– Кто вы? – задал вопрос Градлон.

– Придет время – узнаете, – спокойно ответил некто, принятый за Бриана.

Он чинно сидел на венском стуле в кабинете, выделенном Пресветлому коннетаблю во дворце Трокадеро. Даже как будто вольготно расположился, хотя количество хитроумных невидимых цепей наверняка было впечатляющим.

– Где Бриан де Маэ?

– Он жив. Или мертв. То и другое.

Леонид впервые наблюдал бессилие могущественного волшебника. Пленить лже-Бриана оказалось довольно просто. Не сложнее, чем пленить любого непосвященного Иного. А вот разговорить…

Как всякий дозорный, тем более сотрудник научного отдела, Александров знал про чары, способные развязать язык смертному или Иному. Пресветлый коннетабль наверняка владел ими в совершенстве. Леонид не мог понять, что он применяет, но раз за разом Градлон лишь чертыхался.

– Подлец Тома все, что собрал, направил в этого субъекта, – негромко сообщил Бернар. – Полная «реморализация». А этот свято уверен в том, что делает. Потому и говорит, что думает. Его даже пытать бесполезно.

В последней фразе Александрову послышалось сожаление.

– Договора нет еще несколько часов, – устало вздохнул Градлон. – Я могу сделать с вами все, что захочу. Я буду вынужден развоплотить вас. Вы понимаете, что это такое?

– Вполне, – кивнул пойманный.

– Что мне помешает это сделать прямо сейчас?

– То, что вы – Пресветлый. И то, что вы помните своего наставника.

Градлон отошел к рабочему столу. Налил коньяку в бокал.

Пойманный не смотрел на Градлона. Он изучал камеру, которую направил в его сторону Леонид.

– Вы сможете показать все, что засняли, месье Александрофф? – спросил Градлон.

– Мне нужно проявить пленку… – встрепенулся Леонид, застигнутый врасплох вопросом коннетабля. – Потребуется какое-то время.

Пресветлый снова шагнул к мнимому Бриану.

– Я раскрою ваше сознание, месье. После этого вы будете долго приходить в себя. Очень долго. Годами. Вас придется поместить в лечебницу. Хотя я гарантирую, что вами займутся лучшие врачи из тех, что мы сможем привлечь. Но у меня нет другого выхода.

Он коснулся висков пленника. Тот безучастно смотрел перед собой. Что произошло дальше, было трудно описать. Хотя, по большому счету, ничего и не произошло. Градлон явно напрягся. Леонид никогда и Петра Афанасьевича не видел в подобном напряжении. И еще ему показалось, что лже-Бриан словно на миг засветился изнутри. Но потом свечение исчезло.

– Невозможно, – едва слышно произнес Градлон. Резко обернулся к немногочисленным собравшимся: – Бернар, останься здесь. А вас, месье, я попрошу со мной…

Они вышли в крохотную приемную.

– Это невозможно, – повторил Пресветлый. – Но… обстоятельства налицо. Я ничего не могу сделать с этим… человеком. Не могу проникнуть в его мысли и воспоминания. Не могу подчинить его. Не могу даже ввести его в Сумрак. Как будто кто-то не позволяет мне.

– Но кто может помешать Великому Светлому Парижа? – задал вопрос Фюмэ.

– Бриан де Маэ. Но этот господин – не Бриан. Я уверен в этом целиком и полностью.

Их прервали. Раздались многочисленные шаги. Подошвы стучали тяжело: свита Инквизиции любила старомодные подкованные сапоги.

В приемной стало еще более тесно, когда в нее вошли несколько Иных в серых балахонах.

Возглавлял процессию сам Морис Французский.

Начал он без обиняков:

– Пресветлый коннетабль Парижа, вы немедленно передадите в руки Инквизиции беглого мятежника Светлого мага Бриана де Маэ! Особый статус сегодняшнего дня до полуночи не отменяет приговоров, вынесенных ранее.

– Великий Инквизитор Франции, – спокойно ответил Градлон, – во-первых, спешу заметить, я не Пресветлый коннетабль Парижа. Ровно до указанного вами срока. Ночной Дозор сегодня не работает на выставке.

– Кто же вы тогда, осмелюсь спросить? – высокомерно и официально вопросил Морис.

– Частное лицо, избранное Светлыми предводителем на один день. Конвенции не запрещены указом Инквизиции. Но вы не слышали, что «во-вторых», почтенный.

– Что же? – недовольно осведомился Инквизитор.

– Я чту соглашения и без промедлений выдал бы вам заговорщика. Но никакого Бриана де Маэ здесь нет.

– Ты что хочешь сказать? – грубовато перебил его еще один Инквизитор, обладатель приметных густых бровей и немигающего взгляда, стоящий плечом к плечу с Морисом.

Леонид мгновенно вспомнил его прозвище – Совиная Голова. Трудно не вспомнить, когда так точно подходит.

– За этой дверью – всего лишь непосвященный Иной. Внешне похожий на Бриана де Маэ. Но и только. Могу заверить вас, я применил к нему все допустимые обстоятельствами заклятия правды. Если потребуется, то принесу клятву…

Он выставил вперед руку, явно собираясь призвать Свет.

– Не нужно, – поморщился Морис. – А как же выворот сознания?

– Иной зачарован столь искусно, что эти чары не действуют.

– А если попытается Инквизиция? – снова встрял Дункель Совиная Голова.

– Я не позволю этого! Сейчас человек в моем кабинете находится под защитой сил Света. Инквизиция не может предъявить ему никакого обвинения.

– Мы еще посмотрим, – холодно произнес Морис. – Для начала я обязан убедиться, что это действительно не Бриан. У нас есть для этого одно неопровержимое средство…

Он не делал никаких движений, но из-за спин Иных в одинаковых серых нарядах вышел еще один. Этот нес под мышкой деревянную шкатулку. Но привлекала внимание не она, а единственное отличие Инквизитора от товарищей. Его капюшон был откинут назад, а голову украшала модная шляпа. Чувствовалось, что форменный балахон только в последний момент был спешно накинут поверх современного костюма.

Леонид узнал и бородку, и элегантный пестрый платок на шее.

– Рауль, хорошо ли сохранилось? – уточнил Морис с некоторой долей беспокойства.

– Еще ничего не было утрачено, сеньор, пока я занимаю свою должность. – Испанец, провозгласивший не так давно условия Дня без Договора, отодвинул крючок-защелку и открыл свой ящичек.

На красноватом бархате лежал небольшой прямоугольник из картона. Похожий на почтовую карточку, надписанный уже выцветающими чернилами на латыни. Скорее всего его не держали вечно в шкатулке, а извлекли из какой-нибудь пыльной книги.

– Здесь прикреплен слепок ауры осужденного Бриана де Маэ, – объявил Морис. – Надлежит сравнить его с… аурой вашего.

– Не смею препятствовать. Месье, прошу вас остаться здесь. – Градлон посмотрел на всех присутствующих Светлых. – А вас, господа, прошу за мной.

В кабинет с ним удалились Морис, Дункель, Рауль и еще пара особо крупных Инквизиторов – крупных в самом прямом, физическом смысле.

Светлые и их надзиратели остались в тесном помещении с подозрением смотреть друг на друга. Светлые, чувствуя себя дома, расположились более свободно. Инквизиторы стояли неподвижно, как шахматные фигуры. Или как тридцать три богатыря, временно потерявшие своего батьку Черномора.

Вскоре массивная дверь снова отворилась, и ушедшие вернулись назад.

Морис выглядел обескураженным. Дункель хранил спокойствие. Испанец деловито защелкнул свой ящичек и смешался с Инквизиторами.

Даже шляпа его таинственным образом пропала.

– Что же… – сказал Морис.

Казалось, он подбирает достойные слова, но подобрать не может.

– Слепок ауры не совпадает… не вполне совпадает, – наконец признал Великий Инквизитор Франции. – Инквизиция забирает назад свои требования. Но хочу предупредить вас неофициально, месье Светлые…

О чем именно собирался предупредить Светлых Великий Инквизитор, осталось неизвестным для истории.

В приемную ворвался Жан. Вид у него был, нужно сказать, весьма расхристанный. От щегольства не осталось следа. Чувствовалось, что дозорному только что перепало.

– Пресветлый!

Жан как будто не видел всех остальных собравшихся.

– Оборотни устроили драку со Светлыми!

– Где? – подобрался Градлон.

– Павильон Русских Окраин.

У Леонида екнуло в груди.

– Что? Около дворца?

– Да! – выдохнул Жан.

Пресветлый взглянул на Мориса.

– Инквизиция не вмешивается, – веско сказал тот.

Градлон учтиво кивнул и моментально сорвался с места. Серые расступились. Александров поймал себя на том, что торопливо идет за всеми магами. Пока дверь приемной не захлопнулась за спиной, он слышал, как Великий Инквизитор отдает какие-то приказания на латыни. Вспомнил, что снова оставил свой аппарат, но сейчас уже было не до того. Он лихорадочно вспоминал известные ему боевые заклинания. Потом вспомнил наставления, что в бою лучше всего действуют самые обыденные. Все равно что кухонный нож, который для неумелого воина сподручнее штыка. Он взглянул через Сумрак. Руки Светлых искрили всеми цветами радуги.

Кабинет Градлона располагался позади экспозиции сил Света в Трокадеро. Группа ночных сантинель, лишенных в этот день и час своего звания, вышла в общий зал. Темные проводили их настороженными взглядами. Кое-где зажглись охранные заклятия, похожие на обрывки паутины, которую осветили вспышкой магния.

Фигуры в серых балахонах у большого прозрачного куба со сломанным мечом Роланда посмотрели безучастно.

– Как они посмели? – на ходу бросил Градлон.

Не нужно было особенно раздумывать, кого он имеет в виду: оборотней или же их противников.

– Кто-то сказал им, что Крысиный Король в павильоне. Оборотни ворвались туда еще не перекинутые, во главе с этим… Лелю. Русские попробовали их выставить. Те озверели, и пошла драка. Я был рядом с дворцом, увидел, как народ разбегается.

– Темные знают?

– Маги не вмешиваются. Это дело касается только гару.

– Это дело рушит конвенцию. Теперь любой вампир может… Чертов Лелю!

Светлые вырвались на ступени Трокадеро. Перед ними били знаменитые каскадные фонтаны, что напоминали Александрову более старинные из Петергофа. Впереди, казалось, на расстоянии вытянутой руки, вздымалась башня Эйфеля. А слева, на спуске вдоль фонтанов, высились белокаменные башни российского павильона-кремля.

Вид был совершенно мирный. По правую сторону от каскада, где размещалось здание Министерства колоний, а также чуть вдалеке за фонтаном, где была алжирская деревня, чинно и неспешно прогуливались господа и дамы. Однако на подступах к Русским Окраинам царило полное безлюдье.

Словно все добропорядочные посетители обходили стороной загадочную Сибирь.

Без воздействия тут явно не обошлось.

Светлые, рассыпаясь цепью, сбежали по ступеням и двинулись к центральным воротам павильона. Еще несколько шагов – и сантинель оказались на подворье кремля.

Оно выглядело странно, до неприличия безлюдным. Леонид бывал тут не раз и знал: в павильоне всегда много народу. Теперь же посетителей было всего двое. Один из господ даже выглядел знакомым, а когда Светлые подошли поближе, то и всякие сомнения развеялись.

– Беспокоиться не извольте, Константин Алексеевич! – увещевал Семен Павлович Колобов мужчину с высоким лбом, темными волосами и бородой клинышком, одетого в костюм-тройку. – Дело, конечно, важное, мы немедленно куда надо доложили. Вот уже и господа комиссары прибыли! – Семен махнул рукой в сторону пришедших. – Этих вандалов непременно разыщут ажаны и накажут. Студенты наверняка: они народ горячий, наших вспомните!

Собеседник кивал. Не нужно было заходить в Сумрак, чтобы понять: отвлекая разговором, русский дозорный со всем возможным тактом делает внушение на том уровне, какой не подвластен ни одному человеческому гипнотизеру.

– Большого пожара не было. А мелкие очаги огня мы сразу же потушили. Не пострадали ваше панно, будьте спокойны. Все уже в порядке, Константин Алексеевич! Помяните мое слово, вы еще медаль за ваши полотна тут получите. Даже две! У вас, кстати, новая идея. Великолепный парижский этюд… Нужно срочно писать!

Собеседник кивнул Семену Павловичу, затем пришедшим и, больше не тратя времени на разговоры, быстрым шагом направился к выходу.

Только сейчас Леонид его узнал. Это был знаменитый художник Коровин. Говорили, он специально объехал самые дальние уголки России, чтобы написать все панно для павильона. Леонид даже, помнится, отснял его полотна. Жаль, что эти пленки нельзя было продемонстрировать людям, а лишь Иным.

Русский дозорный с радушной улыбкой повернулся к гостям. Французский язык у него выходил слегка ломаным, что выглядело странно и весьма забавно.

– Мое почтение, господа сантинели! Долго же вы ходите! Господин живописец раньше вас явился, как только услышал о погроме!

– Где гару? – Отрывистый голос Пресветлого сам походил на волчий рык.

– Сбежали, волкулацкие морды! Удрали, хвосты поджав! Но не все…

– Вижу, что не все, – раздраженно бросил Градлон.

Леонид удивленно завертел головой. И только через пару секунд догадался посмотреть в Сумрак.

Разумеется, в мире отсутствия ярких красок подворье выглядело еще более древним. И напоминало уже не кремль, а скорее, некогда сильную крепость, в которую все же проникли басурмане. Не хватало разве что воткнутых повсюду стрел. Зато имелись распростертые тела. Правда, не человеческие. Как будто вместе с захватчиками пришла и свора их псов. Огромных, размером вдвое больше волкодава.

На шкурах у всех были заметны подпалины. Такие же подпалины бросались в глаза на деревянных стенах и крыльце с резным навесом.

– Лелю среди них нет, – хмыкнул Фюмэ.

Нельзя было разобрать, простая ли то констатация, или же в ней есть сожаление.

– Нет… – согласился Градлон.

– Мы ведь их сначала по-хорошему просили, – принялся объясняться Семен Павлович. – Я вообще собак люблю и этим всегда скидку делаю. Слабость у меня такая, что ли. Но ведь их не уговоришь! Они же, пока хвост не подпалишь, не понимают! Короля им подавай. Обшарить тут все сами захотели. Павильон-то, конечно, большой, чего говорить…

Действительно, размеры внушали – как и размеры страны, которую представляла экспозиция. Вполне можно было поверить, что там есть где спрятаться. Недаром в России издавна бежали за Урал.

– Только у нас с крысами строго. Так я им и сказал. А этот ихний, как бишь его, Люля… Люли…

– Лелю, – поправил дотошный Фюмэ.

– В общем, только оскалился. Да где же это видано, чтобы в Сибири волков испугались?! Волков бояться – и в Париж не ездить, как я погляжу. Короче, вместо Короля получили они как следует своих Люлев… Люлей…

Семен сплюнул, будто не в силах выговорить немудреное имя старого оборотня.

– Парижские гару такого не спустят, – предостерег Фюмэ. – Когда поймают Крысиного Короля, они вернутся. А до полуночи им все дозволено.

– А пущай только попробуют, – серьезно заявил Семен Павлович. – Наши сейчас все в порядок приводят, но к отпору мы завсегда готовы. До полуночи продержимся. И еще в наступление перейдем. Бонапарта в Москву пустили, было дело. Зато потом до Парижу гнали… вы уж извините…

Он несколько унял пыл.

– Бонапарт не был прожектом Светлых, – скривившись, произнес Градлон. – Впрочем, это пустое… Куда они направились?

– Куда-то к Трансваалю, – с охотой ответил Семен. – Я тут у одного вытянул из головы, как этот ихний Король должен выглядеть. Народ у нас все же мирный, что люди, что Иные. Можно было бы волкулацкое поголовье изрядно сократить. И Ночному Дозору, почитай, подсобили бы. Но я сотворил небольшой морок. Чай, волка заморочить проще, чем ведьму какую-нибудь. В общем, умчались они за этим мороком…

– …И теперь разнесут павильон Трансвааля, – мрачно закончил Градлон.

– Не разнесут, – усмехнулся Семен. – Рассеется морок-то. И быстро. Наверное, уже рассеялся. Пойдут они дальше своего Короля сами искать, подумают, след потеряли.

Он нашел взглядом Леонида и улучил момент, чтобы задорно подмигнуть: вишь, дескать, предупреждал я тебя – началось!

– Одно хорошо, – сказал Градлон. – От Трокадеро все это безобразие убралось подальше. Господа, наш план таков… Фюмэ, останьтесь здесь. Помогите русским коллегам, а если гару вернутся, будьте парламентером. Напомните о конвенции. Все же вы лучше знаете местных оборотней.

– Премного благодарны будем, месье Пресветлый коннетабль! – выпрямился Семен Павлович. – Опытный Светлый, знающий местные тонкости, будет весьма полезен!

– Остальные идут за мной к павильону Трансвааля. Пройдемся по окрестностям, посмотрим, все ли там спокойно. Беспорядки гасить в зародыше. Самим в драки не вступать, на провокации не поддаваться. Месье Александрофф!

– Пресветлый? – Леонид поймал себя на том, что резко подтянулся, как чуть ранее Семен.

– Вернитесь во дворец. Предупредите Бернара и остальных быть в готовности. А потом возьмите ваш аппарат и заснимите то, что здесь натворили оборотни. Думаю, это еще пригодится. Вы не возражаете, месье… Колобофф?

Леонид мысленно зааплодировал: Градлон, выходит, прекрасно знал, с кем имеет дело.

– Никак нет! – ответил Семен Павлович, и Лене показалось, будто он проглотил «…ваше благородие». – Тем более Леонида Сергеича я самолично в Париж отправлял.

Александров вышел из ворот павильона Русских Окраин. Перед ним безмятежно лился каскад. Справа возвышался Трокадеро. Оттуда за выставкой наблюдали его знаменитые статуи. Прохожие все еще старались обходить русскую экспозицию стороной.

Ничто иное не говорило о том, что в сердце Парижа, невидимое для людей, идет напряженное противостояние.

Впрочем, как и всегда.

Но было ли оно на самом деле, это противостояние? Есть Договор, нет его… Иные устраивают стычки, преследуют свои мелкие цели, жертвуют собой или приносят в жертву других. А тем временем вокруг кипит человеческая жизнь, к которой существа из древних сказок имеют все меньшее и меньшее отношение. Ведь не Иные построили стальную башню на Марсовом поле или Дворец электричества, не Иные проложили Транссибирскую железную дорогу…

В конце концов, все усилия Иных сводились только к тому, чтобы люди не смогли о них узнать. По крайней мере большинство людей.

Однако что-то Иные все же могли. Недаром и Светлые, и Темные стремились остановить несчастного Тома. А если Крысиный Король существует в действительности, если он принесет чуму в Париж, да еще в то время, когда здесь так много людей… История Европы может ознаменоваться еще одним печальным событием.

А Леонид всего лишь хроникер. Как кинематографист он обязан оставаться отстраненным и беспристрастным. Он – человек, стоящий за камерой, а стало быть – по другую сторону от событий, ибо только со стороны их можно запечатлеть, зафиксировать для будущего во всей полноте. Такое положение отчасти связывает руки и заставляет находиться как будто бы вне действа; тем не менее это не означает, что человек с киноаппаратом вовсе не способен на что-либо повлиять. Для объектива равно важны свет и тени, но недаром экран все-таки изначально белый, а квадрат на нем – светлый.

Подумав об этом, Александров куда бодрее зашагал по ступеням, поднимаясь к Трокадеро. До конца безумного дня оставалось куда меньше, чем уже было прожито.

Он быстрым шагом вошел во флигель дворца, где располагалась экспозиция Иных.

Что-то прожужжало над головой. Леонид мельком подумал, что, будь на голове шляпа, ее неминуемо бы сбило. И только эта мысль вдруг как будто сорвала покрывало со всех ощущений.

В Трокадеро шла перестрелка. Нечто, пролетевшее над головой, оказалось револьверной пулей. В нос ударил едкий запах порохового дыма.

Леонид пригнулся и перебежал к стене. В ней тут же появилось несколько отметин, а в лицо брызнула каменная крошка.

Чтобы попасть на территорию Светлых, нужно было пройти секции Темных и Инквизиции. Сделать это под огнем?

Леонид нырнул в нишу какого-то павильончика. Осторожно выглянул.

Невозможно было понять, кто в кого стреляет. Иные попрятались, и даже секция Инквизиторов выглядела безлюдной. Как еще недавно безлюдными выглядели Русские Окраины на выставке. Тем не менее треск выстрелов был плотным.

Александров нашел на полу свою тень и шагнул на первый слой.

Привычно серый мир здесь играл неожиданно богатыми красками. Более всего переливались волшебные «щиты». У павильончика каждой из стран, растянувшихся по анфиладе дворцового крыла, была своя защита. Это напоминало чем-то пестроту национальных флагов.

То, что в привычном мире скрыто от человеческих глаз, в Сумраке меняется местами с обыденным. Многие вещи сделались полупрозрачными. Похожей на ледяной чертог стала экспозиция Серых. Ощетинились зубцами, решетками и острыми углами павильоны Темных. Но самое главное – стали видны движения пуль. Каждая оставляла за собой след, подобно ракете для фейерверков.

Скорость пуль была несколько медленнее, чем в мире людей. Но уворачиваться от них было не легче, чем, наверное, от арбалетных стрел в прежние времена. Без волшебства – невозможно.

А еще Леонид помнил, что обыкновенная пуля не способна влететь в Сумрак. Серьезный взрыв динамита мог бы повлиять на первый слой, но никак не обычный револьверный выстрел.

Пули явно заговорил кто-то весьма умелый.

По крайней мере ни в какой из экспозиций таких вооружений не демонстрировалось. Может быть, и напрасно. Вот где наступал двадцатый век!

Вскоре Леонид рассмотрел и кое-кого из стрелявших. Впрочем, те выглядели как некие призрачные силуэты, бледность которых время от времени расцвечивалась яркими сполохами охранных заклятий.

Никто больше не пытался стрелять в Александрова. Скорее всего, внезапно заявившись, он лишь привлек к себе внимание. А теперь, забившийся в угол, как мышь, не представлял интереса.

Что по-настоящему заботило стрелков – английская экспозиция Темных, оформленная как миниатюрный замок. Иные Альбиона в своих вкусах оказались полностью солидарны с архитекторами человеческого представительства британцев на выставке.

Стрелки в основном укрылись в соседнем с англичанами небольшом павильоне бельгийских Темных. Хозяев они или взяли в плен, или перебили. Иногда нападающие постреливали в разные стороны, однако воротам главных противников доставалось многократно больше.

Только один раз Леонид заметил, как оттуда попытались выстрелить в ответ. Очевидно, у осажденных был всего один револьвер, и тот с простыми зарядами.

Правда, магические удары англичане посылали точно и скрупулезно. Часть бельгийского павильона обледенела, другая была словно изъедена кислотой. Синие молнии змеились то по полу, то по воздуху в сторону атакующих, неизменно отражаясь их «щитом».

Леонид запоздало понял, что неизвестные – может, Инквизиторы, а может, налетчики, – опустили на дворец полог тишины. Потому никто не слышал шума, творившегося внутри. Вероятно, и людей отваживало заклинание, а Леонид прошел, только будучи Иным.

«Пресветлый!» – догадался он сделать то, что нужно было сделать с самого начала.

Никакого ответа не последовало.

«Бернар!» – позвал тогда Леонид через Сумрак, ожидая встречного «Леон!».

Но и здесь ответом было только гнетущее безмолвие, прерываемое глухим треском револьверов.

Леонид повторил призыв еще дважды, убеждаясь, что сантинель либо не слышат его, либо случилось что-то худшее.

Он рванулся обратно к двери. Два следа от пуль, точно метеоры, преградили ему дорогу, а затем в дверь воткнулись три сверкающих, явно нерукотворных кинжала.

«Вход – копейка, выход – рубль», – Леонид вспомнил эту поговорку, растянувшись на полу и торопливо отползая в свое импровизированное укрытие.

Тогда он начал короткими бросками перебегать от постройки к постройке. Этот путь был намного дольше, чем прямой, зато куда более безопасный. Александров поспешно натянул на себя доступный «щит», понимая, что тот мог бы спасти, к примеру, от ножа или пули на излете, но не от боевого выстрела в упор.

Защита Инквизиторского павильона, воспроизводящего Саркофаг Времен, встретила его неприятным зудом. Леонид не мог проникнуть за охранный барьер и скользил по нему, как муха по стеклянному шару. К счастью, он делал это задворками, а не на виду у налетчиков.

К бутафорскому Саркофагу на одинаковом расстоянии прижимались мелкие будки с другими экспонатами. За такими будками Александров и укрывался.

До молчащей резиденции Светлых оставалось всего саженей пять. Плохо то, что пространство было совершенно открытым. Леонида можно было бы остановить не то что выстрелом, а простым хозяйственным колдовством. А оно, как известно, не менее опасно.

Леонид часто-часто задышал. Когда-то в дозорной школе его учили совершать очень быстрые пробежки, чтобы, к примеру, оторваться от шпиков-Темных. А тут – все равно что пересечь не очень широкий переулок.

Русский дозорный напружинился и уже готов был сорваться с места, когда на плечо ему легла рука.

Чрезвычайно тяжелая и словно не живая.

– Далеко собрались, сеньор? – услышал Леонид шепот над ухом.

Голос показался знакомым.

Стальная конечность жестким рывком потянула его назад. Александров оказался в нише за очередной будкой павильона Инквизиторов. Только на этот раз не один, а вместе с доном Раулем.

На первом слое испанец выглядел колоритно. Никакого серого балахона. Старинный костюм, кружевной воротник, высокие сапоги, плащ и рапира с кинжалом на перевязи.

– Там… – прошептал Леонид, кивая в сторону Светлой экспозиции.

– Не советую, – отрезал испанец, точно коротко взмахнул кинжалом.

– Но я…

Рауль аккуратно и быстро захлопнул ему рот, ловко надавив на нижнюю челюсть левой, живой рукой. Леонид едва не прикусил язык.

Испанец пошевелил пальцами. В воздухе появился наполовину прозрачный выгнутый овал, в котором отразилось удивленное и испуганное лицо россиянина. Изображение немедленно пропало, потому что овал развернулся и поплыл на открытое пространство.

А Рауль извлек из-под балахона нечто вроде небольшого дамского зеркальца в изящном, украшенном драгоценными камнями футляре. Открыл его – и Леонид увидел взамен своего отражения место перед резиденцией английских Темных. Увидел в Сумраке. Вспыхивал зелено-голубыми всполохами магический «щит», принимая в себя пули. Было даже заметно, как те отскакивают.

– Синематограф такого не умеет! – восхищенно прошептал Леонид.

– Есть многое на свете, друг Горацио… – продекламировал Инквизитор. – Взгляните!

Перед захваченным бельгийским форпостом раскрылась голубоватая призма портала. Из нее показались двое Иных, которые катили за собой какое-то орудие на лафете.

– Я их знаю! – выдавил Александров.

– И кто же это?

– Те, из собора Нотр-Дам. Безликие, с ними сражался Яков Вили… Брюс.

Только сейчас Леонид сообразил, что Рауль не знает всех подробностей боя на галерее химер, когда был освобожден Бриан де Маэ. Он не присутствовал, когда русский дозорный рассказывал об этом Инквизиторам в кабинете Пресветлого коннетабля.

Но в свете того, что случилось дальше, такие подробности растеряли всякий смысл.

Двое безликих развернули лафет. Один немедленно присел и занял позицию для стрельбы, второй торопливо завозился, помогая с какой-то лентой.

А затем орудие принялось стрелять с оглушительным грохотом. Пули-метеоры полетели в английский павильон таким плотным роем, будто их одновременно выпустил целый полк.

– Пулемет Максима?! – Леонид и не сообразил, что выпалил это по-русски.

– Хитро придумано. Английское против английского, – одобрительно произнес Рауль.

Заговоренные пули из ствола чудо-оружия строчили одна за другой, как сигналы телеграфа. «Щит» павильона тревожно мерцал. По всем «кукольным домикам» экспозиций пошла странная иллюминация. Как будто в тропические джунгли из книг Киплинга проник диковинный зверь и вызвал переполох.

– Вперед! – неожиданно скомандовал Рауль и абсолютно неделикатно выпихнул Леонида толчком в спину.

Тому ничего не оставалось, кроме как припустить в направлении Светлой экспозиции. Инквизитор догнал его, взмахнул плащом так, что вокруг них в воздухе соткался некий флер – явно защитный полог. И очень кстати: в беглецов немедленно выстрелили несколько раз. По счастью, не из пулемета Максима, продолжающего яростную атаку на Темный Тауэр. Заговоренные пули отскочили от полога, причем затейливо – как плоские камешки от поверхности воды.

А потом Рауль сам выхватил из-за пазухи револьвер с длинным стволом и сделал несколько выстрелов. Хотя шестизарядный пистолет не слишком подходил к его наряду, Инквизитор двигался с изяществом тореадора.

С территории Светлых вылетели несколько сгустков пламени размером с крокетный мяч и унеслись вслед за «посланиями» испанца.

Их прикрывали.

Рауль, точно странный ангел-хранитель с развевающимися темными крыльями, влетел на Светлую экспозицию за Леонидом. Одинокая пуля, как назойливый шмель, пролетела над его плечом и срикошетила от прозрачного колпака, прикрывавшего друзу Сен-Жермена. Александров же едва не наскочил на небольшую баррикаду, сооруженную Светлыми из столов, стульев и нескольких разобранных частей национальных экспозиций.

За баррикадой укрылась разношерстная компания. Тут были и упитанный мистер Джаксон, и темнокожий колдун, называвший Градлона не иначе как «Светлый вождь», и даже переминалась с ноги на ногу птица додо, будто извиняясь за свой нелепый и бесполезный сумеречный облик. Его начальник месье Леруа сейчас вместе с Градлоном и другими прочесывал окрестности выставочного Трансвааля.

Револьверов здесь не было ни у кого. Мистер Джаксон держал в руках короткую блестящую деревянную палочку – британские Светлые вообще любили такие вещицы. Негр, словно пистолет, держал темный рог, оправленный в драгоценные металлы. Еще у пары Иных над ладонями мерцали сполохи огня, готовые в любой момент сорваться и ринуться к мишени.

– Что стряслось? – выдохнул Леонид, сползая вниз по стенке и чувствуя колотье в боку.

Нестерпимо хотелось сладкого чаю. С пряниками. Он слишком долго уже находился в Сумраке.

– Выход! – резко дернул его Рауль. И вытащил за собой в реальный мир, не разделяя слов с делом.

Баррикада присутствовала и здесь, просто не была столь внушительной. Из воздуха соткался Дидье.

– Вот, месье! – Довольный тем, что может быть полезен в образе человека, он протянул Леониду початую плитку шоколада. – А эти появились несколько минут назад. Вышли из портала, обстреляли все кругом, загнали всех за «щиты», а сами пошли на штурм британцев.

– …И минуты через две-три достигнут цели, – дополнил Рауль.

– Простите, месье, но как? – В голосе Дидье сквозь тревогу проскользнул научный интерес. – Защита английских Темных едва ли не самая совершенная! Это и месье Жаксон подтвердил, а он служит в лондонском Ночном…

– Пулемет Максима расстреливает примерно шестьсот патронов в минуту. А пули у них не свинцовые. Сеньоры хорошо подготовились и чары наложили на совесть. Ни одна из таких пуль, конечно, не пробьет «щит». Но если шестьсот в минуту будут попадать в одну и ту же точку – их пробивная сила сложится. Вода камень точит.

– Физика и магия! – воскликнул Дидье.

– Почему Инквизиция не вмешается? – спросил Леонид.

– Всему свое время, – рассеянно изрек Рауль, и Александров тут же вспомнил несколько отрешенные ответы того, кого сам принимал за беглого де Маэ.

А испанец добавил:

– Дворец уже окружен, будьте спокойны!

На этот раз Леонид вспомнил деловитого и уверенного Семена Павловича.

– А я бы предпочел задать вопрос сеньору арестованному, – продолжил Рауль, делая шаг к приемной Градлона.

– Он под защитой сил Света! – поспешно выпалил Леонид.

– Согласно Пражскому соглашению, руководство всеми Иными в таких обстоятельствах принимает самый сильный маг. Независимо от его стороны. То есть временно теперь я решаю за силы Света, – сказал дон Рауль. А затем, пресекая возражения Леонида, как опытный фехтовальщик, нанес еще один удар: – Не действует только Договор, конвенции остаются в силе.

Леониду ничего не оставалось, как встать и пойти за широко шагающим Инквизитором.

Кто тут чем воспользовался? Александров – защитой от пуль в виде плаща и револьвера испанца? Или тот – правом входа за «щит» Светлых, чтобы объявить себя временным коннетаблем?

Они вошли в пустую приемную. Ничто не говорило здесь о разорении, только кресла были расставлены беспорядочно. Кажется, еще дымилась чья-то трубка на столе.

– Осторожно, сеньор! – Рауль остановился.

Сейчас, в мире людей, к нему вернулись модный костюм и шейный платок. От образа лихого дуэлянта не осталось и следа.

Но из-за пазухи Рауль вытянул уже знакомый револьвер.

– Думаю, вы уже все сами сообразили, юноша, – негромко сказал испанец, доставая патроны и отправляя их один за другим в барабан. – Они убрали всех сильных Светлых из дворца. Всего лишь натравили стаю оборотней на соседний павильон. И сразу же напали.

Рауль дозарядил пистолет, взял его в левую руку, а правой вытащил из ниоткуда (вернее, конечно же, из Сумрака!) рапиру.

– Но почему только Светлых?

– Потому что только Светлые могут прийти на помощь даже Темным, – нехорошо усмехнулся Рауль. – А сеньор за этой дверью наверняка знает больше, чем говорит.

– Почему они не пытаются его освободить? – высказал главное Леонид.

– Это мы и разузнаем. Слышите? – Рауль поднял дуло револьвера, как обычный смертный поднимает указательный палец: «Чу!» – Адская машинка замолкла. Наши десперадос уже внутри цитадели.

А затем без всякого перехода Серый коннетабль распахнул дверь кабинета и ворвался внутрь.

Леонид прыгнул следом, запнулся за порог и растянулся перед своей камерой «Патэ». Пронеслась мысль, что виноват на самом деле не порог, это испанец опрокинул его хитрым ударом по ноге. И неспроста – нечто просвистело сверху и ушло в стену. Не так быстро, как пуля, но все же.

А Инквизитор уже скрестил рапиру с «белым лезвием». Полетели искры, как будто в кабинете заработала электрическая дуговая сварка. Рапира мерцала серо-зеленым. Грохнул выстрел, и по полу покатилось тело.

Леонид, приподнявшись, увидел картину намного более поразительную и жестокую, чем даже стрельба из пулемета. Рауль фехтовал одновременно с пятью или шестью противниками. Лиц было не разглядеть, но не благодаря чарам «безликости», как у других налетчиков, – нет, то были всего лишь старомодные маски из ткани, оставляющие снаружи одни глаза. При этом все противники испанца оказались Светлыми. Никто из них не действовал стальным оружием, только «белыми мечами», принявшими форму узких клинков наподобие шпаг.

Рауль при этом стрелял – редко, но метко. Один из нападавших перелетел через стол Градлона, опрокидывая письменный прибор. А первая жертва револьверного огня, упавшая рядом с Александровым, оказалась женщиной.

Тем не менее, кроме Леонида, еще двое Иных в кабинете даже не попытались поучаствовать в схватке. Один из них – Бернар. Он словно превратился в статую, застывшую в какой-то весьма нелепой позе. Взгляд Бернара был устремлен в сторону объектива камеры.

Вторым был пойманный двойник Бриана де Маэ. Он продолжал сидеть на стуле и, казалось, тоже не интересовался боем, напряженно глядя в одну точку. Этот взгляд вызвал у Леонида воспоминание, мелькнувшее в памяти, как разряд молний в плазменной лампе.

Незадолго до открытия выставки, чтобы как-то развеять его тоску после случившегося с Мари, Жан повел Леона в парижское варьете. Там помимо прочего выступал иллюзионист. Не Иной, а самый обыкновенный фокусник. Этот артист освобождался от надетых на руки сразу нескольких пар наручников. Делал он это под наброшенной на плечи накидкой вроде тех, что используют цирюльники.

И взгляд во время манипуляций был такой же сосредоточенный, как сейчас у псевдо-Бриана.

А потом Александров заметил небольшой кулон с красным драгоценным камнем, зажатым у того в руке. Кулон пульсировал, точно маленькое сердце.

– Он хочет выр… – закричал Леонид, но его крик заглушил очередной выстрел Рауля.

Испанец расчетливо прострелил ногу одному из противников. Раненый упал недалеко от стула Бриана, но пленник даже не взглянул на того, продолжая свою невидимую работу.

Соперники кружились в странном танце, чем-то похожем на выступления американской артистки Лои Фуллер, которую парижские газеты сравнивали с мотыльком на сцене. В центре этого танца был дон Рауль, а его визави перемещались, словно многочисленные спутники вокруг планеты.

Испанец наносил удар за ударом, внезапно стреляя с левой руки. Он вроде бы совершенно не прицеливался, но пули часто попадали в мишень, хотя одна все же угодила в кресло, а другая разнесла хрустальный графин. Нападавшие помимо выпущенных прямо из ладони «белых лезвий» использовали и какие-то метательные заряды. Некоторые Рауль ухитрялся отбивать рапирой, от других просто уклонялся, как опытный приверженец бокса – английского ли, французского ли, а может, испанского, если таковой существовал.

На самом деле весь этот фехтовально-стрелковый менуэт занял едва ли с десяток секунд. Уже трое соперников, включая женщину, оказались на полу. Еще двое продолжали схватку с Инквизитором, стремительно превращаясь из атакующих в защищающихся. Вот один предпринял попытку захвата в кварте, но сам едва избежал хитрого финта и вынужден был отступить. Второй оказался на линии выстрела. Однако револьвер лишь красноречиво щелкнул, будто воскликнув: «Я пуст, сеньоры и месье!» Не раздумывая, испанец метнул бесполезный, зато увесистый пистолет в соперника, одновременно ударив его ногой в грудь. Первый сразу же попытался воспользоваться моментом и ударил в спину – но и эта атака обернулась только новым взрывом белоснежных искр.

А сбитый с ног что-то быстро выхватил из руки застреленной женщины и выпрямился.

Леонид не столько увидел, сколько догадался по началу жеста – он тоже будет стрелять.

Александрову нечем было драться. Но неожиданно для самого себя он вскочил, схватил «Патэ» и огрел Светлого треножником-штативом по затылку. Светлый повалился на пол. Из его руки выпал совсем маленький пистолетик, который все-таки успел выстрелить, но вреда никому не нанес.

– Благодарю! – Говоря это, Рауль ловким ударом эфеса нокаутировал последнего из нападавших.

И немедленно, выставив перед собой рапиру, повернулся в сторону лже-Бриана. Леонид шагнул с другой стороны, держа треножник наперевес.

Но было поздно.

Пленник встал со стула.

Кулон в его руке изрядно потускнел. Можно было бы подумать, что в него вделана электрическая лампочка накаливания, теперь же она погасла. Мнимый Бриан убрал магический предмет в карман.

А затем он взял с угла письменного стола Градлона вещицу, на которую ни Рауль, ни Леонид в пылу драки не обратили внимания. Вещица походила на веер или на странноватый кружок из картона. Вернее, сразу же понял Александров, это были несколько кругов из картона, нанизанных на единый стержень. Каждый из них покрывали какие-то символы.

Мнимый Бриан повернул два круга. Леонид понял смысл и этого действия. Догадался о нем и Рауль. Но оба снова опоздали. Инквизитор даже запустил в освобожденного бунтаря полупрозрачный сгусток, явно не суливший ничего хорошего. Но сгусток попал в стену. Бунтарь исчез.

– Ушел, каналья! – процедил фехтовальщик.

На полу стонали раненые.

Леонид уже был свидетелем, как легко другие жертвуют собой, чтобы вызволить Бриана де Маэ… или его двойника.

– Ими займемся позже. – Инквизитор бесцеремонно перешагнул через тело оглушенного Леонидом Светлого, мимоходом бросив вниз такой же сгусток, каким метил в беглеца. Эти жесты он повторил и для других распростертых на полу соперников…

От наметанного взгляда кинематографиста не уклонился и пасс над женщиной.

Александров лишь сейчас додумался посмотреть на нее сумеречным зрением. Аура однозначно указывала, что та была жива. У испанца не поднялась рука застрелить даму, пусть и вооруженную миниатюрным пистолетом. Леонид был уверен, что Рауль точно знал, куда попадет его пуля.

Инквизитор остановился у двери:

– Быстрее, юноша! Вы что, не слышите?!

Испанец распахнул дверь. От рапиры он уже избавился.

За стенами приемной царил шум. Там уже не стреляли – ни из револьверов, ни из пулемета. Но что-то трещало, кто-то кричал, нечто звенело и явно рушилось.

– Бернар! – вдруг спохватился Леонид.

– Он жив и здоров, – бросил Рауль. – Всего лишь «заморозка». Вас они тоже хотели вывести из игры, но я помешал. Сейчас вы ему не поможете, снять заклятие может лишь тот, кто наложил. Их заставят, будьте уверены. А нам пора!

Инквизитор и русский дозорный быстро вышли к импровизированной баррикаде Светлых. В привычном мире за рукотворным завалом теперь прятался один Дидье. Леонид заметил, что другие сантинель, в том числе лондонец Джаксон, ушли в секцию Темных. Вместе с фигурами в серых балахонах они все более плотным кольцом окружали британский павильон.

Там шла драка – и не менее ожесточенная, чем только что выигранная Раулем… условно выигранная.

Над бутафорским мини-Тауэром полыхали мертвенно-бледные молнии. По стенам пробегали светящиеся трещины, мгновенно зарастая. Проломив тонкую деревянную крышу и кувыркаясь в воздухе, вылетело чье-то тело. Описав дугу, оно врезалось в макет Саркофага Времен и сползло на пол. Сползло куда медленнее, чем можно было ожидать, не скорее одинокой капли дождя по оконному стеклу.

В этот момент в зале стало еще многолюднее. Двери распахнулись, и ворвались Инквизиторы. Впереди с проворством хищника двигался Дункель. Следом за ними, отстав всего лишь на пару секунд, шел Градлон со свитой. Опытному взгляду о многом говорило то, в каком положении каждый из них держал пальцы рук. А у Жана переливалась и мерцала целая батарея разных перстней, откуда только достал?

В воротах павильона Тьмы показался Иной. Леонид узнал его даже издали. Это был Артур, глава делегации. Он небрежно отряхивал серый костюм из добротной английской шерсти.

– Готово, – сообщил он окружившим цитадель.

– Прекрасная работа! – раздался голос Мориса.

Великий Инквизитор появился неизвестно откуда. Почему-то не было ощущения, что он вышел из Сумрака. Более всего было похоже на то, что он до поры скрывался и проявил себя, лишь когда опасность миновала.

– Мышеловка захлопнулась, господа. Все мыши – в распоряжении котов, – с усмешкой произнес Артур.

Совиная Голова сделал знак плечистым молодчикам в балахонах и вместе с ними вошел в английский павильон.

– Месье Иные! – объявил Морис. – Акция боевой группы заговорщиков сорвана. Дворец и магическая экспозиция снова под нашим полным контролем. Вам больше ничто не угрожает!

– Требую объяснений! – шагнул вперед Пресветлый коннетабль. – Инквизиция взяла на себя обязательства по защите дворца!

– Объяснений? – вместо Мориса вдруг заговорил Артур. Голос у него был усталый, Темный явно потратил очень много сил. – Господа поклонники террора пытались захватить реликвии Мерлина. Особенно их привлекала эта безделушка.

Жестом фокусника Артур вытащил из воздуха железную корону.

Все Иные вокруг невольно замерли. А Темный небрежно покрутил увесистый обруч на пальце.

– Так удобно верить, что можно все решить одним махом. Всего одним волшебным предметом. Особенно если он называется Венец Всего. Кому как не Иным верить в Светлые сказки. – Артур пристально посмотрел на Градлона. Тот промолчал. – Только правда – жестокая вещь, милорды. Венца Всего не существует. Это миф. Котел Мерлина – он настоящий, да. Однако никакого практического толку в нем нет. Котел и котел. И венец тоже – простая железка. Впрочем, как и любая корона…

Инквизиторы показались из павильона. По двое Серых «борцов» вели заговорщиков. Александров едва не ахнул – их вели в старомодных кандалах, звенящих при каждом шаге. Потом он догадался, что цепи – наверняка лишь материальные носители мощнейших конвойных заклятий. У одного из заговорщиков был странный воротник – словно серый пушистый кот обвился вокруг шеи, только не видать было отдельно ни головы, ни лап, ни хвоста. Еще одного Инквизиторы несли как бревно. Тело даже не сгибалось в сочленениях, хотя один из молодцев Дункеля тащил его, ухватив за голову. Нетрудно было понять, что этот Светлый попал под такие же чары «заморозки», как Бернар.

Тогда Леонид сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он навел камеру на арестованных и начал крутить рукоять.

Света ощутимо не хватало. Но для сумеречной съемки его и не требовалось.

– Ноэль, – вдруг сказал Градлон. – Ноэль Кастелен.

– Мое почтение, Пресветлый, – ответил заговорщик с причудливым воротником. – Жаль, не могу поклониться, как видишь…

Леонид вдруг узнал голос. Он принадлежал Безликому. Тому, кто заточил Мари в химеру и освободил Бриана. А вторым Безликим, похоже, была та «восковая фигура», что волокли Инквизиторы.

– Не думал, что в следующий раз увижу тебя вот таким, – покачал головой Градлон и провел подушечкой большого пальца по трепещущей на виске жилке.

– Смотри внимательнее, Пресветлый. Всего вероятнее, другой раз будет на Трибунале.

– Уведите, – приказал Морис.

Звеня цепями арестованных и подковами на сапогах Инквизиторов, процессия удалилась. Артур, все еще машинально крутя мнимый Венец на пальце, проводил их презрительным взглядом.

Леонид бросил снимать и обратился к Раулю:

– Куда их теперь?

– В подвал, юноша. – Невысокий испанец ухитрился посмотреть на него сверху вниз. – Вы что, плохо читали уложение? Сегодня никто из Иных участников выставки не покинет ее границ. А они, как ни крути, участники. Но оттуда они не вырвутся, могу вас уверить… – Он издал неприятный смешок.

Леониду представились подвалы той, человеческой инквизиции, где томились безвинно заподозренные в колдовстве и с ними же – настоящие мыслители вроде Галилея. Судя по бряцающим кандалам, подвалы своей «родной» Инквизиции, пусть и всего лишь переоборудованные из каких-нибудь дворцовых чуланов, не должны были сильно отличаться.

– Кстати, не поблагодарил вас. Отличный удар! – Рауль указал на ножку аппарата.

– Отличный удар, Завулон, – раздался еще один голос, принадлежащий на сей раз Претемному коннетаблю Парижа.

Возглас сопровождался небольшой вспышкой: тот как раз выходил из портала.

– И блестящая мысль, Вуивр! – заметил Пресветлый коннетабль.

– В чем ирония, Градлон? – осведомился Претемный.

– Должен поздравить! Выдающаяся стратегия. Привезти фальшивый венец Мерлина и распустить невинный слух, что он настоящий. Чья это была идея? Неужели наших английских гостей? Сомневаюсь. Но как удачно! Мышеловка для Светлых в единственный день без Договора.

– Более чем! – процедил Вуивр. – Твое упущение, Пресветлый коннетабль! Именно ты не приструнил Кастелена. Не разыскал его и позволил убивать Темных, в конце концов!

– Твои люди из низших были сыром в этой мышеловке.

– Не забывайся, Пресветлый! – с холодными нотками в голосе проговорил Морис. – Сегодня вам и Темным все разрешено, кроме посягательства на Трокадеро. Но Светлые пошли именно на это! Смеешь отрицать?

– Не смею. Как и то, что весь этот цирк с отменой Договора был нужен для того, чтобы выманить Кастелена. А он купился на реликвии Мерлина!

– Там были и Темные, – напомнил Артур. – Хотя бы эта французская ведьма…

– Селин Леклерк, – уточнил Вуивр. – Давно была на подозрении. Так что Дневной Дозор был в полном праве на эту операцию.

– Противоестественный альянс сил Тьмы и Света против Великого Договора! – повысил голос Морис Французский. – Вот чего нельзя было допустить! Это вина и недосмотр Дозоров. И если бы не вмешательство Инквизиции, неизвестно, чего было бы ожидать!

– Альянс неподкупной Инквизиции с одной из сторон Договора столь же противоестественен, – спокойно заметил Градлон.

– Никаких альянсов не было! – Морис ощутимо распалялся, что выглядело даже странным для его высокого положения. – Вся операция была от начала до конца санкционирована Инквизицией.

– При этом традиционно каштаны из огня вытаскивали чужие руки, – с легкой усмешкой сказал Артур.

– Я бы попросил, Завулон! – Морис гневно посмотрел на него, но англичанин выдержал этот взгляд и даже не убрал выражения иронии.

Он сегодня был героем дня.

– Пресветлый! – вдруг раздался истошный крик.

Слышалось в этом крике что-то птичье.

Расталкивая собравшихся, вперед прорвался Дидье.

– Павильон! – Додо-перевертыш изъяснялся отдельными выкриками, словно только что перекидывался в птицу. – Изумруды!

Леониду хватило и самого последнего слова. Он не стал слушать больше ничего, машинально схватил камеру и бросился к секции Светлых.

Место, где была выставлена друза, уже окружили все, кто мог. Тут оказались и мистер Джаксон, и большинство тех, кто строил баррикаду.

Под стеклянным колпаком рядом с друзой стоял Бриан де Маэ. Или его двойник, ускользнувший от Рауля.

На самом колпаке не было никаких трещин. При взгляде через Сумрак тоже не было заметно ничего странного. Охранные чары, которые должны были бы вызвать иллюминацию не хуже, чем во Дворце электричества, безмолвствовали.

Снаружи в колпак ударили сразу несколько заклинаний. Отскочил со звоном и рассыпался в прах набор ажурных кинжалов, растворилась в небытии пара «огненных шаров». Светлые впопыхах пошли в атаку против наложенных ими же самими защитных сфер – и те выдержали.

Бриан поднял руку – в ней блеснул металл.

Кровь залила кристаллы.

Нож упал на каменный пол, но никто не услышал звона.

Мятежный Иной пошатнулся и начал сползать вниз. Казалось, он еще пытается удержаться за друзу, ладони оставляли на пронзительной зелени темно-красные разводы.

Не сговариваясь, все свидетели посмотрели через Сумрак. Там царила дикая пляска Сил. Колпак существовал и здесь, только он выглядел намного мощнее, с железным каркасом, соединенным большими заклепками. На стекле также не замечалось ни единой трещины. Существовала и друза. А вот кровь вскрывшего себе вены оказалась неестественно светлой. В нее как будто добавили еще какое-то вещество. Красная жидкость сияла и переливалась, как если бы кто-то сумел расплавить рубин.

Сумрак с его вечным голодом на живое и теплое словно впал в состояние ажитации. Из ничего возникали серые клубы тумана, вытягиваясь в длинные рукава, похожие на щупальца спрута. Они тянулись к прозрачному светящемуся колпаку, как никогда теперь похожему на электрическую лампу накаливания, закручивались вокруг него вихрем, струились, проникали под стекло, но Свет прижигал их, заставляя отдергиваться. Прижигал – и одновременно влек. Сумрак равно принимает и его, и Тьму.

Кровь на друзе словно оказалась самостоятельным живым существом, обладающим собственной аурой. Она растекалась по изумрудам вопреки всем законам и земной, и потусторонней физики. А друза впитывала ее точно губка – и через несколько мгновений красного на зеленом не осталось совсем. Только сияние камней изменило свой оттенок.

А затем беззвучная вспышка озарила весь зал Трокадеро, словно некий сумеречный фотограф в один момент растратил полпуда магния.

Стекла колпака посыпались на пол, покрывая тело двойника Бриана. Удивительно, но его кровь не разлилась по полу. Неужели друза вытянула ее всю, как вытягивает обыкновенный голодный вампир?

Вспышка несколько потускнела, но не погасла. Она тоже будто бы зажила своей отдельной жизнью: ослепительный шар, похожий на маленькое солнце, поднялся к самому потолку, задержался там ненадолго – а потом исчез.

Леонид поймал себя на том, что отпустил ручку камеры. Все это время он бессознательно крутил ее, не глядя в объектив. Кинематографист начал побеждать в нем Светлого.

Вокруг зашумели, загомонили, засуетились.

Стеклянный колпак над друзой в человеческом мире попросту исчез, не оставив ни осколка. Все защитные сферы развеялись. Мимо Леонида спешным шагом прошел Градлон, ругаясь сквозь зубы. Александров уловил лишь обрывок его тирады, совершенно понятной через Сумрак, хотя и высказанной на французском языке эпохи Людовика XIII:

– Старый дурак своего…

Под ногами путалась птица додо – помощник главного ученого сантинель, видимо, перекинулся от волнения. Крепких деловитых фигур Инквизиторов становилось все больше и больше.

– Мизерикорд, – сказал над ухом голос дона Рауля.

Фехтовальщик оказался слева. Он будто старался защитить камеру Леонида, которую могли уронить, толкнув в суматохе.

– Простите? – повернул голову Александров.

– Кинжал. Тот, которым он вскрыл себе аорту. Мизерикорд. В прежние времена им наносили удар милосердия.

Леонид еще раз взглянул на друзу.

Градлон склонился над павшим заговорщиком, схватил того за голову, сдавил виски. Леонид сумел по ауре определить, что Бриан или его двойник – кем бы он ни был – еще жив. Как ни странно, потеряв столько крови, он еще дышал. Но жизни в нем сейчас было не больше, чем огня в гаснущей свече.

Руки Градлона окутало мертвенно-голубое сияние.

– Он пытается спасти? – невольно вырвалось у Леонида.

– Совсем нет, юноша, – ответил Рауль. – Он вскрыл ему сознание. Впрочем, с такой раной выжил бы только оборотень. Светлый не способен.

Аура заговорщика померкла окончательно.