ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Проснувшись утром, он обнаружил Иллиан и Арендиля, энергично жующих овсянку. В каше было больше воды, чем зерна, — их припасы таяли день ото дня. В последнее время партизанам приходилось часто менять дислокацию, так что времени на охоту не оставалось, и голод сделался их постоянным товарищем. Впрочем, подростки не ныли, более того, их непрерывные препирательства практически сошли на нет после битвы с куритаями.

За последние семь дней лагерь переносили дважды. Владыка фьефа Дарнел упорно стремился вернуть сына и отправлял на розыски все новые отряды рабов с травильными гончими и варитаями в качестве охраны, исчерпав, по-видимому, свои запасы рабской элиты. Френтис приказал оставлять по пути ложные следы и устраивать ловушки. По ночам во главе наиболее подготовленных бойцов он отправлялся резать глотки и сеять панику среди преследователей. С варитаями справляться было легче, чем с куритаями, но и они оказались не самыми лёгкими противниками, особенно если успевали выстроиться в боевой порядок. Обычно партизаны нападали ранним утром, убивали как можно больше псов и охотников, а затем быстро отступали к заранее подготовленной засаде. В первые разы это сработало: варитаи попадали под дождь стрел или в «волчьи ямы». Но вскоре те, кто командовал загонщиками, поменяли тактику. Они поделили своих людей на три группы по три сотни человек в каждой, тогда как Френтис терял бойцов в ночных атаках. А караванов с рабами, из которых можно было набрать новых рекрутов, ему больше не попадалось.

Преследователи работали в неприятной манере: спускали собак, едва те чуяли след, и в итоге несколько десятков зверюг носились по лесу, убивая всех, кто попадался им на пути. Накануне стая подобралась к самому лагерю, так что пришлось заняться ими вплотную. Гончие Веры опрометью бросились на своих родственников, устроив жуткое месиво из сверкающих клыков и разрывающих плоть когтей. Между тем Френтис с половиной своих бойцов зашёл стае в тыл, а Давока с остальными ударила в лоб. Лоначка питала особую ненависть к травильным собакам, и прошлой ночью она без устали убивала их, прорубая себе проход в клубке дерущихся псов. Френтис подоспел, когда она приканчивала вожака стаи: проткнула ему грудь копьём и с гримасой отвращения на лице провернула наконечник, добираясь до сердца.

— Они порченые, — пояснила Давока, заметив его нахмуренные брови. — Выведены неправильно и пахнут плохо.

Иллиан протянула Френтису миску овсянки:

— Мы и вам оставили немного, брат.

— Спасибо, добрая госпожа. — Он опасливо взял миску, проглотив вопрос, не сама ли она кашеварила сегодня, и принялся быстро хлебать размазню, оглядывая лагерь.

Как и все последние дни, аспект Греалин понуро сидел в одиночестве, будто потерявшись в своих мыслях. Давока с Эрмундом тренировались, сойдясь в рукопашной. Френтис заметил её хитрую улыбку и подумал, не стоит ли предостеречь Эрмунда, но тут же увидел довольную физиономию рыцаря и решил, что это ни к чему. «Когда только время нашли?»

Тридцать Четвёртый, всё ещё носивший это имя, упражнялся в языке Королевства под руководством Дергача. Другое дело, что урок сводился по большей части к основам употребления матерщины.

— Не-не-не, — солидно наставлял жирдяй. — Свинотрах совсем не то же самое, что трахосвин.

Джанрил Норин с пустыми глазами и отсутствующим видом точил меч, монотонно водя по лезвию бруском. В сторонке мастер Ренсиаль обихаживал последних оставшихся у него лошадей: того самого жеребца-ветерана и молодую кобылку. Он носился с идеей спарить их и вывести новую породу коней для будущих орденских конюшен, состоянием которых Ренсиаль был весьма озабочен.

— Порой, навалят соломы на пол, — бурчал под нос мастер, — а стены несколько месяцев не белены.

— Мы тут спросить вас хотели, брат, — произнёс Арендиль, вытаскивая Френтиса из задумчивости. — Ну, о воларцах.

— Что именно?

— Откуда они свалились на нашу голову? Давока говорит, вы там были. Вот Иллиан думает, что они все живут в одном большом-пребольшом городе, а мой дедушка рассказывал, что их империя занимает полмира.

— Империя действительно велика, — кивнул Френтис. — А Волар считается самым большим городом на свете, впрочем, сам я там ни разу не был.

— Но вы же видели их страну? — настаивала Иллиан. — Как получилось, что они превратились в таких чудовищ?

— Я видел там города и великолепные дороги. Видел жестокость и алчность, но всего этого хватает и у нас. Видел людей, чья жизнь может показаться странной на первый взгляд, но приглядишься — всё то же самое.

— Почему тогда они так жестоки к нам?! — Девушка серьёзно смотрела ему в глаза, ожидая честного ответа.

— Жестокость есть во всех нас, — проговорил Френтис. — Но они извратили её в добродетель.

Он вновь перевёл взгляд на лагерь, принудив себя пересчитать оставшееся войско. «Сорок три человека и восемь собак. И армия моя — не армия, да и я — не владыка битв». Френтис поднялся, подхватив с земли меч и лук.

— Мы уходим, — объявил он, повысив голос, чтобы привлечь внимание Давоки.

— Снова лагерь переносим? — с тоской в голосе спросил Арендиль.

— Нет. Мы вообще уходим из леса. Ничего у нас здесь не получается, пора отсюда убираться.

Джанрил стоял со старым ренфаэльским мечом на плече. При нём не видно было ни рюкзака с едой, ни фляжки — ничего, кроме меча.

— Тебе ведь не обязательно это делать, — мягко сказал ему Френтис. — Я бы очень хотел когда-нибудь снова услышать, как ты поёшь. Эта земля всегда славилась своими певцами.

Бывший менестрель равнодушно скользнул взглядом по лицу Френтиса и повернулся, чтобы уйти. Но, пройдя несколько ярдов, оглянулся и произнёс:

— Её звали Эллора. Она погибла, неся под сердцем моё дитя.

И пошёл прочь, вскоре растворившись в густых зарослях.

В глазах мастера Ренсиаля стояли слёзы. Френтис с огромным трудом уговорил его прогнать лошадей, направив их на север, чтобы сбить с толку преследователей.

— Их слишком легко заметить, мастер, — сказал он. — На перевале тоже есть лошади, и я уверен, мастер Соллис будет рад заполучить лучшего конюха Королевства.

Он приказал идти на запад, то есть дать крюк, прежде чем направиться на север, и по-прежнему оставлять как можно больше ложных следов для ищеек Дарнела. Френтис и Давока двигались в арьергарде, а Эрмунд, Арендиль и Иллиан — во главе отряда. Девушка разбиралась теперь в музыке леса не хуже любого брата или охотника. К вечеру они преодолели около двадцати миль, что в условиях Урлиша было совсем неплохо. Огня разводить не стали. Люди и собаки лежали, затаившись и согревая друг друга.

— Да что ты ёрзаешь? — шипела Иллиан на Арендиля.

Подростки устроились около поваленной берёзы.

— Твоя паршивая псина мне уже всё лицо обслюнявила, — злым шёпотом отвечал мальчик.

Френтис сидел рядом с Греалином, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в звуки леса. «Ночью лес кажется чёрным, — учил его мастер Хутрил много лет назад. — И как будто совершенно пустым. Однако в темноте кипит жизнь, куда более насыщенная, нежели днём. Уйми свой страх, и ты поймёшь, что лес — лучший часовой, какого только можно пожелать».

Совы в кронах деревьев успокаивающе переухивались. Ветер приносил из чащи лишь лесные ароматы — ни вони человеческого пота, ни резкого, чуть сладковатого запаха псины. В лунном свете не было видно проблесков металла.

— К северу отсюда сплошняком пойдут поля, — тихо произнёс Греалин. — А потом ещё сто пятьдесят миль с гаком через весь Ренфаэль. До перевала далеко, брат. Риск велик.

— Знаю, аспект. Но здесь он ещё больше.

Весь следующий день они продолжали идти на запад. Только к вечеру Френтис приказал повернуть к северу. Сам же, вместе с Эрмундом и Кусаем, ещё целый час топал в западном направлении, стараясь оставить как можно больше отпечатков сапог, лап и сломанных веток. Затем они скрытно повернули на север, добрались до речки и прошли по её руслу до брода, у которого на другом берегу их ждали товарищи. При их приближении Давока выступила из тени с копьём наперевес, а Иллиан — с взведённым арбалетом.

— Выходим на рассвете, — сказал Френтис, тяжело опускаясь на землю у корней сосны и сразу проваливаясь в такой желанный, но короткий сон.

Утренний ветер принёс новый запах, душный и резкий. Френтис подозвал Иллиан и кивком указал на сосновый ствол. Девушка передала арбалет Арендилю и полезла по веткам на вершину.

— Огонь, — доложила она, спустившись вниз. — Очень сильный.

— Где? — спросила Давока.

— Везде. Вокруг все в огне. Сильнее всего горит к югу от нас, у самого города.

Френтис и Греалин переглянулись. «Ради нас Дарнел решить спалить весь Урлиш?»

— Чё делать-то будем? — плаксиво, совсем как прежде, крикнул Дергач.

— То, что делает всякая тварь, когда горит лес. — Френтис закинул лук за спину и принялся выбрасывать из мешка все тяжёлое. — Бежим.

Они бежали уже час. Френтис — впереди. Некоторые, не выдержав взятого им жестокого темпа, отставали и падали. Но он не сбавлял скорости. Приказал Давоке подгонять упавших, пообещав пристрелить, если кто-нибудь упадёт снова. Запах гари усиливался, над деревьями уже поднялись чёрные столбы дыма. Как и ожидал Френтис, хуже всех пришлось Греалину. По лицу пыхтящего толстяка ручьями стекал пот. Но аспект не жаловался и продолжал бег.

На закате Иллиан снова забралась на дерево. Её тонкий силуэт темнел на фоне оранжевого неба.

— К югу от нас — сплошной огонь, — сказала она. — Пламя такое высокое, что города не видно. К западу ещё один крупный пожар.

— А на нашем пути? — спросил Френтис.

— Тоже, — мрачно кивнула девушка. — Просветы ещё есть, но огонь быстро разрастается.

— Тогда нельзя стоять. Побежим гуськом. Старайтесь не терять друг друга из виду. Если дым усилится, возьмёмся за руки.

Преодолев ещё милю, они почувствовали жар. Перед ними была сплошная завеса дыма и пепла. Отряд упорно продвигался вперёд, люди начали кашлять, но цепи не разрывали. Френтис держал за руку Иллиан, а она — Арендиля. Время от времени приходилось задерживаться, чтобы найти просвет между очагами пламени. Порой мимо них пробегал олень или кабан, но звери слишком быстро исчезали из виду, чтобы можно было засечь направление, подсказанное им инстинктом.

Они пробирались по узкой тропке, когда раздался громкий треск, и прямо перед ними рухнула громадная, объятая пламенем сосна. Френтис огляделся, ища обход, но вокруг был сплошной огонь. Он притянул к себе Иллиан и крикнул ей в самое ухо, чтобы она услышала в рёве огня:

— Передайте, чтобы аспект шёл сюда!

Подошёл Греалин с мокрым от пота лицом. Френтис показал на горящий ствол и вопросительно посмотрел на аспекта. Тот взглянул на сосну, покорно шагнул вперёд и воздел руки с растопыренными пальцами. Плечи напряглись, словно он упёрся в невидимую стену.

Несколько мгновений ничего не происходило, затем сосна дёрнулась, вся затряслась и взорвалась, разбрасывая горящие щепки во все стороны. Греалин упал на колени, хватая ртом дымный, удушливый воздух, из носа у него шла кровь. Он оттолкнул руку Френтиса, который пытался ему помочь, и сделал знак, чтобы они уходил.

— Я не брошу тебя, старый жирный дурак! — заорал Френтис, хватая аспекта за мясистую руку и рывком поднимая на ноги. — Давай, топай! Вперёд!

Дым стал настолько густым, что они вынуждены были пригибаться к самой земле, где воздух казался почище. Деревья вокруг трещали и падали, дубы и тисы с громким стоном валились на землю. «Урлиш умирает, — подумал Френтис. — Это из-за нас его убили».

Вдруг налетел ветер и отогнал дым. Френтис увидел широкий проход между деревьями, ещё не тронутыми огнём.

— Туда! — закричал он, волоча за собой Греалина. — Мы почти выбрались. Бежим!

Пока люди ковыляли, кашляя, спотыкаясь и чувствуя жар настигающего пламени, их цепочка порвалась. Френтис рухнул на землю только тогда, когда понял, что бежит по сочной траве, а над головой — голубое небо. Он лежал на спине, судорожно вдыхая воздух и удивляясь тому, насколько он сладок.

— Этого никто не предвидел, — пробормотал Греалин.

Френтис сел и посмотрел на аспекта, который не сводил глаз с пылающего леса. Казалось, весь Урлиш горит от края и до края, небо над деревьями почернело от клубящегося дыма, тот затмил солнце и погрузил беглецов в зябкую тень.

— О чём вы, аспект?

— Такого никто не предсказывал, — озадаченно качал головой Греалин, глядя на гибнущий лес. — Этого не было ни в одном видении. Мы вышли за пределы пророчества.

Отряд потерял в огне пятерых, пропавших где-то в дыму. Френтис решил, что погибли и собаки, но вскоре подоспел Кусай, а за ним из высокой травы выскочили Чернозубая и все шесть остальных псов. Кобель ткнулся носом в спину Френтису, а когда тот обернулся, облизал ему лицо и хрипло гавкнул.

— Ты мой хороший кутёночек, — говорил Френтис, устало гладя пса по мохнатому загривку.

Они опасались конных разъездов воларцев, но ветер оказался их другом — дым от горящего леса укрыл их, словно плотным плащом. Издалека доносились звуки горнов и стук копыт, но никто из врагов не приблизился настолько, чтобы представлять угрозу. Миль через двадцать пологие холмы к северу от Урлиша сменились укромными лощинами и скалами, прекрасно знакомыми Френтису по испытанию глушью. Он разыскал глазами то место, где просидел три дня, пока за ним не явились люди Одноглазого, — высокий утёс из песчаника с промоиной, выеденной у подножья протекающей рядом речкой, в ней мог бы поместиться их отряд целиком. Водный поток прекрасно заглушал звуки, но костра они так и не разожгли.

— Что до меня, то огнём я сыта по горло, — попыталась пошутить Иллиан, но девушку невольно передёрнуло, и Френтис заметил, как запали её глаза.

У них не было ни еды, ни тёплых вещей, которые могли бы защитить от ночного холода, лишь мокрая от пота одежда. «Я должен был уберечь людей от этого, — думал Френтис. — Слишком долго я упивался кровью». И, как нередко бывало в моменты сомнений, в его голове возник голос женщины: «Но ведь тебе нравился её вкус, правда, любимый?»

Она опять пришла в его сон: берег моря и грохочущий под красным небом прибой. Ребёнка на сей раз не было. Женщина стояла там же, где и прежде. Неподвижная, словно статуя с развевающимися на ветру волосами. Она не обернулась на его шаги, поглощённая зрелищем, разворачивающимся перед ней. Френтис подошёл и встал рядом. Её профиль казался мрачным.

— Сколько же их тут, — произнесла она, не поворачивая головы. — Куда больше, чем мы с тобой прикончили, любимый.

Френтис посмотрел на берег и увидел трупы, выброшенные волнами. Весь пляж, насколько хватало глаз, был завален трупами.

— Это мы сделали? — спросил он.

— Мы? — Она склонила голову и взглянула на Френтиса, губы искривились в лёгкой усмешке, в глазах промелькнула тень былой жестокости. Её рука коснулась его руки. — Нет. Все это сделал ты, когда убил меня.

Пляж был не простой, теперь Френтис ясно это понимал. Всё море до горизонта покрывали трупы, куда ни посмотри. Наверное, здесь собрались все мёртвые мира.

— Но как?

— Я была бы ужасна, — сказала она. — Моё правление ознаменовалось бы алчностью и похотью без границ. Злая королева, вымещающая своё горькое одиночество на целом мире. Ибо к тому времени ты уже покинул бы меня, погиб в последней безнадёжной битве против моего войска. Но как бы ни было ужасно моё правление, все же я — не он. Я бы не сотворила подобного. По существу, я была единственным шансом на спасение этого мира.

Френтис позволил ей взять себя за руку. Теперь её кожа была тёплой. Внезапно он отчётливо понял, что, если бы она тогда приняла предложенную им сделку, они бы остались вместе до конца жизни. Вся прежняя ненависть, все убийства были бы забыты в этом далёком краю. Они бы жили здесь, растили сына, а где-то там, незримо для них, рушился бы мир. На него навалилось чувство вины, Френтису захотелось сдавить её в руках, ломая кости, захотелось почувствовать, как она забьётся, умирая.

Женщина улыбнулась, жестокость ушла из её глаз, она крепко сжала его руку, произнося последние слова:

— Прости, любимый. Но нам обоим пора просыпаться.

— Брат! — Тихий голос Арендиля, который тряс Френтиса за плечо, был полон тревоги. — Брат, сюда скачут!

Он повёл отряд узкой тропкой вверх по склону утёса. Они залегли на вершине и стали ждать. Вскоре появились всадники: батальон вольной кавалерии, возглавляемый ренфаэльскими рыцарями. Впереди скакал высокий воин в броне, украшенной синей финифтью. Френтис почувствовал, как напрягся лежащий рядом Арендиль, когда тот подъехал ближе.

— Это твой отец?

Лицо мальчика исказилось ненавистью, костяшки пальцев, сжимавших рукоять меча, побелели.

— Он всегда надевает эти синие доспехи. Говорят, они обошлись ему в половину казны фьефа.

Конники остановились в трёх сотнях шагов от утёса, следопыты с собаками приблизились к голове колонны. Один из них указал прямо на то место, где скрывался отряд.

— Бежим, — предложила Давока. — Пока они будут разыскивать наши следы, мы уже будем за много миль отсюда.

Ей ответил Греалин, озвучив и Френтисовы мысли:

— А как только разыщут их, так настигнут нас ещё до заката. Я слишком устал, чтобы бежать, брат, — добавил он, в упор глядя на Френтиса.

Толстяк встал против утёса, спокойно сложив руки на своём обширном животе. Вскоре показались всадники, скачущие галопом. Высокий рыцарь в синих доспехах поднял руку, останавливая батальон, сам же выехал вперёд и, не спешиваясь, коротко поклонился аспекту. До Френтиса с Арендилем, прятавшихся за камнями в овраге, доносились лишь отдельные слова: «Красный брат» и «сын». Греалин говорил с приветливой улыбкой, но она, похоже, ничуть не смягчила рыцаря. Выхватив меч, тот подъехал вплотную, коснулся остриём груди старика и громко произнёс:

— Хватит вилять, брат! Где они?

Френтис вопросительно приподнял бровь. Мальчик, побелевший до синевы, решительно кивнул.

— Эй, Дарнел! — позвал Френтис, поднимаясь во весь рост.

В руках он держал натянутый лук. Рядом встал Арендиль с мечом наголо.

Рыцарь рывком повернул коня. За забралом не было видно глаз, но в голосе, каким Дарнел отдал приказ своим, звучал триумф. Они поскакали вперёд, забыв о Греалине — а зря.

Подождав, пока все рыцари и дюжина вольных кавалеристов проедут, аспект повернулся к утёсу и воздел руки с растопыренными пальцами в сторону грота. Внезапно Греалин попятился. По окрестностям разнёсся звук, похожий на раскат грома, и облако красной пыли окутало воларскую кавалерию, оттуда послышалось отчаянное ржание коней.

Аспект продолжал отступать. Гром ударил ещё раз, причём с такой силой, что затряслась земля. Рыцари дрогнули, их лошади вставали на дыбы. Человек в синих доспехах потянул за узду и хлопнул ладонью коня по боку, заставляя опуститься. Затем он поднял голову — и как раз вовремя: по песчанику прямо на глазах расползалась сеточка трещин. Френтис спустил тетиву, стрела вонзилась в ногу рыцаря, не отрывавшего взгляда с утёса. Железный шип с лёгкостью пробил тонкий доспех, прикрывавший колено. Дарнел пошатнулся в седле, схватился за древко, но рухнул на землю, когда вторая стрела угодила между нагрудником и плечом.

Видно было, как рыцарь катался по земле с распяленным ртом, но грохот рушащегося утёса заглушил его крик. Френтис и Арендиль тоже упали на землю. Целый пласт песчаника обвалился в овраг, крики людей и конское ржание потонули в нарастающем шуме сыплющихся камней.

Высоко вверх поднялся новый клуб пыли, скрыв сгорбленную фигуру Греалина. Выжившие рыцари и кавалеристы, обезумев, крутились на одном месте. Френтис встал и пустил стрелу в спину одного из всадников. Тут же по обеим сторонам оврага появились его люди и засыпали врагов стрелами из луков и арбалетов. Сказался опыт, приобретённый неделями тяжёлых боев: Френтис увидел, что половина конников лежит на земле. Он отбросил лук, вытащил меч и бросился вперёд. Так же поступили и другие.

Все закончилось быстро. Оставшиеся рыцари и вольные кавалеристы были убиты копьями или зарублены мечами. Френтис заметил, как Арендиль в прыжке отрубил руку всаднику, который напал сзади на Давоку. Как Эрмунд спокойно стоял на пути несущегося на него рыцаря в полной броне и с копьём наперевес, отступил в последний момент и нанёс искусный удар, поразивший врага точно в незащищённое горло. Всадник вылетел из седла, из его раны хлестала кровь.

Греалин лежал на боку, веки аспекта были прикрыты, из носа, ушей и отовсюду, откуда только возможно, текла густая кровь. Френтис присел рядом, взял друга за руку. Греалин открыл глаза, сочащиеся кровавыми слезами. Некоторое время он молча смотрел в лицо Френтису ясным, глубоким взглядом. Затем его толстые щеки дрогнули в улыбке. Греалин выплюнул кровавый комок, силясь что-то произнести. Френтис наклонился к самым губам старика.

— Я... я бы предпочёл жизнь... без пророчества, — прохрипел тот.

— Аспект?

Но аспект Седьмого ордена замолчал. Навсегда.

Френтис подошёл к распростёртому на траве человеку в синей броне. Тот попытался встать, напрягая последние силы, из-под забрала изливался поток ругательств вперемешку со стонами. Френтис приблизил остриё меча к прорези забрала, рыцарь тотчас же затих. Подтянулись остальные партизаны.

— А не заняться ли им в первую очередь? — предложил Дергач. — Раз уж он такой важный владыка фьефа и всё такое прочее?

— Убей эту сволочь, и вся недолга, — возразил Эрмунд. — Или давай уж я сам.

Френтис откинул забрало. Показалось худое лицо с окровавленными губами и испуганной гримасой.

— Вендерс! — удивленно воскликнул Эрмунд и, презрительно сплюнув, пнул по раненому колену так, что рыцарь отчаянно завопил. — Нам нужен был хозяин, а не его шавка. Это Дарнел обрядил тебя в свою броню? А где он сам? — Эрмунд снова двинул раненого по колену. — Отвечай!

— Хватит! — одернул его Френтис. — Вы знаете этого человека?

— Рекус Вендерс, главный вассал и прихлебатель Дарнела. Именно он был во главе рыцарей, напавших на барона и передавших в руки воларцев меня и моих людей. Тех, кого они не забили сами.

— Я лишь вы-вы-выполнял приказы владыки фьефа, — заикаясь, пробормотал Вендерс. — Я связан с ним нерушимой клятвой...

— Провались ты со своей клятвой, мразь. — Эрмунд наступил носком сапога на шею раненого и надавил. — Из-за тебя погибли мои двоюродные братья!

Давока вышла вперёд и положила ладонь на грудь Эрмунда, глядя на него очень неодобрительно. Несколько мгновений рыцарь гневно смотрел на неё, затем удручённо крякнул и убрал ногу, оставив Вендерса лежать, тот судорожно хватал ртом воздух.

Френтис поманил к себе Тридцать Четвёртого. Бывший раб, вытиравший кровь со своего короткого меча, подошёл и уставился на Вендерса в своей обычной равнодушной манере.

— Этот человек — бывший номерной раб, обладающий особым умением, — начал Френтис, обращаясь к Вендерсу. — Судя по всему, ты уже достаточно пообщался с воларцами, чтобы знать, что это означает.

Лицо рыцаря помертвело, от его доспехов резко завоняло.

— О Вера! — Дергач отшатнулся, зажав нос. — Лучше бы Эрмунд его убил, право слово.

И отправился обшаривать трупы в надежде поживиться — воровские привычки давали о себе знать.

— Ладно, ладно, — сказал Френтис, присаживаясь на корточки рядом с Вендерсом. — У нас нет времени для наслаждения изысканным искусством моего друга, так что советую отвечать кратко и честно. Это в твоих интересах, как ты понимаешь.

Голова рыцаря в стальном шлеме мелко затряслась.

— Выкладывай давай, где именно в Варинсхолде находится берлога Дарнела? Сколько у него людей, где он спит, где жрёт. Да, не забудь сказать, где держат аспекта моего ордена.

Для Греалина разложили погребальный костер. Времени хватало лишь на несколько слов, которые Френтис пробормотал, как умел. «Как воздать должное человеку в нескольких фразах?» — думал он. Попробовал прочесть «Катехизис Веры», но смешался и умолк. Вперёд выступила Давока, остальные обменялись недоуменными взглядами.

— Мой народ страшится таких, как он, — произнесла она звенящим голосом, и эхо разнеслось по оврагу. — Мы считаем, они посягают на то, что принадлежит лишь Малессе и богам. Они извращают украденный дар и посему недостойны доверия и места в клане. Этот человек заставил меня понять, что мы не всегда бываем правы.

После неё заговорил Арендиль, он с грустной улыбкой смотрел на крупное тело Греалина, прикрытое плащом:

— По ночам, когда вы все спали, он рассказывал мне удивительные истории о прошлом ордена. Все они были очень разными, но в каждой содержалось поучительное назидание. Надеюсь, я слушал его с должным вниманием.

Рядом с ним встала Иллиан. Видно было, что она вот-вот расплачется. Девушка схватила Арендиля за руку и воскликнула:

— А ещё он сказал мне, что, хоть я и родилась аристократкой, жизнь сделала из меня настоящую охотницу. Он считал, что этот образ подходит мне куда больше.

Френтис поднёс факел к поленьям и отступил назад.

— Прощайте, мастер, — прошептал он взметнувшемуся пламени.

Давока стянула с Вендерса доспехи и, не церемонясь, выдернула из колена обломок стрелы. Рыцарь дико заорал, Эрмунду пришлось накрыть ему рот ладонью и приставить к горлу кинжал, пока лоначка бинтовала рану. Они усадили его у отвалившегося от утёса валуна и кинули к ногам фляжку.

— Когда будешь говорить со своим свинячьим лордом, — бросил Френтис, — скажи ему, что Красный брат выражает ему своё почтение и обещает явиться как можно быстрее, чтобы разрешить кое-какие вопросы. Если у тебя сохранились остатки мозгов, ты не, проболтаешься о том, как оказался нам полезен.

— Дурачье, — буркнул рыцарь, осознав, что убивать его не будут. — Теперь эти земли принадлежат воларцам. Если хотите жить, вам лучше примкнуть к ним. Можете считать меня трусом, если угодно, зато я проживу ещё лет двадцать после того, как ваши кости сгни...

Стрела из арбалета Иллиан издала тонкий металлический звук, пробив глаз Вендерсу и ударив в камень позади его головы. Неимоверными усилиями тот сумел выдавить из себя ещё несколько слов, но, какую бы мудрость они в себе ни заключали, она захлебнулась в пузырях слюны. Потом он рухнул вперёд, заткнувшись навсегда.

— Прошу прощения, брат, — невозмутимо произнесла Иллиан. — Палец соскользнул.

Последующие три дня они шли на север. В бойне у утёса выжили всего две лошади. Высоких ренфаэльских жеребцов препоручили заботам мастера Ренсиаля, навьючив на них тюки с вяленой говядиной и сухими хлебцами, найденными у воларцев. Эти хлебцы из зёрен пшеницы и овса, если их замочить в горячей воде, превращались в замечательно вкусную кашу.

На третий день долины и отроги Азраэля сменились высокими холмами Ренфаэля. Зелёные пригорки перемежались пастбищами, и все это было совершенно лишено лесов или скал, где можно было бы укрыться.

— Может, на восток двинем, а? — неуверенно предложил Дергач. — Отсюда до побережья рукой подать. Уж там-то есть где спрятаться. Помню, в бытность мою контрабандистом...

— Нельзя терять времени, — ответил Френтис, хотя вполне разделял опасения вора. «Конечно, кавалеристам тут есть где развернуться, но ничего не поделаешь».

Они старались идти низинами, держась подальше от проезжих дорог и деревень. На холмы поднимались только с наступлением ночи, чтобы разбить лагерь. Два дня спустя они без приключений вышли к реке Андур, где, по словам Арендиля, было полно лесов.

— Слава Ушедшим, — пробормотала Иллиан. — На этих равнинах я чувствовала себя голой.

Следующим утром они прошли миль пять, когда услышали отдалённый гром, от которого дрожала земля. Никто из партизан не был настолько наивен, чтобы принять звук за приближающуюся грозу. Давока легла ничком и прижала ухо к земле.

— Движутся на юг. Прямо на нас. — Она поднялась с мрачным лицом. — Будут тут совсем скоро.

— Иллиан! Арендиль! — закричал Френтис, указывая на коней, которых уже развьючивал Ренсиаль. — Скачите оба на запад, быстро! Через семь дней будете в Нильсаэле...

Он замолчал, видя, как Иллиан отбросила протянутый Ренсиалем повод и встала, скрестив руки на груди. Арендиль занял позицию рядом с девушкой.

— Это вам не игрушки... — начал Френтис.

— Знаю, брат, — оборвала его Иллиан. — Но мы с Арендилем уже не дети. После всего произошедшего трудно оставаться детьми. Мы никуда не уедем.

Френтис беспомощно опустил глаза, сердце разрывалось от чувства вины. «Если они погибнут, в этом буду виноват я!»

— Ставки были слишком высоки с самого начала, брат, — мрачно ухмыльнулся Арендиль.

Френтис медленно выдохнул, успокаивая совесть. Обвёл глазами своих оборванных товарищей и не увидел страха на их лицах. Они молча, серьёзно смотрели на него, ожидая приказа.

«Я сотворил из них чудовищ, а они сделали меня лучше. Значит, я вернулся домой».

Топот приближался, становясь все громче и отчётливей. «Тысяча, не меньше».

— Встаньте в круг, — велел он, обведя рукой площадку в двадцать шагов. — Мастер Ренсиаль, будьте любезны, сядьте на коня и держитесь в центре рядом со мной.

Подойдя к другому коню, он вскочил в седло, и они с Ренсиалем заняли место на холме. Остальные сомкнулись вокруг них в кольцо, ощетинившись мечами и натянутыми луками.

Спустя короткое время показался авангард всадников — неясные фигуры в утренней дымке. Их было человек двадцать, скакавших во весь опор. «Они без доспехов, — удивился Френтис. — Воларские разведчики?..» Но не успел он додумать эту мысль, как увидел лицо их командира: это был худой мужчина средних лет с короткими волосами и бледно-голубыми глазами, его тёмно-синий плащ развевался за спиной.

— Опустить оружие, — приказал Френтис, спрыгнул с лошади и на негнущихся ногах пошёл навстречу всаднику. Тот осадил лошадь в нескольких шагах.

— Брат, — произнёс мастер Соллис, и его голос показался Френтису ещё более хриплым, чем прежде. — Сдаётся мне, вы идёте не в том направлении.