въезду на виадук Аляскан-уэй.

– Пусть свяжутся с офицером, который дежурит у ее дома, и он постучит к ней, – говорил Вик диспетчеру.

– Не выйдет, – отозвался с водительского места Кинс. – Ноласко снял охрану. За домом больше никто не смотрит. Скажи им, пусть пошлют патрульную машину с Юго-Запада.

Вик передал его слова диспетчеру.

– Пусть еще возьмут таран, – добавил Кинс.

Вик передал. И отключился.

– Когда мы там будем?

– Зависит от пробок. – Кинс въехал на виадук и ударил по тормозам. Красная река из задних габаритных огней тихо текла вдоль приподнятой над уровнем улицы дороги. Итальянец врубил сирену, но полос в одном направлении было всего три, обочины отсутствовали, так что деваться автомобилям все равно было некуда. Делать было нечего, приходилось ждать, пока проползут все машины.

– Бэнкстон прятал от нее глаза, – сказал Кинс.

– От кого, от Трейси?

– Когда он приходил на полиграф, вместо Трейси его встретила Сантос. Бэнкстон был, похоже, недоволен, все спрашивал, где Трейси, говорил, что у него есть для нее информация. А на Аманду даже не взглянул.

Фац снова врубил сирену. Свет от их фар проникал в салоны автомобилей, пытающихся дать им дорогу. Кинс медленно поехал вперед.

– Ну не глядел он на нее. И что?

– Ты просто психологиню не видел; у большинства парней другая проблема – когда она рядом, они не могут глядеть никуда, кроме нее. А Бэнкстон, наоборот, глаза прятал. А потом завалил полиграф.

– Но ведь не те вопросы, где спрашивалось, убил он их или нет.

– Сантос говорит, что эти типы проходят полиграф потому, что у них нет совести. Они не чувствуют, что сделали что-то плохое, и потому ни в чем не раскаиваются. Так что, может, в этом все дело. Может, он не сумел скрыть, что знал этих женщин, но ему все равно, что он их убил, или он даже не думает, что вообще их убивает.

– Не понял.

Кинс снова остановился, дожидаясь, пока ему даст дорогу очередной джип, который честно пытался подвинуться, но пока без особого успеха.

– Сантос говорит, что сложная система удушения, которую использует Ковбой, может заодно помогать ему дистанцироваться от убийства. Он не убивает танцовщиц. Они сами убивают себя. Да двигайся же ты! – завопил Кинс, со злости ударяя рукой по рулю.

– Опять эти психологические выкрутасы, – проворчал Вик.

– Позвони диспетчерам. Узнай, арестовали Бэнкстона или нет. А потом снова набери Трейси. Может, окажется, что мы зря сорвались.

Кроссуайт повернулась и побежала. Боковым зрением она видела, как он выскочил из тени. Ухватилась за деревянные перила и помчалась наверх, перескакивая по две ступеньки зараз. Уже почти добралась до площадки, когда почувствовала, что он схватил ее за правую щиколотку. Трейси поскользнулась, рухнула на колени, лягнула его свободной ногой, но незваный гость уже навалился на нее всем весом и прижал к лестнице. Он был тяжелым и сильным. Его рука держала ее затылок, вдавливая лицом в ступеньку. Она ударила его локтем в бок и услышала, как он стонет. Двинула ему в то же место еще раз, подняла руку, на ощупь схватила его за волосы и дернула что было сил. Он завопил от ярости, но все же выпустил ее голову, чтобы схватить за руку. Ложка, которой она призывала кота к еде, все еще была зажата у нее в другой руке, и она воспользовалась ею как ножом, чтобы нанести удар в ребра. Когда он отвалился от нее, она перекатилась на спину.

Дэвид Бэнкстон. С удавкой в руке.

Трейси ударила его обеими ногами, так сильно, что он потерял равновесие, но, падая спиной вперед, все же успел ухватиться за нее. Они кувырком полетели по лестнице вниз, ударяясь то о стену, то о перила. В какой-то момент Кроссуайт зацепилась за них, чтобы остановить падение, но услышала треск: перила отошли от стены. Она продолжала кувыркаться по ступенькам, пока не приземлилась на живот со всего размаха. Бэнкстон рухнул прямо на нее, она услышала треск и почувствовала обжигающую боль в ключице. Удар об пол едва не вышиб из нее дух. Силясь вдохнуть, она подняла голову.

И в ту же минуту убийца набросил ей на шею петлю и начал затягивать ее.

Рекс и Шерлок залаяли и завыли от восторга, едва машина появилась на дорожке перед домом. Дэн видел их в окно: бок о бок, передние лапы упираются в подоконник так, что видны широченные грудные клетки, уши торчком, хвосты молотят воздух. Когда он вышел из машины, они и вовсе вошли в раж.

– Здорово, парни. Я тоже рад вас видеть! – крикнул Дэн, пытаясь успокоить их еще до того, как откроет дверь. Главное было поздороваться с ними так, чтобы не дать им затоптать себя сразу. Безусловная любовь – прекрасная вещь; хорошо бы еще она обходилась без увечий. Именно поэтому он решил не доставать пока коробку с документами «Грязного Эрни» из машины. Когда он подошел к входной двери, собаки запрыгали так, что Дэн слышал стук их когтей по оконному стеклу и подоконнику. И это после того, как сосед каждый день выводил их на прогулки и давал им побегать в парке Седар Гроув. Дэну страшно было даже подумать о том, что бы они вытворяли без этого. Наверное, выбили бы сейчас стекло и выскочили ему навстречу.

Едва заслышав щелчок замка, собаки оторвались от подоконника и со всех ног бросились ему навстречу. Все его попытки успокоить их ни к чему не привели.

– Ладно, ладно. Я дома. Я тоже по вам скучал. Ну тише, тише.

Он давил на дверь изо всех сил, стараясь сдвинуть с места 280 фунтов псины, которые навалились на нее с обратной стороны, не желая уступать друг другу в борьбе за право первым приветствовать хозяина. Наконец они догадались просунуть в щель морды и вырвались наружу. Собаки едва не сбили Дэна с ног, но он сохранил равновесие и не растянулся. Хозяин гладил их жесткую шерсть, чесал затылки, а они кружили возле него, повизгивая от жуткой радости. Минуту спустя Дэн уже стоял на лужайке.

– Ну идите, побегайте.

Собаки понеслись по двору, налетая друг на друга и снова отскакивая, как два электрических автомобильчика. Он их не удерживал – все, что угодно, только пусть потратят избыток энергии прежде, чем опять зайдут в дом. К счастью, псы у него были хотя и резвые, но не особенно выносливые, и через несколько минут они уже приплелись к нему, вывесив языки, как флаги. Дэн позанимался ими еще с минуту, после чего они все вместе пошли в дом.

Там он закрыл дверь и снова набрал Трейси. Он пытался позвонить ей раньше, с дороги, но наткнулся на голосовую почту. Вот и теперь то же самое. Дэн взглянул на часы, удивился, подумал, может, она решила пойти побегать, но даже если так, то ее пробежка явно затянулась, да и вообще, не пойдет она на улицу ночью одна, при сложившихся-то обстоятельствах. Он набрал домашний номер, но и тут услышал голос автоответчика.

Это встревожило, но не сильно. Дэн ведь говорил с ней не так давно, и она сказала ему, что она дома, закрыта на все замки изнутри и у нее все нормально.

Так почему же она тогда не отвечает на звонки?

Он положил телефон на мраморную столешницу, включил местные новости и пошел в кухню. В холодильнике сиротливо жались к задней стенке бутылка пива и кусок пармезана. В кладовой обнаружилась коробка крекеров, и Дэн, вытащив из ящика нож, сел закусить и выпить пива. Повернувшись к телевизору, замер, не донеся бутылку до рта: по низу экрана бежала новостная строка.

Он вспомнил про свет, который то и дело вспыхивал на заднем дворе у Трейси. И снова спросил себя, почему она не отвечает на звонки.

Кинс свернул в Западный Сиэтл, взял у развилки влево и дунул вдоль очереди машин, ждущих смены сигнала. Вечернее движение на мосту тоже было довольно затрудненным, люди ехали домой с работы, но здесь было больше полос, так что другим машинам было куда убраться с пути.

Вик дал отбой после разговора с диспетчером, который позвонил ему, чтобы сообщить, что полиция уже едет к дому Трейси.

– Они смогли с ней связаться? – спросил Кинс.

– Нет пока.

– При таких пробках мы будем там раньше, чем они, – сказал Кинс, чье напряжение уже достигло предела.

Адмирал Уэй был первым съездом. Кинс повернул вправо и начал карабкаться по крутому склону вверх. Почти у самой вершины он притормозил для поворота, перенес ногу на педаль газа и тут же ударил по тормозам. Машина остановилась в дюймах от кормы огромного почтового фургона, который занял собой почти весь узкий проезд.

Трейси лежала на животе на полу, Бэнкстон на ней, она чувствовала его теплое дыхание и слюни на своей шее, которую перетягивала веревка. Но прежде чем Бэнкстон затянул петлю, она успела вставить пальцы левой руки между веревкой и шеей и теперь отчаянно боролась за эти драгоценные полдюйма, которые отделяли ее от полного перекрытия кислорода.

Что-то острое втыкалось ей в ребра. Пощупав правой рукой, она обнаружила, что лежит на куске сломанных перил. Ухватившись за него, Кроссуайт напряглась и сумела приподнять бедра и нижнюю часть живота настолько, чтобы вытащить из-под себя обломок.

Веревка затягивалась все туже. Искры замелькали перед глазами.

Она снова приподнялась, повернулась и, размахнувшись обломком, словно дубинкой, с силой ударила Бэнкстона по голове слева, так, что раздался глухой стук. От удара тот повалился вправо и выпустил веревку. Трейси тут же сорвала ее с себя и сделала глубокий вдох. Не раздумывая, она размахнулась дубинкой во второй раз, а затем в третий. Бэнкстон свалился с нее, прикрывая голову руками. Она откатилась от него и с трудом встала на колени – было больно дышать, воздуха все еще не хватало. Размахнувшись, швырнула веревку в угол комнаты. Сделала второй глубокий вдох, хватая воздух ртом; в горле свистело. Плечо жгло, точно кто-то приложил к нему раскаленное тавро. Голова кружилась, она чувствовала тошноту.

И еще злость. Настоящую ярость.

Все еще пошатываясь, она поднялась на ноги.

Убийца, у которого из пореза на голове текла кровь, тоже едва встал. Трейси подняла кусок перил.

– Ну давай, – процедила она сквозь сжатые зубы. – Иди сюда, сукин ты сын.

Бэнкстон ринулся на нее.

Кинс в жизни не видел, чтобы водитель почтового фургона двигался с такой скоростью. Когда Вик заорал, чтобы тот убрал с дороги свою машину, мужик как ветер пронесся по лужайке перед домом и одним прыжком вскочил на свое место за рулем. Взвизгнули тормоза, грузовик рванулся вперед, и передние колеса оказались на тротуаре. Кинс протиснулся в образовавшуюся щель, и они помчались дальше к дому Трейси, где затормозили, едва не спалив шины. Распахнули обе дверцы и выскочили наружу. Кинс подбежал к калитке и стал давить на кнопку интеркома, все еще надеясь, что Трейси ему ответит.

Молчание.

– Где эта чертова патрульная машина? – говорил он, оглядывая улицу из конца в конец и снова и снова давя на кнопку.

Наконец улица заполнилась миганием красно-синих огней и воплями сирены – подъехали два автомобиля. Они остановились посреди проезжей части, сразу за «БМВ», дверцы распахнулись, из них вышли четверо полицейских. Один из них нес таран – стальной цилиндр с ручками, которым в случае надобности вышибали дверь.

Кинс отошел от калитки.

– Ломайте.

Полицейские покрупнее взялись за ручки, отвели трубу назад и с силой ударили ею в калитку прямо над замком. Изгородь качнулась и задребезжала, но калитка стояла на месте.

– Еще! – скомандовал Кинс.

Они ударили во второй раз, потом в третий, в четвертый. С каждым ударом калитка корежилась все сильнее, но не открывалась.

– Погодите-ка. – Воробей нагнулся и внимательно поглядел на замок. Ригель – толстый стальной стержень – входил в металлическую прорезь как минимум на два дюйма. Калитку можно ломать сколько угодно, замку от этого ни жарко ни холодно.

– Не годится, – сказал Кинс. – Много шума. – Он поглядел на изгородь и сказал двум офицерам: – Соедините руки. Подкинете меня.

– Тебе же нельзя, – запротестовал Вик. – У тебя бедро.

– Есть идеи получше?

– Пусть кто-нибудь из них залезет.

– Соедините руки, – сказал Кинс. Полицейские сделали, как он им велел, и Кинс поставил ногу им в сцепленные ладони. – На счет три. Поднимете меня и будете держать, пока я не скажу, что можно отпускать. Одна вазэктомия у меня уже была, с меня хватит. Готовы? Три.

Офицеры подняли его вверх. Кинс дотянулся до горизонтальной перекладины, которая опоясывала изгородь изнутри на шесть дюймов ниже заостренных колышков, ухватился за нее обеими руками и закинул на нее правую ногу, ту, что со здоровым бедром. Теперь он сидел на изгороди, упираясь в нее обеими руками, как гимнаст в своего «коня». Руки дрожали от напряжения.

– Так, отпускайте, – сказал он.

Кинс затаил дыхание, сжал зубы и перекинул через изгородь больную ногу. Когда она прошла над кольями, он оттолкнулся, прыгнул и, сгруппировавшись, покатился по земле, чтобы уменьшить последствия удара. Боль раскаленным прутом прожгла ему ногу от бедра до самой ступни.

– Ты в порядке? – крикнул Вик.

Кинс с трудом поднялся, боль не давала дышать. Морщась, он сказал:

– Бросайте таран на эту сторону.

Таран приземлился с грохотом, расколов одну из плиток двора. Кинс поднял его и похромал с ним к входной двери. Не дойдя до нее примерно на фут, он размахнулся и изо всех сил ударил им прямо над замком. Дерево затрещало, но дверь не подалась. Он ударил во второй раз. Полетели щепки, но замок стоял насмерть. С третьего удара дверь с грохотом влетела внутрь.

Он бросил таран, выхватил «глок», шагнул в дом, и, найдя на контрольной панели кнопку для калитки, нажал. И только потом бросился внутрь, на ходу громко зовя Трейси.

Фотограф Марии Ванпельт убрал в фургон последнее оборудование и повернулся к ней.

– Выдающийся репортаж, – сказал он. – Ты либо в рубашке родилась, либо заключила сделку с дьяволом.

Она улыбнулась:

– Возможно и то и другое.

Адреналин все еще кипел в ее крови. Только что ее показывали по всем телеканалам страны, и местным, и национальным. Редактор отдела информации восьмого уже звонил сказать, что все крупные каналы крутят сейчас их сюжет. У Ванпельт снова зазвонил мобильный.

– Ты это видел? – сказала она в трубку. – Был еще случай, чтобы съемочная группа оказывалась на месте, как раз когда полиция врывается в логово серийного убийцы?

– Где ты сейчас? – сказал вместо ответа редактор. Ванпельт уловила в его голосе озабоченность.

– Собираем фургон. А что? Что-нибудь стряслось?

– К нам поступает информация о том, что в доме Трейси Кроссуайт в Западном Сиэтле творится что-то нехорошее.

– Что? – У Ванпельт похолодело под ложечкой. – Какая еще информация?

– Не знаю. Но там что-то серьезное. Я пошлю кого-нибудь…

– Нет, – отрезала Ванпельт. – Я сама.

– Ты слишком далеко.

– Это мой сюжет. Я там буду. – Она отключилась и повернулась к лужайке. Там, за двумя фургонами криминалистов, стоял Джонни Ноласко в окружении агентов ФБР. Несмотря на сделанные находки, довольными они не выглядели. Никто не давал «пять», не было ни рукопожатий, ни счастливых улыбок.

– Мария? – услышала она голос фотографа.

– Нам надо ехать, немедленно.

Когда Дэвид Бэнкстон ринулся на нее, Трейси уже рассчитала его траекторию. Она повернулась на одной ноге, уходя с пути нападавшего, и замахнулась правой рукой. Бэнкстон принял удар предплечьем и врезался в нее, так что их обоих отбросило назад. От столкновения болью взорвалось плечо, потом еще раз, когда они упали на пол, но она пиналась, царапалась и колотила врага до тех пор, пока тот не вырвал у нее кусок перил.

Он сел на нее, тяжело дыша, очки съехали набок, кровь текла по боковой стороне его лица и бороды, в занесенной руке была дубинка.

Кинс промчался через спальню Трейси, заглянул в ванную, нигде ее не нашел и бросился к лестничному колодцу, миновав по пути Вика и полицейских, которые входили в дом. Тут внизу что-то грохнуло. Воробей, хромая и припадая на горевшее от боли бедро, двинулся туда, итальянец за ним. В серо-черной комнате он увидел два силуэта. Какой-то человек сидел на Трейси верхом, к ним спиной, высоко подняв руку, в которой что-то держал.

Кинс поднял «глок», ноги сами собой приняли привычный упор, левая рука поднялась к правой, сложившись с ней в треугольник с пистолетом на вершине. Крохотная красная точка совпала с целью.

– Стоять! – Мужчина обернулся. Бэнкстон. – Брось то, что у тебя в руке, Дэвид. – Но тот не послушался.

– Нет! – завопил Кинс.

Бэнкстон швырнул в него то, что он держал. Фац вскинул вверх руку, защищаясь. Но Кинс и глазом не моргнул. Он медленно выдохнул и нажал на спуск три раза.

Раздался оглушительный грохот, вспышки трижды осветили комнату серебристо-белым светом. Запах пороха пропитал воздух.

– Звони, – сказал Кинс одному из полицейских. – Нам нужна «Скорая» и медэксперты. И криминалистов пусть пришлют.

Он подошел сначала к Бэнкстону, который лежал на спине, уставившись в потолок. Три пули швырнули его на пол. Кинс с усилием опустился на одно колено, пощупал пульс, не нашел. Тогда он повернулся к Трейси. Она сидела, прижимая к телу левую руку.

– Думаю, он таки сломал мне ключицу. – Голос ее звучал так, словно кто-то изнутри потер ей горло наждачкой, и даже в полумраке комнаты он видел поперек ее шеи красную борозду.

– «Скорая» уже едет, – сказал он.

Трейси кивнула.

– Погляди, как там Фац.

Тот все еще стоял на одном колене, ладонь прижата ко лбу, из-под пальцев течет кровь – туда попал ему кусок перил, брошенный Бэнкстоном.

– Со мной все нормально, – сказал он. – Я самортизировал удар лицом.

– Идти можешь? – спросил у Трейси Кинс.

– Наверное, да. Помоги мне встать.

Он помог ей подняться на ноги.

– Как ты узнал? – спросила она.

– Мы видели репортаж по телевизору. И ты не отвечала на звонки.

– Какой еще репортаж?

– Пусть медики над тобой поколдуют, а я пока тебе расскажу.

– Зря я не сказала тебе про Стинсон.

– Что было, то прошло, – сказал он.

– Можешь для меня кое-что сделать?

– Все, что хочешь.

– Позвони Дэну. Скажи, что я в порядке.

– Нет проблем.

Кроссуайт повернулась к полицейскому, который еще был в комнате.

– Здесь на полу банка кошачьей еды и ложка. Выйдите с ними на задний двор и постучите. У меня кот где-то на улице.