ГЛАВА ПЕРВАЯ
Рива
Отец Мира, всевидящий и всезнающий
в любви Своей, направь мой клинок.
Она не сводила глаз с высокого мужчины, спускавшегося по трапу на пристань. Он был одет как обыкновенный моряк: простая выцветшая рубаха, старые, но ещё крепкие сапоги, на плечах — поношенный шерстяной плащ. Что её удивило, так это отсутствие меча на поясе или за спиной. Впрочем, у мужчины имелся брезентовый мешок, перевязанный верёвкой, в котором вполне мог уместиться меч.
Он оглянулся — кто-то окликнул его с корабля. Звал чернокожий здоровяк с красным платком на шее — это был шкипер судна, доставившего своего знаменитого пассажира в этот заштатный порт. Высокий качнул головой, вежливо, хотя и натянуто улыбнулся, дружески помахал на прощанье рукой, повернулся спиной к кораблю и быстро пошёл прочь, на ходу накинув на голову капюшон. На набережной толклись мелкие торговцы, скоморохи, продажные девки, и большинство из них не обратило на мужчину особого внимания, разве что покосились в его сторону, привлечённые высоким ростом. Да ещё стайка шлюх предприняла попытку соблазнить его своими ужимками, но особо они не старались: и так было ясно, что у этого «морского волка» в карманах гуляет ветер. Мужчина лишь беззаботно рассмеялся и развёл руками, как бы извиняясь за свою несостоятельность.
«Безмозглые потаскушки», — подумала она, затаившись в сыром переулке, который был её прибежищем в последние три дня. По обеим его сторонам теснились лавки торговцев рыбой, и она ещё не привыкла к местной вони. «Он жаждет крови, а не плоти». Человек свернул за угол: судя по всему, он направлялся к северным воротам. Выйдя из укрытия, она последовала за ним.
— А платить кто будет, красотуля?
Снова этот толстяк. С первого дня, когда она спряталась в проулке, он вымогал у неё плату якобы за то, что не сообщит страже о её укрытии: портовое начальство не выказывало особого милосердия к бродяжкам. Однако она понимала, что на самом деле пузана интересуют не деньги. Парню было лет шестнадцать — на два года меньше, чем ей самой, — но он смотрелся куда выше и крупнее. Судя по мути в глазах, монеты, которые он уже от неё получил, пошли в основном на выпивку.
— Хорош кочевряжиться! — рявкнул он. — Обещалась, что один день — и свалишь отседова. А раз не свалила, плати!
— Пожалуйста, не надо! — испуганно пискнула она и попятилась. Если бы он был трезв, возможно, он задумался бы, с чего вдруг этой девице отступать с людной улицы в густую тень, где она становилась особенно беззащитной. — У меня есть ещё, бери!
Она протянула руку: на ладони тускло блеснул красный металл.
— Медяк! — Как она и предполагала, парень выбил монетку из её руки. — Кумбраэльская шлюха. Сейчас ты мне отдашь не только свои жалкие гроши, но и...
Кулак с острыми костяшками пальцев врезался точнёхонько ему под нос, где удар причиняет немалую боль и мигом сбивает с противника спесь. Его башка дёрнулась, из носа и разбитой верхней губы брызнул фонтанчик крови. Девушка выхватила кинжал из потайных ножен на поясе, но использовать его не пришлось: противник облизнул расквашенные губы, взгляд выпученных глаз помутился, и он рухнул на землю. Она схватила бесчувственное тело за лодыжки и оттащила поглубже в тёмный проулок. В карманах жирдяя обнаружились остатки её денег, небольшой флакон красноцвета и надкусанное яблоко. Не тронув красноцвет, она забрала монеты и, хрустя яблоком, пошла прочь. Пройдёт немало времени, прежде чем парня заметят, да и то наверняка решат, что он стал жертвой пьяной потасовки.
Впереди мелькнула высокая фигура: мужчина как раз проходил через ворота. Дружелюбно кивнул охранникам, но капюшона не снял. Девушка постояла, доедая яблоко и позволяя мужчине удалиться по северной дороге примерно на полмили, а потом отправилась следом.
«Отец Мира, всевидящий и всезнающий в любви Своей, направь мой клинок».
* * *
Высокий мужчина шёл весь день, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреться. При этом его глаза внимательно обшаривали все, от границы леса до далёкого горизонта. Признак либо крайне осторожного человека, либо опытного солдата. Следуя за ним, девушка сошла с дороги, держась в тени деревьев, которыми густо порос север Варнсклейва, но при этом старалась не потерять из виду путника. Тот шёл размеренно, его размашистые шаги без труда пожирали милю за милей. Других пеших путников попадалось мало, по дороге в основном двигались повозки, направляющиеся в порт или обратно. Встретилось и несколько всадников, но никто из них даже не окликнул одинокого пешехода. В лесах хватало разбойников, поэтому заговаривать с незнакомцами было бы неразумно. Впрочем, верзила не обратил никакого внимания на их боязливое, подчёркнутые безразличие.
С наступлением ночи он свернул в лес в поисках места для ночлега. Девушка нагнала его на небольшой полянке, защищённой ветвями старого тиса. Скорчившись в неглубокой, заросшей папоротником впадине за кустами дрока, она наблюдала, как мужчина обустраивает свой лагерь. Он делал все с расчётом и сноровкой бывалого путешественника: собрал дрова, разжёг костёр, расчистил место, чтобы разложить скатку.
Усевшись на поваленный ствол, мужчина поужинал вяленой говядиной, запив мясо добрым глотком из фляжки, после чего просто сидел, глядя в догорающий огонь. При этом лицо его оставалось настороженным, словно он прислушивался к некой важной беседе. Заподозрив, что её обнаружили, девушка тоже напряглась и достала нож. Неужели он сумел её почувствовать? Ведь священник предупреждал, что этот тип несёт Тьму в своём сердце и станет самым грозным врагом из всех, с кем ей приходилось встречаться. Тогда она рассмеялась и метнула нож в мишень на стене сарая, у которого они столько лет тренировались со святым отцом. Нож попал в самый центр, расколов мишень пополам. «Меня благословил сам Отец Мира, вы не забыли?» — спросила она. Тогда священник выпорол её за гордыню, а также за грех самонадеянности — никто не может знать, каковы намерения Отца.
Битый час наблюдала она за высоким неподвижным мужчиной, который сидел со странно сосредоточенным лицом. Наконец он зевнул, бросил последний взгляд на окрестный лес, потом закутался в плащ и уснул. Она заставила себя потерпеть ещё немного, пока ночное небо окончательно не потемнело, а лес не сделался чёрным, как душа злодея. Единственным светлым пятном были тонкие кружева дыма над умирающим костром.
Только после этого, пригибаясь к самой земле, девушка покинула своё укрытие. Она держала нож наготове, сунув лезвие в рукав, чтобы её невзначай не выдал блеск клинка. Она подкрадывалась к спящему мужчине, стремясь остаться незаметной, двигаясь тихо и скрытно, словно лесной хищник: иначе говоря, двигаясь так, как учил её священник с тех пор, как ей исполнилось шесть. Мужчина лежал на спине, голова повёрнута набок, шея беззащитна. Убить его ничего не стоило, однако задача заключалась в ином. «Меч, — снова и снова повторял ей священник. — Сперва меч, а уж потом все остальное, в том числе и его смерть».
Она перехватила нож поудобнее, крепко сжав рукоять. «У большинства людей легко развязывается язык, когда они чувствуют у горла нож, — говорил священник. — Может быть, Отец Мира, всевидящий и всезнающий в любви Своей, направит твой клинок».
Она бросилась на спящего. Нож был нацелен прямо в подставленное горло...
Воздух с хрипом покинул лёгкие в тот момент, когда в грудь девушки ударило что-то тяжёлое. «Его сапог!» — в отчаянии поняла она. Пинок верзилы настиг подпрыгнувшую девушку в воздухе, отбросив на добрых десять футов. Она сразу же вскочила на ноги и ткнула ножом туда, где, как ей казалось, должен находиться обидчик... Но лезвие пронзило пустоту. Оказалось, он уже стоял у тиса. Выражение его лица вызвало у неё приступ ярости: он, видите ли, забавлялся.
Зарычав, она кинулась вперёд — мигом позабыв все поучения, которые долгие годы пытались вбить в неё с помощью розог. Ложный выпад влево, прыжок, нож направлен в плечо... Клинок снова встретил пустоту. Оступившись, она потеряла равновесие в самый ответственный момент атаки, затем резко развернулась и увидела мужчину, с ухмылкой стоящего совсем рядом.
Снова выпад, нож описал сложную кривую с множеством уколов и замахов, головокружительно быстрые удары рук и ног — но ни один из них так и не достиг цели.
Она заставила себя остановиться и перевести дыхание, пытаясь подавить гнев и ненависть. В голове всплыли слова священника: «Если атака провалилась, уйди в тень и поищи другую
возможность. Терпеливым воздаётся от Отца Мира». Девушка бросила на противника полный ярости взгляд и повернулась, собираясь раствориться в темноте...
— У тебя глаза твоего отца.
«Уходи!» — закричал голос священника в её голове. Она остановилась и медленно оглянулась. Выражение лица мужчины изменилось: веселье превратилось в сожаление.
— Где клинок моего отца? — спросила она. — Отвечай, Тёмный Меч!
— Надо же, «Тёмный Меч». Много лет никто меня так не называл, — сказал он, вернулся к кострищу, подбросил туда новых веток и развёл огонь, выбив искру.
Девушка хотела отправиться обратно в лес, но почему-то пошла следом за ним. Она чувствовала разочарование и ненависть к себе. «Трусиха! Слабачка!»
— Если хочешь, оставайся, — предложил Тёмный Меч. — Ну, или иди, куда шла.
Та глубоко вздохнула, спрятала нож и села с противоположной стороны разгорающегося костра.
— Тебя спасла Тьма, — обвиняюще произнесла она. — Твоя нечестивая магия поганит любовь Отца.
Он даже крякнул от удивления, продолжая подбрасывать ветки в огонь.
— У тебя на подошвах пыль из Варнсклейва, а пыль этого города пахнет особым образом. Тебе следовало держаться подветренной стороны.
Ругнувшись про себя, она покосилась на свои сапоги, борясь с желанием немедленно их вымыть.
— Все равно без Тёмного взгляда тут не обошлось. Иначе откуда бы тебе знать о моём отце?
— Я же сказал, у тебя — его глаза. — Мужчина потянулся за кожаным мешком и бросил его поверх костра девушке. — Возьми, вид у тебя голодный.
В мешке обнаружились вяленая говядина и несколько овсяных лепёшек. Несмотря на бурчание в животе, она проигнорировала еду.
— Действительно, кому и знать, как не тебе, — сказала она. — Ведь это ты его убил.
— Вообще-то нет, не я. Что же до того, кто это сделал... — Он запнулся и помрачнел. — Короче говоря, этот человек тоже мёртв.
— Но нападением на святую обитель руководил ты...
— Хентес Мустор был сумасшедшим фанатиком и отцеубийцей, ввергнувшим Королевство в бессмысленную бойню.
— Истинный Меч покарал своего отца за предательство, он стремился освободить нас от вашего еретического владычества. Всё, что он делал, он делал во славу Отца Мира...
— Да ну? Это он сам тебе так сказал?
Девушка промолчала, опустив голову, чтобы скрыть гнев. Отец ничего ей не говорил, она его даже не видела никогда, и Тёмному Мечу, кстати, это было прекрасно известно.
— Просто ответь мне, где клинок моего отца, — хрипло произнесла она. — Меч мой по праву.
— Значит, это и есть твоё испытание? Фанатичный поиск ярда отточенной стали? — Он наклонился к стволу тиса, поднял обёрнутый холстиной свёрток и протянул ей. — Если хочешь, возьми этот. Во всяком случае, он выкован лучше, чем меч твоего отца.
— Клинок Истинного Меча — святая реликвия, описанная в Одиннадцатикнижии, благословлённая Отцом Мира, чтобы объединить Возлюбленных и положить предел еретическому владычеству.
Мужчина снова развеселился.
— По правде говоря, это обыкновенный меч ренфаэльского образца, какие носят дружинники или обнищавшие рыцари. На рукояти нет ни золота, ни драгоценных камней, которые могли бы придать ему хоть какую-то ценность.
Не обращая внимания на презрение в его голосе, девушка продолжала настаивать на своём:
— Ты же был там, когда меч извлекли из тела моего замученного отца. Если не скажешь, где клинок, лучше тебе меня убить. Иначе, клянусь Отцом, я превращу остаток твоих дней в кошмар, Тёмный Меч!
— Ваэлин, — сказал он, кладя свёрток на прежнее место.
— Что?
— Это моё имя. Как думаешь, сможешь называть меня так? Или предпочитаешь что-нибудь более официальное? Тогда — лорд Аль-Сорна.
— Я полагала, это имя Брата.
— Уже нет.
Девушка дёрнулась от неожиданности. «Он ушёл из ордена?» Да нет, ерунда! Наверняка какая-то уловка.
— Как ты напала на мой след?
— Ваше судно заходило в порт Южной башни. Человек, которого все так ненавидят, не может надеяться остаться неузнанным. Среди Возлюбленных сведения распространяются быстро.
— Ага, значит, в своих великих дерзаньях ты не одинока?
Она прикусила язык. «Бесполезная сучка! Почему бы тебе не разболтать ему всё до конца, а?» Девушка встала, чтобы уйти, и бросила на ходу:
— Учти, это ещё не конец.
— Я знаю, где меч.
Чуть не споткнувшись от неожиданности, она оглянулась через плечо. Его лицо было совершенно серьёзным.
— Так скажи мне.
— Скажу, но при одном условии.
Она скрестила руки на груди, губы презрительно искривились.
— Ишь ты! Великий Ваэлин Аль-Сорна возжелал женской плоти, словно обыкновенный мужик?
— Ничего подобного. Как ты сама сказала, мне трудно остаться неузнанным. Значит, нужна какая-то маскировка.
— Маскировка?
— Да. Моей маскировкой станешь ты. Мы будем путешествовать вместе, словно... — Он на мгновенье задумался. — Словно брат и сестра.
Путешествовать вместе с ним? От одной мысли ей сделалось тошно. Но меч... «Меч стоит того. Может быть, Отец простит меня».
— Куда мы пойдём?
— В Варинсхолд.
— До него же дней двадцать пути.
— Даже больше, и по дороге мне придётся сделать остановку.
— Когда мы доберёмся до Варинсхолда, ты скажешь мне, где меч?
— Даю слово.
Она вернулась и села.
— Я согласна, — произнесла она, не глядя на мужчину. В этот момент она ненавидела себя за то, что так легко позволила взять над собой власть.
— Тогда тебе лучше поспать. — Он откинулся на спину, укрываясь плащом. — Ах да! Как мне тебя называть?
«Как называть? Он спросил не „Как твоё имя?“, а „Как мне тебя называть?". То есть он уверен, что я солгу. Что же, придётся его разочаровать. Пусть знает имя той, которая его убьёт».
— Рива, — ответила девушка. «Меня назвали в честь матери».
* * *
Её разбудил топот: Аль-Сорна затаптывал кострище.
— Тебе надо поесть. — Он кивнул на мешок. — Сегодня нам предстоит пройти много миль.
Рива съела пару лепёшек, запила водой из фляжки. Голод был её старым знакомцем: не проходило и дня, чтобы ей все время не хотелось есть. «Истинных Возлюбленных питает любовь Отца», — заявил однажды священник, в первый раз оставляя её ночевать на улице в холоде и одиночестве.
Солнце ещё не выползло из-за верхушек деревьев, когда они отправились в путь. Аль-Сорна размашисто и ровно зашагал вперёд, за ним непросто было поспевать.
— Почему ты не купил коня в Варнсклейве? Я думала, благородные передвигаются только верхом.
— Моих денег едва хватит на еду, — ответил Ваэлин. — Кроме того, пеший привлекает меньше внимания, чем конный.
Риву удивляло, что он так стремится остаться незаметным, находясь среди своих. В Варнсклейве ему достаточно было бы назвать себя, и они завалили бы его золотом, распахнули бы перед ним двери конюшен, дали бы любого коня. Вместо этого Аль-Сорна опускал взгляд и поглубже натягивал капюшон всякий раз, когда мимо проезжала телега. Значит, решила девушка, вряд ли он вернулся сюда с добрыми намерениями.
— Ты хорошо управляешься с ножом, — похвалил Ваэлин, когда они остановились передохнуть у придорожного камня.
— Как выяснилось, недостаточно, — буркнула она.
— Всё зависит от тренировок.
Она промолчала, жуя лепёшку.
— Я бы в твоём возрасте не промахнулся, — сказал он безо всякой насмешки, просто констатируя факт.
— Потому что ваши нечестивые наставники бьют вас, как собак, натаскивая на убийства.
К её удивлению, он рассмеялся.
— Так и есть. А каким-нибудь ещё оружием ты владеешь?
Рива молча покачала головой, не желая рассказывать ничего сверх необходимого.
— Наверняка умеешь стрелять из лука, — продолжал допытываться Ваэлин. — Все кумбраэльцы это умеют.
— Ну а я — нет! — рявкнула она. Потому что это было правдой. По словам священника, ножа ей вполне хватило, а луки — не для женщин. Сам-то он, разумеется, стрелять умел. Как верно заметил Ваэлин, все кумбраэльцы хорошо стреляют из лука, неважно, священники они или нет. Боль от побоев священника, когда он узнал, что Рива пытается тренироваться самостоятельно, наслоилась на чувство унижения: она уже поняла, что её силёнок недостаточно, чтобы натянуть тугой лук. В общем, вопрос о стрельбе из лука был для Ривы крайне болезненным.
Аль-Сорна не стал углубляться в расспросы, и они продолжили путь, преодолев до ночи ещё миль двадцать. На этот раз на ночлег остановились раньше, чем накануне. Когда костёр разгорелся, Ваэлин велел ей поддерживать огонь, а сам отправился в лес.
— Куда это ты идёшь? — спросила она, подозревая, что он попросту хочет потихоньку смыться.
— Проверить, не припасла ли для нас чаща каких-нибудь подарков.
Вернулся он примерно через час, уже почти в темноте, таща длинную ясеневую ветвь. После ужина он сел к огню и принялся строгать её коротким матросским ножом, сноровисто очищая от
сучков и коры. Он ничего не объяснял. Наконец Рива не выдержала:
— Что ты делаешь?
— Лук.
Она фыркнула, чувствуя нарастающий гнев.
— Я не приму твоего подарка, Тёмный Меч!
— Я делаю его себе, — ответил он, не отрываясь от своего занятия. — Скоро нам придётся выйти на охоту, чтобы добыть какой-то еды.
Работа над луком продолжалась два дня. Ваэлин обточил ветку и изогнул её, сплющив конец с одной стороны. В качестве тетивы приспособил кожаный шнурок, привязав его к «ушкам» на концах древка.
— Лучник из меня так себе, — задумчиво пробормотал он и дёрнул за тетиву, та издала низкий протяжный звук. — Вот мой брат по ордену, Дентос, был прирождённым стрелком.
Рива знала о брате Дентосе, чья жизнь была частью истории Аль-Сорна. Знаменитый брат-лучник Дентос, спасший Ваэлина, когда они сжигали альпиранские осадные орудия. Спас, чтобы самому погибнуть на следующий день, попав в подлую альпиранскую засаду. Люди рассказывали, что от ярости Тёмный Меч залил тогда песок кровью, сделав его из жёлтого красным. Он перерезал всех, сидевших в засаде, не слушая их мольбы о пощаде.
По правде говоря, она сомневалась в достоверности этой, да и многих других чересчур вычурных россказней о жизни Аль-Сорны. Однако лёгкость, с какой он отбил её нападение, заставила девушку призадуматься, нет ли в тех историях зерна истины.
Ваэлин изготовил стрелу, заострив кончик ещё одной ясеневой ветки, — металлических наконечников у него не было.
— На птицу сойдёт, — сказал он. — А вот для охоты на кабана потребуется что-то более серьёзное, этим его шкуру не пробить.
И с луком в руках пошёл в лес. Рива подождала немного, ругнулась и последовала за ним. Она обнаружила его затаившимся за дуплистым стволом древнего дуба. Ваэлин неподвижно сидел, вложив стрелу в тетиву и не сводя глаз с небольшой полянки, заросшей высокой травой. Девушка осторожно двинулась в его сторону, но умудрилась наступить на сухую ветку. Треск разнёсся по лесу, вернувшись эхом. Из купы травы, хлопая крыльями, взвились три фазана. Дзинькнула тетива, и одна из птиц, теряя перья, камнем упала на землю. Ваэлин укоризненно взглянул на Риву и пошёл за добычей.
«Говоришь, так себе лучник? — мелькнула мысль. — Лжец!»
* * *
Проснувшись утром, Рива обнаружила, что Тёмного Меча нигде нет. Наверняка снова отправился на охоту. Но лук его стоял у поваленного дерева. Девушка чувствовала непривычную, странную тяжесть в желудке. Она сообразила, что впервые в жизни проснулась сытой. Аль-Сорна зажарил фазана на вертеле, приправив мясо чабрецом. Ароматный жир тёк по её подбородку, когда она с жадностью уписывала свою долю. Заметив улыбку Ваэлина, Рива зыркнула на него волком и отвернулась, но продолжила есть.
Её взгляд задержался на оставленном луке. Он был короче и тоньше длинных кумбраэльских, с которыми её связывали долгие годы неудач. Наверное, управиться с таким было бы проще. Рива оглянулась вокруг, схватила лук и наложила на тетиву стрелу, достав её из самодельного колчана, который Аль-Сорна сплёл из болотной травы. Лёгкий лук удобно лежал в ладони. Прицелилась в тонкий серебристый ствол берёзы в десяти ярдах, показавшийся простой мишенью. Натянуть лук оказалось труднее, чем она ожидала. В памяти сразу всплыли часы бесплодных тайных тренировок с длинным луком. Однако она все-таки сумела коснуться щеки оперением стрелы, после чего выстрелила. Чиркнув по берёзовой коре, проклятая стрела канула в папоротники.
— Неплохо для начала, — послышался голос Аль-Сорны. Тот как раз появился из зарослей с только что собранными грибами, завёрнутыми в плащ.
Рива швырнула ему лук, присела и достала нож.
— Он у тебя не сбалансирован, — буркнула она. — Потому я и промазала.
С этими словами она собрала волосы в хвост на затылке и принялась их подрезать, — ритуал, который повторялся ею раз в пятнадцать дней.
— Не надо, а? — попросил Аль-Сорна. — Ты же вроде как моя сестра, а азраэльские женщины носят длинные волосы.
— Азраэльские женщины — тщеславные шлюхи, — ответила она, демонстративно отрезая целую прядь волос.
— Придётся всем говорить, — вздохнул Аль-Сорна, — что ты у нас того, немного глуповата. Обрезаешь себе волосы, будто ребёнок, и наша старая добрая матушка так и не смогла отучить тебя от этой дурной повадки.
— Ты не посмеешь! — Она яростно уставилась на Ваэлина, но тот лишь весело скалился в ответ. Сжав зубы, Рива сунула нож в ножны. Аль-Сорна положил рядом с ней лук и колчан.
— Возьми, а себе я сделаю другой.
* * *
Рассвет снова застал их в пути. Аль-Сорна продолжал выдерживать взятый темп, но теперь, благодаря сытной еде, Риве было куда легче за ним поспевать. Они шли уже около часа, когда вдруг Ваэлин остановился и принюхался, приподняв голову. Через мгновенье и сама Рива почувствовала запах, доносившийся с запада, сладковатый и тошнотворный. Подобная вонь была ей хорошо знакома, так же как, без сомнения, и Аль-Сорне.
Не говоря ни слова, он сошёл с дороги и направился к лесу. Тот уже начал редеть, по мере того как они шли все дальше на север, однако оставался ещё достаточно густым, чтобы в нём удобно было устраивать ночёвки и охотиться. Рива заметила, что стоило Аль-Сорне войти под полог леса, как его движения изменились: наклон плеч, положение рук и пальцев, готовых в любой момент выхватить оружие. Священник двигался точно так же, однако тому не хватало грации Аль-Сорны. Внезапно девушка осознала, что против Тёмного Меча у учителя не было бы ни единого шанса, — мысль, которая прежде показалась бы ей полным абсурдом. Никто не может превосходить священников, чьё мастерство — благословенный дар самого Отца Мира. Однако этот еретик и враг Возлюбленных двигался с гибкостью и изяществом хищника, и у Ривы не осталось сомнений — исход встречи между ними был бы предрешён. «Какая же я дурища, что попыталась напасть на него вот так, сразу! Когда настанет время его убить, мне придётся действовать более коварно... Ну, или более осмотрительно», — подумала она.
Девушка следовала в нескольких шагах за Ваэлином. Она хотела было вынуть стрелу, но решила, что её навыки в стрельбе из лука вряд ли представят угрозу для тех, кто может скрываться в чаще. Так что Рива достала нож и ни на миг не отрывала взгляда от деревьев впереди, готовая засечь малейшее движение. Но там лишь ветер шевелил ветвями деревьев.
Они нашли трупы в двадцати ярдах от дороги. Трое: мужчина, женщина, ребёнок. Мужчина был привязан к дереву, изо рта торчал пеньковый кляп, вся грудь — в пятнах засохшей крови. Женщина была обнажена, её тело покрывали следы долгих издевательств: синяки, мелкие порезы, один палец, судя по количеству вытекшей крови, отрубили, когда она ещё дышала. Мальчик, с виду было не старше десяти, также был раздет, и, судя по всему, над ним тоже надругались.
— Разбойники, — произнесла Рива, приглядевшись к трупу мужчины и к верёвочному кляпу, засунутому ему в рот. — Похоже, они заставили его смотреть.
Теперь, обыскивая землю в поисках улик, Аль-Сорна двигался с невиданной скоростью.
— Всё случилось около полутора суток назад. И это в лучшем случае, — заметила Рива. — Следы давно остыли. Сейчас они уже смылись в ближайший городишко, где пьют и развратничают, проматывая награбленное.
— Похоже, любовь Отца Мира изрядно притупила твои чувства, — резко бросил он ей в ответ.
Его неприкрытая злость заставила Риву покрепче сжать нож.
— Эти земли изобилуют ворами и убийцами, Тёмный Меч. Я уже видела смерть. Нам с тобой ещё повезло, что мы сами не привлекли внимание разбойников.
Его взгляд смягчился. Аль-Сорна выпрямился, сразу утратив повадки зверя.
— Ближе всего отсюда Рэнсмилл.
— Это нам не по пути.
— Знаю, — сказал он, подходя к трупу мужчины и обрезая своим коротким ножом удерживающие его верёвки. — Собери сушняк. Много сушняка.
* * *
На то, чтобы добраться до Рэнсмилла, ушёл день. Городок — точнее, унылое скопище домишек вокруг водяной мельницы — стоял на реке Аверн. Оказалось, в нём царило какое-то лихорадочное веселье: народ толпился около пёстро раскрашенных кибиток, составленных полукругом, а ночную темноту разгоняли многочисленные факелы.
— Комедианты, — брезгливо обронила Рива, разглядев фривольные, а то и попросту непристойные изображения, намалёванные на кибитках.
Они протолкались сквозь толпу, при этом Аль-Сорна по-прежнему не снимал капюшона. Впрочем, взгляды зрителей были прикованы к деревянной сцене в центре полукруга, образованного кибитками. На сцене узколицый человек в ярко-красной шёлковой рубашке и обтягивающих штанах в чёрно-жёлтую клетку играл на мандолине и пел, а женщина в полупрозрачном платье танцевала. Игра была прекрасна, голос — чист и напевен, но внимание Ривы полностью захватила танцовщица, грациозность и точность её движений. Она не могла отвести от неё взгляд, словно мотылёк, привлечённый огнём. Обнажённые руки, казалось, пламенели в свете факелов, а небесно-голубые глаза сияли из-под тонкой вуали...
Сжав руки так, что ногти впились в ладони, Рива отвернулась и закрыла глаза. «Отец Мира, снова молю тебя о прощении...»
— В твоей руке моя рука. — Мужчина в красной рубахе пел последний куплет баллады «Через долину». — И вся в слезах твоя щека, на небесах, моя любовь, дождусь твоей улыбки...
Вдруг он запнулся и вытаращил глаза, заметив кого-то в толпе. Рива проследила за его взглядом: певец смотрел прямо в лицо Аль-Сорны, полускрытое капюшоном.
— ...вновь, — с заминкой закончил он.
Несмотря на несколько скомканный финал, толпа разразилась аплодисментами.
— Спасибо, друзья мои. — Певец низко поклонился и протянул руку, представляя танцовщицу. — Мы с прекрасной Эллорой от всего сердца благодарим вас. Отблагодарите же и вы нас со своей обычной щедростью.
Кивнул на корзинку, стоящую у сцены, а затем продолжил торжественным голосом:
— А теперь, дорогие друзья, приготовьтесь к последней части нашего сегодняшнего выступления. Это будет история о высокой судьбе и низком предательстве, о пролитой крови и украденных сокровищах. Предлагаем вашему взыскательному вниманию «Месть пирата»!
Затем певец подал руку девушке, и они спрыгнули со сцены. При этом стало заметно, что музыкант сильно хромает. Из-за кулис вышли двое актёров, одетых в причудливые наряды, напоминающие одеяния мельденейских моряков. Аплодисменты стихли.
— Я вижу корабль, капитан! — воскликнул первый, тот, что был пониже ростом, разглядывая воображаемый горизонт в деревянную подзорную трубу. — Похоже на посудину из Королевства. Хвала богам, богатая добыча сама плывёт нам в руки.
— Воистину, вот уж добыча так добыча! — отозвался второй «пират», повыше ростом, с приклеенной бородой и с намотанным на голову красным шарфом. — Прольётся море крови, чтобы насытить наших богов.
Актёры разразились жутким хохотом. Рива почувствовала лёгкое прикосновение Аль-Сорны к своей руке. Он еле заметно кивнул влево, и девушка последовала за ним сквозь толпу к проходу между кибитками. Она не удивилась, когда обнаружила там певца, жадно глядящего на Аль-Сорну, — его глаза блестели в темноте. Тот откинул свой капюшон.
— Сержант Норин, — произнёс Ваэлин.
— Милорд, — выдохнул мужчина. — До меня доходили всякие... слухи, но...
Аль-Сорна подошёл и тепло обнял его. Рива обратила внимание на полное изумления лицо певца.
— Как же я рад снова встретить тебя, Джанрил, — сказал Аль-Сорна. — В самом деле, очень рад.
* * *
— Люди вовсю судачат о вашей смерти, — сказал менестрель за ужином.
Их с Аль-Сорной пригласили в фургончик, который Джанрил делил с Эллорой. Та сменила сценический наряд на простое серое платье и потушила на ужин мясо с клёцками. Девушка старалась не смотреть в её сторону, уткнувшись в свою тарелку. Аль-Сорна представил её хозяевам как «Риву, которая будет моей сестрицей на ближайшие несколько недель». Норин только кивнул и поздоровался с ней. Что он при этом подумал об их с Аль-Сорной отношениях, осталось непонятным. «Что же, солдаты не задают вопросов командирам», — подумала девушка.
— А другие рассказывают истории о вашем чудесном спасении, — продолжил Джанрил. — Мол, с помощью Ушедших вы сделали из цепей булаву и пробили себе путь из императорских донжонов. Я даже написал об этом балладу, и она пользуется успехом у публики.
— Боюсь, тебе придётся писать другую, — усмехнулся Аль-Сорна. — О том, как они просто отпустили меня.
— Я думала, ты сначала отправился на Мельденейские острова, — недоверчиво сказала Рива. — Убивал пиратов, спасал принцесс.
— Всё, чем я занимался на островах, было частью игры, — пожал плечами Аль-Сорна. — Впрочем, игрок из меня тот ещё.
— Игрок вы или нет, милорд, знайте, мы всегда рады вас видеть, — произнёс Норин. — Оставайтесь, сколько захотите.
— Мы направляемся в Варинсхолд. Если нам по пути, мы с удовольствием к вам присоединимся.
— Мы едем на юг, — покачала головой Эллора. — Летняя ярмарка в Милинскове — золотая жила для нас.
В голосе танцовщицы послышалась насторожённость, ей явно было не по себе в присутствии Тёмного Меча. «Достаточно умна, чтобы чувствовать, что он несёт смерть», — догадалась Рива.
— Мы едем на север, — невозмутимо сказал Норин и улыбнулся Аль-Сорне. — Уверен, ярмарка в Варинсхолде тоже принесёт нам барыш.
— Мы заплатим вам, — заверил Ваэлин Эллору.
— И слышать об этом не желаю, милорд! — воскликнул Норин. — Иметь рядом такого воина, как вы, — уже вполне достаточная плата. На дорогах полно разбойников.
— Кстати, о разбойниках. В нескольких милях отсюда мы обнаружили дело их рук. Они ограбили и убили целую семью. Честно говоря, мы пришли сюда, желая восстановить справедливость. Ты никого подозрительного не видел сегодня вечером?
Норин задумался на пару мгновений.
— Да была тут в кабаке одна шумная компашка. Пришли под вечер, одеты бедно, но денежки на пивко водились. Меня привлекло золотое кольцо, висевшее на цепочке у одного из них, — слишком маленькое для мужской руки, насколько я мог судить. Когда хозяин пивной отказался «продать» им одну из своих дочерей, они устроили бузу, и пришлось вмешаться вышибалам, пригрозившим выкинуть дебоширов вон, если те не уймутся. Где-то в миле-другой вниз по реке стоят табором бродяги. Если наши бузотёры ещё не убрались в свой лес, мы наверняка найдём их там.
При слове «мы» в глазах Эллоры вспыхнул огонёк.
— Если они напились, им нужно будет проспаться, — сказал Аль-Сорна. — Уверен, до утра они никуда не денутся. Хотя восстановление справедливости потребует участия стражников, а я надеялся не привлекать к себе внимания.
— Справедливость можно восстановить различными способами, милорд, — заметил Норин. — Помнится, было время, когда мы частенько сами разбирались с преступниками.
Аль-Сорна бросил быстрый взгляд на завёрнутый в холстину меч в углу кибитки.
— Увы, я больше не лорд-маршал и не меч Королевства, так что утром разыщу капитана стражи.
После ужина Норин уселся на ступеньках кибитки и стал играть на мандолине. Эллора, примостившись рядом, пела. Остальные артисты собрались вокруг послушать, то и дело заказывая любимые песни. Рива с Аль-Сорной удостоились нескольких любопытных взглядов, и, судя по благоговейному страху, отразившемуся на некоторых лицах, кое-кто Ваэлина узнал. Впрочем, слов Норина, что к нему в гости заглянули старые друзья по Волчьему легиону и нечего к ним приставать, оказалось достаточно, чтобы никто не задавал вопросов.
— Не очень-то он похож на солдата, — заметила Рива. Они с Ваэлином расположились неподалёку от честной компании, около небольшого костерка, разожжённого, чтобы согреться.
— Норин всегда был больше менестрелем, нежели воином, —
сказал Аль-Сорна. — Но, когда требуется, дерётся что надо. Хорошо, что он получил пенсию. По-моему, Норин вполне доволен своей судьбой.
Рива бросила быстрый взгляд на Эллору. Та улыбалась, облокотившись о колено Норина. «А чего ж ему не быть довольным?» — подумала девушка.
Становилось поздно. Слушатели постепенно разошлись по своим фургонам, ушли спать и Норин с Эллорой. Менестрель дал гостям толстые попоны и несколько мягких шкур. Лежать на них оказалось на удивление удобно. Единственное удобство, доступное Риве до сих пор, был ночлег на голой земле. «Удобство — это ловушка, — говорил священник. — Заслон, который отделяет нас от Отцовской Любви, делая изнеженными и покорными еретикам». Высказав все это, он её избил, так как обнаружил преступление: спрятанный в сарае мешок соломы, на котором она собиралась спать.
Рива терпеливо прождала добрых два часа. Аль-Сорна никогда не храпел. Напротив — во сне он практически не издавал звуков и не шевелился. Для уверенности девушка ещё немного понаблюдала за тем, как легонько приподнимается и опадает попона на его груди, затем выскользнула из-под своих покрывал, натянула сапоги и пошла вниз по течению реки.
Отыскать бродяжий табор оказалось несложно — запах дыма она учуяла прежде, чем увидела россыпь лачуг и шатров. В лагере горел лишь один костёр, вокруг которого сидели несколько человек. До Ривы донёсся их раскатистый хохот. Четверо передавали по кругу бутылку. «Похоже, всех остальных распугали». Она подкралась поближе, так что стали слышны слова.
— Да ты ж трахал эту сучку, когда она подохла, Келла! — гоготал один. — Ты труп трахал, грязная скотина.
— По крайней мере, я не трахал пацана, — отбивался другой. — Не шёл супротив природы то есть.
Медлить или таиться больше не было смысла. Действовать требовалось немедленно, пока Аль-Сорна не обнаружил её отсутствие. Заметив приближение девушки, бандиты сначала удивились, но их недоумение тут же сменилось пьяной похотью.
— Ищешь, где бы переночевать, красавица? — окликнул её самый высокий тип с лохматой, нечёсаной башкой, имевший измождённый и помятый вид, какой бывает у тех, кто питается кое-как и ночует где попало. На шее у него висело золотое кольцо на цепочке. «Слишком маленькое для мужской руки, насколько я мог судить». Рива вспомнила женщину в лесу и её отрубленный палец. Промолчав, она оглянулась назад. — Тут всем хватит места. — Мужчина встал и нетвёрдой походкой приблизился к девушке. — Остальные смылись чегой-то.
Не говоря ни слова, Рива посмотрела в прищуренные глаза. Видимо, несмотря на опьянение, какой-то звоночек прозвенел в его голове, и бандит остановился в нескольких футах.
— Тебе чего надо-то, девк...
Размытой тенью мелькнул нож. Рива текучим движением метнулась вперёд, и клинок полоснул мужчину по горлу. Тот упал, прижав руку к шее, между пальцами потекла кровь.
Второй бандит настолько ошалел от неожиданности, что она успела убить его прежде, чем он пришёл в себя: прыгнула, ударив ногами в грудь, и раз, другой, третий вонзила нож под ключицу. Кинулась на следующего, судорожно пытавшегося отцепить от пояса дубинку. Он даже успел взмахнуть ею, но Рива ловко поднырнула, перекатилась по земле, мгновенно развернулась и резанула ему под коленями, рассекая сухожилия. Завизжав, мужчина упал. Тогда она повернулась к четвёртому. Тот дико оглядывался вокруг, нервно сжимая длинный нож. Наконец, бросив на Риву полный ужаса взгляд, он отшвырнул нож и задал стрекача. Ему почти удалось достичь спасительной темноты, когда между лопатками вонзилось острое лезвие.
Рива подошла к телу высокого, перевернула его, сорвала с шеи цепочку. Заметила за поясом отличный нож с полковым гербом королевской стражи — забрала и его. Сунула кольцо в карман, приблизилась к бандиту с перерезанными сухожилиями, жалобно стонавшему, пускавшему слюни и сопли.
— Не переживай ты так, Келла, — сказала ему она. — Обещаю, я не буду трахать твой труп.
* * *
На завтрак Эллора поджарила яичницу с грибами. «Она не только прекрасная танцовщица, но и отменная кухарка», — подумала Рива, жадно поедая угощение. Подождав, пока Эллора с Норином не отошли к коням, тянувшим их кибитку, Рива достала из кармана кольцо и кинула его Аль-Сорне. Тот долго смотрел на безделушку.
— Солнце и Луна, — глухо пробормотал он.
— Что? — нахмурилась Рива.
Он протянул ей кольцо и показал гравировку на внутренней стороне: два круга, один из которых был охвачен пламенем.
— Они были отрицателями.
Девушка пожала плечами и вернулась к еде.
— Трупы?..
— Камень на шею — и в реку.
— Да, ты знаешь своё дело, — протянул Аль-Сорна.
Заслышав суровые ноты в его тоне, Рива подняла глаза и заметила во взгляде то, что снова разожгло её гнев: разочарование.
— Слушай, Тёмный Меч, я здесь не по собственному выбору. Мне нужен клинок Истинного Меча, чтобы разрушить ваше нечестивое Королевство и заслужить любовь Отца. Я тебе не сестра, не подружка и не ученица. Мне плевать на твоё одобрение или порицание.
Наступившую долгую паузу прервало покашливание Норина.
— Пора отправляться за капитаном стражи, милорд. Если уж всё нужно сделать сегодня.
— Уже не нужно, Джанрил, — сказал Аль-Сорна и бросил Риве кольцо. — Сохрани его, ты заслужила.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Френтис
Человек с обритой головой закашлялся, окрасив песок кровью, и со слабым стоном умер. Френтис выпустил меч, тот упал рядом с телом. Он стоял и ждал, не шевелясь и ничего не говоря, лишь хрипло дышал. На этот раз все было непросто: четверо врагов вместо обычных двух или трёх. Из ниш, темнеющих в стенах ямы, поспешно выскочили рабы и принялись наводить порядок, утаскивая трупы и собирая оружие. Они старались держаться подальше от Френтиса: временами жажда убийства, внушённая надсмотрщиком, долго не отпускала бойца.
— Превосходно, — послышался голос откуда-то сверху.
Сегодня наблюдателей было трое: к надсмотрщику присоединились хозяин и какая-то незнакомая женщина.
— С трудом верилось, что его навыки можно было ещё усовершенствовать, — продолжил хозяин. — Прими мои поздравления, Вастир.
— Моё единственное желание — услужить вам, советник, — ответил тот с точно отмеренной дозой подобострастного раболепия. Он был прилежным парнем и никогда не переигрывал.
— Ну, что скажете? — поинтересовался хозяин у женщины. — Отвечает ли он требованиям нашего Союзника?
— Насчёт Союзника не скажу, однако моё одобрение у него уже есть, — ответила женщина. Френтис отметил, что её тон был лишён не то что подобострастия, но хотя бы тени уважения.
Находясь в тот миг под воздействием чужой воли, Френтис не мог выразить ни удивления, ни какой-либо другой эмоции, не разрешённой ему надзирателем, однако вздрогнул, когда женщина ловко спрыгнула в яму с высоты добрых десяти футов. На ней была парадная одежда воларской аристократки, тёмные волосы стянуты узлом на затылке, на красивом лице отражалось что-то кошачье, в глазах блестел огонёк любопытства. Она смерила взглядом обнажённого Френтиса.
— Красивее, чем я ожидала, — пробормотала она и, повысив голос, обратилась к надсмотрщику: — А где шрамы на лице?
— Он никогда не получает шрамов, благородная госпожа, — пояснил Вастир. — За прошедшие годы кое-кому удавалось подойти к нему вплотную, однако он попал к нам уже искусным воином.
— Значит, искусный воин? Да, красавчик? — спросила женщина Френтиса. Тот не ответил, и она досадливо поморщилась. — Позволь ему говорить, Вастир.
Надсмотрщик наклонился над ямой и посмотрел на Френтиса. Тот почувствовал, что путы, связывающие его волю, слегка ослабели.
— Ну? — требовательно продолжила женщина.
— Я — брат Шестого ордена, — ответил Френтис.
Не услышав положенного обращения, аристократка приподняла бровь.
— Примите мои глубочайшие извинения, благородная госпожа, — кинулся оправдываться Вастир. — Сколько мы его ни наказывали, он упрямо не желает обращаться к господам как положено, а мы ничего не можем сделать, поскольку нас предупредили, что свою смерть он должен найти в ямах.
Женщина нетерпеливо отмахнулась от него.
— Мечи! — скомандовала она.
Сверху послышалась какая-то возня и приглушенные препирательства. Френтис расслышал слова хозяина: «Просто делай, что тебе говорят, Вастир!» После заминки на песок перед ним и незнакомкой упали два коротких меча.
— Ну что же... — возбуждённо проговорила женщина и скинула одежды, оставшись, как и Френтис, обнажённой.
Рельефные мышцы гибкого тела свидетельствовали о годах серьёзных тренировок. Любой бы не задумываясь назвал её красивой, но Френтиса привлекли не изгиб бёдер или полнота груди. Его больше заинтересовал кручёный шрам, извивавшийся от шеи до паха. Этот шрам был ему хорошо знаком, поскольку выглядел близнецом его собственного, оставленного ножом Одноглазого в подземельях западных кварталов. Тогда братья едва успели спасти его.
— Неплохо, да? — Женщина перехватила взгляд Френтиса и, подойдя вплотную, нежно провела пальцем по его шраму. — Драгоценный дар, память о перенесённой боли.
Френтис чувствовал тепло её ладони на своей груди. Незнакомка стояла, опустив веки, водя пальцами по обнажённой коже бойца.
— Сильный, — выдохнула она чуть слышно. — Но ты не можешь быть слишком сильным.
Открыла глаза и отступила на шаг, убирая руку. Тепло исчезло.
— Посмотрим, чему тебя научили в вашем хвалёном ордене. — Женщина присела, подняла мечи, швырнула один Френтису. — Освободи его! — крикнула она Вастиру. — Полностью!
Френтис почувствовал, как медлит в нерешительности надсмотрщик. За прошедшие пять лет полностью его освобождали лишь однажды и получили вполне предсказуемый результат.
— Благородная госпожа, — начал Вастир, — простите за нерадивость того, кто пытается всего лишь услужить вам...
— Делай, что тебе велено, ты, жирная куча дерьма! — Впервые женщина улыбнулась, не сводя взгляда с Френтиса. В её улыбке ясно читалось радостное предвкушение жестокой схватки.
Воля, сковывавшая его, исчезла — словно сняли колодки, с которыми он когда-то познакомился в детстве. Внезапный прилив свободы был волнующим, но таким коротким.
Женщина бросилась на него, целясь мечом в сердце. Она двигалась легко, точно и стремительно. Он поднял свой меч, в последний миг отклонив выпад. Отшатнулся в сторону, подпрыгнул, оттолкнулся ступнями от каменной стены ямы, выгибая спину и уходя от нового удара, приземлился на руки в центре манежа, вскочил на ноги.
Женщина захохотала, радостно и неистово, и вновь атаковала выверенной комбинацией колющих и режущих ударов. Точь-в-точь такую же Френтис встретил у одного из куритаев, убитого им несколько месяцев назад. Именно так его учили новым трюкам, раз за разом оттачивая мастерство бойца. Он парировал каждый её выпад собственной серией ударов, затвержённой когда-то под палкой излишне сурового, как ему тогда представлялось, мастера. Которого он теперь вспоминал с большой нежностью.
Ей эта комбинация оказалась незнакома, она кое-как отразила удары, но двигалась куда менее уверенно, чем когда нападала сама. Он оттеснил её к стене ямы, завершив атаку обманным колющим ударом в лицо, потом быстро воздел клинок вверх и, совершив стремительное круговое движение, резанул по бедру. Женщина отразила удар, мечи зазвенели. Френтис немного отступил, их взгляды встретились. Она продолжала улыбаться. Незнакомка парировала его выпад очень быстро. Невозможно быстро.
— Вот теперь я получила всё твоё внимание без остатка, — произнесла она.
Френтис улыбнулся в ответ. Делал он это нечасто, и ему показалось, что лицевые мышцы даже свело с непривычки.
— Я никогда не убиваю женщин, — сказал он.
— Брось! — фыркнула та.
Он повернулся к ней спиной и пошёл к центру ямы. Впервые ему дали возможность сделать выбор, и он его сделал.
— Да, это может стать проблемой, — тихо пробормотала женщина, и Френтис понял, что она размышляет вслух.
— Благородная госпожа? — подал голос сверху Вастир.
— Скинь мне верёвку, я с ним закончила, — приказала она и кивнула на Френтиса. — Можете оставить его для своих представлений.
— Не сомневаюсь, на праздновании победы он будет гвоздём спектакля, — сказал хозяин, и Френтис удивился, услышав облегчение в его голосе.
— В точности так, почтеннейший господин, — поддержал Вастир, спуская в яму верёвочную лестницу. — Никогда бы себе не простил, если бы все мои усилия пошли прах...
Короткий меч Френтиса вонзился ему в шею, перерубая горло и хребет, и вышел у основания черепа. Надсмотрщик пошатнулся, в выпученных глазах застыли ужас и смятение. Изо рта и раны хлынула кровь, тело повалилось вперёд и с глухим стуком рухнуло на песчаное дно ямы.
Френтис выпрямился, повернувшись к женщине. Вот и пришла его смерть: какую бы ценность он для них ни представлял, убийство надсмотрщика ему не простят. Однако с некоторой тревогой он обнаружил улыбку на губах незнакомки.
— Знаешь что, Арклев? — обратилась она к хозяину, не сводя с Френтиса изумлённого взгляда. — Пожалуй, я передумала.
* * *
К тому времени, когда она вылезла из ямы, ментальные путы вернулись. Причём с такой силой, что Френтис свалился на песок. Шрамы горели огнём как никогда прежде. Он поднял глаза и встретился с её улыбкой. Женщина пошевелила пальцами, позволяя вспомнить тепло её прикосновения. «Это она! — понял Френтис. — Теперь меня связала она!»
Она рассмеялась и исчезла из поля зрения, а через несколько мгновений путы стянулись ещё сильнее, причиняя новую боль. Хозяин медлил. Френтис, поднаторевший в чтении эмоций на лицах противников, ясно различил на его постной физиономии смесь страха и злобы, которые тот с трудом пытался скрыть.
— Твоя неспособность умереть сегодня выйдет вашему Королевству боком, — проворчал хозяин и удалился.
Френтиса охватила уверенность, что они никогда больше не встретятся. Стало обидно, он-то надеялся отправить хозяина вслед за слугой.
Дверь, ведущая в нишу, со стуком распахнулась, он поднялся на ноги. Вошли рабы в сопровождении взвода варитаев. Солдаты окружили Френтиса, наставив на него копья, а рабы принялись за привычную работу: утащили прочь труп жирного надсмотрщика, собрали окровавленный песок и убрались туда, откуда пришли. Френтис не знал, что скрывается за теми дверями, и, учитывая доносившиеся до него крики боли и страдания, не имел никакого желания узнавать.
Один из варитаев, как всегда молча, выступил вперёд и поставил в центр ямы узелок. Двигаясь, словно единое целое, взвод отступил. Лязгнула, закрываясь, дверь.
Френтис подошёл к узелку. После боя его всегда кормили. Чаще всего это была миска на удивление вкусной каши, а временами даже мясо, и тоже замечательно приготовленное. Голодный боец — не боец, в этом смысле порядки здесь были такими же, как в ордене. Однако сегодня нашлось кое-что новенькое. Помимо еды ему принесли одежду: простая практичная рубаха и штаны, как у свободного воларца, выкрашенные в синий цвет, обозначающий его низкий общественный статус. В таких штанах может расхаживать какой-нибудь подмастерье, которому позволено невозбранно скитаться между провинциями. Ещё в узелке нашлись крепкие сапоги, кожаный ремень и плотный тканый плащ.
Перебирая одежду, он вспомнил, как боль, словно огнём, ожгла его шрамы. «Куда она меня заберёт? — подумал Френтис, и по сердцу пробежал холодок. — И что заставит делать?»
* * *
Наутро в яму спустили верёвочную лестницу. Он уже был облачен в новую одежду. Прикосновение ткани к коже было непривычным после нескольких лет вынужденного хождения голышом, шрамы неприятно зудели. Не медля, он вскарабкался наверх, не чувствуя особого желания бросить прощальный взгляд на яму, пять лет бывшую ему домом. Здесь не оставалось ничего, что хотелось бы запомнить. Впрочем, Френтису не удалось бы вычеркнуть из памяти ни единого боя, ни одной смерти. Теперь они останутся с ним навсегда.
Женщина ждала его наверху. Охранников не было — она в них не нуждалась. Прекрасное одеяние сменило куда более скромное серое платье, скорее подходящее свободной женщине среднего достатка. Френтис мало что знал об этой стране и принятых здесь обычаях, все его сведения ограничивались тем, что он успел изучить по пути сюда из Унтеша, где был захвачен в плен. Да ещё обрывками подслушанных разговоров хозяина с надсмотрщиком. Серый цвет, насколько он знал, соответствовал мелким собственникам: клочок земли, несколько рабов, немного скота. Если свободный воларец приобретал достаточное состояние, равное цене тысячи рабов, ему разрешалось носить чёрное. И лишь самые богатые, такие как его бывший хозяин, могли одеваться в красное.
— Надеюсь, ты немного поспал? — поинтересовалась она. — Нам предстоит дальняя дорога.
Путы были на месте, только теперь они ощущались как лёгкое покалывание в шрамах: достаточно прочные, чтобы не дать Френтису задушить её своим новым ремнём, но в то же время позволявшие спокойно осмотреть окрестности. Со всех сторон виднелись ямы, наверное сотня или около того. Каждая тридцати футов диаметром и десяти футов глубиной, они были выдолблены в каменном плато, отчего последнее напоминало ноздреватые соты, все испещрённое узкими переходами и кавернами, в каждой из которых кто-то жил. Откуда-то слышались звуки схваток, откуда-то — стоны боли. Крики разносились в утреннем воздухе, а когда Френтис с женщиной проходили мимо ям, они могли наблюдать за пытками, производимыми надсмотрщиками. Здесь не только обучали, но и наказывали.
— Не жаль покидать насиженное местечко? — поинтересовалась женщина.
Путы позволяли ему говорить, но Френтис не ответил. Он понимал, что она раздумывает, не начать ли снова «жечь» ему шрамы, и его взгляд помрачнел. Но он упрямо продолжал молчать, в упор таращась на неё. К его изумлению, женщина рассмеялась.
— Ох, и давно же я так не забавлялась! За мной, красавчик, — сказала она и направилась к краю плато.
Оно возвышалось посреди пустыни Вакеш, словно остров в океане песка. Когда солнце стояло в зените, жара делалась такой, что даже надсмотрщики бросали свои труды. К западу и к северу уходили караванные пути. Все это Френтис запомнил, когда его сюда везли. В то время у него ещё сохранялась надежда на побег.
Женщина привела его к ступеням, вырезанным в западном склоне и извилисто уходящим вниз. Прошёл чуть ли не час, прежде чем их ступни коснулись песка. Там их ждал раб с четырьмя лошадьми: двумя верховыми и ещё двумя, навьюченными поклажей. Женщина забрала у раба поводья и махнула рукой, отпуская его.
— Я вдова землевладельца из провинции Эскетия, — сказала она Френтису. — У меня есть кое-какие дела в Миртеске, ты же станешь моим телохранителем, обязанным доставить меня туда целой и невредимой.
Предоставив ему заботу о вьючных животных, вскочила на высокую серую кобылу, которая определённо знала всадницу и добродушно фыркнула, когда та похлопала её по шее. В разрезах на юбке, сделанных, чтобы удобно было сидеть в седле, в лучах утреннего солнца забронзовели обнажённые бедра. Френтис отвернулся и пошёл к лошадям.
Поклажа состояла в основном из пищи и воды и была достаточной, по его прикидкам, для путешествия в Миртеск. Лошади выглядели вполне здоровыми и ухоженными, чтобы не пасть в пустыне. Подковы были широкими, но лёгкими, как раз подходящими для поездки по песку. Френтис вспомнил альпиранскую пустыню и обильную жатву, которую она собрала среди лошадей его разведывательного отряда, пока их кузнецы не научились копировать подковы императорской кавалерии. Он часто думал об Алышранской войне. Несмотря на потоки крови, пролитые в обречённой на неудачу попытке воплотить в жизнь видения сумасшедшего короля, время, проведённое в Волчьем легионе с братьями по ордену и Ваэлином, было лучшим в его жизни. Вдруг шрамы ожгло огнём — женщина нетерпеливо повернулась в седле.
Он покрепче затянул завязки на мешках и вскочил на чёрного жеребца. Конь был молод и горяч, почувствовав седока, он всхрапнул и встал на дыбы. Френтис наклонился к самому его уху и тихонько прошептал что-то. Животное тут же успокоилось и двинулось вперёд, когда Френтис легонько сжал каблуками его бока. Вьючные лошади двинулись следом.
— Впечатляюще. Видела несколько раз такое. Кто тебя научил? — спросила женщина, посылая свою лошадь вперёд. В голосе прозвучали командные нотки, незримые путы слегка натянулись.
— Один безумец, — ответил Френтис, вспоминая заговорщицкую улыбку мастера Ренсиаля, когда тот передавал ему свой секрет.
Насколько он знал, мастер конюшен никогда прежде никого этому не учил. «Похоже на Тьму, да? — проговорил Ренсиаль и, как всегда, визгливо захихикал. — Глупцы! Если бы они только узнали...» Френтис замолчал, и женщина ослабила путы до привычного покалывания.
— Придёт время, — сказала она, направляя лошадь на запад, — и ты расскажешь мне всё, что лежит у тебя на сердце, причём добровольно.
Руки Френтиса изо всех сил сжали поводья. Внутри у него всё переворачивалось, он беззвучно выл, заключённый в свою тюрьму из рубцов. Внезапно он понял, каким образом они все — хозяин, эта женщина — получили над ним власть. Шрамы! Последний дар Одноглазого, его неотвратимая месть.
Так они проскакали до полудня. Переждали под небольшим навесом палящее солнце, чтобы ближе к закату, как только удлинились тени, вновь отправиться в путь. Наконец достигли небольшого оазиса, уже забитого караванами, остановившимися на ночлег. Френтис напоил коней и разбил лагерь на самой границе оазиса. Караванщики выглядели весёлыми и довольными жизнью: свободные, они обменивались новостями со старыми приятелями, распевали песни или травили байки. Большинство было в синем. Впрочем, хватало и ветеранов в сером, с бородами чуть ли не длиннее их караванов.
К ним начали подходить люди: кто с надеждой продать товар, кто — желая узнать, что происходит в других областях их обширной империи. Отказываясь от покупок, пересказывая какие-то мелкие слухи о делах в Совете или рассуждая о результатах турниров мечников, интересовавших здесь всех и каждого, женщина держалась ровно и приветливо.
— Так Синие опять продули? — разочарованно качал головой, не в силах поверить, одетый в серое старикан. — Эх, всю жизнь за них болею! Проиграл на ставках уже целое состояние, если не два.
— Значит, переключайтесь на Зелёных, отец, — рассмеялась женщина и кинула в рот финик.
— Мужчине пристало менять команду лишь тогда, когда он сможет сменить кожу, — ощетинился ветеран.
Вскоре их оставили в покое. Френтис закончил дела по обустройству ночлега, и теперь они просто сидели у костра, глядя в ночное небо. В год его вступления в орден мастер охоты Хутрил научил мальчика читать звёзды, и он знал, что «рукоять» созвездия Меча указывает на северо-восток. Но из-за пут он должен был теперь двигаться в противоположную от Королевства сторону, и неизвестно, куда заведёт дорога.
— У альпиранцев, — начала женщина, опустившись на расстеленное одеяло и опершись локтём о подушку, — некоторые умудряются разбогатеть, рассказывая доверчивым глупцам сказки о знамениях, которые якобы читаются по звёздам. Но твоя вера, насколько мне известно, не поощряет подобной чепухи.
— Звёзды — это далёкие солнца. По крайней мере так утверждает Третий орден. У далёких светил не может быть власти над земными людьми.
— Объясни, почему ты убил надсмотрщика, а не хозяина?
— Тот стоял ближе, а добросить было нелегко. — Френтис посмотрел ей в глаза. — К тому же я знал, что вы легко могли бы отклонить удар.
Она согласно кивнула, откинулась на подушку и закрыла глаза.
— У самой воды, вон там, спит человек. Седовласый, одет как ремесленник, в ухе серебряная серьга. Когда луна полностью взойдёт, пойди и убей его. В поклаже найдёшь зелёный пузырёк, там — яд. Не оставляй на теле никаких следов и забери все письма, которые найдёшь у него.
Путы позволяли ему говорить, но Френтис не стал. Какой смысл?
* * *
Как и Верные, воларцы предавали своих мёртвых огню. Тело седовласого завернули в покрывала, облили ламповым маслом и подожгли. Не было никаких надгробных речей, и особенно огорчёнными люди не выглядели. Похоже, что умершего во сне мужчину никто здесь не знал, имя его на табличке гражданина — Веркал — было самое обычное и ничем не примечательное. Его вещи как раз распродавали с импровизированного аукциона, когда Френтис с хозяйкой отправились в путь.
— Он следил за нами, если тебе это интересно, — сказала женщина. — Полагаю, его послал Арклев. Подозреваю, что советник несколько охладел к идее нашего смелого предприятия.
Френтис понимал, что она скорее размышляет вслух, чем обращается к нему. В этом отношении она напоминала мастера Ренсиаля.
На пятый день впереди показалось Ярвское море — по словам женщины, самое большое из внутренних морей. Они направились к небольшой паромной переправе в мелководном заливе. Вокруг пристани уже толпились путешественники и их животные: переправа находилась прямо на караванном пути. Широкое море казалось тёмным под безоблачным небом; на западе виднелись подёрнутые дымкой горы. Плата за переправу — пять квадров, да плюс пять полновесных дисков за коней.
— Ты просто грабитель, — сообщила женщина паромщику, отдавая монеты.
— Вы хоть сейчас можете отправиться вплавь, госпожа, — осклабился тот, и женщина рассмеялась.
— Надо бы приказать моему человеку прикончить тебя, но мы спешим. — Она снова рассмеялась, и они завели коней на борт. — Когда я переправлялась в первый раз, это стоило мне всего один квадр и один диск, — пояснила она, когда рабы, подгоняемые кнутом, взялись за весла и паром отправился в путь. — Кстати, это было всего каких-нибудь два столетия назад.
Френтис нахмурился. «Столетия? Ей же не дашь больше тридцати». Она усмехнулась, заметив его замешательство, но ничего не сказала.
Переправа заняла почти весь день. Наконец уже под вечер вдали показался Миртеск. Френтис думал, что вряд ли ему когда-либо удастся увидеть города крупнее Унтеша, однако по сравнению с Миртеском этот был древнее. Город раскинулся в пологой долине, напоминающей чашу, по обеим сторонам которой теснились бесчисленные дома из серого гранита, над их крышами вздымались высокие башни. По мере того как паром приближался к причалу, все отчётливее и отчётливее слышался гул тысяч голосов. На берегу их ждал раб, который приветствовал женщину низким поклоном.
— Это Хорвек, — сказала она Френтису. — До чего же страшен, да?
Хорвеков нос выглядел так, словно его ломали дюжину раз, от левого уха осталось какое-то недоразумение, а мускулистые руки сплошь покрывали шрамы. Однако Френтис прежде всего обратил внимание на его осанку, манеру стоять и разворот плеч. Он много раз видел такое в яме. Хорвек был куритаем — таким же рабом-убийцей, как и он сам.
— Посланник уже прибыл? — спросила она раба.
— Два дня назад, госпожа.
— Ведёт себя прилично?
— Сообщений о происшествиях в городе пока не поступало.
— Ну, если он здесь задержится, долго это не продлится.
Хорвек взял под уздцы одну из вьючных лошадей и пошёл вперёд, прокладывая путь сквозь портовое столпотворение. Наконец, пройдя по лабиринту безликих мощёных улочек, они вышли на квадратную площадь, по сторонам которой стояли трёхэтажные дома. В центре площади возвышалась большая конная статуя, окружённая квадратом аккуратно подстриженной травы. Спешившись, женщина подошла к памятнику и подняла глаза на бронзового всадника. Фигура, подёрнутая зелёной патиной, была облачена в древние доспехи. Френтис не умел читать по-воларски, однако, судя по длинному списку на постаменте, человек этот был не из простых.
— Чайки снова нагадили ему на голову, — заметила женщина.
— Рабы получат плетей, госпожа, — заверил её Хорвек.
Она развернулась и пошла к одному из домов, расположенному прямо против статуи. Не успела она подняться по ступенькам, как двери распахнулись. В проёме появилась рабыня средних лет, согнулась в глубоком поклоне. Внутри виднелась изящная мраморная отделка, сверкающие золотом орнаменты, длинные гобелены, изображающие батальные сцены — на некоторых угадывался тот же человек, что был отлит в бронзе.
— Тебе нравится мой дом? — спросила она у Френтиса.
Путы чуть ослабели, позволяя ему говорить, но, как и раньше, он упорно молчал. Рабыня сдавленно ахнула, хозяйка же лишь рассмеялась.
— Наполни ванну, — приказала она рабыне, ступая на богато украшенную лестницу, которая словно вырастала из мраморного пола.
Послушный её воле, Френтис двинулся следом. Они вошли в просторную комнату, где за длинным столом сидел одетый в серое мужчина лет пятидесяти. Перед ним стояла тарелка с солониной и хрустальный бокал вина. Похоже, он сразу узнал Френтиса.
— Вижу, ты нарастил немного мускулов, — произнёс мужчина на языке Королевства и сделал глоток из бокала.
Френтис пригляделся к его лицу. Оно было ему совершенно незнакомо, чего он не мог бы сказать о голосе. Что-то такое сквозило... даже не в тембре, а скорее в интонациях. К тому же он говорил без малейшего воларского акцента.
— Наш юный друг пять лет провёл в ямах, — произнесла женщина на воларском, усаживаясь на край стола: она стянула длинные сапоги, в которых путешествовала по пустыне, и принялась массировать лодыжки. — А выжить там непросто даже исключительному бойцу.
— Ну, не всем же везёт воспитываться в Шестом ордене, да, Френтис? — подмигнул мужчина, чем снова вызвал неясное воспоминание.
— Он постарше, чем твой последний. — Женщина пристально посмотрела на собеседника. — Как там его звали?
— Карел Теклар, виноторговец средней руки. У него ещё была толстая жена и пять совершенно кошмарных отпрысков. Я немногого добился, хотя пришлось драть этих маленьких бестий на протяжении двух дней.
— Дар?
— Он самый, — кивнул мужчина. — Небольшая способность к прорицанию, о которой Теклар и не догадывался. Просто считал, что ему замечательно везёт в карты.
— В общем, невелика потеря.
— Точно, — согласился собеседник. Он встал, подошёл к Френтису и принялся пристально его осматривать, снова мучительно напоминая кого-то. — Мне всегда было любопытно, что именно случилось тогда в Унтеше, брат?
Френтис молчал до тех пор, пока женщина силой не принудила его отвечать.
— Советник Арклев Энтриль прибыл на переговоры с принцем Мальцием после альпиранской осады, привёз дары и предложение о торговле с Воларской империей. После того как я обыскал его на предмет оружия, он пожал мне руку. Во время последней альпиранской атаки на крепость он связал меня своей волей и заставил покинуть принца. Я побежал в порт и поднялся на борт его корабля.
— Уверен, это было для тебя неприятно, — произнёс мужчина. — Потерять такой шанс на геройское самопожертвование! Ещё одна байка в копилку мастера Греалина, чтобы пугать новичков.
Френтис ничего не понимал. Откуда ему все это известно?
— Впрочем, тревожиться тебе не о чем, — продолжал тот, отойдя в сторону и рассматривая оружие, развешанное по стенам. — Мальций выжил и вернулся к управлению Королевством — хотя, судя по всему, до своего прославленного папаши ему далеко.
— Мальций видел, как ты бежал? — поинтересовалась женщина.
— Нет, — помотал головой Френтис. — Я командовал на южном фланге, а он находился в центре. «Убежав, я бросил на погибель двести отличных парней. Вот они-то как раз хорошо видели моё позорное бегство».
— Значит, для всех ты остался бравым братом Френтисом, бывшим воришкой, который прославился благодаря своей службе Шестому ордену. И, к сожалению, погиб в последней атаке на город. — Они с женщиной переглянулись. — Это может сработать.
Она кивнула.
— Как насчёт списка?
Мужчина полез за пазуху и кинул ей сложенный пергамент.
— Длиннее, чем я ожидала, — заметила она, пробежав его глазами.
— Не сомневаюсь, что это вполне тебе по силам, — сказал мужчина, снова отпил из бокала и поморщился, как будто вино было кислым. — Особенно с помощью нашего дохлого оборванца.
«Оборванец»... Так Френтиса называл Нортах. А ещё Баркус. Но ведь Нортах мертв, а Баркус, как он надеялся, вернулся в Королевство.
— Что ещё? — спросила женщина.
— Тебе нужно добраться до Южной башни за сто дней. Там тебя найдут. Возможно, тебе захочется убить того человека, однако этого делать не стоит. Передай ему, что одного владыки фьефа недостаточно. И блудница тоже должна сдохнуть. Кроме того, у него должны быть сведения о нашем общем враге и план, как его убить — или, по крайней мере, сделать уязвимым, в детали он не вдавался. Что же до остального... — Мужчина осушил бокал, и Френтис заметил бисеринки пота, выступившие на его лбу. — Боль. Вечная, всепоглощающая боль в случае твоего провала. И так далее, и все такое прочее. Ну, ты сама все это знаешь.
— Да, его угрозы никогда не отличались оригинальностью. — Она спрыгнула со стола и подошла к камину, над которым висел тонкий меч. — Как насчёт привилегий?
Мужчина щёлкнул ногтем по бокалу, издавшему нежный звон, и улыбнулся.
— Жаль тебя разочаровывать, — ответил он.
Он разжал руку, роняя бокал на пол, где тот благополучно разбился. Мужчина же рухнул в кресло, стоящее у торца стола. Теперь лицо его было уже полностью покрыто потом, глаза затуманились... но снова вспыхнули, как только он перевёл взгляд на Френтиса:
— Передавай им всем привет от меня, ладно, брат? Особенно Ваэлину.
«Ваэлин». Ему захотелось кинуться на мужчину и выбить из него правду, но Френтис почувствовал сильное жжение, когда сжались путы и удержали его. Он мог только стоять неподвижно, сжимаясь от бессильной ярости. Мужчина ухмыльнулся в последний раз и продолжал почти шёпотом:
— Помнишь последнюю стычку с разбойниками? Ну, ту, зимнюю, незадолго до войны? Когда капли крови рубинами сверкали на снегу? Это был отличный денёк... — Его глаза закрылись, руки безжизненно соскользнули с колен, грудь опала.
— А сейчас, — сказала женщина, раздеваясь, — самое время принять ванну, как ты думаешь?
