Глава 20
Последующие два дня пролетели в одно мгновение. Пока гости отдыхали с дороги и проходили углубленную диагностику, в кабинете Павлова мы уже, наверное, в сотый раз, оговаривали ход предстоящей беседы с великим князем. Мы – это наша великолепная тройка попаданцев, ротмистр Воронцов, доктор Голубев и прибывший в качестве артиллерии особой мощности резерва главного командования дивизионный благочинный отец Александр. Правда, перед этим была проведена еще одна блиц-встреча, на которой его высоко- и просто превосходительство, старательно пряча улыбки, «покаялись» в своем розыгрыше и торжественно поклялись впредь согласовывать со мной свои планы, за что были милостиво мною прощены не отходя от… кофейного столика в кабинете.
Определенные наработки по ходу разговора уже были. За основу решили использовать моё раскрытие, которое было сопряжено с использованием святой воды в качестве тестирования тогда еще прапорщика Гурова на предмет возможной связи с нечистой силой. Но помимо апелляции к высшим силам в качестве убойных аргументов решили использовать малоизвестные факты из жизни семьи Романовых конца девятнадцатого – начала двадцатого века, которые удалось вспомнить общими усилиями.
И здесь полностью реабилитировались за свое хулиганство и внесли неоценимый вклад ефрейтор Александров и майор Тимин. Первый, играя когда-то в «Что? Где? Когда?» и обладая отменной памятью, помнил массу исторических фактов из различных источников, начиная от «СПИД-инфо» и заканчивая энциклопедией «Британика». А Тесла, обладая большим жизненным опытом и кругозором, с детства увлекался романами Валентина Пикуля, а начиная с проклинаемого периода «гласности» и до конца девяностых проштудировал, что называется «с карандашом», мемуары великой княгини Ольги Александровны и иных членов семьи Романовых и их близкого окружения. Вначале эти два знатока составили список интересных и даже, говоря современным языком, очень личных фактов, имеющих отношение к Михаилу Александровичу, а затем генерал Келлер, несколько лет бывший в свите его императорского величества и знавший придворный мир с изнанки, и ротмистр Воронцов, имеющий допуск к информации, поступавшей по линии жандармского корпуса, попытались, используя метод бритвы Оккама, оставить в нем только ту информацию, которую можно было объяснить исключительно послезнанием. Определенную лепту внес и доктор Голубев, ибо в академических и врачебных кругах постоянно циркулирует целое море сплетен и слухов – в особенности о высокопоставленных особах.
Наконец все было готово к решающему разговору. За это время Михаил Александрович успел поверить в возможности Института и даже пройти несколько лечебных процедур, которые несколько улучшили его состояние здоровья. В общем, говоря словами опять-таки одного гайдаевского героя: «Клиент созрел».
Оставалась одна маленькая деталь – необходимость нейтрализовать излишне любопытных спутников великого князя, в особенности – ординарца. Но и здесь наш академик оказался на высоте. Найдя у господ Врангеля и Суконтона массу недугов, с которыми может справиться исключительно такой специфический раздел медицины, как винотерапия, он организовал им выдачу «препаратов» за счет заведения и без какого-либо ограничения. Оба барона с увлечением отдались процессу выздоровления и посвящали этим процедурам практически все светлое время суток, иногда даже прихватывая и поздние вечерки.
Сегодня днем генерал Келлер, квартировавший рядом с великим князем, подтвердил, что необходимость открытого разговора назрела. Михаил Александрович, который отличался острым умом и длительное время жил в Европе, был поражен тем, что увидел и прочувствовал, и поэтому по вечерам стал задавать массу вопросов. Да и ко мне, как к спасителю его племянницы и боевому офицеру, захватившему в плен германского генерала, о котором ходило достаточно много слухов, у великого князя возник устойчивый интерес.
– Итак, господа, решающую встречу назначаем на завтрашний вечер. Федор Артурович, я прошу вас передать великому князю приглашение от «капитана Немо», – Павлов на время пребывания в Институте присвоил мне знаменитый псевдоним, – на вечернее чаепитие и очень важную для всех нас беседу. Михаил Николаевич, голубчик, за вами – медицинское обеспечение завтрашней встречи. Шок от предсказания будущего может иметь непредсказуемые последствия – от депрессии до агрессии. Несмотря на мое личное неприятие алкоголя, некоторая толика шустовского под рукой была бы очень кстати. Коньяк ведь, как пишут в газетах, успокаивает нервную систему и расширяет сосуды. Хотя в нашем случае, учитывая наличие у вашего августейшего тезки язвы желудка, вариант со спиртным отпадает. В общем, не мне вас учить, подготовьте «тревожный саквояж» и держите его наготове… Перед началом серьезного разговора продемонстрируем нашему гостю несколько новых кинороликов…
Хотя подготовка к обработке великого князя велась уже несколько дней, но, как всегда, хронически не хватало еще парочки часов. И, естественно, когда встал вопрос, кого же назначить «дежурным пожарным», ответственным за «закрытие внезапно открывшихся проблем», кандидатура была найдена быстро и в единственном числе – штабс-капитан Гуров. А уважаемый нобелевский лауреат, подсевший в последнее время на цитаты из отечественной киноклассики, с ехидной ухмылочкой даже подвел под это некое материалистическое обоснование:
– Я понимаю, милейший Денис Анатольевич, что вам придется нелегко, но, во-первых, вас же двое: Гуров и Томский… – далее командным голосом в ответ на мою попытку возразить, – а, во-вторых, вы забываетесь, юноша! Я старше вас по званию и, в конце концов, по возрасту!
Группенфюрер Мюллер нашелся, блин! Осталось только мне в Штирлица переквалифицироваться…
Одну из самых больших комнат в офисе Павлова переоборудовали в своеобразный кинозал, в который из экспериментальной лаборатории перевезли два варианта киноустановок для просмотра цветных озвученных фильмов. Одна из них выглядела как достаточно футуристическая помесь патефона с кинопроектором, имеющими привод от электродвигателя, а вот при виде второй у меня отвисла челюсть и возникло чувство нового провала во времени, но на этот раз в собственное детство…
Однажды, после очередного требования матери «немедленно и безоговорочно разобрать залежи старого хлама, который занимает антресоли», пришлось капитулировать и приняться за проведение археологических раскопок, совмещенных с промышленным альпинизмом. В результате на белый свет – после антикварной кинокамеры «Лантан» и монтажного столика для восьмимиллиметровой кинопленки – были извлечены кинопроектор «Луч-2», магнитофон «Дайна», кулёк, набитый катушками с плёнкой, и, наконец, синхронизатор. При попытке вытереть пыль кулёк не выдержал и порвался. Дальше работа прекратилась сама собой, ибо среди выпавших бобин с кино- и магнитофонными плёнками были две с надписью: «Лесной фестиваль – 77». Тогда я впервые увидел своего отца…
А весь остаток дня субботы был посвящен просмотрам старых записей выпускного вечера мамы, студенческих капустников и даже сцены моего торжественного выноса из роддома, перевязанного почему-то голубой лентой крест-накрест, как Андреевский флаг. Отечественная техника не подвела, музыка и реплики великолепно накладывались на изображение. И последующие несколько лет игра в кинотеатр стала моим любимым развлечением и безотказным рычагом воздействия со стороны матери в случае появления нежелательных записей в дневнике… Так вот, вторая киноустановка чем-то напоминала все вышеперечисленное из моего домашнего кинотеатра, но превосходила размерами примерно настолько же, насколько тираннозавр превосходит кенгуру…
В этот момент приходится отбросить личную романтику и приготовиться к разговору, потому как в помещение заходят главные действующие лица – великий князь, академик Павлов и генерал Келлер. Ну-с, начнем!..
– Вот, Михаил Александрович, это, в некотором роде, наш местный аналог кинематографа «Пикадилли». Но, как сейчас сможете убедиться лично, мы его во многом превосходим. Прошу вас, господа, занять места для просмотра.
Через минуту на экране возникает цветная панорама древнего Господина Великого Новгорода, фигура князя Александра Невского, прохаживающегося по ступеням храма, и звучат заветные слова: «Идите и скажите всем в чужих краях, что Русь жива. Пусть без страха жалуют к нам в гости. Но если кто с мечом к нам войдёт – от меча и погибнет. На том стоит и стоять будет Русская земля!»
Все это кинодействие длится менее двух минут, но на великого князя оно производит очень сильное впечатление.
– Иван Петрович, в Англии мне показывали, как забавный курьез, цветную копию «Путешествия на Луну», но звук… Вероятно, вы используете грампластинку?
– Совершенно верно, Михаил Александрович. Использование электропривода для патефона и кинопроектора позволяет до известных пределов улучшить синхронизацию звука и изображения, но, увы, продолжительность звучания пластинки – не более трех минут. Что же касаемо цвета, то мы не раскрашиваем каждый кадр вручную, а пользуемся методиками Херберта Калмуса и наработками Прокудина-Горского. Я не сомневаюсь, что вам хорошо знакомы его труды по увековечиванию на цветных фотографиях всех красот и достопримечательностей России, которые он совершил с личного одобрения государя-императора. А теперь извольте обратить внимание на установку номер два.
Через мгновение на экране появляются кадры с мощной фигурой Петра I. И с экрана из его уст звучит обращение к войскам перед Полтавской баталией: «Воины! Вот пришёл час, который решит судьбу Отечества! И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру и церковь! Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали! Имейте в сражении пред очами вашими правду и Бога, поборающего по вас! А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего!»
Причем опять-таки цветное изображение было звуковым и абсолютно не слышалось ничего характерного, сопровождающего работу патефона.
Наш августейший гость был поражен. Когда свет снова зажегся, он подошел к аппарату и после внимательного осмотра потребовал объяснений. Естественно, что в качестве лектора выступил опять Павлов. Судя по всему, ему очень понравилась роль капитана Немо, просвещающего наивного профессора Аронакса.
– Видите ли, Михаил Александрович, во втором случае мы использовали в качестве носителя звуковой информации не граммофонную пластинку, а гибкую целлулоидную ленту, покрытую очень мелкими стальными опилками при помощи столярного клея. А в целом, этот аппарат является развитием телеграфона Поульсена. Кстати, еще в одна тысяча девятисотом году он записал на стальную проволоку несколько слов, сказанных императором Австро-Венгрии Францем-Иосифом. Ваше императорское высочество, не желаете ли стать вторым в истории августейшим лицом, чей голос сохранится на века?
Естественно, что Михаил Александрович был польщён и не смог отказаться от этого предложения. В предложенный ему микрофон он чётко и с расстановкой произнес: «Находясь в Институте академика Ивана Петровича Павлова, я, генерал-адъютант и великий князь Михаил Романов, поражен теми чудесами, которые способна творить наука государства Российского». Через пару минут его слова прозвучали в тишине «кинозала», затем некоторую паузу вновь прервал Павлов:
– К сожалению, вариант с магнитофоном, так мы предварительно окрестили сей аппарат, пока малопригоден к работе вне лабораторных стен. А вот короткие киносюжеты, подобные сцене с Александром Невским, или песня, исполненная известным певцом, например Шаляпиным, снабженные граммофонной пластинкой, вполне можно показывать везде, где есть электричество, ибо ручной привод не способен обеспечить необходимую синхронность… А теперь, Михаил Александрович, милости прошу попить чайку. Долгой беседе чай не помеха.
В «чайной комнате» уже сидели врач и отец Александр. Великий князь, который во время медосмотров уже успел познакомиться с Михаилом Николаевичем, поприветствовал его кивком головы и подошел к батюшке за благословением.
Чай, а также сопутствующие ему вкусняшки оказались очень кстати. Разговор от новаций технических плавно перетёк к новинкам книжным вообще и к романам фантастов в частности, в которых авторы смогли предсказать будущее. Великий князь, проживший в Британии несколько лет и имевший английское воспитание, вполне комплиментарно отозвался о книгах Уэллса.
– Знаете, господа, насколько проницателен этот писатель. В книгах «Война миров» и «Война в воздухе» он предсказал применение отравляющих веществ и летательных аппаратов. Всё то, с чем мы столкнулись на передовой.
– Вы правы, Михаил Александрович, остаётся только надеяться, что его мрачные прогнозы в романе «Освобожденный мир» о создании чудовищной бомбы так и останутся на бумаге. Но случается и иное, даже гений великого писателя не всегда способен уследить за причудами технического прогресса. Сам Жюль Верн после выхода в свет книги «Двадцать тысяч лье под водой» был в отчаянии от того, что у капитана Немо не было торпеды, которую в реальности уже испытали, и пытался сжечь весь тираж. Так и Уэллс, с его «Машиной времени»… Не всегда всё решается бездушным механизмом, но, напротив, очень часто – вмешательством свыше…
Позвольте, Михаил Александрович, задать вам неожиданный вопрос: а что бы вы стали делать, если каким-то чудом перенеслись в Порт-Артур за день до вероломного нападения японцев, но не в ипостаси великого князя, брата императора и на тот момент – наследника престола, а простым поручиком?
Великий князь, не ожидавший подобного поворота разговора, носившего до этого чисто умозрительный характер, ненадолго задумывается и решительно заявляет:
– Я бы выполнил долг русского офицера, поднял тревогу или обратился лично, например, к наместнику Алексееву.
– И оказались бы или под арестом, или в смирительной рубашке, – уверенно ответствует Павлов, – надеюсь, вы помните печальную судьбу Кассандры? Так у неё было значительно больше времени, да еще и статус царской дочки. А если я вас не убедил, то давайте проведём небольшой эксперимент… Но для его чистоты мне потребуется помощь присутствующих здесь отца Александра, доктора Голубева, генерала Келлера, а также нашего геройского штабс-капитана… Прошу вас, коллега, приступайте, – с этими словами Павлов жестом руки предлагает вступить в разговор Михаилу Николаевичу.
– Господа… – несколько волнуясь, начинает доктор, – я по роду своей профессиональной деятельности длительное время занимаюсь изучением и лечением различных психических расстройств. В разное время штабс-капитан Гуров-Томский и генерал Келлер после ранений проходили лечение под моим наблюдением. Могу сказать однозначно – они не страдают никакими душевными недугами. А работая под руководством Ивана Петровича, я бы непременно заметил у него психическое расстройство, если бы оно, конечно, существовало… В общем, я свидетельствую, как врач, что все трое не страдают никаким расстройством психики и находятся в трезвом уме и твердой памяти… Прошу, вас, отец Александр, продолжайте…
Батюшка, демонстративно не замечая недоуменного выражения лица великого князя, читает короткую молитву и окропляет присутствующих святой водой, после чего выносит свой вердикт:
– Я, дивизионный благочинный отец Александр заявляю, что присутствующие здесь лица не являются колдунами и не обуяны бесами…
Федор Артурович, встав из-за стола, выпрямляется в свой двухметровый рост и, сняв узорчатое покрывало, скрывавшее на столе, как выяснилось, его шашку, кладет правую руку на лезвие и торжественно заявляет:
– Ваше императорское высочество! Я, генерал-лейтенант граф Келлер, на этом клинке клянусь: всё, что вы сейчас услышите, правда и только правда, и присутствующие здесь желают только одного – спасти Россию и царствующую династию от страшной судьбы, которая ей уготована врагами внешними и внутренними!
Михаил Александрович, автоматически поднявшись в ответ на столь торжественное заявление, растерянно переводит взгляд с одного лица на другое и, наконец, буквально выдавливает из себя вопрос:
– Господа, может быть, кто-нибудь объяснит, что означает сия прелюдия?
– Сейчас, вы всё узнаете, ваше императорское высочество, – произносит Иван Петрович, успокаивающе подняв руку. – Но, прежде чем начать этот очень непростой разговор, нам было необходимо вас убедить, что присутствующие здесь в своем уме, не являются революционерами или вражескими агентами, пытающимися обманом втянуть вас в свои игры, и не одержимы нечистым… А теперь слово штабс-капитану Гурову, тем более что вам, Денис Анатольевич, уже приходилось об этом говорить…
Отступать нельзя, встаю, откашливаюсь и уже в который раз начинаю свою исповедь:
– Я, Журов Денис Анатольевич, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Старший лейтенант Военно-космических сил Российской Федерации…
Михаил Александрович не просто ошарашен, он производит впечатление боксера, отправленного в нокдаун. А когда начинает трясти головой, пытаясь прийти в себя, сходство лишь усиливается. Но настоящий нокаут еще впереди. Павлов и Келлер буквально добивают великого князя, поочередно назвав тех, кто перенесся в их тела из XXI века, а затем, не останавливаясь, очень кратко и безжалостно излагают будущую историю России, все те неслыханные беды, которые ожидают империю и царскую семью в самом недалёком будущем.
Великий князь сидит, сжав голову руками, как будто боясь, что её разорвет на части, и подобно сомнамбуле повторяет одни и те же слова: «Не верю, не верю, ни единому слову не верю…» Затем вскакивает с места и пытается выбежать из комнаты. Но попытка бегства пресекается генералом Келлером. Он встает на пути Михаила Александровича, держа шашку за клинок рукоятью от себя, и очень почтительно, но с решительностью в голосе медленно, с паузами после каждого слова, произносит:
– Ваше императорское высочество, прежде чем выйти отсюда, я прошу вас дослушать до конца. В противном случае – зарубите меня моим же клинком, на котором я принес вам клятву!
А вот это явно не по сценарию! Опять эти верноподданнические завихрения у его превосходительства берут вверх над разумом. В те несколько секунд, пока рука великого князя застыла у эфеса, группируюсь, оценивая свои шансы на работу против клинкового оружия, в случае, если ситуация окончательно выйдет из-под контроля. В конце концов, мне Келлер в сто раз дороже, чем все великие князья, вместе взятые!..
Внутренняя борьба между эмоциями, готовыми буквально взорваться, и фронтовой закалкой и волей боевого офицера, привыкшего с шашкой наголо мчаться на атакующие цепи и захлебывающиеся огнем пулеметы, длилась еще мгновение. Затем Михаил Александрович делает шаг назад и нехотя возвращается на своё место.
Доктор Голубев уже наготове. Буквально из ничего перед великим князем появляется стакан, наполненный жидкостью, издающей легкий аромат трав.
– Прошу, вас, голубчик, выпейте. Вам сразу станет легче, ведь в этом нектаре заключены все силы природы. И никакого спирта. Этому рецепту сотни лет… – доктор говорит, говорит, говорит…
Это особый врачебный язык, когда важнее не сами слова, а интонация, с которыми они произносятся. Владеет им далеко не каждый медик, а лишь тот, кто действительно достоин именоваться Целителем.
Произносимые им слова, подобно невидимому покрывалу, окутывают великого князя, становясь непроницаемой броней против любого недуга или беды. Не задумываясь, он залпом, по-гусарски, осушает стакан и откидывается на спинку кресла, а еще через минуту засыпает.
Оба наших медикуса с облегчением вздыхают, а генерал наконец-то кладет свою шашку на стол.
Иван Петрович на правах аксакала показывает ему кулак и, обведя всех взглядом, подытоживает:
– Ну что ж, начало положено. Самое трудное сказано и пройдено, хотя всё держалось буквально на волоске. И вы еще, Федор Артурович, с шашкой наголо. Лаврам Фемистокла изволите завидовать? Так булатный клинок – это не палка, а великий князь – фехтовальщик не из последних. В общем, так… Михаил Николаевич, мне – стаканчик вашего эликсира, а всем остальным – шустовского, сколько сочтёте нужным. Михаила Александровича уложим почивать здесь же, на диване. Двух санитаров из числа самых проверенных – дежурить на всю ночь. Сами ночуем по соседству. Утром, на свежую голову, продолжим…
Ну, дай-то бог! Сейчас пару рюмок коньяку, выкурить папиросу и спать…
