Глава 34
Кинс встал, едва Трейси вошла в Комнату Ковбоя на следующее утро.
– Звонили из УПО, просили меня написать показания. Они снова взялись за дело Таггарта. Ты, кажется, говорила, что Ноласко хочет тебя поддержать?
– Его слова. Но, наверное, провести расследование они все равно обязаны.
– Трейси?
Беннет Ли вошел в комнату с таким видом, как будто опасался, что здесь на его синий в тонкую полосочку костюм может попасть цементная пыль.
– Ты не ответила на мой звонок.
– Извини, Беннет, было немного некогда.
– Понимаю, но шеф требует от меня информацию для прессы, и не позднее сегодняшнего полудня.
– Никакой информации у меня для тебя нет.
– Ноласко говорит, что у тебя есть психологический портрет преступника; он говорит, что ты встречалась с ФБР.
– Да ты, наверное, шутишь, – сказал Кинс.
Трейси закрыла глаза. Она знала, что босс не просто так устроил им этот разговор с Амандой Сантос, хотя и была рада, что поговорила с ней. Если капитан действительно желал ее группе провала, то следующим логичным шагом на пути к нему должен был стать как раз выпуск неполного или ошибочного психологического портрета. К тому же журналисты и публика наверняка истолкуют это как знак того, что полиция уже готова кого-то арестовать. А когда в ближайшее время этого не случится, репортеры накинутся на опергруппу. Хуже того, публикация психологического портрета наверняка погребет их под новой лавиной телефонных звонков с более чем бесполезными подсказками. А они и так уже получили их больше тысячи.
Ли поднял обе руки.
– Послов не убивают, Воробей. Ты же знаешь, как это бывает. Если мы не выдадим им информацию, они начнут твердить, что у нас нет ключа к этому делу.
– А у нас его и нет, – сказал Кинс.
– Национальные телеканалы и так уже прозвали Сиэтл «Смертоносной землей». На меня здорово давят сверху, Трейси. Ноласко говорит, что наше молчание компрометирует нас в глазах общественности.
– А знаешь, Беннет, что скомпрометирует нас еще сильнее? – сказал Кинс. – Психологический портрет, в котором будет сказано, что убийца – белый мужчина в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, возможно, женатый, возможно, разведенный, возможно, имеет детей, возможно, воспитан сверхзаботливой матерью, которая стимулировала его сексуально, возможно, он мочится в постель и любит мучить маленьких зверушек.
Ли посмотрел на Трейси.
– Может, хоть ты что-нибудь мне дашь?
Трейси было жаль его, и она уже хотела было сказать, что нацарапает что-нибудь, как только будет пара минут свободных, когда на ее столе зазвонил телефон.
– Погоди, – сказала она и сняла трубку. С минуту слушала молча. Чувствовала, как спазмом сводит желудок и начинает зашкаливать адреналин. – Едем. – Повесив трубку, она посмотрела на Кинса, который уже взялся за куртку. Перевела взгляд на Ли. – Можешь не волноваться из-за портрета, Беннет, сегодня он не понадобится.
* * *
В прошлый раз, когда Дэн переступал порог государственного исправительного заведения Уолла-Уолла, они с Трейси сидели за пластиковым столиком вроде тех, какие бывают в кафетериях, и разговаривали с Эдмундом Хаусом, накачанным зэком с буграми мышц, перетянутыми веревками вен. Человек, который вошел в закуток размером с телефонную будку по ту сторону поцарапанной плексигласовой перегородки на этот раз, был полной ему противоположностью. Тюремного образца пуловер и штаны цвета хаки болтались на нем, как на вешалке, едва не сваливаясь с худых острых плеч и почти отсутствующих бедер. Узкое лицо с костистым носом и выдающимся подбородком и волосы цвета выжженной солнцем соломы напоминали воронье пугало из фильма про Средний Запад.
Герхардт выдвинул стул, сел и устремил на Дэна взгляд промытых тюрьмой до блеклой голубизны глаз.
– Мистер Герхардт. Я Дэн…
– Я знаю, кто вы такой. – Голос Герхардта звучал спокойно, без надрыва и вызова. – Здесь все знают, кто вы такой. Вы же представляли Эдмунда Хауса.
– Совершенно верно.
– А что вы хотите от меня?
– Задать несколько вопросов.
– Зачем?
– Меня интересуют некоторые подробности убийства Бет Стинсон.
– Вы пишете книгу?
– Нет, я юрист.
– Ну? И вы пишете книгу? Разве не этим занимаются сейчас все юристы? – Уголки его рта скользнули вверх.
– Я не пишу книгу, – сказал Дэн и ответил ему таким же подобием улыбки.
– Кто вам рассказал о моем деле?
– Этого я не могу вам сказать.
Герхардт прищурился. Если он не хочет разговаривать, то вот сейчас ему самое время встать и уйти. Но Дэн сомневался, что он так поступит. Судя по его лицу – совсем не похожему на ту ряшку, которая смотрела на него с полицейских фотографий, – одна возможность поговорить с кем-то, кроме насильников, убийц и разного рода придурков, уже послужит достаточной приманкой, чтобы он остался.
– Я адвокат, мистер Герхардт, но технически я еще не ваш адвокат. Вот почему все, о чем пойдет между нами речь, не является защищенной информацией, если, конечно, вы сами не захотите говорить со мной в моем официальном качестве. А до тех пор я не могу раскрыть вам всего, поскольку иначе эта информация может стать доступной другим. Так что пока придется вам просто довериться мне.
Герхардт опять улыбнулся, точнее, ухмыльнулся.
– В прошлый раз я тоже доверился адвокату и загремел сюда на двадцать пять лет.
– Так вы согласны ответить на мои вопросы?
Герхардт выпрямился и придвинулся ближе к перегородке.
– Только один вопрос и только один ответ имеют значение. – Его брови изогнулись, почти касаясь белесых вихров. – Я ли ее убил? Нет.
Дэн, решив, что начало положено, тут же задал следующий вопрос:
– Вы встречали Бет Стинсон до того, как она вызвала вас к себе домой?
– Нет.
– Что вы можете рассказать о том дне?
– Что вы хотите знать? – вопросом на вопрос ответил Герхардт. – Было время подумать – целых десять лет.
– Все, что вы вспомните.
– У нее засорился слив в туалете. А у меня был еще вызов, до нее, и я задержался там дольше, чем рассчитывал, так что пришел поздно.
– В котором часу?
– Днем, около четырех. Она волновалась, ей надо было на работу, но она боялась, что, пока ее не будет, из унитаза все вылезет и затопит пол в доме. Видимо, такое уже бывало.
– Где вы припарковали ваш фургон?
– На подъездной дорожке. А она поставила свою машину на улице. Та была новая, и она боялась, что я ее поцарапаю. А еще она не хотела, чтобы я загораживал ей выезд.
– Чтобы она могла уехать на работу, как только вы закончите.
– Точно.
– Что еще?
– Она провела меня через дом в ванную…
– В ту, что рядом с главной спальней, в задней части дома?
– Верно.
– Значит, вы проходили через саму спальню.
– А по-другому в ту ванную и не попасть.
– Вы трогали что-нибудь в спальне?
– На суде говорили, что нашли мои отпечатки на комоде, так что, наверное, да.
– И еще ваши отпечатки были повсюду в ванной.
– А как иначе-то?
– Что за женщина была Бет Стинсон?
– В каком смысле?
Дэн задумался, как лучше сформулировать вопрос.
– Какая она была – сдержанная, заносчивая, приветливая, простая?
– Да нормальная такая, знаете. Довольно приветливая. Красивая, вот это я точно помню. Она была в лосинах, таких, из спандекса, и еще в рубашке, обрезанной до пупка. Красивое тело.
– Вы прочистили слив?
– Не сразу. Пришлось снова идти в фургон за инструментами и шлангом. Но в конце концов я добрался до засора, только не изнутри, а снаружи дома, через люк.
– А где была Бет Стинсон, пока вы работали?
– В основном сидела на кухне, листала журналы, хотя пару раз пришла спросить, как у меня дела.
– То есть она нервничала, – заключил Дэн.
– Как я и говорил.
– А вы в кухню заходили?
– Один раз – сказать, что засор оказался дальше, чем я думал, и что я попытаюсь достать его снаружи.
Полицейские нашли отпечаток Герхардта на мойке и сделали вывод, что он оставил его, когда пытался отчистить свой след с ее ковра в спальне.
– Где был люк?
– Под домом. – Он умолк, что-то припоминая. – С северной стороны.
То есть с той, которая ближе к дому Андерсон. Значит, Герхардт должен был поворачиваться лицом к Андерсон каждый раз, когда выходил из дверей дома Стинсон.
– Там было грязно, на той стороне дома?
– Да. Я малость наследил. Но она даже не расстроилась. Так, побурчала чуть-чуть и перестала. Сказала, что все равно хочет заменить ковролин на деревянный пол.
– Вы видели кого-нибудь, когда выходили наружу?
– Соседка напротив возилась у себя в саду. Та, которая меня опознала. Она потом говорила, что видела меня той ночью. Ничего она не видела.
– Когда вы ее видели, на ней были очки?
– Чего не помню, того не помню. Но она говорила, что носит очки, так что, наверное, она в них и была. Вот шляпу ее с полями я помню – знаете, большие такие поля, и нависают впереди, прячут лицо от солнца.
– Может быть, вы помахали ей или как-то иначе поприветствовали?
– Нет.
– Что было надето на вас?
– То же, что я всегда надевал на работу. Серые брюки, синяя рубашка.
– Значит, вы были не в комбинезоне.
– Надел, когда полез под дом.
Дэн торопливо нацарапал несколько слов под записью о том, что Джо Энн Андерсон видела Герхардта в комбинезоне днем.
– В каких вы были ботинках?
– «Тимберленд».
– Подошвы толстые?
Герхардт показал пальцами, раздвинув большой и указательный примерно на два дюйма.
– Какой у вас рост, мистер Герхардт?
– Почти шесть и три. А что?
Дэн продолжал стремительно писать.
– Джо Энн Андерсон утверждала, что человек, которого она видела в ту ночь, был ростом с деревцо во дворе. Девять лет назад оно было высотой шесть футов. Вы в ботинках на толстой подошве были скорее шесть и пять.
– Она говорила, что было темно, она не так уж хорошо видела.
Дэн улыбнулся, и в первый раз что-то похожее на надежду мелькнуло в глазах Уэйна Герхардта.
– Почему вы сознались в том, чего не делали, Уэйн?
Герхардт пожал плечами. И опустил взгляд. Когда он снова поднял глаза, в них стояли слезы.
– Знаете, мне тогда показалось, что все против меня. Та женщина, она сначала выбрала меня в полиции на опознании, а потом еще в суде. – Его худые плечи вздрогнули. Он едва сдерживался. – Адвокат сказал, что у меня нет шансов. Он сказал, что, если я не признаюсь, прокурор будет требовать для меня смертного приговора. Он говорил, что есть улика, подтверждающая, что я изнасиловал ее, а потом убил и что это отягчающее обстоятельство.
– А он объяснил вам, что это за улика?
– ДНК.
– Он говорил с вами о необходимости провести анализ ДНК?
– Он сказал, что если окажется, что это моя ДНК, то никакой сделки не будет – прокурор не сможет оправдать ее перед своим начальством. Это была ошибка. Я был молод и напуган. – Он смахнул со щеки непрошеную слезу. Затем выпрямил спину и заговорил спокойнее: – Зря я тогда согласился. Потом я несколько лет потратил, пытаясь добиться пересмотра дела. Писал в проект «Невиновность», в университет штата Вашингтон, в Бостон, куда только не писал.
– А как же ваш адвокат?
– Это из-за него я здесь. За все эти годы я ни разу о нем ничего не слышал. А у вас есть какие-то идеи?
– Да, есть. Анализ ДНК можно сделать сейчас. Ордер на это выдаст любой судья.
– Зачем это ему?
– Ни за чем, если я не укажу ему очень вескую причину.
– А она у вас есть?
– Ответьте еще на один вопрос, Уэйн. Вы кому-нибудь говорили, что идете по вызову в дом Бет Стинсон? Кто мог знать, что вы были там днем?
Герхардт задумался.
– Мой начальник. Еще кое-кто из слесарей. Я наверняка говорил по рации о том, что еду к ней. У меня на работе мог знать кто угодно.
Дэн сделал еще одну запись.
– А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Простая логика, Уэйн. Если вы не убивали Бет Стинсон, значит, это сделал кто-то другой. И не исключено, что этот другой знал, что вы были в ее доме в тот день.
– Ну это вряд ли.
– Возможно.
– И вы думаете, этого достаточно, чтобы сделать ДНК-тесты?
– Не вполне, но я над этим работаю.
Герхардт не улыбнулся, вообще никак не среагировал. Он просто сидел и смотрел перед собой в плексиглас. За последние десять лет его надежды разбивались вдребезги уже не один раз, и Дэн знал это.
