Глава 20
Полутемный коридор закончился широким помещением с рифлеными металлическими стенами, крашенными в ядовито-синий цвет. Бетонный пол был весь исчерчен глубокими царапинами. В углу впритык к стене – затянутая в сетку шахта грузового лифта.
Рядом с лифтом стоял электропогрузчик, вилы подъемного механизма, замершие в верхнем положении, делали его похожим на приготовившееся к атаке насекомое. Мятая пластина двери пожарного выхода еле держалась на одной погнутой петле: сквозь проем в зал затекал конус красного света и тянуло гарью и порохом.
– Слушай, Ужас, а где все люди? – осторожно спросила Полина.
– Сдается мне, из людей тут остались только мы с тобой да Кот.
– А нам туда? – спросила она, указав на выход.
– Не передумала?
Полина передвинула автомат под руку и слегка подтолкнула меня локтем:
– Пошли, чего ждать?
Колодец пожарной лестницы был вырублен прямо в скале, грубо выровненные стены хранили следы инструмента. Стальные блоки пролетов крепились на толстых трубах, вбитых в породу. На камне напротив выхода красной краской была от руки выведена цифра 4.
Проход оказался довольно узким, едва разминутся два человека. Красные лампы без плафонов крепились прямо к поручням, как новогодние гирлянды.
Мы спустились до цифры 5 – перфорированные ступеньки, поскрипывая, прогибались под нашим весом – потом еще четыре пролета, и вот он, минус шестой. Здесь лестница заканчивалась.
Дверь на этаж, по традиции, была выбита. А за ней темнота: скудного лестничного освещения хватало только на то, чтобы выхватить из мрака пару квадратных метров серого линолеума.
Запах гари здесь уже можно было охарактеризовать как нестерпимую вонь. Из-под дверного косяка вверх даже тянулся тоненький черный ручеек дыма. Я остановился, и Полина тоже встала, слегка ткнув меня стволом в спину. Со стороны, наверное, может показаться, что она ведет меня под конвоем…
– Хорошо, что тут темно, – обернулся я к ней.
– Почему?
– Меньше увидишь. Нам надо пройти по коридору до седьмой лаборатории, потом будет выход на другую лестницу.
– Ты что, здесь был? – удивилась Полина.
– Умозрительно, – подвернулось подходящее слово. – Держись за меня. И лучше закрой глаза.
Я шагнул в темный коридор, почувствовав, как повторившая движение Полина крепко вцепилась свободной рукой в мою куртку. Под ногами захрустели разбитые потолочные панели: практически все они были сброшены на пол, сверху остался один металлический каркас, за которым просматривались перепутанные кишки труб и воздуховодов.
Зрение привыкло к темноте, и я разглядел на штукатурке многочисленные пулевые отметины. Слева в стене внезапно открылся черный проем – вход в одну из лабораторий. Груда белых осколков – все, что осталось от бронестекла двери. Вонь горелой проводки перебивалась здесь сладковато-кислым запахом физраствора.
Я не удержался, заглянул внутрь: в глубине помещения еле тлела зеленоватой подсветкой трехметровая прозрачная колба автоклава. Полина что-то пискнула: в жидкости плавал эмбрион размером с крупную собаку. Мощные когтистые ноги, две почти человеческие руки и огромная голова, чем-то напоминающая голову павиана, – химера.
Я дернул девушку дальше, пока она не заметила у порога армейский сапог с торчащим из шнурованного голенища обломком кости.
Мы снова пошли по коридору, спотыкаясь о мусор. Кое-где пол был залит кровью, но пока еще довольно скудно. Понятно: попытались локализовать угрозу, но основная задача – держать оборону минус девятого уровня.
По мере движения дышать становилось все труднее. Вентиляция не работала, и гарь, смешанная с испарениями разбитых реактивов, висела в воздухе почти осязаемо. Глаза щипало, из горла рвался кашель.
– Далеко еще? – просипела Полина. – Так ведь и не дойдем, угорим.
– Сейчас попроще будет.
Сквозь слезы я заметил, что впереди обозначился красный световой прямоугольник – конец коридора. Мы ускорили шаг и почти на ощупь выбрались в широкий зал, освещенный несколькими аварийными лампами под высоким потолком. Из багрового полумрака сверху тихо сыпалась водяная пыль: система пожаротушения работала на последнем издыхании. Я подставил горящее лицо под брызги – помогло. Полина последовала моему примеру, умылась ладонями, протерла глаза и осмотрелась. А потом завизжала во весь голос.
Всегда считал, что антураж в фильмах ужасов – жесткое издевательство над здравым смыслом. Но теперь вынужден был признать, что декораторы Голливуда прекрасно разбирались в вопросе, даже с кровавыми кляксами на стенах угадали. Правда, в этом адском освещении кровь выглядела почти черной.
Полукруглое помещение с рядами кресел и большим полотном экрана на стене до недавнего времени служило чем-то типа зала для презентаций. Сейчас вся мебель была переломана и валялась на полу вперемешку с человеческими телами. Запах стоял соответствующий – как на бойне. И я, признаться, предпочел бы ему ту горелую смесь из коридора.
Прямо перед нами распластался боец с распоротым животом и оторванной нижней челюстью, именно его и заметила Полина, когда промыла глаза. А дальше лежали еще двое… или один, разорванный пополам. Рядом с ними из-под расщепленной столешницы торчала бледно-розовая когтистая лапа. Неужели умудрились завалить? Хотя, судя по отсутствию волосяного покрова, Медбрат освободил и недосформированных особей, с этими, конечно, разобраться проще. Дальше виднелись еще трупы, но уже нечетко… Человек двадцать тут полегло. А со стороны Медбрата всего одна химера и два Сторожа. Но эти-то, скорее всего, скоро очухаются – добить их не успели, отступили. Так, а тут у нас что…
Я отвесил Полине подзатыльник – и она резко оборвала визг, как будто рубильник опустила. Сама виновата, надо было зажмуриться, как я велел. Но ругаться не стал – девушку и без того жалко: стоит, обронив автомат, с прижатыми ко рту кулаками. Терпи, недолго уже.
Покрутив головой, как детектором, обнаружил, что привлекло внимание. У самой стены за перевернутым креслом виднелись ноги. И я чувствовал, что хозяин ног еще жив.
– Стой здесь! – приказал Полине.
Лавируя между телами и обломками мебели, подошел, откинул кресло и обнаружил человека в залитом кровью камуфляже. Бледное лицо перекрывал кровоподтек на всю щеку. Я узнал его – Сашка Волынский из второй роты. Несмотря на внешний вид, ничего серьезного: порезы, два перелома – жить будет.
– Санек, где Прапор!
Боль – вот единственное, что горело в его сознании. И я схватил его ладонями за голову, вытянул, убрал, распутал этот горящий клубок. Взгляд солдата приобрел осмысленность.
– Где Прапор, Воля?
– Убили Прапора.
От неожиданности отпустил руки, и голова бойца стукнулась об пол. Он вскрикнул резко, как пролаял.
– Когда? – спросил, нависнув впритык.
– Позавчера! – испуганно доложил Санек. – В пионерлагере!
Та-а-ак… А ты, старый усатый хрен, ко всем своим достоинствам еще и мертвый!
– Не хотел тебя огорчать, – снова возник в мозгу Прапор.
Теперь четко обозначилось пространство, в котором он находился. Гротескно изломанные «каменные» стены, бетонный пол, большая искусственная глыба с деревянными лавочками по периметру – это же пещера террариума в нашем зоопарке, куда я ходил в детстве. Прапор, сидящий на лавочке, развел руками: типа, извини.
– Сволочь ты, – сообщил я Прапору.
Впрочем, без особых эмоций: он всегда был сволочью, сволочью остался и после смерти. Чему тут удивляться-то?
– На что не пойдешь ради великой цели, – сказал Прапор.
– А ребят своих против химер ты тоже ради цели отправил?
– Ну прежде всего я их не отправлял. Это уже без меня сработали. Но если бы не они, Медбрат бы вас с собой не взял. А так он решил, что лишняя охрана лишней не будет. Тем более, проверенная в боях. Так что да – цель вполне оправданная.
– Положить двести человек ради этого? Лихо.
– Количество не имеет значения, – отмахнулся Прапор. – Если он дойдет, он все равно их уничтожит. И не только их. Всех, у кого нелады с нейрофоном. Тебя, кстати, тоже.
– Слушай, Прапор, – спохватился я. – А если серьезно: чего он хочет? Неужели ему правда кажется, что вот сейчас он войдет в контакт с артефактом и тот сделает его богом?
– Формально так и произойдет, – уточнил Прапор. – В целом же ситуация мне видится так. Ты ведь знаешь, что артефакт постоянно движется вверх? Сейчас он уже практически на поверхности. То есть, как ты правильно подобрал слово, созрел. И мы, люди, тоже созрели. Система на основе нейрофонов в определенном смысле слова – финал эволюции. Точка, после которой должен произойти качественный скачок. Кристалл создал жизнь, и эта жизнь самоорганизовалась в систему, способную взаимодействовать с ним на равных. Мы считаем, что в этом и состояла изначальная цель. Ваш Медбрат сейчас метит на роль оператора системы. Но мы тут посоветовались и решили: персонаж не подходящий.
– Кто это мы? – опять уточнил я.
– Давай назовем нас «Обществом друзей артефакта», так нормально будет?
– А сами чего не хотите вместо него?
– Кандидат в операторы должен обладать выдающимися экстрасенсорными способностями. В той или иной степени ими обладаем все мы. Но ты – персонаж уникальный.
– Уверен?
– Ну… более подходящих искать некогда. Видишь ли, люди внепланово раскопали артефакт. Без этого у нас еще лет пятьдесят в запасе было бы. А так получилось то, что получилось. И выбор сейчас невелик: либо ты, либо вот этот «божок».
– А я, может быть, не хочу.
– А кто тебя спрашивает?
– Сейчас развернусь и уйду! – пригрозил я.
Прапор хитро подмигнул. Старая сволочь. С Медбратом он, конечно, накосячил, но все остальное, надо признать, разыграл четко. Я пристально посмотрел на него, если можно так сказать о человеке, чей образ находится целиком в моей голове. Уйти? Это, пожалуй, единственное, что недоступно мне на этой земле… Ну бывай тогда, товарищ Прапор.
– Вперед и вниз! – ответил он.
И снова я осознал себя в разбитом, заваленном трупами зале. Оставленный без присмотра боец отключился. Полина, закрыв лицо ладонями, стояла там, где я ее оставил. Сколько, интересно, я отсутствовал? Чуть больше минуты – сеющаяся сверху водяная пыль даже не успела толком промочить волосы. Ну что, продолжаем?
Я вернулся к Полине, отвел в стороны ее ладони:
– Ты как?
– Хреново!
Распухшие то ли от дыма, то ли от слез глаза, трясущиеся губы – вижу, что хреново. Сама напросилась. Я дернул ее следом за собой, она уперлась на секунду: наклонилась, чтобы поднять автомат. Неразумно: против тварей и с гранатометом шансов практически нет. А в Медбрата, скорее всего, стрелять придется не тебе…
Сквозь завалы мы пробрались к одному из выходов. Уходящий к лестнице коридор был разбит до такой степени, что больше напоминал штольню: ни одной ровной поверхности не считая пола: по бетонному основанию, густо политому кровью, будто кто-то прошелся гигантской метлой, разметав весь мусор к стенам. Очень хорошо, а то девушка после прохода через зал и без того на грани нервного срыва. Я взял ее за руку и почувствовал, что ошибся в оценке ее состояния: Полина уже почти пришла в себя… Потому что увиденное позволило ей до конца осознать и прочувствовать финал этой истории. Ну что ж, милая, в добрый путь.
Коридор оказался достаточно коротким, мы быстро достигли развилки. Видно, конечно, ничего не было, но я ориентировался на ощупь. Налево – к центральной технологической шахте, ведущей прямо к артефакту. Там, боюсь, после отгремевших боев и не пройти. Медбрат должен был рассуждать так же…
И поэтому я повел Полину в правый коридор. Да, все верно: вскоре впереди показался светлый проем еще одной пожарной лестницы.
У выхода остановились, жмурясь от непривычно яркого света. Я хотел высвободить руку, но Полина держала очень крепко.
– Нет уж, – сказала она. – Не пущу. Боюсь потеряться.
– Тут уже не заблудишься, – пошутил я.
– А жаль…
