Глава 18
Газетный киоск находился в самом здании вокзала и являл собой обычный навес с деревянными стенками. На широком прилавке стопками лежали газеты, брошюры, журналы, старые, еще дореволюционные открытки с видами природы и всевозможных достопримечательностей: от дачи самого издателя Суворина в крымской Феодосии до швартовки парохода к причалу Железнорудского речного порта, запечатленного местным же фотографом. Самые свежие номера висели, как сохнущее белье, на протянутой у стен бечевке и так же прикреплялись к ней старенькими прищепками.
Киоск со всех сторон обступили любопытствующие граждане. Они брали в руки печатные издания, листали их, но ничего не покупали. Для большинства это было слишком дорогим удовольствием. За прилавком томилась полная женщина лет сорока в фиолетовом выцветшем платье. На ее голове была повязана белая косынка, в серых миндалевидных глазах застыла смертельная скука. Перед тем, как Елисеев подошел к киоску, она прогнала стайку беспризорников в живописных лохмотьях.
— А ну, брысь отсюда, шкеты! Ишь, повадились у меня воровать! Я сейчас милицию позову!
Беспризорники прыснули по сторонам, это позволило Петру встать у прилавка. Правда, пришлось немного потолкаться плечами.
Женщина встрепенулась, посмотрела на него, но тут же опустила взгляд. Ей стало ясно, что это не покупатель.
— Здравствуйте. Я из губрозыска, — представился Петр.
Услышав название учреждения, в котором работал Елисеев, граждане стали стремительно расходиться как можно дальше от киоска. Все разом вспомнили, что у них еще много дел.
— Здравствуйте, — равнодушно произнесла женщина. — Я что, чем-то провинилась перед милицией?
— Да нет.
— Это радует. Тогда по какому вопросу пожаловали?
Петр подал ей список.
— Скажите, пожалуйста, вы этими газетами торговали?
Каким-то чудом ей удалось расшифровать его каракули. Изучив список, она сказала:
— Да, почти все у меня были. Собственно, некоторые до сих пор не проданы. Хотите приобрести?
— Нет, спасибо, — улыбнулся Петр. — У меня уже есть. Простите, вы сказали, что в ваш киоск поступали не все газеты из этого списка?
— Да. Не поступил вот этот номер «Известий». — Она указала пальцем на нужную строку в списке.
— Интересно. А почему так произошло?
— Наш агент из «Центропечати» что-то напутал и нам его не привез, — вялым тоном пояснила женщина.
— А в другие киоски этот номер поступал?
— Это вы лучше у него спросите.
— У него — это кого? — строго спросил Елисеев.
— У него — это у Тимофея Ивановича Глухова. Он в столицу за газетами ездит в специальном вагоне.
— Так-так… А сейчас он в городе находится?
— Вчера из командировки вернулся. Думаю, никуда не уехал, на работе сейчас.
— Понятно. Говорите, в городе он… Как его найти?
— Где губернское отделение «Центропечати» находится, знаете?
— Нет. Адресок подскажите, пожалуйста.
— Странно… Из губрозыска, а таких простых вещей не знаете.
— Я недавно сюда перевелся, — зачем-то стал оправдываться Елисеев. — Многого еще не знаю.
Женщина понимающе кивнула.
— Тогда как бы вам объяснить… Где губи-сполком расположен, видели?
— Конечно.
— Тогда найдете, — обрадовалась она. — Рядышком, через два дома, будет двухэтажное здание из красного кирпича… Не ошибетесь, оно видное такое, с башенкой.
— Ага, видел такое.
— Ну вот, — усмехнулась женщина. — В нем прежде госпиталь был, а год назад передали для совучреждений. Губернская «Центропечать» в этом доме на первом этаже. Там на дверях висит табличка. На крайний случай спросите у кого-нибудь.
— Спасибо за объяснения.
— А! Пустяк. — Она поправила косынку, испытыующе взглянула на Елисеева. — Может, что-то у меня купите, товарищ сыщик?
— Я бы, наверное, купил, да денег с собой нет.
Женщина вздохнула.
— У всех нет.
— Что, стоит торговля? — догадался он.
— Стоит, — не стала запираться она. — За сегодня еще ничего не продала. Время такое.
Время и впрямь для торговли было не самое замечательное. Деньги дешевели прямо на глазах. На торжках и рынках процветал натуральный обмен. Елисеев знал, что когда-нибудь это изменится, но не брался загадывать — когда. Может, и впрямь все наладит Новая экономическая политика? Товарищ Ленин не должен ошибаться. Положение у него такое, что нужно постоянно смотреть вперед и заглядывать в будущее.
«Деньги дешевели прямо на глазах. На торжках и рынках процветал натуральный обмен».
Агент «Центропечати» товарищ Глухов оказался на месте. Вместе с тощим мальчонкой в коротких штанишках он сортировал пачки газет, постоянно сверяясь с засаленной бумажкой. Был товарищ Глухов немногим старше Елисеева, имел буйную шапку пшеничного цвета волос и тонкую полоску усиков над губами. Впавшие щеки поросли рыжеватой щетиной. На узких плечах висела черная железнодорожная шинель.
— Вы ко мне, товарищ? — вскинулся он.
— Тимофей Иванович?
— Да. А с кем, простите, имею дело?
— Петр Елисеев, губрозыск.
— Очень приятно. Слушаю вас.
— Нужна ваша помощь, Тимофей Иванович.
— Даже не представляю, чем могу вам помочь, — удивился Глухов.
— А вы сначала выслушайте. Там разберемся. Елисеев показал ему список газет, попросил подсказать, в какие места могли поступить все эти наименования.
— Задали вы мне задачку. Позвольте свериться с записями, — попросил агент «Центропечати».
— Конечно-конечно!
Глухов снял со шкафа толстую прошнурованную тетрадь и принялся нервно листать. Елисееву показалось странным, что агент «Центропечати» нервничает. С другой стороны, понять его можно: не каждый день к тебе приходят из уголовного розыска.
— Угу, — наконец, откликнулся Глухов. — Кажется, что-то есть.
Он снова всмотрелся в тетрадь, добавил с некоторым расстройством в голосе:
— Боюсь, вам не очень повезло.
— В каком смысле? Вы потеряли записи? — насторожился Петр.
— Нет, с записями все в порядке. Я — человек ответственный, у меня все фиксируется, — похвастался Глухов.
Елисеев бросил на него недоумевающий взгляд, под которым Глухов заерзал, а его лицо пошло красными пятнами.
— Просто эти газеты я отгружал в большое количество мест. Тяжело будет отыскать нужное, товарищ Елисеев, — скороговоркой пояснил агент «Центропечати».
— Ничего, трудности нас не пугают, — заверил Петр, который успел внутренне настроиться на прорву работы и, в общем-то, ожидал примерно такого ответа. — Можете для меня подготовить перечень, куда ушла эта печатная продукция? И, если можно, с фамилиями товарищей, которые отвечают за этот вопрос.
— С фамилиями, значит?
— Ну да. Это возможно? — повторил просьбу Елисеев.
— Кхм… Можно, конечно, если у вас найдется десять-пятнадцать минут… — без особой уверенности сказал Глухов.
— Я подожду, — покладисто произнес сыщик.
Агент «Центропечати» уложился в обещанное время.
— Вот, товарищ, берите.
— Ничего не пропустили?
— Обижаете, — расстроился Глухов.
— Ну, извините.
Елисеев взглянул в длиннющий список и задумчиво почесал голову.
— Ого!
— Что, не ожидали? — понимающе протянул Глухов.
— Да уж… Почти четыре дюжины учреждений.
— Такая у нас работа — доносить печатное слово широким массам. Везде хотят читать газеты, на каждом предприятии, в каждой партийной и комсомольской ячейке. А мы должны поспевать за нуждами трудящихся. — Глухов остановился, чтобы перевести дух.
Елисеев благодарно кивнул.
— Спасибо за работу, товарищ Глухов.
— Не за что. Обращайтесь.
— Непременно. До свидания, товарищ.
Сыщик с удовольствием пожал веснушчатую руку агента «Центропечати».
Не в силах сдерживать любопытство, Петр вышел из здания и присел на груду битых кирпичей, которые были сложены прямо на улочке. Развернул бумажку и принялся изучать. Ни один из киосков в списке не фигурировал. Выходит, не только на вокзале не дождались нужного номера «Известий». Вот только это никак не облегчало задачу губрозыску. Елисеев подумал, что, возможно, у эксперта есть какие-то результаты. Говоря по правде, он скорее надеялся на это, чем верил. Петр вернулся на работу и сразу заглянул к Иннокентию Сергеевичу.
— Исследовал я ваши улики, — сразу заговорил Харитонов.
— Что-нибудь нашли интересное?
— Отпечатки, где мог — снял, внес в мою картотеку. Если что, они могут нам пригодиться.
— И все? — разочаровано протянул Петр.
— Молодой человек, я ведь не кудесник! — всплеснул руками Харитонов. — Никто не обещал вам вот так, слету, каких-то чудес.
— Да я понимаю, Иннокентий Сергеевич! — повинился Петр. — Извините, как-то само собой вырвалось.
— Вы молоды, вам простительно, — добродушно сказал эксперт. — Не знаю, поможет ли это вам, но я заметил одну важную вещь: на газетах и в портфеле присутствуют следы муки. Причем мука хорошего помола, фабричная. Кустарщиной даже не пахнет.
— Фабричная, говорите, — задумался Елисеев.
В перечне Глухова имелась мукомольная артель «Красный октябрь», основной поставщик муки для городских хлебопекарен.
Петр решил посоветоваться с Колычевым. Тот одобрил ход мыслей напарника.
— Оно, конечно, не факт, что газеты оттуда к жуликам попали, но проверить надо. Кто там на «Красном октябре» за распространение печатной продукции отвечает? Ну-ка, взгляни.
— Некто Саруханов, — отыскал нужную фамилию в списке Елисеев. — Знаешь такого?
— Впервые слышу. Пойдем что ли, поговорим с этим Сарухановым.
Они вместе направились к мукомольной артели.
По дороге Колычев стал рассказывать, как на милицейских курсах у них выступал приглашенный из Петрограда лектор — профессор, при старом режиме служивший присяжным поверенным.
— Важный такой из себя, толстый. Морда — две моих. Бакенбарды как у адмирала, бородища по пояс. Одет в костюмчик с иголочки, рубашка накрахмаленная, галстук — все чин по чину. Штиблеты черненькие, узенькие — и начищены так, что в них свет люстры отражается. В одной руке трубка, в другой — тросточка, пузо — как парус надутое. Одним словом — профессор! Не знаю, каким чудом его в нашу Тмутаракань выманили, да ни в том вопрос! Начал он, понимаешь, свою лекцию с того, что, мол, улики — это неоправданная роскошь, доставшаяся нам от старого режима.
— Чего? — удивленно поднял бровь Елисеев.
— Ты не перебивай, ты дальше слушай. Короче, улики органам правопорядка не нужны. Преступника надо припирать к стенке другими способами. Даже особый метод предложил: «ошеломляющий моральный удар» называется. Берешь подозреваемого за грудки и грубо так заявляешь, что нам все уже давно известно, и смысла запираться… просто нет. Только хуже себе сделаешь. И заявлять это надо с особой убежденностью в голосе и свирепой мордой.
Преступник как услышит такое, сразу в штаны теплую струю пустит и лапки кверху.
— Что, прям так и говорил? — не поверил Елисеев.
— Ну, не совсем в таких выражениях, там все больше в словах иностранных было, но смысл приблизительно такой.
— По-моему, дурак он, этот профессор. Попробовал бы свой метод к Чесноку, к примеру, применить (ни дна ему, ни покрышки!). Тут хоть какую рожу скорчи — толка все равно не будет, — заявил Елисеев.
— Вот и мы между собой так же порешали, только профессору этому ничего в лицо говорить не стали. А то бы обиделся на наше бескультурье. Так и укатил к себе домой, считая, что мы его идеями дурацкими прониклись. Ну, и чуток погодя, я подумал, что он, наверное, издевался над нами. Пытался втюхать свой метод, как офеня — негодный товар. Только нам чуйки и здравого смысла хватило, чтобы понять это.
Колычев замолчал, скрутил на ходу козью ножку и стал курить, отравляя воздух дрянным самосадом.
— И что, вся учеба так впустую прошла? — недоуменно спросил Елисеев.
— Нет, конечно. Были и другие спецы, настоящие, матерые. Вроде нашего Хворостинина. Те дело говорили. Но именно этого профессора я почему-то на всю жизнь запомнил. Глаза, бывает, закрою, и так и вижу его рожу толстомясую.
