Если поднимать вопрос о русской реформации староверов и протестантстве на Западе, то окажется, что это безумно интересная тема. И она совершенно необходима для мировой культуры. Просто эти процессы проходят в достаточной степени закрыто. Ну, есть какие-то там протестанты. Какое они имеют к нам отношение? Или староверы… А на самом деле это те процессы, которые радикально влияют на художественное сознание мира. Просто мы видим только конечный результат, но мы не можем отдавать себе отчет в том, что это такое по своей сути. А поскольку мы отчета отдать не можем, то не можем судить об этом правильно, только поверхностно, по сумме поверхностных признаков. Есть какие-то гениальные явления, раскрывающие подлинную глубину протестантской новой эстетики и новой духовности. Это Бах, это Кант и это Рембрандт.

Обратимся к теме Страшного суда, или Апокалипсиса. Это сводится к такому феноменальному явлению, как календарь, или к такой удивительной вещи, как время. Античность не имела представления о времени. Греция жила в циклическом времени: у них время не развивалось, оно воспроизводилось – Олимпиада, проходившая раз в четыре года. И, несмотря на то, что Цезарь создал современный календарь (которым мы могли бы пользоваться, но мы используем другой – уточненный папой Григорием XIII, поэтому он называется григорианским), установил мировое время, общеимперское время – так как существовала большая империя, но по-настоящему сознание времени создано христианством. Оно соткано христианской идеей миросотворения и конца света. И между этими двумя точками существует рождение и смерть.

Как происходит рождение мира, мы знаем по библейской теме миросотворения Творцом, и в финале этого миросотворения мы видим создание тварного мира, а также появление человека как некой высшей точки развивающегося интеллектуального сообщества, живущего не только инстинктом, но живущего в духовном и разумном миру. Это воля под управлением разума. И такие понятия, как начало мира и конец света, есть финал понятия христианского (или, если быть точнее, религиозного). Именно христианство вводит понятие «трагедия рождения и трагедия смерти». Существует только одна вещь, которая абсолютно предопределена – это конец, мы все смертны. Другое дело, что один смертен в пятьдесят лет, а второй смертен в сто пятьдесят. И даже древние люди, которые жили еще до христианства, это понимали. Как сказал Сократ: «Жизнь философа есть упражнение в смерти». Это высказывание имеет очень интересный комментарий: ваша жизнь должна быть оптимистически успешной, и жить вы должны так, чтобы быть готовыми к ответу каждую минуту. Каждый день может быть последним, и вы должны быть готовы к этому. Вам, может быть, еще очень далеко до этого момента, но жизнь философа активна, оптимистична и созидательна. Вы должны выстраивать себя как личность.

Конец света произошел давно, поэтому мы давно перешагнули этот рубеж. В христианстве, особенно в то время, когда складывалась настоящая идея христианства, воплощенная в образы, книга до определенного времени была не так широко распространена. Никто не сидел в группе или порознь и не читал, но они понимали, что сознание единого поля, сознание единой культуры, единой культурной ценности, единой традиции тоже является просвещением. И оно создавалось через сакральную – религиозную ценность.

Это очень серьезная вещь, потому что церковь – это модель, это универсальное представление о людях. И именно в восточно-христианской традиции, византийской, где идеальной страной Средневековья является, конечно же, Россия, сложился художественно-изобразительный текст, который существует до сих пор. А православная церковь, что очень важно, не меняет своего текста, своего языка, своей идеи, и поэтому этот текст однозначно, мощно и отчетливо заявлен моделью восточно-христианского, или греческого, или православного храма.

Когда вы входите в храм, то перед какой стеной стоите? Перед восточной. Восточная стена – это иконостас. Вы вошли, за вами закрылась дверь, вы поворачиваетесь – и перед вами западная стена. Существует центральная ось храма, где текст проходит не от купола к вам, а сквозь вас. Горизонтальная ось. И, когда вы находитесь в этой горизонтальной оси, как во кресте, вы стоите лицом к иконостасу. Иконостас всегда представляет собой несколько тем, всегда одинаковых. Одна из них, наиважнейшая, называется Деисусный ряд, или чин. В центре – Вседержитель на троне, у него открытая книга человеческих судеб. Он смотрит на вас фронтально. Это фронтальное смотрение. Все остальные смотрят по-другому: они обращены к центру, к нему, на три четверти. Богородица, Иоанн Креститель, архангелы Гавриил и Михаил, Святое воинство, двенадцать апостолов и, иногда, первосвященники.

Что представляет собой изображение Вседержителя? Он является верховным судьей в день Страшного суда. Но его явление невидимо, он сидит в таких мандалах – сферах. Он явился с открытой книгой, но осуществляет невидимость присутствия. А слева и справа от него – Богородица вместе с Иоанном. Они всегда стоят с ним и обращаются к нему, потому что они наши защитники, их слово – это слово защиты. Он как крестный отец, она – мать, восприемник души. Они за нас просят. Рядом Святое воинство, которое их охраняет. Два архангела имеют равновеликое значение, это силы архангельские, силы серафические, шестикрылые. А что идет дальше? Кто такие апостолы? Это присяжные. Это суд защитников и присяжных. Классический Деисус может иметь всего лишь три иконы, но полный – это тот, где присутствуют и присяжные. А на западной стене всегда, в любой церкви, изображено одно и то же – Страшный суд. И ничего другого. Это все изобразительные тексты: повторяющиеся, узаконенные, канонические.

Православное христианство – это постоянно работающий автомат, никогда не выключающийся и держащий нас на вертикали. Не будем останавливаться на этом вопросе, если начать говорить, в какие времена ожидали Апокалипсис, то и за год не рассказать. Поэтому остановимся на той точке, которая интересна нам. И относится она к западноевропейскому искусству. Она очень интересна: это слом сознания, это осознание чего-то совершенно нового. Каждый из нас, когда находится в храме, чувствует себя внутри истории или частью мировой истории, эзотерической, потому что это религиозное поле. А когда человек осмыслил себя как часть истории? Этот слом в Европе произошел в 1450 году, и связан он был с совершенно потрясающим событием – изобретением печатного станка Иоганном Гутенбергом.

Что произошло, посмотрим чуть позже, но до этого обратимся к книге, которая называется «Откровение святого Иоанна Богослова». Это Откровение необыкновенно интересно. Например, та часть, которая называется «Псалтырь», и которой пользуются староверы, является финалом книги Ветхого Завета. А вот Откровение – это финал Нового Завета. Оно идет не только после канонических Евангелий, но после всех Посланий апостолов, после их деяний, после всего, это финал. Вопрос о подлинности текста Откровения до сих пор спорный. Есть такая концепция, что Иоанн Богослов (а он был не только одним из авторов Евангелия, но и любимым учеником Христа) был сослан на греческий остров Патмос, и существуют очень большие расхождения в датировках. Есть такая датировка, что Откровение, которое было ему дано в воскресенье на острове во время грозы и бури, произошло, где-то в 67 году. Есть сведения, что это произошло позже, при римском императоре Домициане, в 89 году. Откуда мы знаем об Откровении? Документально. Однажды он взял с собой одного послушника, которого звали инок Прохор, и пошел с ним в пещеру, велев Прохору записывать за ним все, что он будет говорить. До этого они очень долго постились. Они были чисты и стали сосудом, который воспринимал информацию. Прохор, собственно говоря, и записал это Откровение. А писал он за ним два дня и шесть часов, то есть тридцать часов подряд. Когда инок вышел из пещеры, то он сказал, что Иоанн Богослов «был в духе». Это очень сложно перевести, но это означает что-то вроде «находиться на прямом канале». Когда Мухаммед впадал в подобное состояние и слышал слова Пророка, он был в духе.

Откровение потом стали переписывать. Не будем сейчас углубляться в вопрос о близости или отдаленности тех текстов от того, что говорил Иоанн Богослов. Но, в конце концов, когда этот текст оформился как текст, он обрел свое каноническое значение и существует по сей день. Если учесть, что классическая опись Евангелия все-таки была принята в 381 году, в IV веке, а скорее, даже в VI веке, то прошло 600 лет. Но рукопись была. Подлинников очень мало, есть тексты послания апостола Петра, они находятся в Ватиканской библиотеке. Остальное – это списки. А подлинником считается запись, сделанная иноком Прохором.

В этой теме есть интересная история одного совершенно безумного человека, террориста, жуткого типа, делавшего бомбы, за что он и был посажен в Петропавловскую крепость. Знаменитый Морозов – он был гениальным математиком. Нет чтобы использовать свои способности в мирных целях – никогда! Светлая голова, но в мирных целях жить не мог. И, когда его посадили, он сделал другую бомбу: опираясь на лунный календарь, переделал всю хронологию Откровения. Он досчитался до того, что опроверг всю датировку. Но не будем здесь вдаваться в подробности.

Когда был изобретен печатный станок, в Европе произошло необыкновенное волнение умов – настоящее интеллектуальное землетрясение. Тем более, что тут Реформация гуляет, Лютер со своей компанией. Но это отдельная тема. В Европе это называется протестанизм, потому что он был направлен против католицизма, а в России это называется реформация, потому что это попытка двух людей предложить реформы. То, что произошло в 1450 году, стало большим событием. Большая международная организация, называвшая себя «Цехом каменщиков» или «Цехом строителей», строившая готические соборы, объявила, что больше готических соборов она строить не будет, как и достраивать. Как это постановление было осуществлено – это другой вопрос, но 1450 год – это финальный год строительства готических соборов. Наступила новая эра. Готический собор является книгой. Мандельштам писал: «Безумный лабиринт, непостижимый лес, души готической рассудочная пропасть»… Лучше не скажешь. Рассудочная пропасть – дна не видно, содержание можно раскручивать и раскручивать. Так кто строил эти соборы? Ведь их строительство равно строительству египетских пирамид. Их строил не один человек. Это международные строители. И они самораспустились. Почему? Потому что их заменил печатный станок. Вот тут и начинается самая настоящая революция умов, потому что было решено, что та самая точка изобретения печатного станка и есть конец строительства готических соборов. Эта точка есть конец христианского мира. И эта точка есть начало Страшного суда. Поэтому, по известной хронологии, Страшный Суд наступил в середине XV века.

Кто были те люди в XV и в XVI веках, кто болел этими вопросами, кто разделял все эти убеждения, кто действительно полагал, что это так и есть? Прежде всего, Альбрехт Дюрер, для которого это было событием невероятным по своему драматизму, который был самым яростным противником любой реформации и который первым сделал две большие книги, где он запечатлел почти все эпизоды видений Иоанна Богослова. Когда он умер, его очень близкий, единственный друг Виллибальд Пиркгеймер – гуманист, опубликовал их переписку, которая открывает историю событий, их отношений, чем они занимались, какие у них были интересы, как они относились друг к другу. Дюрер переписывался с немецким ученым Эразмом Роттердамским, который был великим геометром и астрологом. Его друг был безутешен. Оба этих человека горевали о смерти Дюрера. Пиркгеймер писал Эразму Роттердамскому, что его убила жена, которая была ведьмой и извела своего мужа.

Альбрехт Дюрер. Эразм Роттердамский. 1526. Частная коллекция

Вероятно, в мире было только два ума такой мощи: Дюрер и Леонардо. И трудно сказать, кто был мощней. Немцы называют Дюрера воплощением доктора Фауста. Поэтому, когда Томас Манн писал свою книгу о Фаусте, он писал с Дюрера. Дюрер был необычным человеком, совершенно фантастической красоты – все об этом писали. Когда он шел, то все оборачивались. Необыкновенный щеголь в одежде.

Что стали печатать в первую очередь после изобретения книгопечатания? Игральные карты. Что тут началось! Разве приличный человек мог играть в карты? Приличный человек играет в кости. Аристократы играют в кости. И сам Дюрер обожал кости. Он не просто играл в них – у него была мечта, о которой он писал сам: «У меня есть сладкое предчувствие, что я проиграю». Он хотел проиграть и каждый раз выигрывал.

Если глубоко смотреть на некоторые вещи, то что могло связывать Булгакова с мировой культурой? Это было общество, к которому принадлежал и Дюрер, – это общество адамитов. Он был не католиком и не протестантом. Он был адамитом. И Булгаков тоже играл в кости и совершенно гениально описывал эту игру в своем произведении. Многие называли Булгакова синеглазым. И Дюрера тоже называли синеглазым, хотя у него были карие глаза, потому что синеглазые всегда выигрывают. Булгаков всегда шел играть и ставил планку – пять рублей. И он выигрывал пять рублей и шел со своими друзьями в Елисеевский магазин, покупал коньяк, шампанское, ветчину, севрюгу, лососину или икру. И они гуляли на эти деньги. Проходило какое-то время, и он снова шел играть, а потом снова шел с друзьями в Елисеевский магазин. Это выглядит забавным, но это не анекдот. Адамиты были очень странными личностями.

Почему карты воспринимались в штыки? Потому что дьявол выбросил их в мир. И когда у Булгакова на Патриарших прудах идет беседа Бездомного и Берлиоза, они никак не могут понять, кем является по национальности их собеседник. Поляк – не поляк, француз – не француз. И они спрашивают: «Вы немец?» И тот, задумавшись, отвечает: «Да, пожалуй, я немец». Потому что это имеет прямое отношение к тем невероятным событиям. Культура связана со всем и всеми множеством нитей. Себастьян Брант написал знаменитый «Корабль дураков», где главным героем сделал господина Пфеннига.

В общество адамитов входили Микеланджело, Набоков и множество других людей, а возглавлял это общество человек, которого звали Ерун ван Акен, известный нам как Иероним Босх. В это общество входила подруга Микеланджело Виттория Колонна. Она и Микеланджело пережили всех и стали сильно бояться инквизиции. Они переписывались эзоповым языком, намеками. Она потом ушла в монастырь, он другими вещами занялся: архитектурой, поэзией. Они боялись собственной тени. В общество входили итальянские гуманисты, которые были против католицизма, против Ватикана и против Реформации. Они говорили: «Чума на оба ваших дома! Вы не понимаете, что происходит?» И они выделились в условную духовную группу. Есть одна из версий, что центры общества адамитов, или общества Святого Духа (или духа девы Марии), помещались в Бельгии, во Фландрии, в Брабанте, в местечке Хертогенбосх, где родился Иероним Босх, и где он умер. И он похоронен в той церкви, где написал Страшный суд.

В том, что такое общество было и есть, нет сомнений. Адамиты – это очень сильное общество.

Если вы откроете Википедию, то в ней вы найдете об этом обществе много информации, но ничего общего у того, что там написано, с реальностью не будет. Их деятельность была огромной. Поскольку туда входили писатели, художники и поэты, то они делились на две части. Они все много писали. Главное, что они написали, – это послания папам. Нам известны семь. И в этих семи посланиях папам они объяснили, что Страшный суд наступил. Он уже есть. У Суда есть несколько признаков, и они их перечисляют. Первый признак Страшного суда – это, как они говорят, «лжемудрость». Вот, описывает Иоанн Богослов, как ему ангел явился в облаке, внутри горящего пламени. Он как бы шел, а потом раскрылся, и ангел явил ему свой лик и протянул книгу на полотенце и заставил его эту книгу съесть. И когда он эту книгу ел, то ему сначала было очень горько, а потом стало сладко, после чего стало опять очень горько. Что значит «надо книгу съесть»? О чем он пишет? Книга должна вами быть поглощена. Знания книги должны быть поглощены. Они должны быть растворены в тебе, и ты должен пропитаться этим: и тогда тебе будет и сладко, и горько, ибо великие знания приумножают скорбь.

Посмотрим на картину «Операция глупости». Разве экскурсовод сможет объяснить, почему тут книга на голове? Когда речь идет о Босхе, можно только мычать. Надо знать, о чем идет речь: здесь целая дискуссия, связанная с посланием папам. Когда книга на голове, значит, ее усваивать не надо. От нее не горько и не сладко. Прочел – забудь. Сдал экзамен, сейчас пойдем выпьем, а завтра в голове ничего нет. Вот об этом идет речь. Не книгопечатанье страшно. Можно печатать географические карты, замечательные книги, но дело заключается в том, что книгопечатанье открывает двери для проходимцев, потому что все будут читать. Когда в XVI веке они начали понимать, что у них никто грамоты не знает, князь Курбский предупредил Ивана Грозного: «Ты обучи человек 1000, чтобы читать могли, кроме попов. Газету хоть какую издай». Господин Пфенниг выгодно покупает все и печатает все. Ему пфенниги нужны, а что будет там написано – ему все равно. Когда папа стал собирать деньги на возведение храма Святого Петра, он напечатал индульгенцию, и все закричали «браво!» Вот он, Страшный суд Сатаны. Индульгенция напечатана. А для чего? На собор. И ему говорят: «Неважно, на что – ты что продаешь?!» И это сказано в послании к папам. Вот это и есть «лжемудрость».

А кто делает операцию? Что это за персонаж? Почему книга на голове? Он что угодно наговорит, он ничего не знает, он внутри пуст – все на голове. Вот другой интересный персонаж. Воплощение народа – мастер. Ему там что-то в голове расковыряли и вынули ложечкой из головы камень ума – штучку, что все усваивает. Он зомбирован. Страшный суд – это массовая операция от ума. И оттуда из головы вырастает маленький тюльпан, у нас говорят «он чайник», а они говорили «он тюльпан». Поэтому в фильме «Фанфан-тюльпан» двойной смысл, а не потому, что главному герою брошь подарили. Он вроде как дурачок, а на самом деле – ого-го какой парень. Посмотрите, на голове надета металлическая воронка. Второй пункт этого послания папам сводится к тому, что воронка – это знак пустоты. Ты в нее льешь, а все из нее выливается, сколько ни лей. Они говорят: все будут читать всякую ерунду, и все будет пролетать словно через воронку. У Босха самый распространенный предмет – это емкости для вина. Они называют книгу «лжемудрость». Все, что связано, что не усваивается и проскакивает – это они назвали «сонное», или «пьяное», или «галлюцинаторное сознание». Это сознание есть во всех посланиях папам – это отсутствие дневного или трезвого взгляда на вещи. Отдать себе трезво отчет, кто ты, и трезво посмотреть, в каком мире ты живешь. Иначе все будут словно пьяные. Они так и пишут: в галлюцинациях. Мир движется в сторону галлюцинаторного сознания. Никто не отдает себе отчет в реальности, а только выполняют операцию на голове. Выполняют приказы. Где мы живем? Наша страна лучшая в мире, наша нация лучшая в мире! Это вульгарный пример, но именно адамиты первыми сказали, что когда сделана операция в голове и вырос тюльпан, то пришел конец уму.

У Босха есть триптих «Страшный суд». Там огромное количество всяких технических деталей. В этом Страшном суде на трех створках изображено сотворение мира. Колесо бытия, вращающееся по кругу, и Страшный суд – это внешние створки.

Почти все большие картины Босха находятся в Прадо, потому что Филипп II, когда увидел картины Босха, просто сошел с ума и влюбился в них. И сказал: «Вот художник изображает людей. Чего таких жалеть? Вот мудрец!» И все картины взял к себе, поэтому весь Босх в Испании.

Здесь изображен мир в его чистом первозданном моменте. Вот шар, твердь земная, вот небеса, космос. Вот господь сотворил человека. У него нет изображения типажей и портретов. У него только буратино – деревянные человечки, полуфабрикаты, заготовки людей. У него нет изображений человека, не только характера, даже типа. Мы с трудом отличаем пол, условно принимая мальчик-девочка. Нет волос – значит, мальчик. А у этого есть – значит, девочка. А так они все бесполые. Почему? У него есть объяснение по этому поводу: они недосотворенные, недовоплощенные. Потому что Господь сотворил, но для того чтобы стать человеком, нужен очень большой труд, о чем также в посланиях папам сказано прямым текстом.

У Босха есть потрясающая картина: изображение Христа, несущего крест, и вокруг него уродливые хари. Это мир, в котором живут заготовки, недовоплощенные. И эти человеческие заготовки, автоматически управляемые, делают все, что ты хочешь. С именем бога, с именем Гитлера. Им нужен авторитет, высшее существо, которое можно чтить, а если это высшее существо еще и связано с господином Пфеннигом… Грядет мир Пфеннига.

Весь триптих называется «Сад наслаждений». Между прочим, в манифесте адамитов сказано, что весь мир есть сад наслаждения. В их представлении люди живут, как здесь показано, по одному кругу. Здесь есть все: и пахари, и раввин – абсолютно все. Вот это и есть мир – погоня за удовольствием и превращение всего в удовольствие. В створке «Сотворение человека» стоят два дурачка, Адам и Ева. И Господь доволен своей работой, а кругом… кошка тащит в зубах мышь. У нее в этом раю все то же самое под носом. Но он это сотворил. Это изначально неправильно.

Прежде чем дальше говорить о Босхе, вспомним Микеланджело. У него есть два больших цикла в Сикстинской капелле. Он пишет сотворение мира – совершенно фантастическую вещь, когда в нем живет вера в мощь человека. Художники уже со второй половины XV века пишут Страшный суд. И Леонардо писал. Его суд написан как текст и так и называется – «Видение Страшного суда». А Микеланджело просто пишет суд, он пишет его на стене Сикстинской капеллы и пишет творение, которое не состоялось – не туда пошло, не так получилось. У Босха надо все разбирать по элементам текста. Его работы – это как клинопись, и вы должны эту клинопись складывать в текст. Он писал кистью по холсту. Когда смотришь близко, то думаешь: какой ужас! А когда смотришь издали, то видишь большое количество фигур, связанных в текст. Это адамитский текст – послание. И Микеланджело – это тоже послание. Он всегда писал человека с очень мощным телом, он писал необыкновенную драматургию, высокий пафос. На самом деле адамиты пишут Страшный суд радикально. Они задают вопрос: а почему вся ответственность должна лежать на боге? Он часть своей работы сделал, теперь все лежит на человеке – пусть развивается. А если что-то не получается, то стоит вернуться к изначальной точке и все начать сначала. У человека всегда есть шанс начать сначала. У адамитов есть очень позитивная линия, связанная с категорическим отрицанием той системы образования и религиозного воспитания, которая существовала в то время. Они предлагают другую систему, призывая выйти из утопий и галлюцинаций и вернуться к реальности.

Оглянемся по сторонам: сидят босховские люди вокруг и зудят. А что сказано? Ничего не сказано. А что читал? Ничего не читал. Вот давайте возьмем главную писательницу нашего времени Дарью Донскую. Чему она учит? Как вести себя в семье, печь пироги. Это чистый Босх, и сама она похожа на Босха. Рената Литвинова – тоже всего лишь кукла, как и многие другие. Таков мир, в котором мы живем. Как может Донская писать обо всем? Как штопать – знает, как писать – знает, как пирог делать – знает, как воспитывать детей – знает. Это какой-то оракул нашего времени. В кольких передачах она участвует, и сколько ее слушают? Об этом и говорится в посланиях папам. И вокруг нее слушают ее такие же донцовы, такие же куклы. XVIII век в этом смысле был особенным. Для этого века куклы и тема кукольного мира были очень важны. Как у Лейбница, и особенно у Гофмана. И поэтому он придумал маэстро Абра-гама и знаменитого маэстро Коппелиуса. Куклы выходили из-под рук мастеров и начинали жить своей жизнью.

И еще один очень важный пункт послания. Это пункт связан с семью смертными грехами. Как они лопают, и как они пьют! И дети такие же, как и родители. Это очень узнаваемо. Можно сказать, что эта картина живет счастливой жизнью. Они обеспечены, и все у них есть. У Босха это даже не гениальность, а что-то другое. Но эти послание писал не он один. Это было их мировозрение, это был их испуг, который вызвало появление книгопечатания. И самое важное – развитие технического прогресса. Конечно, они не знали этого слова и высказывались по-другому.

Они пишут «Корабль дураков». Корабль никуда не плывет – он пророс насквозь. Что такое вообще аллегория или метафора корабля в пространстве мировой поэзии, литературе и искусстве? Первоначально кораблем называют храм. Центральная часть храма называется кораблем. Корабль плывет под управлением кормчего. Брант первый написал, что корабль встал. Все проросло, и он никуда не движется. И у Босха на корабле потрясает одна деталь, кроме того, что они пьют и занимаются любовью: это то, что они поют хором. Они все время играют и поют хором. Вспомните Швондера из «Собачьего сердца» – они пели хором революционные песни. И этот же эпизод у Булгакова повторяется в «Мастере и Маргарите», где служащие поют «Славное море, священный Байкал». Булгаков очень хорошо знал материал, он очень точно связан с этим посланием адамитов, только с поправкой на XX век, потому что «Собачье сердце» написано по «Блудному сыну» буквально впрямую. Что значит хоровое пение? Не церковный хор, баховский, а когда просто собрались и поют хором, то есть банальность. Мы все говорим одно и то же. «И хором бабушки твердят: “Как наши годы-то летят!”» Мы, как бабушки, твердим, например, что Иванова – самая красивая женщина в мире! И начинается хоровое пение. Кто самый великий, мудрый, могучий на века? И все хором отвечают. Вот что такое хоровое пение. И это тоже вынос камня из головы. Самое тяжелое предсказание, которое делают адамиты, – это, конечно то, что развития человека, его личности не наблюдается. Все сводится к одному и тому же – к кругу наслаждения, господину Пфеннигу и простым галлюцинаторным видениям. При этом человек становится частью, как они пишут, своей дьявольской изобретательности. Он постоянно будет что-нибудь такое изобретать и станет рабом своих изобретений. Если мы внимательно посмотрим на его картину, то увидим механизмы и человека-животного. Женщина, распятая на арфе. Сюрреалисты его на смех поднимали. Письмо-то бессознательное… Вот он где, Фрейд. Но Босх, как и Брейгель, становится одной из лучших фигур сюрреализма.

На одной из створок «Страшного суда» есть совершенно феноменальный образ, на котором нельзя не остановиться, потому что это образ, собирающий и объединяющий все, о чем шла речь выше. Это кошмарная метафора апокалиптического видения мира. Что здесь очень интересно, так это портрет. Босх никогда не писал портретов, индивидуальных образов, только обобщенный тип. Но это, совершенно очевидно, его автопортрет, и он смотрит на нас. Это портрет уникальный, в образе прогнившего космоса. Человек как микрокосмос. Когда человек один, то по нему одному можно прочитать эпоху и время. Здесь такие страшные образы, которые совершенно невозможно придумать. Многие говорили и говорят, что он был сумасшедший, но оставим это в стороне. Возможно, это мы сумасшедшие, а не он. Босх, вне всякого сомнения, писал вечные послания. Вечность – это послания о Страшном Суде.

Всем известный сюжет битвы архангела Михаила с сатаной. Это из Страшного суда, это послание Апокалипсиса. Самое интересное, что тут много деталей. Эти всадники беспощадны, а за ними идет смерть с косой. Потому что Всадники смерти – это видения Апокалипсиса, идея всемирная, а не восточная или западная. Когда они говорят в послании папам о превращении мира из сложного в элементарный, о превращении человека в управляемое существо, лишенное собственных мыслей, они имеют в виду послание Иоанна – абсолютную смерть. Что китаец, что европеец – все едины.

Эта тема имеет очень интересное продолжение, которое возникает в какие-то роковые минуты, начиная с середины XV века. Это эпоха не только великих гениальных гуманистов, но и мировых потрясений, это не только Реформация, но и открытие колоний, экспансия Испании, сложные отношения с Китаем и прочее. С одной стороны, гуманизм строит новое человечество, а с другой стороны, эти процессы тоже требуют гениального осмысления, исторического осмысления – откуда мы и где мы?