В баре

Мир снаружи поразительно изменился. Солнце зашло много часов назад, не оставив и намека на тепло, и только пронизывающий ветер гнет голые деревья в обе стороны. Хруст льда под колесами проезжающих такси, доносящийся издалека шум пьяной толпы, приглушенное грохотание подземки у тебя под ногами – это немногочисленные звуки вокруг.

Ты стоишь у основания погрузочной платформы и чувствуешь, как у тебя слегка щелкают уши – сначала одно, потом другое, – и то давление, что кухонный жар создал в твоей черепно-мозговой коробке, наконец-то спадает. Тишина становится более напряженной, а вокруг тебя слышится приглушенное треньканье. Возникающее при этом ощущение одновременно и пугает, и успокаивает. С одной стороны, это позволяет тебе чувствовать себя живым, вырвавшимся из клетки и оказавшимся один на один с внешним миром, а с другой – незащищенным, одиноким и брошенным вдали от дома. Ты закуриваешь сигаретку на ветру, порывы которого слегка усиливаются. В ответ на это что-то внутри тебя содрогается. Ты выдыхаешь на морозный воздух огромный клуб дыма и направляешься в сторону Шестой авеню, которая лучше освещена и не столь безлюдна.

Вопреки своему истинному желанию, ты решаешь все же сдержать данное Стефану обещание и отправиться в бар хотя бы для того, чтобы полноценно попрощаться со своими коллегами. К счастью, все они сочли разумным предпочесть «Абсолют», основное пристанище работников нашей сферы, другим более популярным заведениям в округе. В этом месте сложно встретить задиристых футбольных фанатов, но еще сложнее – неудавшихся хипстеров. Там всегда достаточно места вокруг бильярдного стола, чтобы сыграть партию без толкучки, и тебе не приходится надрывать глотку, стараясь докричаться до рядом стоящего человека. Абсолютно адекватные бармены разливают пиво за наличные, а не в кредит, в то время как краснолицая местная публика качает головами в такт блюзовым мелодиям, безостановочно звучащим из музыкального автомата.

Всегда в зимнее время фасадные окна изнутри запотевают, что не только приятно дополняет и без того душевную и домашнюю атмосферу внутреннего убранства, но и скрывает происходящее от посторонних глаз. С того места на тротуаре, где ты стоишь, докуривая свою сигарету, можно различить лишь одни силуэты. Но и этого достаточно, чтобы признать в них своих любимых завсегдатаев, будто стоящих на страже этого места. По другую сторону бара среди медных пивных кранов и стопок треугольных салфеток возвышается фигура Питера О’Молли, бармена ростом около двух метров, уже с проседью в волосах, который разливает великанские порции виски в перерывах между рассказами людей о своих злоключениях.

«Превосходно», – думаешь ты. Пит был и остается твоим любимым барменом.

Он заметил тебя еще на входе и к тому моменту, как ты находишь стул, уже наливает тебе выпить.

– Пити-Пит, – произносишь ты, протягивая ему руку, – как дела, дружище?

– Здравствуй, старик, – приветствует он тебя глубоким голосом с еле заметным ирландским акцентом. – Как вечер прошел?

– Просто безумие, – сообщаешь ему ты, – около трехсот человек было.

– Вот это да! – восклицает он, выставляя перед тобой кружку светлого пива и порцию виски со льдом.

– Благодарю вас, сэр, – раскланиваешься ты, хлопая двадцаткой о барную стойку.

– Должно быть лихо, – предполагает он.

– Я так тебе скажу, точно не прогулка по парку.

Он наливает себе такое же количество виски, что и тебе.

– Тост, – заявляет он, высоко поднимая стакан. – Как говорил мой отец, is crua a cheannaí onn an droim an bolg. Он с силой ударяет по твоему стакану и опрокидывает виски себе в рот.

– Это правильно, – подтверждаешь ты его слова, делая небольшой глоток. – Но что, черт возьми, это значит?

Поморщившись, он поясняет:

– Гни спину в угоду животу, – а затем подмигивает тебе и, заметив новых посетителей, направляется в их сторону. – Подумай об этом, – бросает он напоследок через плечо.

Выпитое тобой виски сперва просится обратно. Твой организм настолько обезвожен, что даже глотка трепещет, когда в нее попадает такой вяжущий и крепкий напиток. Идеальным противодействующим средством в этом случае послужит искристое светлое пиво – освежающий пенный взрыв, смачивающий язык и нёбо. После нескольких чередований между двумя напитками ты будто становишься самим собой, крепкое виски по вкусу начинает напоминать сладкий мед, а пиво – обыкновенную газировку.

Кругом начинает идти голова, а мысли возвращаются к работе. Даже вырвавшись из этих оков, полностью освободиться всё равно невозможно. Потягивая свое виски, ты воображаешь, что может происходить на кухне в твое отсутствие.

Благодаря тому, что ты сам раньше производил закрытие, тебе не составляет труда представить, чем сейчас занят Стефан. Теперь наступил его момент дзена, а кухня перешла в его владение, стала его храмом. Все ушли, один лишь он остался. Он стоит, возвышаясь над столом раздачи, со сложенными на груди руками, озираясь вокруг, словно царь перед помазанием. Там, где стоял бурный ажиотаж, сейчас затишье и умиротворение. Стефан занят тем, что прокручивает события этого вечера у себя в голове. Он подмечает наши сильные стороны, обращает внимание на недочеты и раздумывает над тем, что мы можем улучшить в следующую смену.

Ты делаешь Питу знак, намекая на следующую порцию.

В тот самый момент, когда он наливает тебе виски, в дальнем конце бара ты замечаешь человека, чья ссутулившаяся фигура привлекает твое внимание. Он восседает, покачиваясь, на стуле, согнувшись пополам, словно со сломанными ребрами, и безжизненно ухватившись за пустой стакан. Ты делаешь усилие, чтобы разобрать, кто он такой. И вдруг тебя осеняет – кто бы мог подумать, но это Раффи. В стельку пьяный опять от виски и пива. «Вот чертов молокосос!» – злишься ты.

Схватив свои напитки со стола, ты несешься к нему явно с намерением зажарить его на углях.

В самый последний момент у тебя получается вытащить Раффи из бара и словить такси. Стефан пришел бы в ярость, если бы узнал, что Раффи был здесь, заливаясь опять, сразу же после своего эпического провала. Кто его знает, к чему бы это все могло привести. И все же после нескольких жалких попыток Раффи подурачиться ты выталкиваешь его наружу, суешь ему в дрожащую руку несколько банкнот и запихиваешь его в такси, пока никто не видит. И как только машина исчезает, умчавшись по Шестой авеню, через дорогу появляются Стефан, Уоррен и Виндог.

Повара всегда выглядят совершенно иначе в повседневной одежде. Без поварской униформы они теряют уравнивающую их безликость, столь свойственную серьезным заведениям, но зато проявляется их собственная индивидуальность. Нелепая отороченная мехом парка обличает невысокий прожиточный минимум Стефана, благовидность Уоррена подчеркивается его приличным пальто с шарфом от Кромби, байкерская кожаная куртка с шипами и потертый комбинезон полноценно дополняют нахальный образ Виндога.

Если бы ты не знал их так хорошо, непременно бы озадачился, как такое разношерстное сообщество умудряется находить общий язык. Но одним внешним видом тебя не смутить, к тому же ты видишь то, что их связывает. Даже если бы они не были твоими коллегами, раскусил бы их без труда. Помогла бы тебе в этом их определенная манера держаться на людях, то есть показная сила и умственная ограниченность с легким налетом настойчивого любопытства. Именно непосредственное сочетание таких противоречивых черт характера, что к тому же может проявляться в обыденных вещах, как стряхивание пепла с сигареты или метание взгляда, помогает нам выделять друг друга независимо от внешнего вида.

– Как оно? – интересуется Стефан, заняв место рядом с тобой на тротуаре перед баром. – Даже не верится, что ты еще здесь. Я думал, ты уже точно слинял.

– Ну я же обещал тебе, что приду, – заговорщицки улыбаешься ты.

– Тогда отлично! – искренне радуется Стефан.

– Ты сегодня без Девон? – удивляешься ты.

– Она подойдет, – поясняет он. – Они с подругами должны следовать прямо за нами. Делили там свои безумные чаевые, вот и задержались.

– Здорово, – реагируешь ты, услышав это. – Я боялся, что шеф тут же отправил ее домой.

– Не-не, с Девон все в порядке. Я говорил с ней после смены, – успокаивает он тебя, – ей ли не знать нашу работу.

– Ну так оно, да, – соглашаешься ты.

– Холодно сегодня, словно на Аляске, – возмущается Стефан. – Елки-палки, пойдемте чего-нибудь выпьем!

Он отворяет тяжелую дубовую дверь под вывеской «Абсолют» и знаками приглашает войти.

– Возраст перед красотой! – с неким фанфаронством заявляет он.

– А бисер перед свиньями! – парируешь ты его щегольство.

Днем мы ремесленники с продуктивностью на уровне воинской части, ночью же – отпетые подлецы, выдающие трудный рабочий день за достойное оправдание своему желанию пуститься во все тяжкие. Конкретно этот пятничный вечер не исключение, как и те, что уже были и еще будут.

А вот Стефан время терять не намерен. Первым делом он кидается к барной стойке, чтобы выставить целую батарею стопок, прикрытую с тылу колонной пивных кружек.

– Э-э-э, я пас, – заявляешь ты, – мне и так хорошо.

– Всего одну, – не сдается Стефан, всучивая тебе стопку виски.

– Ну да, шеф, а то вы заладили, как Хуанита, – наглым образом вставляет Винни.

– Заткнись, Винни, – обороняется Уоррен.

– Ну, парни, будем, – провозглашает Стефан, поднимая стопку, – за отличную смену и за еще лучшую завтра!

– За разума дремлющее око и сердца легкость, – добавляешь ты.

– Ах, Олби, – мгновенно узнает отрывок Уоррен, – я поддерживаю.

– Что еще за Олби? – заинтересованно спрашивает Винни.

– Это из книги, неуч, – теперь нападает Уоррен. – Сначала тебе надо научиться читать, чтоб знать такие вещи.

– Кулинарная книга?

– Нет, – ты отвечаешь Винни с некой долей симпатии. – Это цитата из пьесы Эдварда…

– А, да кому какое дело! – раздраженно перебивает Стефан, чокаясь в воздухе со всеми сразу. – Наливай да пей, идиоты!

В каждом ресторане имеется свой Дон Жуан, чью роль у нас исполняет Виндог. Неровная угловатость его облика наделяет его особым животным магнетизмом, остающимся для нас всех загадкой. Но каким-то образом это работает, о чем он прекрасно осведомлен. Сразу же после первой рюмки он отправляется в разведку на женскую территорию. Совершив несколько кругов по бару и присмотревшись ко всем красоткам, его выбор падает на девушку, сидящую по соседству с нами. Обладая отличной фигурой, она выделяется среди остальных татуировками с ног до головы и густым макияжем. Девушка сидит одиноко, скрестив стройные ноги в чулках в сетку, на диванчике в глубине бара, без особого интереса копаясь в телефоне.

– Привет, – с сахарной интонацией протягивает Винни, – меня Мэт зовут.

– Привет, Мэт, – отрывается от телефона женщина. – Чем занимаешься?

– Я шеф-повар, – твердо заявляет он.

– Вау, как здорово, – радуется она и, пододвинувшись, приглашает его присесть.

Все это происходит незадолго до появления Девон в окружении остальных официантов, включая и новенького Руперта, и профессионалку Кандис. Повседневная одежда также меняет их до неузнаваемости. Трудно поверить, что они прямиком с работы, судя по тому, как элегантно они одеты, отлично причесаны и прилизаны. Они больше походят на пафосных офисных клерков, отправившихся на отвязную вечеринку, чем на ресторанную братию, но содержимое их карманов, целиком состоящее из мелких купюр, могло бы как раз указать на последнее. Сегодня вечером они подняли неплохую сумму и явно готовы раскошелиться на пару стаканчиков.

Но Стефан, будучи в щедром настроении, что нынче немодно да и пагубно для кармана, вряд ли позволит им даже мысль тратить свои кровные на алкоголь. Он яро машет Питу, чтобы заказать целый ряд напитков для всей честной компании. Каким-то образом среди всей этой кутерьмы у тебя в руке оказывается новая порция виски. Когда уже все стоят с рюмками наготове, звучит очередной тост за отличную смену, коллеги запрокидывают головы и залпом выпивают свои стопки, после чего, перевернув, ударяют ими о стойку. Стефан поддевает Девон за петельку на брюках и притягивает ее к себе.

– Ну как дела, красотка? – интересуется он, сочно целуя ее в губы.

– Ты же знаешь, – вяло отвечает она, – все так же.

Она вытягивается, чтобы усыпать его лицо поцелуями.

– О-ох, помилуйте, – просит Уоррен. – Ну, ребята, успокойтесь. Мы же на людях.

– Хотите сыграть партейку в пул? – предлагает Стефан.

– Конечно да, – вторит ему Девон, и они, увлекши остальных, пробираются к бильярдному столу.

На месте остаетесь только ты и Уоррен. Заметив пару освободившихся стульев у бара, вы взбираетесь на них со старческими стонами, потягиваете свое пиво и озираетесь вокруг.

За последние полчаса народу заметно прибавилось. Практически одновременно натекли толпы новых посетителей, что было, в принципе, ожидаемо. Все рестораны в округе закрываются примерно в одинаковое время, а их работники, такие же люди, что и вы, мыслят в том же духе: «Пойти отдохнуть в «Абсолют»». Это неудивительно, учитывая статус заведения среди работников нашей отрасли. Все мы знаем, куда лучше всего отправиться в пятницу.

И вот теперь все столпились у бара, размахивая купюрами в двадцать и пятьдесят долларов, в ожидании пива и виски, пока бармены носятся за стойкой, встряхивают коктейли и вскрывают новые бутылки, выкладываясь по полной, чтобы справиться с наплывом посетителей.

Но Пит, настоящий ветеран среди них, не выказывает ни капли страха. Словно усердный повар на линии в самый разгар обслуживания, он взял хороший темп, наливая стакан за стаканом с невозмутимым выражением лица и отлично выдержанной спреццатурой. В данный момент он поджигает вымоченные апельсиновые дольки для целой партии старомодных коктейлей, когда замечает Уоррена и тебя, приютившихся вдали за стойкой. Ты легко киваешь ему головой, на что он кивает в ответ. Несмотря на количество клиентов, жаждущих пива, в первую очередь Пит позаботится о тебе, ведь здесь ты завсегдатай со стажем. Он выставляет на стойку свежеприготовленные коктейли и направляется в вашу сторону мимо целого строя размахивающих деньгами гостей.

– Джентльмены, – интересуется он, пряча под стойку ряды пустой тары, – чего желаем на этот раз?

– Я бы пропустил еще парочку, как появится возможность, – поясняет Уоррен, потряхивая пустую бутылку.

– Непременно, друг, – уверяет его Пит. – А вам, сэр?

– А мне, пожалуй, хватит, – отвечаешь ты, – завтра рано вставать.

– Хорошо, – невозмутимо произносит Пит, извлекая новую бутылку пива и до краев наполняя твой стакан, после чего убирает ее в специальное отверстие в стойке бара.

– Оу, спасибо, Пит, – удивленно восклицаешь ты.

Он заговорщицки подмигивает тебе и, указывая пальцем на кого-то в толпе, отходит к другому клиенту.

Уоррен – отличный собеседник по причине своего философского настроя и всегда готов поддержать диалог на абстрактные темы. Имея опыт в другом виде занятости, он знает, как устроен мир за пределами ресторанного бизнеса. В отличие от большинства твоих коллег, с Уорреном можно обсудить не только одно кулинарное дело, если бы было желание поговорить, что на самом деле редкость в такой вечер, как сегодняшний. Почти всегда после такого загруженного рабочего дня разговор заходит только о ней одной.

– Итак, – интересуешься ты, – как ты себя чувствуешь?

– Как я себя чувствую?

– Ну да, после такой загруженной смены.

– Чувствую себя ослом, которому не хватает пинка, чтобы он пошел, – признается Уоррен. – Что-то сегодня у меня все полетело под откос.

– Ну я считаю, все мы были этим сегодня грешны, – пытаешься его успокоить.

– Точно не как я, – настаивает он, – под конец смены я натворил нечто невообразимое.

Ты осознаешь свою обязанность снять с него это бремя вины. Он не должен так себя корить, ведь, по правде говоря, не брось ты его одного у плиты, он не влип бы с тем последним заказом. Вообще-то он изрядно потрудился, обслуживая такое небывалое количество посетителей.

– Перестань винить себя в чем-либо, – советуешь ты Уоррену. – Ты выложился сегодня на все сто.

– Быть может, – сомневается он. – Пока я лишь рад, что шефа Брайана не было поблизости, когда все это случилось.

– Ах, о нем не беспокойся, – заявляешь ты.

– Просто рядом с ним хочется делать все по высшему разряду, понимаешь? Я не хочу, чтобы он терял в меня веру.

– Он верит в тебя, как в никого другого, – возражаешь ты. – Но тебе стоит еще немного попрактиковаться на зелени, вот и все.

– Возможно, – отвечает он, делая хороший глоток виски, взбалтывает кубики льда в своем стакане и вглядывается в дно сквозь золотистую жидкость. – Это что-то типа «Как же мне попасть в Карнеги-холл?» – да?

– Ну да, точно, – смеешься ты, – рано или поздно, но ты туда попадешь. Не переживай.

– Договорились тогда, – успокаивается он и опустошает стакан.

Такое откровенное признание Уоррена помогает уловить в его характере ту же самую черту, какая свойственна и тебе. Это желание впечатлять, жажда признания или потребность преуспеть. Тебе хочется сохранить в нем эту особенность, оградить от посягательств, для чего требуется позаботиться о нем, так же, как в свое время поступили твои наставники.

– Так что же вынудило тебя переключиться на кулинарное дело? – интересуешься ты. – Почему ты оставил энтомологию?

– Почему я готовлю? – переспрашивает он. – Ох, ну это просто. На кухне нет политики, никаких подковерных интриг.

– Думаю, что этого как раз с лихвой, – возражаешь ему ты. – На кухне существует множество преград для желающих чего-то достичь.

– Это правда, но есть огромная разница между преодолением преград и получением чего-то незаслуженно. На кухне такой бредовой ерунды не встретишь. Я имею в виду, что тебе не стать су-шефом в хорошем ресторане без выслуги лет, так ведь? Ты в этой должности сколько? Два года?

– Ну да.

– А сколько лет перед этим ты просто готовил?

– Десять.

– Тогда ты должен понимать, что свое место надо заслужить. И происходит это благодаря тем умениям, которые ты развиваешь в течение многих и многих лет упорной работы, и определяют тебя, в конце концов, именно они. Кулинарное дело – последний оплот настоящей меритократии, где главную роль играет то, насколько хорошо ты выполняешь свою работу. Ну и, конечно, уровень мастерства.

– Бесспорно, – подтверждаешь ты его мысль. – Я просто считаю безоговорочную веру в упорный труд слегка опасной. Твоя уверенность в необходимости выслуги отодвигает на второй план наше предназначение.

– Я понимаю, что тяжелый труд сам по себе еще ничего не значит, – парирует Уоррен, – но ведь он действительно важен. Я хочу сказать, он хотя бы придает значимость всему, чем мы заняты. Облагораживает нас и сохраняет честность в работе.

– Не без этого, – соглашаешься на его слова, – но, как мне кажется, ты меня немного не понял. Скажу другими словами. Для чего мы существуем? Я имею в виду, что мы должны делать как повара?

– Мы должны кормить людей, – неуверенно отвечает Уоррен, – проявлять о них заботу.

– Совершенно верно! – восклицаешь ты. – Но не кажется ли тебе, что порой мы об этом забываем? Поясню. Когда все мы сбиваемся с ног, чтобы чего-то достичь, мы упускаем из виду простейшую вещь, что задача наша – кормить людей. А если мы забываем об этом, то для чего весь этот упорный труд? Чтобы шефа впечатлить? Или себя самих порадовать? А если так, не является ли тогда высокая кухня еще одной формой просвещенного самолюбования?

– Да нет же, послушай, вот здесь-то ты меня и не понял, дружище, – оспаривает он твое высказывание. – Наше эго даже не входит в это уравнение. Кулинария – чистый альтруизм, куда не входит понятие «Я». Говорю о том, что ты делаешь для остальных людей. Вот что поражает меня больше всего, так как в этом присутствует огромная доля благородства.

– Не могу не согласиться, – признаешься ты. – Именно по этой причине совсем неважно, что там шеф…

– Эй, чудилы, какого хрена вы тут обсуждаете? – шумно вмешивается в ваш разговор Стефан, залихватски подлетев к стойке за алкоголем.

– Кулинарию, – слегка раздраженно отвечаешь ему ты. – А тебе-то, парень, какое дело?

– Ты ведь не взялся снова забивать голову нашим поварам всей этой философской белибердой, правда? – строго вопрошает он, сложив руки на груди.

– Нет, шеф, – отрицаешь ты его предположение. – Просто беседуем о кулинарии. Почему мы делаем то, что мы делаем.

– Он пудрит тебе мозги, Дон Хуан?

– Не-не, ни в коем случае, – вступается за тебя Уоррен. – Работу обсуждаем, так что все нормально.

– Вот и ладно, – утихомиривается Стефан, подзывая Пита кивком головы. – Ненавижу, когда вы начинаете умничать и все такое. Это только всех смущает.

– Ну конечно, – зло соглашаешься ты.

Тем временем Виндог препроводил свою новую знакомую к музыкальному автомату. Кажется, что она действительно прониклась к нему симпатией, так как стоит почти вплотную к Винни, проводя длинными накладными ногтями по его упругому ирокезу, пока он выбирает песни. Его выбор – мелодии семидесятых и восьмидесятых годов – представляет собой тонкую грань между прото-панком и синти-балладами, сочетание которых приковывает к музыкальному автомату не один любопытствующий взгляд, и даже Уоррен здесь не исключение.

– Глянь-ка на эту цыпочку, с которой крутит Виндог, – предлагает Уоррен, наблюдая за ними. – О чем он только думает?

– Не имею ни малейшего представления, – отвечаешь ты, прикладываясь к виски. – Рыбак рыбака, я полагаю. Так вот, возвращаясь к тому, о чем мы только что говорили. Думаю, что в этом вся суть. И это важнее всего.

– Погоди, в чем там вся суть? – озадачивается он. – Я совсем запутался. Еще раз, о чем шла речь?

– Итак, – поясняешь ты, – что я хотел до тебя донести, заключается в следующем: перестань тревожиться о том, что может подумать шеф. Хотя, конечно же, ты стремишься выполнять все так, как желает он. В конце концов, это его ресторан, и его имя указано в меню. К тому же хочется верить, что ты не портишь постоянно все на корню, так что его одобрительные отзывы вполне уместны. Но под конец дня это перестает что-либо значить. Под конец дня единственно важным является гость. Человек по ту сторону кухонной двери. Тот, с кем ты никогда не встретишься. Тот, кто понятия не имеет, как ты выглядишь или как тебя зовут. Тот, кто вверяет тебе свою безопасность, собираясь проглотить тобой приготовленное. Тот, кого ты холишь и лелеешь, окружаешь заботой и ограждаешь от напасти – вот кто действительно важен. Шеф-повара приходят и уходят, так же, как и рестораны, и сослуживцы. Время твое в любом взятом месте с любым коллективом утекает сквозь пальцы. А что же гость? А гость всегда будет на своем месте, так как он – величина постоянная. Именно тот, для кого ты готовишь. И весь твой упорный труд, включая целенаправленность, дисциплину, усердие, тщательность, практикуемые тобой методы и оттачиваемые рецепты, предназначен для него. Ровно в ту минуту, когда ты об этом забываешь и начинаешь готовить ради похвалы своего шефа или ради одобрения критиков, ставя во главу угла свою гордость или чью-то лестную оценку, все упомянутые нами достоинства этого дела, честность, искренность и благородство, отправляются псу под хвост.

Как ни странно, кажется, что высказанная тобой мысль проходит мимо внимания Уоррена, не производя на него должного впечатления. Его взгляд блуждал, перебегая от тебя к Винни с его новой знакомой, а теперь застыл на роскошном заде Кандис, который он изучает безо всякого намека на учтивость. Его невнимательность по отношению к тебе, мягко говоря, раздражает. Едва ты нашел правильные слова, чтобы выразить свою мысль, как он потерял всякий интерес к этой теме. Такое чувство, словно разговариваешь сам с собой, что заставляет тебя задуматься, в назидание кому ты произносишь эти слова – то ли себе, то ли ему?

– Интересно, а в юбке Кандис столь же хороша? – задумчиво произносит он. – После такого все ваше обсуждение рассыпается в прах.

– А ладно, проехали, – машешь ты на него рукой, – пища для размышлений.

Ты отпиваешь виски и, посмотрев на часы, внезапно осознаешь, что пора закругляться.

– Уже довольно поздно, – заявляешь ты, – почти три часа. Пожалуй, пора и на боковую.

– Ага-а, – не отрывая взгляда от объекта вожделения, протягивает Уоррен с разинутым ртом. – Думаю, что я еще немного здесь побуду. Неплохая ночь.

– Так «немного», что тошнит по утрам в мусорный бак, м-м-м? – подкалываешь ты его.

– Ну да, может быть, есть некая доля истины в словах Винни о полноценной жизни. И в данный момент зад Кандис выглядит вполне себе полноценно.

– Ну ладно, – посмеиваешься ты, – я ухожу в ночь.

На улице прямо перед баром ты натыкаешься на слегка покачивающегося Стефана, очень сосредоточенно курящего сигарету. По его виду становится понятно, что его немного разобрало с выпитого. «Везет, как утопленнику», – возникает у тебя в голове мысль, ведь ты так надеялся улизнуть незаметно.

– О, привет, – притворно радуешься ты.

– Ты ведь не собираешься уходить, да? – интересуется он.

– О, нет-нет, – уверяешь ты его, – просто покурить.

– Отлично, – восклицает он, давая тебе прикурить. – Прекрасная сегодня ночка, да? Сумасшедшая, я бы сказал!

– Ну да, может, даже слегка чересчур.

– Нет никакого смысла жаловаться на обилие работы, да? – вдруг задает Стефан вопрос. – Ведь это наилучшая проблема в мире.

– Это так, – подтверждаешь ты его слова, – только я ненавижу, когда приходится вот так вкалывать за плитой.

– Когда-то мы сами на это подписались, – качает он головой.

– Предположим, что ты прав, – задумчиво произносишь ты.

– Не волнуйся, – успокаивает тебя Стефан. – Завтра все образумятся. Этот кретин Раффи проспится и вернется полным сил.

– Не знаю, не знаю, – сомневаешься ты. – Я начинаю терять веру в это дитя.

– Да ну? – удивляется он. – Мне он кажется вполне способным.

Стефан понятия не имеет, что совсем недавно Раффи был здесь, напиваясь, а завтра, вероятнее всего, будет в том же самом состоянии, что и сегодня. Тебя так и подмывает упомянуть об этом, но ты не хотел бы портить настроение Стефану.

– А вот я что-то не вполне в этом уверен, – признаешься ты. – Да и то, как сегодня все разворачивается…

Ты делаешь паузу, чтобы указать на весь остальной коллектив, пирующий внутри.

– Сдается мне, завтра будет ужасная смена.

– Оу-у-у, – протягивает он, теребя тебя за щеку. – Страшно, что ли, шеф?

– Мне никогда не страшно, шеф. Просто…

– Просто это ресторанный бизнес, детка, – резко перебивает он. – То, что мы делаем: упорно работаем и упорно отдыхаем. Мы разрушаем, чтобы созидать. И всегда на следующий день преподносим все в лучшем виде, независимо от обстоятельств. Я прав?

Полный энтузиазма он вскидывает ладонь, ожидая от тебя ответной реакции.

– Прав, – подтверждаешь ты, вяло хлопая по ней своей. – Предположим, что так.

– Да так, черт возьми! – восклицает он.

В течение некоторого времени вы просто стоите молча и обмениваетесь случайными клубами сигаретного дыма.

– А-а, послушай, – вспоминает вдруг Стефан, – займи мне шестьдесят долларов.

– Ты шутишь, что ли?

– Я завтра тебе отдам. Сразу же, как обналичу чек. Ты же знаешь, я не подведу. Девон злится на меня до сих пор из-за того, что я не вступился за нее перед шефом. Хочу отвлечь ее от этой истории и угостить корейским барбекю.

– Прямо сейчас? А где, в Кей-Тауне?

– Ну да, то местечко, Danja, работает круглосуточно.

– Может, просто сделать ей массаж или что-нибудь еще?

– Не-е, парень, я в опале, пока не отведу ее отведать пибимпап.

Ты театрально вздыхаешь.

– Ну же, дружище, пожалуйста… – настаивает Стефан.

Он взирает на тебя глазами собаки, которую хозяева оставили на улице.

– Эх… ну ладно, держи, – сдаешься ты, извлекая три последние двадцатки из кармана. – Но…

– Ха-ха! Отличненько! – вскрикивает он, выхватывая у тебя банкноты. – Многим тебе обязан. Теперь пойдем пропустим еще по одной. Я угощаю.

Он весело подмигивает тебе и шутливо ударяет тебя в живот.

– Хорошо, – соглашаешься ты, отводя его руку в сторону. – Дай только докурю. Встретимся внутри.

– Замечательно! – восклицает он. – Я пока пойду выпивку закажу.

Он запускает свой окурок далеко в воздух и исчезает за входной дверью.

Как выясняется, на тебя тоже подействовало выпитое спиртное. С целью сохранить уверенную позу ты разводишь ноги на ширину плеч, но перед глазами у тебя все плывет. Сильно поморгав несколько раз, ты принимаешься изучать происходящее в баре.

Сквозь дымчатое стекло замечаешь Винни с его новой подругой, направляющихся рука об руку к уборным. Они притормаживают у входа для долгого поцелуя, затем вместе исчезают за дверью, вероятно, чтобы понюхать кокаина или заняться сексом. Очень возможно, что и то и другое. Ты видишь, как Уоррен мило общается с Кандис, что-то нашептывая ей на ухо. Она, не отводя от него глаз, слушает с большим вниманием. Он делится с ней чем-то, и она находит это несомненно восхитительным. Быть может, он рассказывает ей про жуков. Как бы то ни было, она рада общению с ним. Ты замечаешь Стефана, организующего у барной стойки новую партию напитков. В этот же момент к нему присоединяется Девон. Он обнимает ее за талию и целует с глубоким чувством. Ты видишь, как между ними проскакивает любовный импульс…

Этих людей ты встречаешь каждый день. Большую часть своего дневного времени ты проводишь вместе с ними. Больше, чем со своей семьей. Больше, чем со своими друзьями. Больше, чем со своей девушкой. И ты знаешь о них больше, чем о любых других людях – место их рождения, их предпочтения в еде и напитках, музыку, которую они слушают, и книги, которые они читают. Ты прекрасно знаешь, чем они заняты на выходных, а также что их вдохновляет либо расстраивает. Ты знаком с их семейными историями, взглядами на религию, взаимоотношениями и сексуальными предпочтениями. Тебе известны их особенные черты характера, амбиции и цели в жизни. Ты видел, что с ними происходит, когда они счастливы либо грустны. Тебе довелось общаться с ними, когда они озлоблены, раздражены, смущены, полны сожаления или же напуганы. Тебе даже приходилось видеть их в одном нижнем белье.

И несмотря на все, сейчас они кажутся тебе незнакомцами, словно забытые давние друзья из прошлого. Складывается ощущение, что ваша с ними связь вызвана случайными обстоятельствами, свойственными этому времени и месту. Работай ты в другом ресторане в другом городе, это был бы совершенно иной коллектив, с которым пришлось бы иметь такие же близкие отношения. Если бы ты увольнялся из этого заведения, переходя в новое, ты расстался бы и с этой группой лиц, присоединившись к другой, о которой вскоре ты знал бы ровным счетом все то же самое. Возникает настойчивое подозрение, которое ты гонишь от себя, что не только это правда, но и то, что расставание может быть ближе, чем ты ожидаешь. Такова жизнь.

«Никто из этих людей не со мной», – думаешь ты.

Слабое чувство опустошения начинает шевелиться где-то внутри тебя. Тут же вспоминаешь про Веру, чье отсутствие совершенно не идет на пользу. Ты достаешь телефон, чтобы снова взглянуть на ее сообщение:

Уже в постели. Смертельно устала. Сегодня никак, может, завтра? Целую.

Может, завтра? Перечитывая снова и снова, ты понимаешь, что чувство одиночества разрастается.

Неожиданно в баре происходит резкая смена музыки. Перестают играть те песни, что ставил Винни, и приходит очередь Пита выбирать. Первой песней в его списке звучит «Этот обаятельный мужчина» от группы The Smiths.

И тебя будто переносит на пять лет назад в прошлое, в один ресторанчик в Бруклине. То была твоя первая должность су-шефа. Вверх по улице от заведения, в котором ты работал, располагался бар под названием «Бюро», где ты с коллегами частенько отдыхал после смены. Кажется, что всякий раз, как ты там появлялся, тут же начинала звучать именно эта песня.

И здесь тебя словно осеняет, что эти люди с тобой. Все шеф-повара и повара на линии. И Стефан, и Хулио, и Раффи, и Уоррен, и Виндог. И Каталина, и Роджелио, и Брианна, и Кико. И Хусейн, и Девон, и Кандис, и Руперт, и Пит. Даже Маркус порой. Все они – твои. Люди из ресторанного бизнеса. Несмотря на любые обстоятельства, они всегда будут рядом. Где бы ты ни оказался, везде будут друзья. Всегда будут те, кто тебя поймет – люди, говорящие с тобой на одном языке и разделяющие те же обычаи. Люди, работающие с тем же чувством безотлагательности и побуждающим стимулом. Люди, разделяющие твое стремление кормить публику, обихаживать ее и делиться с ней лакомыми кусочками самой жизни. Это очень крепкая связь с окружающими тебя людьми, которая к тому же никогда никуда не исчезнет.

На твоем лице расплывается улыбка. Одновременно с этим тебя начинает манить огромная деревянная дверь в бар, и только ты вытягиваешь руку, чтобы ее открыть…

«О, нет, – одергиваешь ты себя в мыслях, – лучше бы мне отправиться домой, пока не угодил в переплет».

Выбрасываешь окурок в водосток и позволяешь себе, обретшему все, что искал, исчезнуть в ночи.