Глава 14
Резко дернувшись, испуганно схватился за кобуру и только потом проснулся.
Берег озера. Небольшая волна плескалась о каменистый берег прямо у моих ног. Замерзших ног, надо заметить! Потому что бушлата, которым я был накрыт, хватало только до колен. И вообще где это я?
Осмотрелся, приподнявшись на локте. Над серой поверхностью воды клубился густой туман. Ни противоположного берега, ни неба – туман был настолько плотным, что в нем потерялась даже верхушка сосны, под которой я лежал. Крутой, обсаженный деревьями склон уходил наверх. Где-то там в гуще сырой непроглядной взвеси должны были прятаться одноэтажные фанерные избушки, хранившие следы былого цветового разнообразия. Ну да, ну да… Вспомнил.
Я лежал на мягкой хвойной подстилке между бугристыми щупальцами корней. Рядом, прислоненная к стволу, располагалась бутылка пива. Вот это в самый раз! Спасибо, Врач.
Открыл, сделал внушительный глоток и замер, прислушиваясь к ощущениям: бурливая жидкость, толкаясь и шипя, потекла по иссушенному пищеводу. Икнул, закурил. Итак, что имеем вспомнить из вчерашнего?
Да… Пьянка эта, конечно, была, можно сказать, и лишняя. Интересно, как мы теперь с Полиной? Впрочем, я тут не виноват: просто напомнил про ее собственное предложение, озвученное на крыше, а дальше уже сама проявила инициативу. Пить меньше надо…
Но повод все-таки был. И ребят помянуть, и за то, что сами выбрались. Снова прокрутил в памяти события прошлой ночи, но сегодня они не вызвали таких эмоций, то ли все как-то улеглось уже, то ли похмелье притупило остроту восприятия. Ребят Полининых я знать не знал. А вот Мини жалко. Блин! Все-таки проняло: всплыло сообщение Медбрата о том, что с ним сделали.
Снова отпил пива, помянул. И сплюнул, вспомнив, какую подлянку нам закинул Кот. Ладно меня взорвать, я им никто, и даже хуже: из-за меня их базу разнесли. Но Полина, она ведь ему не просто так, я же видел, как он на нее смотрит. Сука – одно слово…
А туман плыл и плыл, и не было просвета ни справа, ни слева. И тишина стояла, только похрустывали от сырости ветки, да еле слышно копошилась волна под берегом.
Где-то читал, что у разведчиков была такая штуковина: в зубной коронке пряталась капсула с цианидом. Надо будет о чем-то подобном подумать. На случай, если живым к ним попадусь. Нейрофон на меня, конечно, не поставишь, но, возможно, у них как раз возникнет профессиональный интерес: почему это не поставишь? Так что яд бы не помешал, учитывая, что бегать нам осталось недолго. Элементарная логика подсказывает именно такой исход событий. Причем исход скорый.
Мысль эта тоже не зацепила. Видимо, похмелье действительно отбивает мнительность. С другой стороны, что тут биться в истерике: чему быть, того не миновать. А умрем все.
Вчера мы с Полиной, как пришли в себя после приземления… Ну ладно, она отработала нормально, это мне пришлось приходить в себя. Потому что, вынырнув из облаков, внезапно обнаружил, что несусь прямо на памятник конному мужику. Мужик оказался непрост: в поднятой руке держал саблю, и все шло к тому, что об саблю эту я вот-вот вспорю себе брюхо. Сделал «подушку», крутануло так, что в глазах потемнело, а потом снова потемнело – уже от боли в ноге. Показалось даже, что оторвал. С испугу дернулся проверять. И вовремя: на том месте, где только что была голова, со звоном затанцевал золоченый клинок. Обломал, значит, мужику всю его саблю. И поделом.
В себя приходить времени не было. На том берегу вовсю грохотало, сверкали всполохи: за месивом непогоды ничего не разглядишь, но чувствовалось – шухер знатный. Кое-как доковыляли до машины. Совсем рядом уже завывали сирены. С некоторых пор к сиренам нам не привыкать. Однако же дороги могут и перекрыть.
Дернулись на базу… Дух перевести требовалось. Хрен там. Не успели выехать на Кутузовский – приказ: сворачивать, база спешно эвакуируется. И Полина свернула в область.
Через Боровское шоссе, потом выезд на Киевку. Знакомые места. Даже разглядел свой дом. Сказать точнее, свой бывший дом. Вряд ли при таких раскладах доведется туда вернуться…
Помчались по пустой трассе. Ни машин, ни фонарей. Как в песне: «Вдоль дороги лес густой с бабами ягами…». Полина кратко пояснила, что есть у них на экстренный случай одно место в области. А дальше ехали молча: когда более-менее пришли в себя, накатило пережитое в башне. Да… Много повидал в жизни, немало добавилось за прошедшую неделю, но это уже перебор. Заметил, что Полину за рулем бьет крупная дрожь.
Уже светало, когда свернули на какую-то разбитую грунтовку и загарцевали по колдобинам. Каждая кочка отдавалась в вывихнутой ноге всплесками боли. Но на фоне всего произошедшего это казалось такой мелочью, что я даже не попросил сбавить скорость.
Дорога уперлась в распахнутые настежь ржавые ворота. «Пионерский лагерь «Лесное озеро» – гласила надпись на вкопанном в землю металлическом листе, очень напоминающем надгробие. За воротами виднелись покосившиеся домики, разбросанные по заросшему могучими соснами склону. Вдалеке меж деревьев сквозила бликующая поверхность воды…
«А в озере так и не искупался», – вспомнил, когда окурок, прошипев, нырнул в воду. Уважительные причины были. Поначалу я вообще на ногу встать не мог, меня Полина из машины на себе выносила. Потом, когда остальной народ подтянулся, вкололи мне что-то, тогда получше стало. Но тут уже в сон срубило. Что интересно, я даже не узнал размеры озера: ночью, когда все-таки добрался до берега, ничего не видно было. А сейчас туман.
Сырость висела в воздухе, оседала на лице и руках, я начал зябнуть. Камуфляж тулупа поблескивал водяными искорками, и джинсы, чувствовалось, за ночь успели отсыреть. Надо бы обсушиться у печки. Да и поесть не мешает.
Я снова отхлебнул пива, оценил остаток и в два глотка допил. Пора идти к людям. Пошевелил ступней – вроде ничего. Во всяком случае, намного лучше, чем вчера. Встал, охнул и снова сел: лучше, да не намного. Когда боль утихла, подхватил бушлат и осторожно поковылял вверх по склону.
Вскоре прямо под ноги выскочила тропинка. Ага, помнится, вчера мы как раз по ней спускались. Прошел пару шагов и тут же шарахнулся в сторону: сквозь туман проступил силуэт целившегося в меня человека. Травмированная нога отказалась принять вес тела, я рухнул на землю, в полете доставая ствол… И тут же вспомнил.
Дом отдыха имел в числе достопримечательностей памятник Ленину. Гипсовый Ильич в человеческий рост стоял на заросшей орешником поляне и указывал рукой на озеро. Вчера вечером я его от неожиданности чуть не застрелил и вот сегодня второй раз на те же грабли…
Поднялся, отряхнул бушлат от хвои, поковылял дальше. Вождь в мою сторону даже не обернулся. Будем уезжать, попрошу Полину его бампером опрокинуть, чтобы людей не пугал.
Слева донеслись голоса. Пригляделся, разобрал притулившийся под соснами домик. Так… Доковылял ближе. Нет, не наш: у этого на облезлом зеленом фасаде намалеван жизнерадостный гномик, сидящий под мухомором. Любопытно, что хотел сказать художник этим рисунком? В Советском Союзе вся официальная живопись имела определенный смысл. В чем смысл этой картинки? Вот на домике, где мы окопались с Врачом и Медбратом, там была нарисована огромная розовая белочка с таким безумием в глазах, что посыл был виден от самых лагерных ворот: водка яд! Гномик, наверное, тоже нес в себе что-то поучительное, но вот что – фантазия молчала…
Навстречу вынырнул капот черного «гелендвагена», за ним стояли еще машины. Ага, сориентировался…. Свернул налево, поднялся по лестнице из трех земляных ступенек с подгнившими деревянными перильцами.
Туман медленно стекал вниз по склону, и на миг показалось, что весь видимый кусок реальности со мной в центре дрейфует куда-то в неведомые края. От ощущения замутило, я невольно схватился за сырой поручень.
– Да ни хрена подобного! – донесся из мглы резкий голос Врача.
И тошнота сразу прошла. Двинувшись на звук, вскоре разглядел ту самую белочку на стене: зверек по-прежнему взирал на мир с веселым изумлением параноика. Обогнув столик с лавочками, я подошел к распахнутому окошку фанерной избушки.
В комнате находились четверо: Врач, Ильич, Кот и Полина. А нет – на кровати, укрытый какой-то ветошью, валялся Медбрат. Из-за того, что Врач был одет в тельняшку и широкие тренировочные штаны, а на столе перед ним имелась бутылка водки и несколько обугленных картошек, вся сцена напоминала военный совет анархистов периода гражданской войны. Картошку, видимо, в печке пекли – Полина сейчас как раз подбрасывала в ржавую буржуйку сухие ветки. Печка – это хорошо: обсушиться – обогреться.
Ильич и Кот, заметив меня в окне, почти синхронно кивнули. Полина мимолетно улыбнулась. Вроде бы даже подмигнула еле заметно, или показалось? Во всяком случае, глаз не отвела – и то хорошо.
А Врач ничего не заметил, он как раз прикуривал. Когда закончил, снова затрубил:
– Вы – идиоты! Вы ни хрена не сечете обстановку. Потому что ни один из здесь присутствующих не носит нейрофона. Думаете, что эта вот блямба на голове – просто такая штуковина, которая позволяет Компании в случае необходимости контролировать людей? И все?
Врач, поведя головой, как башней танка, оглядел притихших слушателей: выцеливал того, кто осмелится возразить. Но дураков не нашлось. Подержав паузу, он продолжил:
– Поймите, никакой пропагандой победить гаджеты невозможно. Вы по городу ходите? Заметили, что вокруг больше не слышно человеческой речи? Потому что даже близкие люди предпочитают общаться друг с другом через текстовые сообщения в приватном чате. И это не мелочь, это принципиальное изменение в обществе как коммуникативной системе. Я могу привести еще кучу примеров. Суть в том, что человек теперь контактирует с миром через виртуальный интерфейс нейрофона, который постоянно висит у него перед глазами. Этот интерфейс стал давно привычным, и, главное, он стал необходим! Мы просто не в состоянии оценить масштабы произошедшей революции, потому что она нам не видна. Для нас мир почти не изменился, но для носителей гаджетов нашего мира больше нет. Вообще!
Понятно, старые песни о главном. Вчера Врач как завелся изобличать, так, видимо, остановиться не может.
А дело в том, что наша громкая акция закончилась полной тактической жопой. Центр разнесли, вирус запустили… И ни хрена!
Нейрофоны вырубились только на пару часов. А потом все вернулось на место, как я понял, был задействован механизм, схожий с восстановлением из резервной копии в компьютерных операционках. Учитывая, что наша «диверсия» случилась ночью, большинство пользователей этого даже и не заметили.
Массированная информационная атака – размещение везде, где только можно, материалов об истинной природе нейрофонов и деятельности Компании – также провалилась. Компания поступила грамотно: вместо того, чтобы чистить сеть, опровергать и т. д., они перехватили инициативу. И довели идею до абсурда: продолжив серию изобличительных публикаций от нашего имени, обвинили создателей гаджетов в работе на инопланетян, стремящихся захватить мир и устроить из планеты Земля свалку радиоактивных отходов.
Над нашим «имиджем» тоже неплохо поработали. Мы у них стали называться «Приорат Сиона», а тайные документы, якобы просочившиеся в СМИ от правоохранителей, свидетельствовали о том, что финансируемся мы из Израиля. На фоне «политической программы», которую от имени «Приората Сиона» огласила Компания, где, в числе прочих целей, заявлено свержение конституционного строя в России и разделении территории страны между цивилизованными и развитыми демократиями… Политическое самоубийство, так вроде это называется.
Для либерально-прогрессивной общественности, которая могла бы купиться на милые их сердцам призывы к развалу России, параллельно с выступлениями «Приората Сиона» шли репортажи с места обрушения башни «Империя»: горы окровавленных трупов, плачущие вдовы и и прочие душераздирающие картинки в ассортименте. Причем никого почему-то не заинтересовал вопрос: откуда взялось такое количество жертв, если башня обрушилась во втором часу ночи?
Да, СМИ – великая сила. И не нам, дилетантам, тягаться с матерыми специалистами. Общественное мнение сложилось быстро: пристрелить как бешеных собак – вот общий смысл комментариев на интернет-форумах…
В общем, понятно, почему Врач так… огорчился. Огорчились-то, разумеется, все, но только Врач накануне операции выступал против, поэтому с полным правом материл организаторов направо и налево. Мне, к счастью, не досталось, я у него попал в разряд невинной жертвы, а вот Ильич вчера огреб по полной и сегодня, как я вижу, продолжает огребать…
– Ну хорошо, Виктор Александрович, – робко подал голос Ильич. – Я не спорю. Но к чему вы все это?
– К тому! К тому! – Врач перегнулся через стол впритык к Ильичу. – Миша, дело в том, что никто из тех, кого ты собираешься избавлять от нейрофонов, не хочет от них избавляться. Ты со своими идеями им на хрен не сдался. Понял?
Врач плюхнулся на свой стул и горстью собрал капли пота с раскрасневшегося лица.
– Поэтому провалилась твоя агитационная кампания, – резюмировал он уже спокойнее. – Я тебе сразу сказал, что ничего не получится. Скандалы, интриги, расследования: нейрофон делает из человека зомби! Где факты, где доказательства? Ты призываешь отказаться от вещи, которая стала частью человеческого организма. Грубо говоря, ты призываешь людей вырезать кусок тела, причем один из ключевых органов. Даже если ты подберешь убедительные доказательства, большинство предпочтет тебе не поверить. Потому что твоя правда никому не нужна.
– А Компания под видом очередных борцов с системой выпустит хакерскую прошивку, которая якобы устраняет проблему внешнего контроля над мозгом, – добавила Полина.
– Точно, – кивнул Врач и перевел дух. – И уничтожение центров управления ни к чему не приведет. Даже если Компания на время утратит контроль над пользователями, это не даст никаких результатов. А саму сеть разрушить нереально.
– Можно атомную бомбу над городом взорвать: электромагнитный импульс выжжет все гаджеты, – поделился идеей Кот.
– Ты знаешь, что отключение нейрофона влечет за собой критические нарушения высших мозговых функций?
– Знаю, – угрюмо буркнул Ильич и отвернулся.
– Это что значит? – спросил я.
Врач от неожиданности дернулся так, что вся его широкая спина, обтянутая тельняшкой, всколыхнулась складками.
– Чтоб тебя! – выругался он, обернувшись. – Пиво нашел?
– Нашел.
– Молодец.
– Так что с мозговыми функциями? – напомнила Полина.
– Мозг работать перестанет, но примитивные потребности останутся, – повернулся к ней Врач. – Смотрела фильмы ужасов? Вот точно так. Зомби-апокалипсис.
– Суки! – выругался я в адрес Компании. – Надо было сразу эти гаджеты запретить!
– Да? Тогда надо было начать со смартфонов. Помню, как-то еду в метро, огляделся: весь вагон сидит, уткнувшись в экраны. Это же кошмар!
– Смартфоны хоть людей не контролировали, – отметил я.
– С чего ты взял? – Врач пересел вполоборота ко мне. – Не обязательно иметь физический контроль над мозгом человека, чтобы заставить его делать то, что тебе нужно. Если бы не было нейрофона, уверен, рано или поздно возникла бы технология, программирующая сознание через определенный контент. Я даже думаю, что такие разработки уже имелись, просто с появлением гаджета это направление стало неактуально.
Высказавшись, Врач поставил в рядок две рюмки, разлил водку и протянул мне. Я вздохнул: противно, а надо! Чокнувшись, опрокинул в себя жгучую гадость. Поискал, чем закусить: Врач протянул полуочищенный от фольги брусок плавленого сырка. Интересно, где он его взял? Я-то полагал, их уж и не делают вообще. Сырок оказался очень вязким и практически лишенным вкуса. Даже непонятно, за что его так любили наши предки-алкоголики…
Врач дал мне прикурить, прикурил сам и мотнул головой в сторону крыльца:
– Заходи.
Но зайти я не успел.
– К нам пришли! – прохрипела рация в кармане Кота.
Все присутствующие дернулись, а я подавился сырком.
– Кто? – Кот сгреб рацию в горсть.
– Дети.
– Кто? – переспросил Кот недоуменно.
– Дети, – повторила рация. – Двое. Мальчик и девочка. Лет по десять.
– Гони их!
– Они говорят, что заблудились.
Кот отставил рацию и уставился на Ильича, ища помощи.
– Ну… – протянул Ильич. – А чего они хотят-то?
– Чего хотят? – передал вопрос Кот.
– Домой хотят. Плачут.
– Накормить. Подождать, пока сойдет туман, – подсказала Полина. – Подвезти до дома.
– На них нейрофоны, – сообщила рация.
– Связи тут нет ни хрена все равно, – сказал Врач.
– Войдут в зону доступа – будет, – ответил Ильич.
– Ты им контрольный центр взорвал, – напомнил Врач. – Они теперь ничего не контролируют.
– Пусть приведут, – решил Ильич. – Но только не к нам. К ребятам отправьте.
– Нам светиться не надо, – согласился Врач.
Его слова снова вернули меня к грустным мыслям: как жить в России, если твое лицо занесено в общедоступную базу опасных преступников? На Соловки куда-нибудь податься? Или контрабандой в Турцию? Насчет Соловков не знаю, а вот за границей, насколько мне известно, нейрофонов тоже хватает. Наша Компания, конечно, держит первенство по технологиям и охвату аудитории, но и конкуренты не филонят. Скоро бежать некуда будет, так и придется в лесу жить… Пластическую операцию сделать? Блин, и надо же было ввязаться в это дерьмо!
Кот вдруг нагнулся, заглядывая в окно. Я обернулся. На автомобильной стоянке, слегка припудренной туманом, появились наши гости. Действительно, дети: паренек и девочка, оба одеты в какие-то разноцветные комбинезоны, с ранцами за плечами. Идущий за ними боец походил на конвоира. Навстречу из избушки с гномиком вышел кто-то из наших.
Ребята довольно бодро шагали, с любопытством оглядываясь по сторонам. Мне показалось странным, что они нисколько не опасаются взрослых мужиков, зачем-то поселившихся в заброшенном пионерлагере. Может быть, они не знают, что лагерь заброшен? Если заблудились, значит местные. А если местные, должны знать.
И тут мы встретились с девочкой взглядами. Курносое лицо с большими глазами, русые хвостики торчат из-под берета. Обычная такая девочка… Но присутствовало в ее движении что-то механическое: крутила головой, как локатором, и вдруг будто цель захватила. Или показалось?
Мысль эту я додумать не успел: девочка помахала мне рукой, потом сдернула рюкзак, вытащила пистолет и выстрелила в голову идущему ей навстречу мужику.
– Ёб..! – подавился за спиной Врач.
– Ты что! – крикнул сопровождающий детей боец.
Он метнулся к девочке и вырвал у нее пистолет, выглядело это, как будто отобрал у непослушного ребенка запрещенный предмет. Но за его спиной мальчик уже тянул из рюкзака еще один ствол…
– Скат!!! – заорал Кот, высовываясь из окна до пояса.
Поздно, второй выстрел прозвучал также сухо, и голова Ската взорвалась фонтаном брызг.
– Ах ты ж! – прохрипел Кот.
Он в свою очередь выхватил пистолет, но выстрелить ему я не дал, не задумываясь, ударил по запястью, и пуля ушла в землю.
– Какого… – скрипнув зубами, Кот замахнулся.
И я от всей души отвесил ему по морде. Он отлетел назад, ударился об оконный наличник, а поднявшийся Врач завершил дело мощным пинком, Кот вылетел из окна и покатился по склону.
Снова раздались выстрелы, я резко обернулся: дети палили по тем, кто выскочил из домика на звук выстрелов. Матерясь, ребята залегли за деревьями. Я тоже упал на землю, мимоходом взвыв от боли в ноге. Ствол уже был в руке, но я ясно осознавал: по детям стрелять не смогу. А они стояли посреди поляны, держа пистолеты наготове. И в который раз за эти дни меня накрыло ощущение нереальности происходящего. Как кино какое-то прокручивают…
Вот из тумана проявляется темная фигура. Она сзади налетает на детей и, захватив в охапку, валит их на землю. Я начинаю подниматься, но тут со стороны ворот муть пронизывают два острых световых конуса. Свет дергается, мечется из стороны в сторону – автомобильные фары! Лучи бьют насквозь, очищая от тумана машины, деревья, домики…
Глухо и торопливо кашляют выстрелы. Знакомая музыка – «Печенег». Крыша соседнего дома взрывается грудой длинных щепок. А в тумане уже рыскает, приближаясь, еще одна пара фар и еще. Грохот, скрежет, треск: одна из пуль попадает прямо в живот Ленину, гипс разлетается белой трухой, торс вождя неспешно запрокидывается назад на нитках арматурного каркаса, рука задает новое направление – на небо. Символично.
– Принимай! – кричит вверху Врач.
И на меня валится полудохлое тело Медбрата. Вслед за ним выпрыгивает Полина. Ильич кубарем вылетает с крыльца.
– Сваливайте! – кричит он на бегу. – Ребята прикроют.
Очередь с треском прошивает наш домик по диагонали. Врач!!! Но с ним все в порядке: полосатая фигура на четвереньках выкатывается из-за угла.
Хлопок – и прожектора гаснут, на их месте расцветает неряшливый сноп огня. Сидящий в классической позе гранатометчика боец отбрасывает дымящийся тубус.
– Бросить оружие! – ревет на весь лес свирепый приказ.
Снова он! Прапор! Падла, наверное, их несколько, невозможно так везде успевать.
– Подгоняй тачку! – подползший Врач сует мне ключи.
– Где она?
– Сзади дома!
Точно, вспомнил. Забирали же вчера из багажника выпивку. Прыгаю под избушку, она стоит на невысоких столбиках, как раз можно проползти. Снова огнем вспыхивает вывихнутая нога, но я не обращаю внимания – некогда. Полина у крыльца садит куда-то из короткого автомата. Наши уже вовсю ввязались в бой, отвечают дружно и слаженно.
– Последний раз повторяю!!! – орет невидимый Прапор.
– В жопу иди! – шепчу выползая из-под дома.
Вот она, машина. «Паджеро». Ильич расщедрился для Врача по старой дружбе. Завожу, выруливаю за угол, под прикрытие стен. Хотя какое это прикрытие…
Почти ползком возвращаюсь обратно. С деревьев сыпятся ветки, трещат расщепляемые выстрелами стволы. Полина набивает опустевший магазин.
– Валить надо! – дергаю ее за плечо.
– Отходим, – кивает она.
Врач уже пинает к нам Медбрата: тот, ничего не соображая, мотает всклокоченной башкой, пытается встать, но Врач постоянно опрокидывает его на землю, заставляя передвигаться ползком.
– Помоги! – просит Полина, показывая на валяющегося под откосом Кота.
– Оставь урода здесь! – предлагаю я.
– Это мой брат, – отвечает она.
Мы подхватываем бесчувственное тело и кое-как затаскиваем за угол. Врач уже за рулем, Медбрат, по-совиному хлопая глазами, наблюдает за нами с заднего сиденья. Стекла в его двери нет, и похожие на град осколки густо покрывают землю. Уже от кого-то прилетело, понимаю я, попутно отметив продолговатую дырку в крыше автомобиля.
Кот неудобен своими раскинутыми конечностями. Перестрелка то накатывает, то смолкает, как шум прибоя. В нашу сторону практически не достает, и это радует. Сбоку снова раздается характерный хлопок, и где-то там, у ворот, грохает разрыв.
– В багажник! – решаю я.
Мы кое-как заталкиваем Кота в багажник, я пинком убираю мешающую руку и захлопываю крышку. Полина уже на переднем кресле. Распахиваю дверь, отталкиваю пахнущего перегаром Медбрата.
– Погнали! – сам себе командует Врач.
Инерция вжимает в сидение. Незакрытая дверь хлопает о дерево и ударяет меня по больной ноге! Реву в голос.
– Попало? – перегибается ко мне Полина.
– Дверью! – успокаиваю я ее.
А машина скачет, нас мотает по всему салону, как шарики в погремушке. И я уже совсем перестаю реагировать на боль. Упираюсь рукой в крышу, другой отталкиваю наваливающегося на меня Медбрата. Интересно, что там видит Врач? По капоту барабанят кусты, периодически из тумана набрасываются деревья, но Врач всегда в последний момент умудряется уворачиваться. Куда он едет? А! Тут вроде была дорога вдоль берега. Но если сейчас на нее не выйдем, точно разобьемся.
Перестрелка потихоньку отдаляется. И мотает уже не так сильно. Не успеваю это отметить, как левым крылом влетаем в дерево. Хруст – по касательной. И внезапно впереди появляется та самая дорога.
Врач выравнивает машину, прибавляет скорости, и тут же метрах в тридцати на пределах видимости я замечаю перегораживающую путь темную массу. Яркий свет, грохот пулеметной очереди, брызги растерзанной земли перед капотом. Врач вжимает тормоз, и я всем телом врезаюсь в спинку кресла.
– Стоять! – рявкает голос в мегафон.
Засада! Выглядываю между сиденьями. Рядом почему-то оказывается бледное, лишенное эмоций лицо Медбрата – парень в отключке. Что делать? Назад? И в этот момент откуда-то справа из леса выносит стену пламени. На пару секунд все окрашивается в ярко-оранжевые тона, огонь с ревом проходит над дорогой и буквально слизывает вставшую на нашем пути преграду. Туман тоже исчезает, я вижу черную полосу на земле и обрамленный тлеющими ветками коридор в зарослях…
– Что это было? – сипит на вдохе Полина.
– Похрен! – лает Врач и выжимает газ.
