ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Господин Никогда

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,

С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;

Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,

И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,

И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.

Никогда, о, nevermore!

«Ворон» Э. По

Черный конь мчался во весь опор в сторону степи. Всадница, едва заметная на спине огромного скакуна, толком не спала уже несколько ночей. Она спешила поскорее покинуть границы Королевства и лесные заставы. Айша могла срезать путь через Диорн, но появляться в городе лесных эльфов она не хотела. Память предков заставляла юную гоблиншу испытывать неприязнь к этим существам.

В далекие времена лесные эльфы и гоблины, живущие по соседству, отчаянно воевали друг с другом. Эти войны не имели смысла, и велись скорее из-за природной ненависти, чем из захватнических целей. Гоблины не любили леса, да и огромной степи им всегда хватало. Эльфы, в свою очередь, боялись большого открытого пространства и никогда не стали бы строить там города.

Даже окружной путь не дал Айше возможности объехать лес по границе. Когда они с Тамой спешили в Ликию, им повезло. В тот раз две молодые особы не вызвали у лесных хозяев большого беспокойства. Теперь все обстояло иначе.

Оказавшись в темной чаще, Айша принялась озираться по сторонам. Стройные ряды прикрывающих друг друга сосен рябили в глазах рыжими стволами с шелушащейся тонкой корой. В темно-зеленых кронах, скрывающих небо, таилась опасность.

Пытаясь отыскать ее наверху. Айша упустила момент, когда из-за сосновой ряби ей навстречу вышел эльф.

– С каких это пор гоблины начали разгуливать по Эголору, – произнес он, окидывая бесстрастным взглядом огромного скакуна Айши, и тут же насторожился, уловив едва заметное движение ее руки к притороченному у седла топору.

Не ответив сразу, гоблинша смерила эльфа взглядом. Обычный, лесной, светловолосый и зеленоглазый, как и остальные его сородичи. Для Айши все эльфы были на одно лицо: смазливые, тощие и высокомерные. Если честно, она почти не отличала лесных от Высоких.

В глазах преградившего путь эльфа не было привычного высокомерия, его напряженная поза и бегающий взгляд выдавали скрытую неуверенность. Внимательная Айша тут же отметила болезненную красноту вокруг его радужек. Она донесла, наконец, руку до топора и нарочито положила ее на рукоять. Эльф тут же предупредил:

– Не стоит, лучники держат тебя на прицеле.

– У меня есть все необходимые бумаги, – уверенно ответила гоблинша, не убирая руки от оружия.

– Бумаги? – не понял эльф, припоминая, что степным гоблинам, в отличие от людей, чужда подобная бюрократия.

– Бумаги ликийского гонца, – Айша вынула из-за полы замшевой бурой куртки свитки, сложенные в деревянный тубус, перевитый шнуром с сургучовыми печатями.

– Артис, что там? – раздалось из-за деревьев, а через минуту рядом с первым эльфом появился еще один.

– Гоблин с бумагами ликийского гонца.

– Надеюсь, документы настоящие? – усомнился вновьприбывший.

Не удосужившись ответить, Айша подняла руку. Эльфам хватило этого жеста, чтобы разглядеть клеймо на сургуче. Они удивленно переглянулись. Тот, которого звали Артис, кивнул:

– Проезжай.

Айша тронула коня и, оставив эльфов за спиной, пустила в галоп. Дальнейший путь через лес был относительно спокоен, девушку никто не останавливал, и вскоре она благополучно достигла родной степи.

Степь, что океан. Мирный и тихий, он катит свои послушные воды вдоль берегов, становясь вдали от них необузданным и опасным. Такова и степь. Немыслимая без движения, она колышет свою огненную траву вдоль небольших гоблинских поселений и редких дорог, отважно пересекающих ее раскидистую гладь вдоль и поперек.

Когда на горизонте замаячила Гиенья Грива, сердце Айши участило свой стук. Там, на крошечном островке посреди степного океана ждала ее семья – братья, сестры и мать, в чьих глазах поведение дочери всегда выглядело странным.

Несмотря ни на что, мать никогда не оставляла Айшу без поддержки и понимания. И пусть в тайне она надеялась, что юношеский пыл бедовой дочки пройдет, и несносная девица, наконец, остепенится, осядет, заведет семью, забудет о своих бесконечных походах, амбициозных мечтах о боевой славе и великих победах, жизнь показывала, что такие, как Айша не меняются и с каждым днем лишь укрепляют свои позиции и убеждения…

Даже полностью восстановленная деревня несла на себе следы последних разрушений. Обожженная драконьим огнем земля в некоторых местах так и не поросла травой, и теперь черные обугленные пятна, словно старые шрамы, виднелись повсюду. Все, что осталось от великой драконши, давно разобрали на хозяйственные нужды: из огромных костей строили каркасы жилищ, куски непробиваемой шкуры использовали для крыш. Поверья гоблинов благоволили подобному использованию останков павшего врага. Считалось, так можно оставить при себе силу ушедшего в небытие противника.

Айша удивилась, не встретив на границе охранных отрядов. Своих всегда встречали и провожали до деревни. Непривычная тишина настораживала, похоже, большая часть воинов отсутствовала. Причины для того могли найтись разные: большая охота, совет или стычки с врагами. В наступившее нелегкое время последний вариант был не желательным, но самым вероятным.

На улицах Гиеньей Гривы ей почти никто не встретился. Редкие прохожие приветственно кивали, узнав соотечественницу.

Возле родного дома, отстроенного заново из найденных на пепелище обугленных кирпичей, камней и драконьих костей, Айша остановилась, с болью разглядывая уменьшившуюся раза в два постройку. Перед входом на вбитых в землю колышках висели горшки. Некоторые из них были разбиты, а потом наспех склеены глиной.

Спешившись, Айша поспешила внутрь. В нос ударил знакомый с детства запах похлебки из дикой свиньи. Мать крутилась возле очага, у ее ног, на земляном полу возился с нехитрыми игрушками подросший младший брат.

– Это я, – тихо произнесла гоблинша, – я вернулась из Ликии с вестями.

– Мы ждали тебя, – жесткие сильные руки обняли Айшу за плечи, – беспокоились.

– Куда все делись? Почему на улицах пусто? И на подъезде мне никто не встретился.

– Все уехали на север. Там снова видели эльфов, а недавно в степь явились шимакские войны верхом на летучих тварях. Они промчались совсем рядом с Гиеньей Гривой, а потом напали на соседнюю деревню. Не спокойно стало в степи. Чует мое сердце, что битва, разрушившая наши дома – это только начало…

– Я знаю, мама, знаю, – кивнула Айша, соглашаясь, – скажи, где сейчас старейшины?

– Все в деревне. На завтра назначен большой совет: в Гиенью Гриву вернутся все лучшие воины, и прибудут главы соседних поселений.

– Ясно, – кивнула Айша.

Новость обрадовала ее. Наконец-то гоблины поняли масштаб опасности, нависшей над родной степью. Объединение. Это значит – большая и сильная армия, та, что существовала в стародавние времена, та, которую панически боялись эльфы, а люди Королевства в ужасе звали Ордой…

Лишь ощутив то, чего тайно желал, самозабвенно ждал, о чем не смел мечтать и даже думать, понимаешь, как бесконечна тревога и мимолетно счастье…

Неделя, которая сначала виделась Таше невероятным подарком судьбы, вскоре обернулась злым роком. Девушка мысленно считала часы и, бросая умоляющий взгляд на солнце, беззвучно просила, чтобы оно оставило свой небесный ход и замерло, остановив время.

Что такое неделя? Жалкие семь дней. Чудо, что благодаря перемещению, они потратили на путешествие в Ликию меньше дня. И все же это был целый день, бессмысленный день тряски в седле, молчаливых взглядов и жуткой боли во всем теле – такова, уж, реакция на перемещение у большинства живых существ.

И все же даже в этом тяжелом дне присутствовали свои плюсы. Когда, оглушенная мощью перемещающего колдовства, Таша мешком рухнула из седла, Фиро поднял ее и посадил перед собой. Всю дорогу до Ликии, прижимаясь спиной к его холодной груди, она думала о том, как было бы хорошо, чтобы этот путь никогда не кончался…

И все же постоянный подсчет оставшегося времени не омрачил прибытие в древний город. Сердце Таши колотилось в предвкушении долгожданной встречи с друзьями. И пусть из-за отсутствия Айши радость получилась неполной, объятьям и разговорам двух подруг не было конца…

Тама не чаяла встретить принцессу так скоро. Пастушка не сразу узнала подругу: неровные обрезанные волосы, дорогое, но явно побывавшее в переделках платье с чужого плеча, осунувшееся усталое лицо и неестественно постаревшие руки…

Они ели досыта и болтали до самой ночи. Отказавшись от гостевых апартаментов, Таша осталась в небольшой комнатке Тамы. Сон не шел. Принцесса не смогла сразу рассказать подруге, что останется в Ликии ненадолго. Кроме того, она не стала вдаваться во все подробности произошедших со времени расставания событий.

Тама не настаивала. Она с удовольствием рассказывала о себе: как жила в Гиеньей Гриве, об обещании Нанги, о том, как в сопровождении Айши направилась в Ликию, и осталась работать горничной. Такая служба пришлась пастушке по нраву: жизнь в главном дворце большого города кипела. Надо отдать должное Таме – ведь своей мечты стать купчихой она не оставила, благо жалование позволяло каждую неделю откладывать небольшую сумму на будущее.

Когда подруги уснули, в окна уже пробивались первые робкие лучи восходящего солнца. Сморивший принцессу сон оказался недолгим. Она проснулась, не проспав и пары часов. Тама тоже встала рано, как требовала дворцовая дисциплина. В коридоре старшая горничная звонила в колокол, поднимая подчиненных и призывая их поскорее браться за работу.

Работы в тот день оказалось несказанно много.

– Как! Разве я не сказала тебе? Завтра будет большой бал, – восторженно выкрикнула Тама, подталкивая принцессу в сторону столовой, предназначенной для гостей, – мы обязательно пойдем туда. Ты – как гость. А я договорилась, что надену костюм одной из фрейлин, которая предпочла этому самому балу очередное свидание.

Следуя указанию подруги, Таша отправилась на завтрак. Путь оказался неблизким, он тянулся по бесконечным коридорам и галереям, выходящим в сад.

Что-то тревожное крылось в ликийских садах. Что-то таилось в их утонченной красоте, в экзотической изысканности, темное, злое, предвещающее скорую беду. И даже утреннее солнце не могло окрасить теплым светом мясистые листья монстер и стройные ствола пальм. Их краски оставались холодными, как вечная память о мимолетной зиме.

Таша долго вглядывалась в горизонт. Где-то там, за лесами, городами и реками стояла королевская столица, город, из которого расползалась в окрестные земли неуловимая тьма. «Интересно, каков он, Король? – промелькнуло в голове. – Знает ли, что творится в его владениях? Если знает, то в чем причина такой жестокости, а если нет, то почему? Как может Король быть столь несведущ в происходящем? Может, он болен, околдован или выжил из ума?»

С тяжелым сердцем девушка продолжила свой путь. Вот тебе и отдых – сплошные думы и тревоги. Хотя… В нос ударил манящий аромат сдобной выпечки, и Таша, забыв обо всем, поспешила на завтрак…

Когда карета въехала в столицу Королевства, принцесса Нарбелия не узнала город. Казалось, что в ожидании великого праздника или события даже с окраин убрали всю грязь, разогнали калек и нищих, забили глухими ставнями дома сомнительной радости. Столица цвела, что совершенно не подобало тяжелому периоду упадка в Королевстве.

Нарбелия задернула занавески и погрузилась в тревожные раздумья. Она не любила роскошные, тихоходные экипажи, предпочитая путешествовать верхом, но тревоги и разочарования последних дней окончательно лишили наследницу сил. Ее любимый конь – Розовый Ветер понуро брел рядом, привязанный поводом к фонарному крюку экипажа. Мертвец Хайди ехал верхом по другую сторону. Его лицо, скрытое капюшоном, тонуло во мраке.

Они въехали в центр. Здесь неподобающая роскошь стала еще заметнее. Спустя несколько кварталов перед каретой наследницы вырос королевский дворец – могучее сооружение, укрытое от окружающего мира высокой стеной, за которой раньше крылись полузаброшенные сады с неработающими фонтанами и само здание, прекрасное и величественное в своей исторической монументальности. Все это Нарбелия привыкла видеть, посещая резиденцию отца прежде, и всего этого она не узнала теперь.

Когда экипаж миновал ворота, картина, открывшаяся взгляду, поразила. Сады благоухали цветами, газоны были вычищены и пострижены, дорожки убраны и засыпаны свежим слоем цветной гальки, а возрожденные фонтаны вздымали к лазурным небесам сверкающие струи.

Созерцая это нежданное преображение, Нарбелия мрачнела, чувствуя, как сердце наполняется черной злобой. При ней здесь не было такого великолепия. И теперь эта красота должна достаться другой? Наследница сжала кулаки, острые ногти болезненно ткнулись в ладони. Ни за что!

Покинув экипаж, принцесса направилась прямиком в королевские покои. Придворные дамы, те, что попались на пути, проводили ее насмешливыми взглядами. Все они не раз попадались королевской дочке под горячую руку или становились жертвами «невинных шалостей».

– Король вас уже ждет, – слащаво пискнула одна из фрейлин, улыбаясь уголком рта и растекаясь в глубочайшем поклоне.

Не удостоив ту каким-либо ответом, Нарбелия распахнула тяжелые резные створы дверей и оказалась в приемном зале. В конце его на укрытом покрывалом из горностаевых шкур троне восседал Король. Полный и невысокий, с большой проплешиной, проглядывающей из-под золотого венца, он был облачен в красный с золотом бархат. Казалось невероятным, что у такого неказистого человека могла родиться столь прекрасная дочь.

– Я рад твоему возвращению, – произнес он, кивая Нарбелии, – у меня есть новости для тебя, радостные новости.

– Какие, отец? – с притворным любопытством поинтересовалась наследница, стараясь скрыть нарастающее раздражение, ведь фраза «радостные новости» звучала словно издевательство.

– Гильдия Драконов заключила с нами новый официальный союз. Время анархии прошло, и теперь во главе драконов стоят мощные силы древнего и влиятельного рода.

– Это все? – с надеждой поинтересовалась Нарбелия, вспоминая слова Хайди, ожидающего за дверьми.

– Это не главное! – торжественно поднял руку Король, а потом с довольным видом указал дочери на окно. – Взгляни на наш город. Давно ли ты выдела его столь прекрасным и процветающим? – не дав принцессе ответить, он продолжил. – Я восстановил его, поднял с колен, очистил от грязи и сброда. А знаешь почему? Потому что одна неземная женщина заставила мое сердце биться с новыми силами. После встречи с ней все изменилось, все встало на свои места…

– Я знаю о свадьбе, отец, – перебила его пылкую речь Нарбелия, не в силах слушать эти ужасные слова.

– Я рад, – искренне улыбнулся Король, – я счастлив, дочь моя, что ты бросила все свои дела в Эльфаноре и поспешила сюда, чтобы порадоваться за меня. Сегодня вечером будет ужин, на который прибудет моя прекрасная невеста. Я представлю тебя ей, будущая Королева должна познакомиться со своей новой падчерицей…

Гнев переполнял сердце наследницы, она еле сдержалась, чтобы не крикнуть в лицо Королю все, что думает о его предстоящем браке и новоявленной пассии, но расчетливый ум сохранил остатки трезвости, поэтому, совладав с эмоциями, Нарбелия лишь сдержанно кивнула, и, закусив до крови губу, вышла из приемного зала.

Добравшись до собственных покоев, она, дав волю чувствам, накричала на служанок и, выгнав их прочь, рухнула на огромную кровать, укрытую шелковым балдахином с изображениями райских птиц.

– Ну что, убедилась? – раздалось из затемненной ниши, в которой когда-то давно стояли ради украшения рыцарские доспехи.

– Ты здесь, – хмуро выдохнула Нарбелия, встречаясь взглядом с мертвецом и ощущая некоторое облегчение, – я тебя, вроде бы, уже благодарила.

– Похвальное проявление самообладания, – оскалился в улыбке Хайди, присаживаясь на светлый диван у стены, – я ожидал, что ты закатишь истерику и будешь умолять Короля отказаться от свадьбы.

– Ты меня плохо знаешь, – девушка села на край кровати и смерила сердитым взглядом собеседника, – какой смысл доказывать что-то человеку, которого одурманили приворотным зельем? К тому же я мало знакома с этой… «невестой», а врага надо знать, как самого себя, иначе победы не жди.

– Какие чудесные слова, – ухмыльнулся мертвец, соглашаясь, – вижу, что передо мной не только избалованная стерва, но и разумный стратег и политик.

– Хватит, – рявкнула Нарбелия, смерив собеседника яростным взглядом, – если хочешь сидеть тут вот так, следи за своим гнилым языком. А не то…

– А не то что? – усмехнулся Хайди, глядя прямо в глаза разгневанной девушке.

– А вот что, – не в силах больше сдерживаться, наследница метнула в него тонкую синюю молнию.

Зная, что большинство поражающих заклинаний бессильны против нежити, к тому же, желая лишь припугнуть зарвавшегося компаньона, она всадила ему в грудь облаченное молнией заклинание призыва.

– И что это? Призыв? – удивленно приподнимая брови, поинтересовался мертвец, стряхивая с одежды остатки синеватого пепла.

– Призыв, – злорадно сощурилась наследница, спрыгивая с кровати на пол и подходя к окну, – раз назвался верным слугой, будешь приходить по моему велению, словно волшебная белка из эльфийской сказки.

– Договорились, – пожал плечами Хайди, – как тебе вид из окна?

– Отвратительно, – прошипела Нарбелия, – отец для нее расстарался, для этой змеи. Сжечь бы все, чтобы ей не досталось.

– Сожги, – усмехнулся мертвец, поднимаясь с кресла и становясь рядом с наследницей, – тогда, в случае твоего коронования, получишь в распоряжение гору углей.

Нарбелия не ответила, послав Хайди переполненный яростью взгляд.

– Разрушение не лучший выбор. Простой народ тебя не любит, и очередным выплеском злобы его любовь не заслужить…

Неприятный разговор закончился и мертвец, наконец, покинул покои Нарбелии. Оставшись одна, девушка попыталась собраться с мыслями, но те путались, сбивались, то и дело окрашиваясь кровью мечтаний о жестокой расправе над соперницей. Миния. Это имя заставляло королевскую дочь морщиться от отвращения. Маленькая невзрачная крыса, когда успела она подобраться к Королю и втереться ему в доверие?

Стук в дверь оторвал принцессу от размышлений. В покои осторожно заглянул один из пажей, приглашая к ужину. За его спиной маячил целый отряд служанок, вооруженных гребнями, пудрой, лентами и другими вещами, необходимыми для приготовления к выходу ее высочества Нарбелии.

Решив, как обычно, поразить двор неземной красотой, наследница выбрала самое эффектное из своих платьев, и с ужасом обнаружила, что не влезает в него. Перепуганные служанки бросились за ножницами и нитками, обещая перешить наряд в считанные минуты. Скрипнув зубами, Нарбелия сложила руки на груди и принялась ждать.

Когда, наконец, все было готово, она, гордо вскинув голову, вышла из покоев и в сопровождении пары пажей направилась к большому обеденному залу.

В огромном помещении, украшенном цветами и флагами, накрыли длинный стол. Король восседал во главе, его наряд сверкал самоцветами и золотом, похоже, он потрудился надеть самые лучшие из своих одежд. Длинными рядами сидели напротив друг друга знатные придворные, однако места возле королевского кресла были свободными.

Окинув присутствующих высокомерным взглядом и сдержанно кивнув, наследница прошествовала через зал и села подле отца. Минии пока не было, и Нарбелиия наивно надеялась, что та не придет.

Руша последние надежды, из коридора зазвучали трубы герольдов, двери распахнулись и в зал ровными рядами вошли нарядные пажи в одежде, имитирующей драконью чешую. Они построились в два ряда, организовав коридор, по которому, подобрав подол длинного струящегося платья, прошествовала дама.

– Достопочтенная Предводительница Свободной Гильдии Драконов благородная Миния Ветрокрыл, – прокричал один из герольдов, и гостья сдержанно поклонилась Королю, а потом всем остальным.

На секунду ее цепкий взгляд задержался на лице наследницы, и той показалось, что глаза драконши блеснули насмешливыми искрами. Она прошла вдоль стола, и невозмутимо уселась подле Короля, прямо напротив Нарбелии. Та разглядывала соперницу в упор, скользя взглядам по дорогому шелку темно-зеленого платья с высоким воротом, удачно скрывающим недостатки и выгодно подчеркивающим немногие достоинства фигуры гостьи. Минии хватило одного уверенного взгляда в упор, чтобы заставить Нарбелию отвести глаза.

– Познакомься, дорогая дочь, это и есть моя прекрасная избранница, – воодушевленно кивнул принцессе Король.

– Мы уже виделись в Эльфаноре, – натянуто улыбнулась Миния, посылая королевской дочери очередной убийственный взгляд, – ее высочество не сочла нужным познакомиться со мной тогда, ее больше занимал флирт с каким-то эльфийским придворным.

Не дав удивленному Королю вставить слово, Нарбелия тут же пояснила:

– Я обсуждала детали свадьбы со своим женихом, будущим Высоким Владыкой – дело важное, поэтому мне было некогда размениваться на пустую болтовню по мелочам.

Миния благоразумно замолчала, а довольная собой Нарбелия принялась за еду. Похоже, соперница оказалась не такой уж непробиваемой, хотя, довольно настырной. До завершения ужина они больше не говорили. Лишь в конце, когда наследница окончательно расслабилась, Миния нанесла очередной удар, и, как оказалось, весьма болезненный:

– Если мне не изменяет память, вашим женихом считался принц Тианар?

Тианар. Это имя прозвучало раскатом грома. Тианар. Она ведь почти забыла о нем. Вернувшись из Эльфанора, первым делом сняла портрет принца со стены в своих покоях и, не решившись выкинуть сразу, спрятала за ширму в дальнем углу комнаты, туда, где хранила вещи ненужные, но ценные, избавиться от которых не поднималась рука… И снова сердце отозвалось тупой болью.

– Не стоит собирать слухи и верить всем сплетням, это дело пустоголовых фрейлин, – улыбаясь через силу, отмахнулась Нарбелия.

– Странно, ведь о вашей интрижке рассказал мне сам Тианар. Он частый гость у нас в Гильдии, и мой хороший друг. Принц даже сделал мне предложение, но, само собой, получил отказ, я ведь невеста Его Величества, – заискивающе глядя на Короля, промурлыкала Миния.

– Даже так? – фыркнула Нарбелия, не в силах контролировать свою злобу, – может, стоило согласиться на предложение принца? – громко царапнув ножками кресла пол, она встала и, коротко кивнув отцу, направилась прочь из зала.

– Ты уходишь, дочь моя? – расстроено поинтересовался ей вслед Король, – но ужин только начался?

– Мне нездоровится, отец, прости, – тихо ответила Нарбелия, повернувшись в пол-оборота.

Поймав торжествующий взгляд Минии, она царственно кивнула той, как обычно кивала служанкам, и, покинув обед, отправилась в свои покои. Там она переоделась в легкий длинный халат с запахивающимися полами, отороченными пуховой каймой, села на кресло возле окна и принялась размышлять о том, что делать дальше и как выстраивать начавшуюся игру. Так она просидела несколько часов, пока не завершился ужин, и в коридорах не затихли шаги расходящихся восвояси придворных.

Бесшумно прокравшись в покои, вернулся мертвец. Где он был и что делал все это время, Нарбелия не знала, но то, что он не терял времени даром, сомнений не оставляло.

– Слуги должны стучать, а не врываться в обитель господ по своему усмотрению, – бросила, не оборачиваясь, наследница, скорее для порядка, чем от раздражения.

– Как прошел ужин? – не обратив внимания на ее слова, поинтересовался Хайди, и, уже немного привыкшая к его манере общения Нарбелия почуяла в этом вопросе подвох.

– Отвратительно, – ответила она, выжидающе взглянув на собеседника, – как и следовало ожидать.

– И все-таки, стоило пересилить свое отвращение и досидеть до конца, – сбрасывая плащ на декоративную фигуру играющего на арфе эльфа, мертвец по-хозяйски прошелся по комнате и уселся на диван.

– Остаться, чтобы терпеть эту зубастую гадюку? Она, как оказалось, весьма остра на язык, а я слишком устала с дороги, чтобы тратить свои нервы и силы на бессмысленные пререкания.

– Конечно, дорогая, я понимаю. И для чего еще нужны верные слуги, как не для своевременной помощи своей госпоже.

– Договаривай, уже, не тяни, – не выдержала наследница.

– К концу пира, когда сытость и хмель развязали присутствующим языки, твоя будущая мачеха предложила Королю одну сомнительную интригу. Она заявила, что в нелегкое для всех время не стоит держать под боком предателя. Под именем этого самого предателя она имела в виду…

– Ликия… – не дослушав, ошарашено прошептала Нарбелия. – Ты врешь. Не может быть такого. Никак не может.

– А кто ей, Минии Ветрокрыл, запретит заявлять то, что вздумается? – усмехнулся Хайди.

– Нет, – решительно мотнула головой принцесса. – Нет. Отец на это не клюнет, он же не идиот. Какие бы подлянки не выкидывала моя дорогая сестрица, Ликия – священный город. Его не штурмовали даже во время самых кровопролитных войн, даже самые свирепые враги.

– Король почти согласился, а придворные поддержали его.

– Ты врешь! – Нарбелия вскочила с кресла, подбегая к мертвецу и пристально глядя ему в глаза. – Ты врешь, – повторила она тише, ощущая, как сильные пальцы ловят и пережимают ее запястье.

– Успокойся, – голос собеседника стал мягким, почти бархатным, – успокойся и научись доверять мне. Мы должны верить друг другу, мы же партнеры и друзья. Сядь.

Последняя фраза прозвучала жутко. Подчиняясь воле мертвеца, Нарбелия опустилась рядом с ним на диван, с отвращением ощущая слабый трупный запах и могильный холод бездыханного тела.

– Научись мне доверять. Я не враг тебе. Твои враги среди тех, к кому ты безуспешно набиваешься в друзья, и тех, кому необдуманно переходишь дорогу.

Тяжелая рука легла на плечо девушки. Та невольно покосилась на отдающие синевой пальцы с острыми ногтями, на массивное золотое кольцо с тусклым гербом и полустертыми буквами какой-то надписи, и почувствовала дурноту.

– Чего ты боишься? – переполненный опасной мягкостью голос прозвучал возле самого виска, – ты – сильный маг, умный и хитрый политик, ты – будущая Королева, или Владычица, а, впрочем, какая-разница… Твоя проблема лишь в одном, – губы, холодные, словно лед, на миг коснулись мочки уха девушки, заставив ее нервно дернуться, – в том, что ты шлюха…

– Замолкни! – резво огрызнулась Нарбелия, пытаясь сбросить с плеча руку обнаглевшего собеседника, но сделать этого ей не удалось, пальцы, словно стальные клещи, сжали предплечье. – Заткнись! Думай, что говоришь, отродье?!

– Только правду. А тебе следовало бы делать хоть какие-то выводы. Из-за чего все твои беды? Все из-за постоянных любовных похождений и интриг.

– С чего взял? – фыркнула принцесса, гневаясь еще больше.

– Сама подумай! Каким образом ты одна осталась в подземных катакомбах? Отчего проворонила визит драконов и помолвку Короля? Из-за чего тебя ненавидит половина фрейлин и придворных дам? Мне продолжить?

– Не нужно, – проворчала наследница, скрещивая руки на груди и вжимая голову в плечи.

По хмурому, обиженному лицу стало понятно, что она признала правоту Хайди, но старалась это всячески скрыть. Правда, режущая глаза, была болезненной и неприятной. Может, Нарбелия и была самодовольной вертихвосткой, но назвать ее дурой не посмел бы никто. Теперь казалось глупым спорить с очевидным, а провозглашенный мертвецом «титул», хоть и звучал обидно, но долю истины, безусловно, имел. Конечно, сама Нарбелия считала себе неотразимой сердцеедкой и часто недоумевала, чем вызывает такую неприязнь среди большинства окружающих. Теперь ей стало ясно, как ее легкомысленное поведение смотрелось со стороны. «Негодяй, как посмел сказать мне такое!» – кричала гордость. «Он прав, безусловно, в чем-то… во многом… во всем» – предательски откликался из глубин сознания здравый смысл. Скрепя сердце и сжав зубы, наследница сдержанно произнесла:

– Возможно, ты прав… частично… немного… иногда…

– А ты – умница, раз умеешь признавать чужую правоту – редкое ценное качество для подобных тебе особ.

Неестественная теплота голоса, закрадывающегося в душу, подкупала все больше, тусклый взгляд с поволокой гипнотизировал, заставляя верить словам и слушаться, и подчиняться из страха перед новым словесным уколом, в ожидании новой похвалы.

Все происходящее напоминало укрощение дрессировщиком опасного животного: крохи лакомства и тут же оглушительные щелчки хлыстом. Щелк – и зверь послушно замирает на тумбе, лакомство – позволяет почесать за ухом, а если покажет норов, то снова щелчок… Игра.

Сама не зная почему, Нарбелия поддалась этой игре, и пусть все правила были против нее, она, впервые в жизни, решила положиться на судьбу и пустить все самотеком. Будь что будет, а вдруг мертвец, эта «темная лошадка», и вправду окажется скрытым фаворитом назревающей гонки. Конечно, опасная игра могла обернуться крахом, но в этот раз осторожная Нарбелия решила рискнуть. Будь что будет.

– Я умею признавать чужую правоту, – наконец ответила она на похвалу, – но и тебе можно было обойтись без грубостей, не забывай, что я дочь Короля. Знаешь поговорку: «Крестьянин грешит, а Король вершит», – дернув плечом, попыталась освободиться от холодных пальцев.

– Ну, конечно, – захват разжался, гладкая холодная ладонь прошлась по ее руке, – только есть и другая пословица: «Крестьянин за грехи отдает курицу, а Король голову».

– Ладно, не пугай, – сама не зная почему, смягчилась вдруг наследница.

– Я вижу, ты сменила гнев на милость, и теперь доверяешь мне чуть больше.

– Признаю, что пока из всего моего окружения ты оказался самым полезным и надежным, – процедила Нарбелия, не привыкшая рассыпаться в комплиментах.

Произнося это, она поймала себя на мысли, что теперь, примирившись с навязавшимся союзником, почувствовала себя гораздо увереннее и спокойнее, словно тяжелый камень упал с души, унеся с собой прежнюю агрессию и недоверие. Мертвец, и что? Кто остался рядом с ней? Надежен ли он – покажет время. Силен ли – покажет война. После недавних, не пережитых до сих пор окончательно сердечных терзаний, Нарбелия твердо поняла для себя одно: сильный союзник всяко полезнее страстного любовника…

Она усмехнулась про себя, понимая, какой самодовольной дурой была все это время. Тианар – снова, как вспышка, и опять ножом по сердцу. А ведь он превосходно играл обе вышеназванные роли: могучий и влиятельный принц, незабываемый возлюбленный, надежный… до поры до времени. Предатель.

Наследница с тоской взглянула на мертвеца. Падаль. Просто падаль, не человек, тень человека. Но, при всех недостатках – довольно сильная фигура в предстоящей шахматной партии.

Ее снова обуяла дикая, щемящая тоска по прошлым временам, беспечным интригам и походам. Как могла она вообще существовать здесь и сейчас, одинокая, преданная, брошенная, в неприятной компании бессердечного существа, заставляющего ее выслушивать какие-то гадости и острые, словно иглы, оскорбления…

– Чем предаваться мыслям о былом, лучше подумай о том, как не разбазарить то, что имеешь сейчас, – еле слышный шепот обдул прохладным сквозняком нежную шею Нарбелии.

– Сама знаю, – тоже зачем-то понизив голос до шепота, огрызнулась дочь Короля, но в словах этих уже не было прошлой ярости и неприязни.

Она повернула лицо к Хайди и наткнулась на прямой взгляд белесых, выцветших глаз. В их глубине, словно сокровища в темной пещере, затаились золотые искры. Наследница поймала себя на том, что не может оторваться от этого серого, безжизненного лица. Его красота и безупречность одновременно завораживали и пугали, отталкивали и притягивали. Страх, рождающийся в душе, не парализовывал, наоборот, горячил кровь и заставлял сердце отстукивать барабанную дробь.

– Нервничаешь? Не стоит. Спокойствие гораздо приятнее извечных тревог, – рука Хайди переместилась от плеча к запястью девушки, гладя взбугрившуюся мурашками кожу, – знаю, что не нравлюсь тебе, но…

В то, что произошло дальше, Нарбелия не поверила бы никогда в жизни, расскажи ей кто-нибудь о подобном вчера, даже за час до сего момента…

Прохладные пальцы сжали ее запястье и тут же отпустили. Рука мертвеца скользнула по ребрам наследницы и, проникнув между пол халата, легла на грудь. Принцесса вскрикнула от неожиданности и возмущения, но прикосновение, как назло, оказалось слишком приятным, и рука, хоть и была мертвой и холодной, все же, принадлежала мужчине, а мужчины всегда являлись самой большой слабостью и самым великим искушением наследницы трона…

Выгибая спину и откидывая голову на плечо Хайди, Нарбелия подставила мгновенно воспламенившееся тело холоду этих умелых и опасных пальцев, ухитрившихся укротить и подчинить норовистую девицу одним ловким касанием.

– Что ты делаешь? – взволнованно хватая губами воздух, выдохнула она.

– Просто говорю на том языке, который тебе понятен… – прозвучало в ответ.

Холодная рука опустилась вниз, к запаху шелкового подола. Настойчивые пальцы с силой разомкнули напряженные стройные бедра и протиснулись между ними. Нарбелия до крови закусила губу и закатила глаза, ощущая разгорающееся в животе пламя, и сырость под собой, мгновенно пропитавшую дорогой бархат диванной обшивки. Тем временем наглые пальцы принялись двигаться быстро и уверенно, вынудив девушку до неприличия округлить глаза и разразиться чередой исступленных стонов. Тут же другая рука зажала ей рот, заставив подавиться не успевшим вырваться наружу вскриком.

– Вот видишь, дорогая, ты шлюха, как и было сказано вначале, – раздалось над самым ухом, словно из небытия.

Шлюха или дура – теперь Нарбелии было все равно. Ее сознание унеслось прочь, оставив пылающее адским огнем тело на растерзание этим холодным властным рукам. Перед глазами все плыло туманной дымкой. Уже не контролируя себя, она принялась то грызть, то целовать зажимающую рот ладонь, потом вытянулась и замерла, тая от наслаждения, до хруста натягивая пальцы ног, вжимаясь затылком в твердое плечо…

Тело, не желающее более шевелиться, плыло в сладкой неге. Только одного ей хотелось теперь – взглянуть в глаза… Взглянуть в его глаза, увидеть, что в них.

Она повернула голову, встречаясь опьяневшим, безумным взглядом с Хайди, умоляюще всматриваясь в его непринужденное лицо, зажимая ноги, чтобы удержать руку, сильную и на удивление мягкую, словно лапа могучего безжалостного хищника. Потухший взгляд мертвеца был полон тоски:

– Не все забыл. Что-то еще помню, хотя, теперь я не по этой части, – прозвучала грустная насмешка, – когда жаждешь живого мяса, все остальное уходит на самый дальний план, и при всем желании даже этого я сейчас не оценю, – он обнюхал освободившуюся руку, потом цинично слизал остатки влаги. – Вкус крови затмевает все, даже сладость женщины…

– Ты… ты, – запинаясь, произнесла Нарбелия, невероятным усилием отрываясь от дивана и на нестойких, заплетающихся ногах отходя в сторону.

Она хотела сказать что-то. В голове мелькнули фразы: «Что ты себе позволяешь », «Не смей так больше делать?», и тут же стерлись, исчезли. «Нет, нет… Как же не делать? Делать. Делать! Делать…»

– Иди. Потом договорим. Что-то мне нехорошо… – вырвались из высохших губ принцессы невнятные слова.

– Понимаю, дорогая, тебе стоит отдохнуть, – невозмутимо кивнул мертвец.

Он поднялся, направился к выходу, дойдя до двери, обернулся и еще раз обнюхал и облизал пальцы, медленно и красноречиво. Нарбелия, все еще пребывающая в ступоре, заворожено отследила плавное движение длинного языка, и ощутила дрожь в коленях. Ее безумные глаза метались по широкой груди и рукам мертвеца, по светлым волосам, по губам, обнажившим зубы в довольной улыбке.

– Иди уже, – процедила сквозь зубы наследница, понимая, что еще немного, и она набросится на своего недавнего врага, которого еще вчера мечтала убить, только сделает это совершенно с другой целью…

Когда дверь захлопнулась, Нарбелия рухнула на кровать и с глупой улыбкой на лице принялась созерцать складки на куполе балдахина. Здравый смысл, вырвавшийся, наконец, из небытия, ехидно подметил голосом Хайди: «Похоже, тебя укротили, дорогая моя тигрица; объездили, как молодую кобылу. И как? Каковы на вкус стальные удила?»

– Сладко, – вслух ответила сама себе наследница и, смущенная громкостью голоса, кокетливо прикрыла рот покрывалом. Потом, расхохотавшись, она закинула руки за голову и принялась кататься по одеялам, словно мучимая весенней охотой кошка. Эйфория необузданного, беспричинного счастья переполнила ее.

Вспомнив кое-что важное, Нарбелия спрыгнула с разворошенного ложа и осторожно направилась в дальний угол, к ширме. Достав оттуда припрятанный портрет Тианара, она прислонила его к стене и, уперев руки в боки, вгляделась пристальным взглядом в благородное и уверенное лицо принца. Она ожидала почувствовать в сердце привычный укол, но ожидаемой боли не последовало. Ничего не произошло: Тианар на портрете не вызывал совершенно никаких эмоций.

Довольная победой над собственной горечью, памятью и обидой, наследница радостно ударила по лицу бывшего возлюбленного ногой, с наслаждением слушая, как жалобно трещит под каблуком ее туфельки рвущийся холст. Удовлетворившись местью, она схватила изувеченную картину и безжалостно швырнула в окно, прошептав вслед:

– Прощай!

Утро больших надежд Айша встретила под звук голосов и лязг оружия – в деревню вернулись воины.

– Айша? Сестренка! Я и не чаял увидеть тебя… – заорал с порога Нанга и, не закончив фразу, хитро прищурился.

– Живой? – ухмыльнулась гоблинша, догадываясь, что брат наверняка загадал какую-нибудь обидную колкость – такая, уж, была у них манера общения друг с другом: поддевки «кто кого», насмешки и шутки.

– Не угадала, я хотел сказать «не в платье», – расплылся в довольной улыбке Нанга, – ты ведь отправилась в Ликию, а там все такие культурные! – он неуклюже присел в насмешливом реверансе, – думал, приедешь ты теперь в нашу глушь с парой худосочных пажей, в розовом платье с вооот-такенным подолом, и веником из павлиньих перьев на башке!

– Это ты у меня сейчас получишь веником по башке, – с наигранным бешенством Айша кинулась на брата, тут же заключив его в объятья. – Ты не изменился, – поднявшись на цыпочки, она добродушно потрепала юношу по голове, – такой же дурень и болтун.

– Хватит нежностей, сестренка, тебе это не идет, – напустив на себя строгий вид, отчитал девушку Нанга, – скажи лучше, где и с кем ты оставила нашу белокурую красавицу. А то я уже начинаю волноваться

– Тама в Ликии, – успокоила его сестра, – при дворе принцессы Лэйлы.

– Значит, волноваться не о чем. Среди придворных полно пижонов, но совершенно не имеется настоящих крутых парней.

– Какие познания о придворной жизни, – Айша толкнула брата в бок, – скажи, тебя там пара худощавых пажей у входа не поджидает?

– Конечно, поджидает, – невозмутимо кивнул тот, – пара пажей и еще одна назойливая фрейлина…

Неожиданно дверь открылась, и в жилище заглянул Кабан.

– Это она, познакомься! – не растерялся Нанга, указывая на огромную клыкастую рожу соратника.

Айша сдавленно фыркнула, и, не в силах сдержаться, захохотала от души.

– Чего смеетесь? – обиженно пробасил Кабан, – Совет вот-вот начнется, а вы тут забавляетесь.

– Идем, – подтолкнул сестру Нанга, – нас тоже ждут…

Место совета племени представляло собой большую круглую постройку, сложенную из скрепленных глиной камней, крытых железом и ветками. В центре горел костер, вокруг которого собрались участники совета: старейшины и воины.

На невысоких постаментах, украшенных резной костью и укрытых шкурами, восседали пятеро старейшин – пятеро родоначальников главных семей Гиеньей Гривы.

Гоблины не разделяли людских и эльфийских понятий о знатности и родовитости. Важное место занимали семьи, в которых имелось большее количество сильных воинов, то есть женщины усердно плодили сыновей. Как правило, эти семьи-кланы оказывались наиболее зажиточными и процветающими, ведь для гоблинов, промышляющих ратным делом, военные походы являлись основным источником богатства.

У каждого из пяти старейшин имелось по несколько жен, права которых не были равными. В каждой семье всем заправляла одна жена-хозяйка, остальные подчинялись ей, основной их функцией значилось рождение и воспитание детей – и только. Редким исключением считалось наличие в одном доме двух главных жен: такое случалось в том случае, если одна из женщин становилась хозяйкой, а другая – воительницей. Сферы их влияния почти не пересекались, поэтому «домашняя» и «военная» жена не конфликтовали. Однако подобное происходило редко, ведь среди молодых поколений многоженство считалось неуместным пережитком прошлого, ровно как среди стариков бытовало мнение о том, что оружие в руках женщины – вещь совершенно непозволительная.

Галакши, «военная» жена Гыбры, самого многодетного и зажиточного старейшины давно стала исключением. Ни один, даже самый консервативно настроенный, житель Гиеньей Гривы не посмел бы упрекнуть гордую северянку за то, что при первой необходимости она поднимала оружие и шла на битву плечом к плечу с мужчинами.

Надо сказать, что в отличии от благоверной, сам Гыбра, который был намного старше жены, давно уже не брался за палаш. Поэтому на всех военных советах Галакши сопровождала его и, незаметно для других, сама вела переговоры и принимала решения, тогда как молчаливо сидящий на постаменте муж лишь внимательно слушал ее и повелевающее кивал головой…

Среди собравшихся присутствовали представители всех поколений. Не только старики и матерые воины, но и молодые гоблины, успевшие проявить себя в битвах и охоте. К их мнению прислушивались, ведь юность, которая порой бывает слишком пылкой, часто оказывается и весьма дальновидной. «У молодых свои глаза» – гласило одно из популярных изречений…

Войдя в помещение, Айша быстро оглядела присутствующих, среди которых она заметила Ришту, Мойру и других своих ровесников. Вглядевшись в лица друзей, она поразилась, как изменились они за последнее время: на них не осталось и следа былой беспечности и юношеской беззаботности. А ведь такого не случалось даже после самых серьезных походов. Теперь, все обстояло иначе: угроза, нависшая над родным домом, изменила всех.

– Свободные дети Степи! – окинув взглядом собравшихся, заговорил скрипучим голосом Гыбра. – Помните ли вы о силе и славе наших предков, о том, как когда-то мы были Ордой, одно упоминание о которой повергало в ужас Королевство людей и Владычество эльфов! И что мы видим сейчас? Рыцари Короля атакуют наши деревни, а эльфы Волдэя рыскают по степи и ведут себя, как хозяева. Что думаете вы об этом, воины и мудрецы?

– Нет им пощады! – выкрикнул высокий длиннорукий гоблин.

– Война! Война! – тут же поддержали его несколько голосов.

– Подожди Паучья Лапа. Дош, Гишма, Клык, и вы погодите, – подняла руку Галакши, призывая к тишине, – война давно началась, а наши силы не так уж велики.

– Не поджимай хвост, женщина! – огрызнулся огромный гоблин, с усеянной шрамами лысой головой, – среди нас достаточно отважных воинов, нам нечего бояться.

– Не чего бояться? – Галакши смерила его спокойным холодным взглядом, – ты, Камень, был в походе, когда на Гиенью Гриву напали люди Короля. Ты не видел всего, что происходило здесь. Победа досталась нам лишь волей Богини.

– В деревне почти не было воинов тогда, – настоял на своем огромный Камень, – теперь почти все вернулись. Теперь мы сила.

– Сила, но не армия, – поддержал Галакши старейшина, которого звали Ашгар, – в Гиенью Гриву пришел только один отряд, и кроме рыцарей в нем были эльфы и драконы. Они объединили силы, и этот союз не принесет добра никому. Гоблинам тоже пора объединяться, пора возродить мощь Орды.

– С кем объединяться? – усмехнулся кто-то из молодых, – своих соседей мы не видели по многу лет, общаемся и торгуем с парой ближайших деревень, а про остальных ведать не ведаем. Может, их и нет уж в помине.

– Не болтай глупостей, Кикра! Степь велика, если кинуть клич – отыщутся воины.

– Но захотят ли они объединяться, – хмуро возразил Камень, – что им до дел, которые творятся в пограничье?

– Если ты еще не понял, лысая твоя башка, – сердито рявкнула на него Галакши, – то дела эти скоро коснутся всех. Эльфы пришли к нам не для того, чтобы поупражняться в фехтовании. Они протоптали дорогу от Королевства до самого Шиммака и ходят по ней, когда им вздумается. Сколько деревень они уже разгромили, известно лишь Богине! А мы отбили один отряд и спим спокойно!

– Женщина права. Галакши права, – зазвучало отовсюду. – Мы должны отправить гонцов в Степь на поиски соседей, готовых взять в руки оружие и сражаться за свои земли.

– Даже собрав все племена и роды, нам не одолеть силу, что выросла на западе, – прохрипел старейшина Нашра, – эльфы, драконы, люди – слишком сильный альянс. Мы не справимся одни.

Среди присутствующих зазвучали возмущенные возгласы, но Нашра поднял вверх руку, призывая к тишине. Услышав, как гулко звякнули совиные кости на его браслете, гоблины затихли.

– Глупо сражаться с альянсом в одиночку. Даже если мы соберем Орду, нам будут нужны союзники. Подумайте, кто может стать ими?

Окружающие молчали: то ли не знали, что ответить, то ли не хотели произносить вслух.

– Те, против кого повернулись силы эльфов и Короля, – раздался в тишине звонкий голос.

Множество глаз устремили взгляды на юную гоблиншу, сидящую возле самого входа.

– Может, ты назовешь тех, кого имела в виду, Айша? – влажные глаза старого Нашры обернулись к говорящей.

– Ликия, – немного растеряв уверенность от всеобщего внимания, произнесла та, и тут же добавила, собравшись с духом, – хозяйка Ликии принцесса Лэйла хочет заключить союз с народом Степи. Она просила меня исполнить роль гонца и принести гоблинам вот это.

Поднявшись и подойдя к постаментам старейшин, Айша вынула из-за полы куртки запечатанный свиток и передала его Нашре. Тот сорвал печать и развернул его:

– Договор союза, – немного удивленно произнес тот, – мы должны обдумать такое предложение…

Гоблины говорили долго. Спорили и соглашались, решали и взвешивали, кричали и молчали. Когда совет, наконец, закончился, солнце опустилось за горизонт, и над степью взошла луна. Огромная, карминно-красная – недоброе знамение будущих кровопролитий.

Предложение Лэйлы пока осталось без ответа. Осторожные старейшины думали, взвешивая все за и против. Однако гоблины единогласно поддержали мысль о том, чтобы отправить гонцов по всей Степи. Среди тех, кто вызвался исполнить их роль, оказались Нанга и Айша. Они были единственными конными всадниками в деревне. Их скорость могла сыграть на руку. Ришту, который хотел отправиться с ними, попросили остаться, деревне нужны были сильные воины, и волчьи всадники в том числе. На время сборов Гиенья Грива не могла остаться без прикрытия.

В очередной раз попрощавшись с матерью, Айша и Нанга вышли из родного дома и направились к коням. Глядя, как младший брат теребит рукоять прислоненного к стене топора, Айша вздохнула:

– Когда-нибудь мы вернемся домой, а он уже будет великим воином.

– Не грусти, сестренка, – хлопнул ее по плечу Нанга, – неважно кем он будет, главное, что мы обязательно вернемся…

Рамаль быстро прошел мимо лающих гончаков и молчаливо лежащих мастифов. Встал в конце коридора, с тяжелым сердцем осматривая пустые темные клети. Из самой дальней раздалась возня и веселое собачье повизгивание. Нехотя, не желая, Рамаль направился туда и остановился, глядя на двух оставшихся собак.

После того, как Хапа-Тавак решил провернуть свою хитрую уловку, с псарни увели дюжину темноморских терьеров. Найденный где-то анатомист получил за операцию кучу денег и седину на пол-головы, ведь теперь и он и вся его семья попадали под надзор господина Камэля, а значит, в случае утечки информации рисковали своими головами. Дело было серьезным и требовало ловкости и большого умения. Анатомист, хороший знаток своего ремесла, сумел собраться духом и провести операции успешно. Все, кроме одной. Последний пес погиб, и Хапа-Тавак потребовал еще одного на замену.

Рамаль заглянул в угловую клеть, там, разделенные перегородкой наивно радовались и стегали по стенам хвостами два темноморских терьера. Барклай и Фреа.

Эльф не разделил их беспечной радости. Нахмурившись, окинул взглядом маленькую желтую суку, Фреа, оценил ее распертое в стороны просвечивающее снизу розовым брюхо. Должна ощениться на днях – операцию она не выдержит.

Рука Рамаля налилась тяжестью, когда он потянулся к крюку, на котором висели широкие, украшенные золотыми клепками ошейники и кожаные поводки. Второй терьер радостно залаял, предвещая прогулку. Он устал сидеть в темном и душном загоне.

– Идем, Барклай, – не глядя псу в глаза, позвал Рамаль, приоткрывая дверь клети, – идем.

Пес выскочил в проход и радостно закрутился вокруг ног эльфа. Тот опустил вниз руку с ошейником, и терьер послушно нырнул в него своей страшной мордой, украшенной частоколом открытых острых зубов. Наивный и неуклюжий, опасный и беспощадный, верный и доверчивый, как все псы.

Похолодевшей рукой Рамаль пристегнул карабин к кольцу ошейника. Его сердце сковал лед. Все внутри замирало от мысли о том, что он ведет на заклание единственное на земле существо, которое считало его своим другом. Которое он считал своим другом… Проклятый анатомист! Глупый неумеха! Как он умудрился загубить последнюю собаку, ту самую собаку, имени которой Рамаль не знал. Он не жалел ее, из-за нее пришлось отдать Хапа-Таваку Барклая.

Слеза злой безысходности прокатилась по щеке эльфа. Проклиная собственную сентиментальность, он решительно намотал на кулак поводок. Пес притих, уняв свою радость, словно понял, что вывели его вовсе не ради праздной прогулки.

Эльф и терьер неспешным шагом двинулись прочь от псарни. Рамаль смотрел вперед, чувствуя, как впервые за много лет к глазам подкатывают слезы жалости и обиды. Пес опустил к земле могучую голову и медленно цокал когтями по брусчатке.

– Прости, Барклай, – сказал Рамаль тихим, вкрадчивым голосом. – Так уж вышло, прости…

– Я не пойду, – заявила Таша, натягивая одеяло и забиваясь поглубже в постель.

Тама, которая проснулась уже давно и, переделав свои нехитрые дела, вернулась в комнату с долгожданным нарядом щедрой фрейлины, взглянула на нее удивленно.

– Ты что, заболела? Чувствуешь себя плохо?

– Нет, – тихо отозвалась принцесса из своего импровизированного убежища, – не пойду и все…

Тама сияла, а для Таши грядущий бал казался казнью. Что она будет делать там? Усталая, обросшая неровными, плохо подстриженными лохмами, с телом, покрытым синяками и ссадинами, полученными за время последних приключений, со страшными узловатыми пальцами, обломанными грязными ногтями. Во время скитальческой жизни все эти неприятные детали выглядели неотъемлемыми частями долгого и непростого ученичества, но бал… Бал слыл событием совершенно иного рода, и Таша, которая, будучи принцессой, успела в свое время отведать изрядную порцию околосветской жизни не могла себе позволить показаться на нем приблудной оборванкой.

– Ну что ты, – Тама присела на край кровати подруги и тихонько постучала рукой по одеялу. – Пойдем. Тебе надо развлечься, отдохнуть и мне тоже. Тебя же госпожа Лэйла пригласила. Не будь невежей.

Таша вздохнула, сбрасывая одеяло и руша свое укрытие. Бал. Не веселье, а проблема. Взахлеб наобщавшись с Тамой предыдущим вечером, она с ужасом вспомнила о Фиро. Почти два дня прошло. Сколько им осталось еще быть вместе? Да и какое там вместе. Они не виделись с прибытия – злая ирония. Вот уж когда учишься дорожить каждой минутой, каждым часом, каждым днем. Неумолимое время – даже реку можно остановить плотиной, а на него управы нет. Течет и течет, вроде бы с одной скоростью, а посмотришь на часы, и поймешь – вот час прошел, вот два, вот полдня. Когда ждешь, время тянется медленно, но, зато, если нет его вовсе свободного, лишнего – летит стремительнее сокола. Таков закон времени, закон жизни – злой рок, не закон…

– Не пойду, – ощущая в душе пустоту и обидную, плаксивую вредность, снова буркнула Таша, – и не проси.

– Аааа, это потому, что у тебя нет красивого наряда, – догадалась пастушка.

– Да, именно! – тут же закивала головой обрадованная неожиданно пришедшим ответом, принцесса.

Как назло, в тот же миг в дверь комнаты поскреблась служанка, которая принесла аккуратно свернутое зеленое платье.

– А, ну-ка, примерь! – обрадовано выкрикнула Тама, подхватила платье и неистово встряхнула, расправляя, – прехорошенькое.

– Да уж, – неуверенно согласилась Таша, вспоминая, что доверять щедрым восторгам Тамы следует не всегда.

В тот момент ей даже почудилось, что сейчас откуда-то из-за спины раздастся хмурое бормотание Айши, о том, что Тама, мягко сказать, не права, и платье вовсе не так хорошо, как считает наивная пастушка… Но за спиной никого не было. Таша вздохнула, без гоблинши команда казалась неполной. А ведь когда-то их отчаянное трио могло вынести любые тяготы и приключения, дать отпор любому врагу. Как вышло, что судьбы их разошлись, словно пути-дороги от перекрестка? Все в разные стороны.

– Даже Айше оно бы понравилось, – словно прочитав мысли принцессы, грустно добавила Тама.

Таша сдалась. Она стянула подаренное Эллавией дорожное платье и покорно подняла вверх руки. Тама ловко натянула наряд ей через голову.

– Вот, повернись… Ой, – пастушка разочарованно всплеснула руками, – короткое, совсем короткое.

К всеобщему разочарованию, платье оказалось непозволительно куцым, короче старого ташиного плаща – и щиколотки видно и голени, тут уж нечего говорить о взлетевшей под грудь талии и коротких рукавах.

– Ну, почему ты такая высокая? – ища оправдания для ситуации, выдохнула Тама. – Что же делать.

– Видишь, – плохо скрыв радость, одернула подругу Таша, – не нужно мне идти на бал, все к этому ведет.

Но решительную и целеустремленную Таму сложно было переубедить или остановить:

– Значит так, – заявила она, вытаскивая принцессу в коридор и кивая на огромные часы одной из дворцовых башен, – время у нас еще есть. Мы пойдем в гардеробную фрейлин и одолжим тебе красивую и подходящую одежду.

– Одолжим? – переспросила Таша, уловив лихорадочный блеск в глазах подруги, – скажи еще, что украдем?

– Одолжим, – сдвинула брови Тама, и уверенно тряхнула светлыми кудрями, – у этих фрейлин платьев просто завались, авось не обеднеют. К тому же мы все вернем, сразу после бала.

Не успела Таша опомниться, как они уже спешили по персиковому, отделанному мозаикой из раковин коридору, ведущему к узкой мраморной лестнице, винтом уходящей куда-то наверх.

– Только тихо, – предупредила Тама, – плохо будет, если попадемся. Вперед!

Тычок в спину заставил Ташу приблизиться к блестящим чистотой ступеням и взойти по ним на следующий этаж. Оказавшись в круглом холле с пятью буковыми дверями, обитыми серебром, Тама сосредоточенно вгрызлась в ноготь указательного пальца.

– Куда теперь? – взволнованно прошептала Таша.

– Не помню, – пересчитав двери слева-направо и справа-налево, отозвалась подруга-авантюристка, – кажется сюда, – она толкнула вторую справа дверь.

За дверью оказался открытый переход с легкими арками и невесомой крышей. Белый мрамор на полу сиял чистотой, и Таша невольно обернулась, боясь оставить следы. Переход привел их в маленький холл, за которым снова открылся коридор с дверями. Возле одной из них Тама остановилась.

– Здесь, – произнесла она довольным тоном, припала ухом к деревянному полотну и, убедившись, что за дверью пусто, вошла внутрь.

Таша шмыгнула следом, с ужасом расслышав, как в тот же миг покинутый коридор огласился звуком шагов. Следом раздались голоса. Принцесса тихо притворила дверь и, взглянув на Таму, побледнела. Лицо подруги выражало удивление и испуг, ведь комната, в которой они оказались, была вовсе не гардеробной, а кабинетом, с огромным шкафом в углу и столом по центру. Шкура белого льва на полу, с целой головой и когтями на лапах глянула на незваных гостей с укором. На миг Таше даже показалась, что эта страшная шкура – живая, сейчас откроет пасть и заорет на весь дворец об их с Тамой вторжении.

К счастью шкура промолчала. Да и криков особых уже не требовалось. Шаги в коридоре были все ближе, послышались голоса, обнаружение девушек оказалось неизбежным.

– Прячемся в шкаф, – скомандовала Тама, впиваясь пальцами в ташину руку и подтаскивая девушку к массивным полированным створам.

– Ох… – только и успела выдохнуть принцесса.

– Тихо! Молчок! – бешеным шепотом приструнила ее пастушка.

Они забились под какие-то полки, пахнущие бумагой и кожей. В кабинет вошли. Судя по шагам двое, судя по голосам – мужчина и женщина. Мужской голос принадлежал глубокому старику, а женский, его не представлялось возможным не узнать: то была принцесса Лэйла, хозяйка Ликии.

За дверцами шкафа скрипнуло дерево: вошедшие сели, а Тама и Таша затаили дыхание.

– Дайте мне, наконец, ответ, господин Моруэл, не томите, – зазвучал голос городской хозяйки, вкрадчивый и четкий, – я должна знать все.

– Не просите меня о невозможном, моя госпожа, – уклончиво ответил старик, – я не провидец, а всего лишь старый, выживший из ума чернокнижник.

– Ах, Моруэл, провидцы видят лишь туманное будущее, в котором еще ничего не предрешено, вы же смотрите в прошлое, где все свершилось, где все неизменно. Не лукавьте, что не разделяете моих тревог, это вы отыскали легенду о Белом Кролике, но, то был лишь зачин, я уверена, иначе не осталось бы в тайнах идущей войны такого количества белых пятен.

– Не думайте о кролике, – как-то неестественно вздохнул чернокнижник, – что вам до него? Пусть Лесной Князь льет слезы о своих дочерях и ищет мести в битвах. Ликия не город войны. Ликия неприкосновенна.

– Времена изменились, Моруэл, – голос Лэйлы чуть заметно дрогнул, – не пытайтесь успокоить меня так, как делали много лет назад, глядя по голове маленькую испуганную девочку. Вы ведь как никто другой изучили ту легенду. Эльфийки эльфийками, головы головами, но суть-то не в них. Все началось с ключа, которым так жаждал владеть эльфийский воин.

– Я понимаю, – понизил голос старик, словно догадавшись, что у беседы есть невольные свидетели, – но мало ли в нашем мире ценных ключей…

– Я знаю лишь один, – оборвала собеседника Лэйла, – тот, о котором говорила мне бабка, сравнивая наши руки и убеждаясь, что они одинаковы, как две капли воды.

– Я понимаю ваши тревоги, – замурлыкал Моруэл, стараясь придать тону умиротворяющие ноты, – но не тревожьтесь раньше того, как настанет время тревог.

– А оно настанет, – сказала нелюбимая дочь Короля уверенно и громко, – уже настало. Я не хочу, чтобы карта, скрытая в венах и татуировках моей руки, досталась врагам. Я не знаю истинной цены и назначения ликийского ключа, но предыдущая хозяйка города хранила его тайну всю свою жизнь, ровно, как и поколения ее предшественниц, – выпалив вышесказанное яростно и вдохновенно, Лэйла помолчала несколько секунд и устало спросила. – Я уже давно не та маленькая девочка, которой вы читали сказки перед сном, не пытайтесь оградить меня от реальности пустыми словами. Я знаю, что за ключом придут, я это чувствую. Взяв в руки власть над Ликией, я сама стала этим городом и отныне вижу гораздо больше того, что подвластно глазу.

Лэйла замолчала. Молчал и Моруэл. В шкафу, прижимаясь друг к дружке, задержали дыхание Таша и Тама. Эти несколько безмолвных минут показались Таше вечностью. Она с ужасом думала о том, что не хочет слышать подобных разговоров и становиться свидетелем чьих-то тайн. Прислушиваясь к темноте, девушка молила Центру, чтобы беседа колдуна и городской хозяйки на этом закончилась, но грозный пророк Великого Централа не привык размениваться по мелочам.

– Кроме вас никто не знает о карте и ключе, – произнес, наконец, старый волшебник.

– Только вы, и ни одна живая душа более…

– Ошибаетесь, – добавил, вдруг, Моруэл, и девушки сжались от страха, предчувствуя разоблачение, – выходите, незваные гостьи, – грянуло снаружи.

Пришлось выбраться, скрываться далее было глупо.

Глядя на перепуганных, красных от стыда подруг, Лэйла помрачнела и взгляд ее наполнился глубокой печалью.

– Как вы оказались здесь? – спросила она, наконец.

– Хотели одолжить у фрейлин платье для бала, госпожа, – честно призналась Тама, понимая, что вранье только усугубит их вину.

– Как глупо… – вздохнула городская хозяйка, и взгляд ее стал совершенно отрешенным, словно вместо девушек перед глазами оказалось лишь пустое место.

– Что с нами будет? Вы накажите нас? – волнуясь, поинтересовалась Тама, Таша в тот момент вообще не могла произнести ни слова.

Лэйла не ответила, помолчав, кивнула на резную дверь в конце комнаты, добавляя:

– Возьмите любые платья, какие вам понравятся, и забудьте о том, что услышали.

Присев в неуклюжих, поспешных реверансах, девушки метнулись в указанном направлении и, лихорадочно похватав с вешалок первые попавшиеся наряды, бросились прочь из роковой комнаты.

Уже в коридоре, глядя на белую от ужаса Ташу, Тама задорно рассмеялась:

– Да не переживай ты так! Чего только не бывает во дворце – здесь полным-полно всяких сплетен и тайн. Главное, что не влетело, а до остального нам дела нет.

Таша промолчала, хоть и не разделила спокойствия и беззаботности подруги…

Оставшись наедине с чернокнижником, Лэйла погрузилась в мысли. Ее красивое лицо отметила печать тяжелой думы. Заметив это, Моруэл произнес:

– Все верно, госпожа, не тревожьтесь, все верно. Такова воля судьбы…

Нарбелия не прогадала, рассчитывая отыскать отца в рабочем кабинете. Как и прежде пару часов перед сном он предпочитал проводить в одиночестве. В такие минуты компанию ему составляли бокал старинного вина и любимая такса, спящая у ног на медвежьей шкуре.

Принцесса вошла без стука, огляделась по сторонам, словно боясь, что ненавистная драконша уже успела пробраться в обитель отца и что-то в ней поменять. Пока все оставалось на месте: Красный мрамор стен, колонны по углам, увитые резьбой в виде плющевых листьев, огромная люстра на сотню свечей, которую никто никогда не зажигал: отец всегда пользовался настольными подсвечниками, поэтому в кабинете царил уютный полумрак.

Спящая такса даже не подняла головы, Нарбелия ее знала с детства. Скользнув взглядам по высоким стеллажам из черного дерева, заполненным свитками, книгами, шкатулками, девушка подошла к массивному столу, украшенному по краю золотой чеканкой. Король поднял голову, оторвавшись от большой книги в кожаном переплете:

– Дочь моя, что привело тебя сюда в столь поздний час?

– Тревоги, отец, невыносимые тревоги о твоей судьбе и судьбе Королевства, – произнесла принцесса как можно более вкрадчиво и ласково.

– Не беспокойся, доброе дитя, сейчас моя душа переполнена ликованием. Ничто не приносит Королевству такого благоденствия, как вдохновение и счастье его Короля! Столица цветет, будто райский сад.

– Все это, конечно, хорошо, – отвела взгляд Нарбелия, стараясь не заглядывать в раскрасневшееся, счастливое лицо отца, – но твоя свадьба весьма обеспокоила меня. Это поспешное решение, пойми, отец!

– Конечно, все произошло слишком быстро, но истинную любовь не сдержишь, – мечтательно развел руками Король, – не беспокойся, Миния станет замечательной Королевой, с ее приходом судьба наших земель окажется в надежных руках. К тому же она красива, как ангел, подданные полюбят ее.

– Ты плохо знаешь эту женщину, – сердито выдохнула Нарбелия, не терпевшая подобных комплиментов в чужой адрес – ее голос моментально растерял всю напускную нежность, – она коварна и опасна.

– Это ревность, дитя мое, – печально улыбнулся Король, пытаясь уладить ситуацию, – я понимаю, ты верна своей матери, хоть и помнишь ее едва. Ты привыкнешь и поймешь меня…

– Как можно такое понять? – распалилась Нарбелия, – молодая проходимка окрутила старого Короля, заскучавшего в одиночестве.

– Не нужно так говорить, – лицо Короля помрачнело, – ты ранишь меня в самое сердце.

– Это не я раню твое сердце, – отчаянно выкрикнула принцесса, – это твоя потаскуха-Миния скоро вырвет его и сожрет на завтрак. Она гадюка, отец, подлая змея! Неужели ты настолько слеп? Где твоя прозорливость, мудрость? Где?

– Не дерзи, Нарбелия! Не зарывайся! – вскочил с места Король, и старая такса испуганно заскулила, забиваясь под ящики стола.

– Отмени свадьбу, отец. Отмени, пока не поздно. Послушай меня. Неужели ты позволишь, чтобы наше Королевство попало в загребущие лапы какой-то драконши? Ты забыл, что у тебя есть наследница?

– Ах, вот в чем дело, – голос Короля вдруг стал холодным и презрительным, – ты расстроилась, что власть перейдет не в твои руки? Как низко, дочь моя… – он вздохнул разочарованно и печально, – не беспокойся, я не оставлю тебя без наследства: ты получишь в свое распоряжение Ликию.

– Что? А как же Лэйла?

– Лэйла предала Королевство, и за это лишится своего трона.

Нарбелия почувствовала холод в пальцах рук и ног. Мертвец не соврал – Миния и впрямь восстановила отца против сестры. Все услышанное звучало просто отвратительно, гадко, подло. Дрянная авантюристка с крысиными зубами, не успев стать Королевой, навела свои порядки – надумала лишить трона обеих дочерей Короля. Дрянь. Нарбелия сжала кулаки и скрипнула зубами. Проклятье. Проклятье! Проклятье…

Опустив голову, она направилась в свои покои. Разговор так ничем и не окончился, а все попытки отговорить отца от свадьбы провалились. Разные мысли метались в голове наследницы, все они были рождены яростью и жаждой мести. Она вспоминала все самые мощные и убийственные заклинания, воскрешала в памяти имена знакомых убийц и названия ядов. Осознав – решить проблему по-хорошему не выйдет, принцесса поняла, что пойдет на все.

Нельзя обвинить Нарбелию в том, что она опустила руки: сколько заклинаний было прочитано, сколько наемных убийц послано, сколько служанок подкуплено. Однако королевская невеста оказалась крепким орешком, весьма крепким, чтобы теперь уже бывшая наследница обломала об нее свои прекрасные зубки. Ярости и гневу последней не было конца. Она била посуду и закатывала истерики горничным. Служанки боялись лишний раз подходить к ее покоям.

Наконец, день свадьбы настал. Столица ликовала, утопающая в цветах, пестрящая лучшими нарядами ее жителей, наполненная ароматом угощений, вынесенных на площади и разложенных на укрытых белыми скатертями столах, специально для простого народа. В этот день каждый мог подойти к королевскому столу и поесть досыта. Богатые брезговали яствами, уступая свое место нищим и беднякам, которые дружно толпились возле постоянно пополняемых блюд, вознося хвалу небесам, благословенному Королю и его прекрасной невесте.

Для обеспечения охраны и порядка солдаты со всех окрестных гарнизонов были присланы в столицу. Они патрулировали улицы площади и парки. Охрану дворца утроили, боясь новых выходок неизвестного недоброжелателя, совершившего за последнюю неделю несколько покушений на Минию. К великому утешению Короля, сама драконша не слишком беспокоилась об этой напасти, ее личные телохранители – два мага-эльфа прекрасно справлялись со своей задачей, да и сама невеста вовсе не была беззащитной.

С раннего утра от Короля не отходили многочисленные слуги, пажи, парикмахеры и швеи. Одни укладывали ему волосы, другие пудрили лицо, третьи брызгали благовониями нижнюю одежду, четвертые подгоняли расшитый рубинами алый камзол так, чтобы сидел безупречно.

Когда, наконец, все приготовления были закончены, а если говорить точнее, к обеду великого дня, Король, в сопровождении телохранителей, знаменосцев и пажей покинул дворец, отправляясь в самый величественный храм Объединенного Централа, находящийся на площади Святого Центры, совсем недалеко от королевского дворца. Расстояние, которое можно было за несколько минут преодолеть пешком, отец Нарбелии проехал в нарядной карете, запряженной шестеркой великолепных эльфийских коней темно-игреневой масти.

Там, по всем правилам этикета, он остановился, ожидая картеж невесты. Она не заставила себя долго ждать. Подъехала к ступеням храма на открытой повозке из перламутра, укрытой белыми норковыми шкурами и запряженной белоснежной парой редких в этих местах северных упряжных.

Увидев будущую венценосную чету, оттесненные от проездов охраной, толпы зевак восторженно загудели, выкрикивая поздравления и благодарности Королю и его невесте. А тот, взяв под руку Минию, ступил на мраморную лестницу, идущую между рядов колонн, ко входу в храм. Внутрь храма, согласно обычаю, в тот день не пускали никого, кроме царственного жениха и его благородной невесты.

Лишь один человек во всей столице не разделил всеобщего праздника и торжества. Нарбелия. Мрачная и злая она уединилась в своих покоях, отправив прочь королевского пажа, сообщившего, что Король ожидает дочь на церемонии. Дабы сохранить лицо и не выглядеть в глазах дворцовых сплетников обиженной жизнью скандалисткой , бывшая наследница сослалась на сильное недомогание, что отчасти являлось правдой. Она действительно чувствовала себя нехорошо. Не стоило и гадать, что явилось причиной этой хвори – лютая злоба, точащая сердце, постоянное недоедание и недосып. Нервы были на пределе, силы тоже.

Захлопнув наглухо окно, специально, чтобы не слышать радостные крики и веселую музыку, Нарбелия задернула тяжелые портьеры и, бессильно рыдая, рухнула на кровать. Воцарившиеся в ее комнате тишина и мрак не дали покоя, наоборот, создали ощущение пустого склепа, в котором ее, законную наследницу, оставили одну, более ненужную и неважную своему Королевству и отцу. Она рыдала и рыдала, уткнувшись лицом в мягкую перину, до тех пор, пока сквозь собственные всхлипы не различила тихий стук в дверь.

– Хайди, это ты, – разочарованно выдохнула Нарбелия, и тут же отвернулась, пряча от пришельца распухшее красное лицо, – что, на свадьбу не пригласили?

– Зря рычишь, дорогая, хотя, сейчас это тебе несказанно идет – с таким лицом ты и вправду похожа на бульдога, у которого из-под носа утянули кость.

– Это тебя давно пора скормить бульдогам, мерзкая падаль! – поворачиваясь, выкрикнула принцесса, получив долгожданный объект для излияния своего гнева, – ненавижу тебя, всех ненавижу! Вокруг одни враги и негодяи! Трусы и предатели! Ублюдки и подлецы!

– Угомонись, – злобно прошипел в ответ ее мертвый слуга, – хватит психовать. Этим делу не поможешь.

– Уже ничем не поможешь! Поганка-Миния охомутала Короля. Я – нищая бесприданница! Это конец, конец…

– Возьми себя в руки, дура. Ты все еще принцесса и королевская дочь! Не ной, словно битая служанка, – спокойные прежде глаза мертвеца полыхнули оранжевым огнем.

– Да, пожалуй, – Нарбелия гневно откинула волосы и направилась к выходу, – пора положить конец этому цирку.

– Что ты задумала? – в голосе Хайди промелькнуло беспокойство.

– Убью крысу прямо сейчас…

– Не вздумай! Убьешь – станешь преступницей межгосударственного масштаба, и тебя повесят, не посмотрят, что благородных кровей.

– Пусть попробуют, – глаза наследницы налились кровью, – пусть рискнут, – на концах тонких пальчиков полыхнули опасные искры, – познают мощь моей силы.

– Миния тебе не по зубам, – понижая голос, произнес мертвец, отслеживая все движения Нарбелии.

– Не родилась еще та стерва, которой я не смогу свернуть шею! – голос бывшей наследницы превратился в злобное шипение.

Собирая в ладонях электрические комки силы, Нарбелия направилась в коридор. Хайди нагнал ее в дверях и схватил за руку:

– Стой.

– Не смей трогать меня, – прошипела Нарбелия, толкая его в грудь.

Мертвец перехватил ее за запястья, и она снова зарычала, как дикая разъяренная кошка:

– Не смей меня останавливать, ты мой слуга! – рванулась, отскочила, развернувшись спиной, кинулась в проход.

Сильные руки обхватили ее сзади. Одна обвила шею, вторая талию, оскаленные зубы клацнули возле украшенного золотом и брильянтами уха:

– Не дури, истеричка. Сегодня убьешь Минию и насытишься местью, а завтра, стоя на эшафоте пожалеешь о содеянном.

– Не пожалею! Ничто не может быть слаще желанной мести…

С этими словами девушка рванулась из последних сил. Хайди удержал ее, крепче пережав горло, впиваясь рукой в нежный живот. Неожиданно под пальцами что-то шевельнулось – от неожиданности мертвец ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил Нарбелию. Она стояла тяжело дыша.

– Ты… ты почему не сказала? – напряженный взгляд

Хайди пересекся с осоловевшими глазами принцессы, – чей ребенок?

– Кириэля, – еле слышно произнесла принцесса.

– Ты врешь, – прозвучало в ответ, – сама знаешь, что беременна не от него.

– Это не важно, он не догадается, что ребенок от Тианара.

– Тианара, – переспросил мертвец, прищуривая глаза и требовательно взирая на принцессу, – с тех пор, как я вытащил тебя из подземелья, прошло немало времени… Какой срок?

– Большой.

– Какой, отвечай.

– Последний месяц.

– Не может быть, – на лице Хайди, рассматривающего стройную фигуру девушки и незаметный живот, проступило тревожное недоумение.

Жажда мести мгновенно прошла, стоило верному слуге обнаружить то, что Нарбелия прятала уже несколько месяцев, не желая открыть прежде всего себе самой. Первое время она внушала себе, что вовсе не беременна, и все признаки – лишь результат постоянных переживаний и стрессов. Потом пыталась избавиться от ребенка, но что-то каждый раз останавливало ее. Теперь она смирилась с фактом, решив использовать свое состояние, как козырь, способный ускорить свадьбу с Кириэлем. Конечно, задумка могла провалиться, но Нарбелия, которой не чего было терять, полностью полагалась на собственные магические способности. С помощью колдовства она смогла укрыть плотным мороком свое тело, и сделала это так искусно, что даже сильные маги в Эльфаноре не сумели заподозрить неладное.

Поделившись своими планами с Хайди, особой поддержки она не получила. Усевшись в кресло и задумчиво подперев рукой подбородок, мертвец разочарованно покачал головой:

– Пусть Кириэль и полный болван, его кукловоды наверняка задумаются, прежде чем допустить тебя к будущему Владыке. Живот ты скрыла, но со дня на день родится ребенок, как ты поступишь тогда?

– Я его спрячу, притворюсь беременной, объявлю принцу и его прихвостням подходящий срок, выйду замуж, стану Владычицей, а потом изображу роды наследника, – уверенно заявила Нарбелия.

– Изобразишь? Думаешь, это будет легко, к тебе приставят кучу шпионов и личного врача, – голос собеседника переполнился сомнением.

– Повитуху и врача я возьму своих – таковым будет мое условие. И Кириэль его выполнит, я заставлю, – нежные пальцы свернулись в кулак, – таков будет каприз невесты.

– Что ж, попробуй, – Хайди взглянул девушке в глаза, и взгляд его обнадеживал.

Странное ощущение надежности и защищенности переполнило принцессу. Конечно, периодически Хайди злил и раздражал ее, но, в то же время, его компания с каждым днем становилась все более желанной и приятной. Девушка не могла точно истолковать свои чувства, но былой ненависти в них почти не осталось, а градус привязанности и даже зависимости поднимался с каждым днем.

Успокоившись, Нарбелия расслабленно откинулась в кресле напротив мертвеца, по-кошачьи потянулась, меряя его недвусмысленным взором, тоскливо посмотрела сначала на диван, а потом на кровать. Хайди ответил прямым взглядом, скрывающим усталую насмешку. Потом ушел прочь, а Нарбелия, с досадой поглядев ему вслед, уселась за письменный стол и, достав из ящика тонкий лист надушенной благовониями бумаги с золотым гербом в углу, принялась писать послание «возлюбленному» эльфийскому принцу.

– Кого еще там принесло? – рыкнул Камэль на невысокого большеглазого эльфа, в роду которого явно имелась лесная родня.

– Разбойники, – тихо ответил тот, боясь поднять лицо и встретиться глазами с главным, – говорят, господин Хапа-Тавак их пригласил.

– Ясно, – дернул губой Камэль отчего расположившийся возле рта шрам пошел вверх надломленной дугой. – Эй, Зенка! – прикрикнул он, обернувшись за спину. – Бегом к господину, скажи эти пришли. Разбойники.

В полумраке длинного коридора, не имеющего окон, раздались частые шажки. Служанка-полукровка со всех ног бросилась исполнять приказ. Она торопилась, и причин у нее на то имелось две: первая – нерасторопность каралась руганью, а в худшем случае даже побоями; вторая – оставаться рядом с господином Камэлем никто из слуг не желал.

Шаги утихли, в конце коридора скрипнула дверь, вырезав на темном полу четкий светлый прямоугольник. Спустя минуту – снова звук двери и опять чечетка быстрых ног по каменному узорному полу.

– Господин Хапа-Тавак велел пригласить их поскорее, – отчеканила она, справляясь с дыханием, – ждет их очень.

– Поди прочь, – буркнул на служанку Камэль, раздраженный ее простым пограничным говорком, – глаза не мозоль.

Обрадованная Зенка кинулась со всех ног к дальней лестнице, ведущей на первые этажи, где находились комнаты слуг. В спешке поскользнулась и растянулась на полу, тут же мячиком подскочила и понеслась еще быстрее.

– Слышал? Зови разбойников, чего стоишь, – было приказано невысокому эльфу, и тот, взяв пример с благоразумной Зенки, поспешил удалиться…

Шайку Гои на западе знали хорошо. Она патрулировала все восточные дороги. Караванщики говорили о ней с ужасом, а Королевские солдаты и эльийские охотники с досадой и ненавистью. Не желая делить степи с гоблинами, разбойники не подходили близко к Королевству, обычно держались у границ Апара и на севере, там, где степная коса тянулась почти до самого Шиммака. Там степь не была такой дикой, как на западе, там проживало много людей, а гоблинские поселения встречались редко.

Если Король тратил все силы на разгром разбойничьих банд, то хитрые апарцы поступали иначе – когда Гоя принимался бесчинствовать слишком близко к границе, или слишком сильно тревожил апарских купцов, его решительно отгоняли в степь, не преследуя. Ходили слухи, что головорезы Гои стоят на тайной службе у апарцев и даже платят им налог с награбленного… .

Изучая пристальным взглядом сытые холеные лица разбойников, Камэль скрыл возникшее удивление. Обычно люди подобной профессии смотрелись иначе: местные разбойнички выглядели совершенными оборванцами. Западные леса и дороги не таили особых щедрот, поэтому вольные ватаги промышляли в них кое-чем, перебиваясь набегами на крестьянские хозяйства и редких путников.

Те, что пришли с Гоей, все как один носили дорогую кожаную одежду, проклепанную серебром и украшенную самоцветами. Их пальцы сверкали кольцами, шеи гнулись под тяжестью золотых цепей. В глазах эльфа гости выглядели скорее зажравшимися пижонами, нежели прожженными бойцами, но одного прямого взгляда хватило, чтобы опровергнуть эту видимость.

Сам Гоя выглядел человеком уверенным и осторожным. Темные волосы и ястребиное лицо с крючковатым носом и острым, немигающим взглядом хищной птицы выдавали в нем чистокровного апарца. Как истинный апарец он был сухощав и не слишком высок. В отличие от красно-рыжей, под цвет степной травы, одежды остальных разбойников, главарь носил черную кожу, прошитую золотом, без аляпистых самоцветов и цепей. Угловатые плечи выходили вперед, как сложенные крылья, придавая ему еще большее сходство с ястребом.

Здесь, в Волдэе, лишенный открытого пространства, этот степной хищник явно чувствовал себя неуютно. Оглядев с ног до головы Камэля, Гоя напрягся – внешность Высокого не вызвала у него доверия.

– Где тот, кто хотел видеть нас? – каркнул он, наконец, совершенно по-вороньи, хрипло и пронзительно, – сдается мне, звал нас сюда не ты, эльф.

– Кто бы ни звал, вы здесь, – отрезал Камэль, – так не будем тратить время на ненужные разглагольствования и перейдем к делу.

– Добре, – кивнул Гоя, сбавляя гонор под непримиримым и властным взглядом волдэйца, – добре, эльф. Дело хорошо лишь тогда, когда выгодно обеим сторонам. Объясни, чего вы, жители запада хотите от нас?

– Не прикидывайся несведущим, главарь, – по-волчьи оскалился Камэль, заставляя разбойников, стоящих перед ним, отвести взгляды, – не знай ты, о чем пойдет речь, разве проделал бы столь длинный путь?

– Слава о силе Белого Кролика дошла до нашей степи. Его люди шастают там последнее время чаще купеческих караванов. И мы их не трогаем, – Гоя улыбнулся, показав оба ряда желтых мелких зубов.

– Правильно делаете. Вы не дураки, – ухмыльнулся Камэль. – Вы ведь служите кому-то из апарских князей?

– То наше дело, – снова оскалил зубы главарь, – а твой господин, что, хотел просить нас о помощи?

– Хапа-Тавак, – проскрежетал зубами эльф, даже не удосуживаясь добавить «господин», – предлагает тебе сделку. Ты будешь служить ему – охранять его обозы и смотреть, чтобы никто не ходил по следам, а он отдаст тебе всю степь.

– Степь отдаст? – заливисто рассмеялся Гоя, вскидывая вверх черные брови, – он что, хозяин степи? Степь моя и всегда будет моей!

– Твоя лишь узкая полоска вдоль апарской границы. Степь ничья, а по факту – принадлежит гоблинам. Если она захотят – раздавят тебя, как вошь. А с нами ты обретешь силу…

– И стану цепным псом Белого Кролика?

– Лучше быть цепным псом, чем безхозной шавкой, – не скупился в выражениях Камэль, – ты же любишь деньги и власть, так ведь, Гоя?

– Можно подумать их не любишь ты, – прищурился апарец, меряя взглядом эльфа, – все любят власть и деньги, и все их ищут.

– Примешь наше предложение, и твой поиск увенчается успехом, – прозвучало в ответ.

– Добре, – кивнул Гоя, и хотя видно было, что решения он еще не принял, алчный блеск в глазах указывал на то, в какую сторону разбойник скорее всего склонится, – а как же гоблины? – спросил он вдруг.

– А что гоблины, – насторожился эльф, догадываясь, о чем будет речь.

– По степи ползут слухи, что они собирают Орду…

Назад: ЧАСТЬ ВТОРАЯ Башня ведьмы

Дальше: Книга 3. Эльфийская радуга

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Господин Никогда

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Господин Никогда