ГЛАВА ВТОРАЯ
Лирна
Проснувшись, Лирна обнаружила девочку, которая сидела у её кровати и не сводила с принцессы широко распахнутых голубых глаз. В голове у Лирны как будто резвился злобный карлик, стучащий изнутри по черепу огромным молотком, во рту так пересохло, что вместо приветствия из него вырвалось какое-то кваканье. Девочка же склонила голову набок и продолжала смотреть.
— Её привлекли твои волосы, королева, — послышался голос Давоки — она сидела на соседней кровати в одной набедренной повязке. — У лонаков не бывает волос цвета золота.
Лирна отбросила меховые покрывала и со стоном спустила ноги с кровати: тело болело все целиком, от макушки до кончиков пальцев на ногах. Давока поднялась, налила в чашку воды и поднесла к губам принцессы. Обнажённая Давока производила сильное впечатление: рельефные мышцы, кожа в узоре из татуировок и шрамов. Когда Лирна напилась, лоначка отставила чашку и потрогала ладонью её лоб.
— Лихорадка прошла. Это хорошо.
— Сколько времени мы уже здесь?
— Три дня.
Лирна осмотрелась. Каменные стены были увешаны козьими шкурами и плетёнными из кожи и резного дерева шпалерами: на некоторых были изображены животные и люди, на других — что-то совсем незнакомое и непонятное.
— Это женский дом, — объяснила Давока, переходя на лонакский. — Здесь принимают роды, и мужчинам сюда путь заказан.
Лирна почувствовала, что кто-то тянет её за волосы, и оглянулась. Девочка перебирала в пальчиках золотистые пряди. Глаза ребёнка сияли восхищением.
— Как тебя зовут? — с улыбкой спросила она по-лонакски.
— Ане’ла сер Альтурк, — ответила девочка, вскидывая голову. «Дочь Альтурка», — перевела Лирна.
— У неё ещё нет имени, — сказала Давока, жестом отсылая девочку прочь. Малышка перебралась в угол и села на пол, не сводя глаз с принцессы. Давока достала из мешка фляжку и протянула Лирне. Та принюхалась.
— Красноцвет...
— Он заберёт твою боль.
Лирна замотала головой и отдала фляжку обратно.
— Те, кто пьёт красноцвет, становятся его рабами.
Давока нахмурилась, потом рассмеялась и отпила глоток.
— Королева любит усложнять себе жизнь. Я это ясно вижу.
Встав с кровати, Лирна сделала несколько неуверенных шажков. Воздух приятно холодил обнажённую кожу.
— А где брат Соллис и остальные? — спросила она.
— Они невредимы, но их держат за пределами деревни. С ними говорил лишь Альтурк, и то постольку поскольку.
— Он староста этой деревни?
— Глава клана Серых Соколов. В его подчинении свыше двадцати поселений и все их военные отряды. Больше разве что у самой Малессы.
— Ты ему доверяешь?
— Он никогда не подвергал сомнению решения Горы.
— Но будет ли он и впредь подчиняться этому решению? — спросила Лирна, уловив тень сомнения в тоне Давоки.
— Он всю жизнь воевал против твоего племени, проливая кровь и теряя родичей из-за твоих богомерзких братьев. Наши люди ненавидят вас с пелёнок. Думаешь, она, — Давока кивнула на девочку, — не испытывает к тебе ненависти? Скорее всего, её прислали сюда шпионить за нами.
— И все же Малесса предложила мир. Даже ценой раскола своего племени.
— Слово, исходящее с Горы, не подлежит сомнению. — Давока вдруг кинула глиняный горшок в сидящую девочку, заставив ту стремглав выскочить из комнаты. — Так и передай своему отцу! — крикнула она ей вслед, затем, повернувшись к Лирне, пробежалась взглядом по её обнажённому телу. — Ты слишком отощала. Тебе надо больше есть.
* * *
Следующие три дня Лирна провела в женском доме, питаясь тем, что готовила Давока, и набираясь сил. Затем ей было позволено покинуть дом и пройти несколько шагов — туда, где стояли два лонакских воина. Она вежливо поприветствовала их, но в ответ получила лишь угрюмое молчание. Давока не отходила от неё ни на шаг и не выпускала из рук оружия. На дальнем конце деревни, рядом с небольшой каменной хижиной, она заметила Соллиса и Иверна. Те, окружённые дюжиной воинов, проводили тренировочный бой на мечах. Она махнула им, и брат-командор, заметив принцессу, коротко отсалютовал ей мечом. Его примеру последовал Иверы, но этот, судя по бликам солнца на стали, махал мечом более энергично. Она рассмеялась и склонила голову в знак уважения.
Несмотря на то что Давока постоянно выгоняла девочку из комнаты, дочь Альтурка возвращалась вновь и вновь, не сводя с принцессы своих голубых глазищ. Лирна показала ей, как она расчёсывает волосы черепаховым гребнем бедняжки Нирсы, и ребёнка это совершенно заворожило.
— У тебя есть братья и сестры? — спросила её Лирна. Она сидела на кровати, а девочка расчёсывала её влажные после мытья кудри.
— Кермана, — ответила та. «То есть столько, что и не сосчитать». — И десять матерей.
— Десять — это много, — сказала Лирна.
— Было одиннадцать, но одна решила уйти в сентары, и Альтурк убил её.
— Как это грустно.
— Вовсе нет. Она меня вечно била.
— Наверняка её родная мать, — заметила Давока. — Родные всегда бьют чаще.
— А у тебя сколько матерей, королева? — Как и Давока, девочка отказывалась понимать разницу между королевой и принцессой.
— Всего одна.
— Она тебя тоже била?
— Нет. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Я почти её не помню.
— А она умерла на охоте или в бою?
— Просто заболела и умерла, — ответила Лирна. «Как и отец. Только она — слишком рано, а он — слишком поздно».
В дверном проёме появилась женщина, довольно молодая, но выглядевшая не менее грозно, чем воины, стоявшие снаружи на страже. По словам Давоки, это была старшая дочь Альтурка. Женщина приносила им еду и дрова, выполняя свои обязанности с непроницаемым выражением лица.
— Сегодня вечером ты должна отвести мерим-гер к огню Талессы, — сказала она Давоке.
Скользнула взглядом по Лирне, заметила свою младшую сестрёнку, возившуюся с волосами принцессы, и что-то коротко скомандовала девочке. Та скорчила гримаску, но подчинилась. Сползла с кровати и встала рядом с женщиной.
— Верни это, — приказала та, увидев в её руках гребень.
— Пусть оставит себе, — возразила Лирна. — Как... королевский дар.
— В её жилах кровь Альтурка, ей не нужны твои дары, — рявкнула женщина и принялась вырывать гребешок из руки девочки. Та страдальчески всхлипнула.
— Я сказала, что она может его оставить! — Лирна вскочила на ноги, глядя в глаза женщине. Лоначка буквально затряслась от ярости, её рука потянулась к висевшему на поясе ножу.
— Вспомни слово Горы, — тихо произнесла Давока.
Женщина покипела ещё какое-то время, затем взяла себя в руки и сунула гребень сестре, не сводя с Лирны гневного взгляда. Девочка посмотрела на гребешок в своей руке, потом вдруг швырнула его на пол и растоптала.
— Все вы, мерим-гер, слабаки! — прошипела она Лирне и выбежала вон. Молодая женщина презрительно усмехнулась и последовала за сестрой.
— Ты здесь не королева, — напомнила Давока. — Не забывай, как они тебя ненавидят.
Лирна посмотрела на осколки гребня.
— Они — да, — согласилась она, потом с улыбкой повернулась к Давоке. — Но не ты, сестра.
* * *
Как и следовало ожидать, жилище Альтурка оказалось самым большим в деревне — обнесённый каменной стеной круг диаметром в двадцать шагов с наклонной крышей из сланцевых плиток. Когда Давока привела туда Лирну, уже наступила ночь. Глава клана сидел у горящего очага — в ямке в центре помещения горела горка углей. Рядом с Альтурком стоял, скрестив руки на груди, молодой мужчина, он зло глянул на вошедшую принцессу. У ног вождя лежал огромный пёс и грыз лосиную кость.
— Я слышал, — начал Альтурк на языке Королевства, посчитав, очевидно, что здороваться — значит впустую сотрясать воздух, — моя старшая дочь оскорбила королеву.
— Не стоит об этом беспокоиться, — ответила Лирна.
— Как бы там ни было, она показала себя слабой и неспособной должным образом внять распоряжению Малессы, поэтому я собственноручно выпорол её.
— Мы благодарим вождя за любезность, — произнесла по-лонакски Давока прежде, чем Лирна успела раскрыть рот.
Альтурк кивнул и смерил принцессу взглядом, потом безапелляционно заявил:
— Ты достаточно окрепла для того, чтобы продолжить путь.
— С рассветом мы отправимся на северо-восток, — сказала Давока. — Мне нужны пони и сопровождение. Одного отряда будет достаточно.
Молодой человек презрительно захохотал, но сник под взглядом вождя.
— Я дам вам пони, но не людей, — отрезал Альтурк. — Всех своих воинов я отправил на охоту за сентарами, оставив лишь нескольких для охраны деревни.
На скулах Давоки заходили желваки.
— Я насчитала здесь больше двух сотен воинов. — В её тоне послышался едва сдерживаемый гнев.
— Сентаров много, — пожал плечами Альтурк, — а твоя сестра охвачена жаждой крови. Серые Соколы надеются на защиту своего талессы, я не могу им отказать.
— Но тем самым ты отказываешься от слова Горы.
Альтурк поднялся на ноги. Оружия при нём не было, но его мощь пугала сама по себе.
— Малесса отнюдь не приказывала мне снаряжать отряд для твоего сопровождения. Я уважил слово Горы тем, что предоставил убежище этой золотоволосой сучке, с которой ты носишься, как горная обезьяна с своим детёнышем.
Вскрикнув от ярости, Давока подняла своё копьё. В руке парня мгновенно оказалась дубинка.
— Нет! — воскликнула Лирна, с поднятыми руками встав перед Давокой. — Нет, сестра. Так не пойдёт.
Лоначка отвела взгляд, её ноздри раздувались от желания начать драку, но она все-таки опустила оружие. Лирна повернулась к Альтурку.
— Талесса, примите мою благодарность за ваше гостеприимство. Я, Лирна Аль-Ниэрен, принцесса Объединённого Королевства, буду перед вами в вечном долгу. Утром мы уйдём.
* * *
Пони, которого получила Лирна, скоро заставил её с тоской вспоминать несчастного Воронка. Животное имело отвратительный норов, то и дело самовольно переходило в галоп или вставало на дыбы, когда ему что-то мерещилось. Спина у него была самой бугристой из всех лошадиных спин, на которых приходилось сидеть Лирне. Тонкое лонакское седло из козьей шкуры ни в коей мере не способно было защитить благородное седалище, и Лирна чувствовала себя так, словно скачет на куче камней, прикрытых ветхой простынкой. Смолену его пони тоже, судя по всему, не пришёлся по душе: лорд-маршал весь извертелся, когда они ехали прочь от деревни Серых Соколов, тогда как Соллис и Иверн держались в сёдлах совершенно спокойно. Как и Давока — казалось, она знала своего пони всю жизнь. Лоначка пустила его резвой рысью, стремясь покрыть до темноты как можно большее расстояние. Прежде чем они углубились в холмы к северу от долины, Лирна оглянулась на деревню, гадая, найдёт ли дочь Альтурка локон золотых волос, спрятанный в узкой, доступной лишь для детской ручки щели между камнями в женском доме.
— Надеюсь, с вами прилично обращались, господа? — спросила Лирна мужчин, когда они пересекали неглубокий ручей.
— Если не считать мучением полное молчание, ваше высочество, — ответил Иверн.
— Ну, для тебя-то это действительно мучение, — буркнул Соллис.
— Хорош болтать, — оборвала их Давока. — Нужно успеть к порогам до захода солнца, — и она пустила пони в галоп, принуждая остальных следовать за ней.
Долгое сидение в седле утомило Лирну, однако она чувствовала себя уже не так паршиво, как прежде. Спина и ноги болели заметно меньше, а бедра стали менее чувствительными к лошадиным рёбрам. Принцесса заметила, что и в седле она сидела теперь более уверенно: если прежде ей приходилось изо всех сил стараться, чтобы не свалиться, сейчас она двигалась вместе с конём, хотя её всё ещё пугал галоп, при котором волосы развевались на ветру, а копыта громко стучали по земле. «Скоро сделаюсь настоящей лоначкой», — усмехнулась она про себя.
До порогов добрались уже к вечеру. Бурный поток в пятьдесят шагов шириной тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз. Давока повела их по берегу на восток, пока они не достигли широкого плёса, где течение было потише.
— Но здесь же все равно нет брода, — заметил Соллис.
— Пони умеют плавать, — ответила Давока. — Люди — тоже.
— Эм-м... — тихонько произнесла Лирна.
— Течение слишком быстрое, — продолжал спорить Соллис, — надо поискать другое место.
— Нет времени, — отрезала Давока, спешилась и повела пони к реке. — Сентары наверняка уже взяли наш след. Мы переплывём тут.
— Я не смогу, — пискнула Лирна, уставившись на пенные буруны.
— У нас нет выбора, королева. — Давока приготовилась прыгнуть в воду.
— Я же сказала, что не могу! — закричала Лирна явно озадаченной Давоке. — Я не умею плавать!
— Совсем-совсем не умеете, ваше высочество? — спросил Иверн.
— Уж простите великодушно, что ещё младенцем не вступила в ваш орден, брат! — огрызнулась Лирна. — Моим учителям и в голову не приходило, что принцессе может пригодиться умение плавать.
Иверн даже попятился, но все равно не смог вполне подавить улыбку:
— А вот бы и пригодилось, как видите.
— Придержи-ка язык, брат! — рявкнул Соллис.
— Но нам обязательно надо на ту сторону, — стояла на своём Давока.
— Лично я согласна с братом Соллисом. — Лирна скрестила руки на груди, стараясь говорить как можно более властно. — Нужно подыскать другую переправу, не такую глубокую... — Она замолчала, увидев, что Давока решительно направилась к ней. — Не смей! — выкрикнула она.
Лоначка быстро нагнулась, взвалила Лирну на плечо и вернулась к реке.
— Даже горные обезьяны умеют плавать, а их никто не учит.
— Брат Соллис, я приказываю вам... — только и успела заорать Лирна, как оказалась в реке.
Ледяная вода, в которую она тут же погрузилась с головой, обожгла кожу. На Лирну навалилась глухота, вокруг было лишь облако пузырьков, а потом её вдруг вытолкнуло на поверхность, где она судорожно начала хватать воздух ртом. Соллис оказался прав: река была слишком быстрой. Лирну успело отнести футов на двадцать вниз по течению, прежде чем она, бултыхая руками и ногами, не нащупала каменистое дно. Ползком выбралась на берег, дрожа и отплёвываясь. К ней тут же подбежал Смолен и заботливо помог подняться.
— Ты оскорбила её высочество! — накинулся он на подошедшую Давоку.
— Видишь, — обратилась та к Лирне, не обращая на Смолена внимания. — Ты тоже уме...
Лирна размахнулась и со всей силы двинула её в челюсть. Лоначка даже не пошатнулась, а кулак Лирны свело болью.
Воцарилась полная тишина. Смолен положил руку на рукоять меча. Лирна, морщась, потрясла рукой. Давока потёрла скулу, где уже начинал наливаться кровоподтёк, затем крякнула и скривила губы в ухмылке.
— Держись в следующий раз за шею пони, и все будет хорошо, — посоветовала она Лирне и пошла прочь.
* * *
В общем, переправа оказалась не столь опасной, как предрекал Соллис. Хотя на середине реки Смолена оторвало от пони, и Иверну пришлось спасать лорда-маршала, которого унесло течением. Молодому брату удалось схватить Смолена за рубаху, когда тот проплывал мимо. Лирна крепко обнимала пони за шею, пока животное переплывало поток. Пони, похоже, совершенно не боялся воды, хотя фырканьем давал понять, что принцесса на его шее — совсем не то, о чём он мечтал. Вскоре все пятеро, целые и невредимые, выбрались на противоположный берег. Насквозь мокрые и донельзя уставшие — кто больше, кто меньше.
— Некогда отдыхать. — Давока тут же вскочила в седло и двинулась на восток.
Они ехали следом, пока не добрались до густого соснового бора милях в десяти от реки. Лоначка отыскала в ущелье неглубокую пещеру, в которой они посменно проспали остаток ночи. Лирна замёрзла и дрожала, но болезнь, сразившая её на горе Нишака, не возвращалась. Утром все её тело болело, и тем не менее она чувствовала себя достаточно бодрой, чтобы продолжить путь. Подошла к Давоке — та сидела у входа в пещеру и внимательно осматривала склоны ущелья.
— Ни следа преследователей? — спросила Лирна. Та покачала головой.
— Ни следа, ни запаха. Они охотятся за нами, но не в этом лесу. — По её тону нельзя было сказать, довольна ли она этим фактом.
— Извини, что ударила тебя.
— Из-ви-и-ни-и? — Давока недоуменно уставилась на принцессу.
Лирна попыталась подобрать лонакское слово и обнаружила, что точного перевода не существует.
— Илле’а, — наконец произнесла она. «Сожаление или вина — в зависимости от интонации».
— Лонакхим постоянно дерутся, — пожала Давока плечами. — Вот если бы ты попробовала пырнуть меня ножом, тогда всё кончилось бы по-другому. — Она встала, вошла в пещеру и пинками растолкала спящих мужчин. — Подымайтесь, вялые стручки! Пора в путь.
Поздним утром они наконец выехали из леса и поскакали на северо-восток. Местность здесь была менее гористая, между скалами то и дело попадались широкие, поросшие травой проплешины. Вновь обретённое умение Лирны ехать верхом позволило ей выдерживать заданную Давокой скорость. Какое-то время они двигались бок о бок, но внезапно лоначка осадила своего пони, уставившись на восток. Лирна проследила за её взглядом и увидела на горизонте пыльное облачко.
— Сентары? — спросила она.
— А кто ж ещё? — отозвался Иверн.
— Ваше высочество! — Смолен привстал в стременах и указал ещё один столб пыли на юге.
Лирна повернулась к Давоке. Та смотрела на горную гряду на севере, очевидно, прикидывая расстояние.
— Слишком далеко, — заметил Соллис, снимая с плеча свой лук. Особой тревоги в его голосе не было, лишь покорность судьбе.
— Королева должна ехать дальше, — сказала Давока. — А мы их задержим.
Лирна присмотрелась к туче пыли на востоке, стала считать тёмные пятнышки в ней, дошла до пятидесяти и бросила.
— Их слишком много, — сказала она. — Но все равно спасибо тебе, сестра.
Взгляды женщин встретились, и впервые Лирна увидела замешательство в глазах Давоки, её нежелание смириться с тем, что всему конец. Похоже, лоначка никогда прежде не испытывала подобных чувств.
— Из-ви-ни-и, Лир’на, — произнесла Давока.
К своему удивлению, принцесса ответила искренней и непринуждённой улыбкой:
— Я сама это выбрала, — ответила она, а затем повернулась к мужчинам, окружившим её: Иверн и Соллис стояли с луками на изготовку, Смолен — с обнажённым мечом. — Благодарю, господа, за вашу верную службу и выражаю искреннее сожаление, что вовлекла вас в эту безумную авантюру.
Соллис лишь фыркнул, Смолен низко поклонился, а Иверн сказал:
— Ваше высочество, если вы подарите мне поцелуй, то на том свете я не буду ни о чём сожалеть.
Она пристально посмотрела на него и с удовольствием заметила, что парень покраснел.
— Простите меня, ваше высочество... — пробормотал он.
Лирна подъехала к нему и прикоснулась губами к его губам, продлив свой поцелуй чуть дольше, чем полагалось.
— Достаточно? — спросила она.
Казалось, впервые в жизни Иверн утратил дар речи.
— Сек’ара ке Лесса Илвар! — вскричала Давока.
«Мы живем пред очами богов. Выражение благодарности за подарок судьбы, как правило — нежданный», — перевела Лирна, отворачиваясь от остолбеневшего брата.
Лоначка всматривалась в облако пыли. Теперь всадников вполне можно было разглядеть как следует. Впереди ехал крупный мужчина в медвежьей шкуре со здоровенной дубиной в руке. Альтурк!
Вначале Лирна подумала, что вождь клана собирается присоединиться к их врагам, что было бы довольно странно, ведь у него оставалась возможность убить всех гостей разом, если бы ему этого захотелось. Однако Альтурк направил свой отряд на восток. Около пяти сотен воинов скакали во весь опор, отрезая Лирну и её спутников от приближающихся сентаров.
Оба отряда встретились где-то в двухсот шагах от них. Сильный ветер быстро уносил пыль, поэтому сражение было видно как на ладони: лонаки бились свирепо, мелькали дубинки, топоры и копья, все это сопровождалось непрерывными криками и ржанием пони. Альтурк, вооружённый дубиной и топором, находился в самой гуще схватки, враги падали перед ним как снопы.
Давока издала вопль, подстегнула пони и вскоре скрылась в сутолоке боя, однако Лирна то и дело видела отблеск её копья.
Вдруг трое сентаров отделились от остальных и с воинственными криками понеслись в их сторону. Братья сняли двоих стрелами, третьего встретил Смолен — пригнулся, избегая удара копья, и рубанул пони мечом. Иверн прикончил упавшего воина выстрелом из лука.
Сражение, казалось, завершилось так же быстро, как началось. Уцелевшие сентары сложили оружие, а Серые Соколы, спешившись, прикончили раненых. Альтурк с окровавленным топором за поясом и перепачканной в крови дубиной в руках подъехал к Лирне и её спутникам. Рядом с ним был и тот самый молодой парень, которого принцесса видела в хижине.
— Приветствую тебя, королева. Ты не ранена? — спросил вождь.
— Нет, — помотала головой она. — Теперь я дважды в долгу перед тобой, талесса. Однако с твоей стороны было опрометчиво не поставить нас в известность о своих намерениях.
— Какая ж ловушка без приманки? — Губы Альтурка чуть скривились, и непонятно было, улыбка это или гримаса презрения.
Внезапно со стороны усеянного телами поля битвы послышался гневный крик, и Лирна увидела, что Давока тащит к ним связанную пленницу, обмотав верёвку вокруг её шеи.
— Заберёшь её на Гору? — спросил Альтурк, когда Давока рывком вытащила сестру в центр круга. Лирна не без удивления услышала в его голосе скрытое беспокойство.
— Её будет судить Малесса, — ответила Давока.
— Я видел, как она убила пятерых мужчин. — Взгляд вождя вперился в покрытое шрамами лицо девушки. — Я требую её по праву крови.
— Ты несколько припозднился с требованиями, — отрезала Давока, покосившись на молодого воина рядом с Альтурком. — К тому же тебя ждёт собственный суд.
— Твоя правда, — мрачно кивнул вождь, и тень пробежала по его лицу.
— Но отец... — нахмурился парень.
Дубина Альтурка стукнула того по виску, и парень свалился как подкошенный. Вождь кивнул двум находившимся неподалёку воинам:
— Связать этого предателя. Вечером будем его судить.
* * *
У Давоки был глубокий порез на плече, который Соллис обработал и умело забинтовал. Пока он занимался раной, воительница потягивала настойку красноцвета и шипела от боли, стискивая зубы. Они расположились на равнине вместе с воинами клана Серых Соколов. Последние казались подавленными, а не ликующими в честь победы: у костров не слышалось ни песен, ни радостных возгласов. Причина этого стояла на коленях со связанными руками и склонённой головой перед костром Альтурка: сын ожидал приговора отца. Парень бушевал в течение многих часов, пока солнце не склонилось к закату и тени не удлинились. Он кричал, обзывая и оскорбляя своих бывших соплеменников:
— Вы предали лонакхим... сделали нас рабами мерим-гер... открыли для них границы, вскоре они заберут все, ради чего мы сражались... они осквернят нас... ослабят... превратят в таких же, как они сами... Лже-Малесса... её слово больше не отражает волю богов...
Никто не пытался заставить его замолчать или наказать за богохульство. Они позволили ему кричать до изнеможения, не обращая внимания на его слова. «Предатель», — подумала Лирна.
— А как ты узнала, что это он нас предал? — спросила она Давоку, когда Соллис закончил бинтовать рану.
— Так же, как и его отец. Никто больше не слышал о том, куда мы направляемся. — Она бросила взгляд на свою пленницу, которую для надёжности привязали к вбитому в землю колу. Шрам от подбородка до брови, которым девушку наградила Лирна, краснел в мерцающем свете костра. Она так и не произнесла ни слова, только молча падала на землю, когда они останавливались, а на лице её отражалась лишь лёгкая досада и ни капли страха.
Когда взошла луна, Альтурк поднялся, взял в руки дубинку и подошёл к сыну. Серые Соколы подтянулись поближе. Вождь воздел руки.
— Призываю вас, братья по оружию, стать свидетелями моего суда, — провозгласил он. — Этот проклятый выродок был когда-то моим сыном, но он предал нас. Он отрёкся от слова Горы, позволял себе кощунственные речи. Лонакхим так не поступают. Мы будем его судить.
Раздались возгласы одобрения, воины собрались вокруг в напряженном ожидании. Альтурк подошёл к сыну вплотную. Однако вместо того, чтобы ударить парня, он отбросил свою дубинку и опустился рядом с ним на колени.
— Но если судить его, то надлежит судить и меня, ибо виной всему — моя слабость. Слабость, заставившая вымолить его жалкую жизнь, когда он валялся, побеждённый ничтожнейшим из мерим-гер. Слабость, побудившая меня вернуться в свой клан, но при этом бесстыдно утаить его грех. Я молил за его жизнь, словно слабейший из мужей, и вот получил по заслугам — единственную награду, которую заслуживает слабость. Я, Альтурк, талесса Серых Соколов, прошу вашего суда.
На миг Лирне показалось, что все это — не более чем спектакль и показное смирение вождя, однако нарастающий ропот недовольства и замешательства среди воинов свидетельствовал, что театром тут и не пахло. Альтурк говорил искренне. Он действительно хотел, чтобы его судили.
Вперёд выступил пожилой воин — невысокий и тонкий, как хлыст. Судя по тому, как все стихли, когда он поднял свою дубинку, он пользовался большим уважением среди соратников. Воин смотрел на коленопреклонённого вождя с оттенком сожаления.
— Наш талесса просит о суде, — начал он. — И, исходя из того, что он нам поведал, его действительно следует судить. Я, Мастэк, был его братом по оружию с того времени, когда он вырос настолько, что мог сам забраться на пони. И я ни разу не видел, чтобы он дрогнул в бою. Ни разу не видел, чтобы он бежал от трудного решения или трудного пути. Я никогда не видел его слабым... До сегодняшнего дня. — Старый воин прикрыл глаза, собираясь с силами, чтобы продолжить. — Я считаю его виновным в слабости. Он не может дольше оставаться нашим талессой. Я присуждаю его к той судьбе, которая ждёт предателя, стоящего рядом с ним. — Воин оглядел лонаков. — Есть кто-нибудь, кто может оспорить моё решение?
Все молчали. Лирна не видела на их лицах гнева, лишь мрачное одобрение. Она понимала, что происходит: эти люди были по рукам и ногам связаны своими обычаями, как жители Королевства — законами. Это был суд, а не мстительная толпа, и суд сказал своё слово.
Молчание разорвал резкий взрыв хохота, такой громкий, что он эхом пронёсся по долине. Глаза Кираль смотрели на поверженного вождя и горели ликованием, зубы оскалились, она вся заходилась от радости. Давока поднялась и отвесила девушке пощёчину, принуждая замолчать. Это не помогло, та продолжала хохотать: казалось, что с каждой новой пощёчиной её смех становится все громче. В конце концов Давоке пришлось засунуть ей в рот кляп, завязав узел на затылке. Стало тихо, однако смеяться Кираль не прекратила. Она повалилась на землю, слёзы радости текли у неё из глаз. Она перехватила взгляд Лирны, её глаза вспыхнули в пламени костра, и она сестре подмигнула.
Принцесса отвернулась от них и увидела, как Мастэк шагнул к своему бывшему вождю, сжимая обеими руками дубинку.
— Я предлагаю тебе нож, Альтурк, — произнёс он. — В память о наших битвах.
— Убей меня, но не надо оскорблять, — покачал головой Альтурк.
Старый воин кивнул и занёс дубинку.
— Подождите! — Лирна вскочила на ноги и, растолкав воинов, встала между Альтурком и Мастэком. Тот уставился на принцессу с изумлением пополам с яростью.
— У тебя нет здесь голоса, — прошипел он.
— Я — королева мерим-гер, — сказала она, стараясь говорить достаточно громко, чтобы услышали все. — Сама Малесса призвала меня к себе для переговоров, гарантировав безопасный проезд и уважение, соответствующее моему титулу.
Давока подошла к ней, с тревогой оглядывая толпу.
— Это глупо, королева, — прошептала она на языке Королевства. — Ты не у себя дома.
Лирна, не обратив на нее никакого внимания, продолжала сверлить глазами Мастэка.
— Серые Соколы пролили за меня кровь и потеряли боевых товарищей, они достойно защищали слово Горы. И все — по приказу этого человека. — Она указала на Альтурка. — Я перед ним в долгу, а для моего народа неоплаченный долг — величайшее бесчестье. Если вы убьёте его, не дав мне заплатить свой долг, вы обесчестите меня и обесчестите слово Малессы.
— Я не нуждаюсь в твоей защите, женщина, — прорычал Альтурк, наклонив голову, его огромные кулаки вдавились в землю. — Неужели я должен терпеть ещё больший стыд?
— Он — предатель, — напомнила Лирна, обращаясь к Мастэку. — Воины только что объявили свой приговор. Его слова больше не значат ничего для лонакхим.
Мастэк медленно опустил свою дубинку, гнев всё ещё горел в его глазах, но поникшие плечи были более красноречивы — он испытывал облегчение.
— Чего же ты от нас хочешь?
— Отдайте его мне. Я отвезу его к Малессе. Только она сможет снять мой долг перед ним.
— А второго куда? — Мастэк ткнул дубинкой в сторону сына Альтурка.
Лирна посмотрела на молодого парня, на ненависть в его лице. Тот плюнул наземь и забился в своих верёвках, пытаясь подняться, но стоявшие рядом воины повалили его обратно на землю.
— Слабаки! — завопил он. — Мерим-герская сучка превратила вас всех в слабаков!
Лирна повернулась к Мастэку:
— Перед ним у меня нет долга.
* * *
Пока на его руки наматывали верёвку и привязывали к седлу пони Мастэка, он пел песню смерти. Повернувшись лицом к восходящему солнцу, обречённый сын Альтурка пел скорбную песнь на своём гортанном наречии. Большая часть древних слов была незнакома Лирне, но она уловила фразу «месть богов», повторившуюся несколько раз. Посреди пения он упал — Мастэк пустил пони галопом, волоча привязанного юношу за собой. За ними последовал остальной отряд, направляясь на юг. Давока сказала, что однажды была свидетельницей, как мужчина, приговорённый к такой казни, оставался живым целый день. Альтурк же молча смотрел вслед своим бывшим соплеменникам, пока те не скрылись из виду.
Лирна подошла с своему пони. Проверила копыта и принялась распутывать свалявшуюся гриву, когда внезапно почувствовала на себе взгляд Соллиса.
— Что-то хотите сказать, брат? — спросила она.
Лицо у него было, как всегда, непроницаемо, но в голосе прорезались новые нотки: привычный гнев сменился чем-то похожим на уважение:
— Я просто подумал, ваше высочество, что лонаки, возможно, правы и сейчас мы сопровождаем именно королеву. — Он поклонился и пошёл осматривать своего пони.
По мере того как они продвигались все дальше на север, горы вновь обступили их со всех сторон. Здесь пики были куда неприступнее, чем на Скелланском перевале, их вершины вечно скрывались за облаками. Тропинки, по которым ехали всадники, становились все уже, коварно змеясь по склонам. В первую ночь после битвы с сентарами они встали лагерем над обрывом глубиной футов в пятьсот, по прикидке Иверна. С наступлением ночи сверху опустилось влажное одеяло тумана.
Альтурк молча сел поодаль, почти на самом обрыве, не заботясь ни о еде, ни о тепле. Лирна направилась было к нему, но Давока выразительно покачала головой. Тогда она устроилась напротив Кираль. Давока усадила пленницу у небольшого костра, разведя его настолько далеко от остальных, насколько было возможно. Ноги ей связали, поскольку твёрдая земля не позволила вбить кол и привязать её. Она равнодушно взглянула на Лирну, продолжая неподвижно сидеть, привалившись к скале. Ни дать, ни взять — обычный заскучавший подросток.
— Болит? — спросила Лирна, показав на шрам.
— Я не говорю на твоём пёсьем языке, мерим-герская сучка, — огрызнулась Кираль.
«Да, не все уловки срабатывают», — грустно усмехнулась про себя Лирна.
— Рана, которую я тебе нанесла, — перешла она на лонакский. — Болит?
— Боль — извечный спутник воина, — пожала плечами девица.
Лирна покосилась на Давоку. Та напряжённо прислушивалась к их разговору.
— Моя подруга считает, что ты больше не её сестра, — продолжала она. — Думает, что её сестра была поглощена тобой — тем, что поселилось внутри, а той девочки, о которой она заботилась, больше нет.
— Моя сестра слепо предана Лже-Малессе. Она видит ложь там, где есть лишь правда, — по-прежнему равнодушно и безразлично произнесла Кираль, словно ребёнок, бубнящий «Катехизис Веры».
— И в чём же заключается твоя правда?
— Лже-Малесса вознамерилась умертвить дух лонакхим, чтобы боги отвернулись от нас, чтобы не было больше историй у костра и не звучали песни смерти. Сначала — мир с вами, а потом что? Мир с сеорда? Во что же мы превратимся? Будем ковыряться в земле, подобно твоему племени? Сделаем из наших женщин рабынь, как это заведено у вас? Станем, как вы, слугами мёртвых? — Тон её голоса оставался ровным, слова звучали без малейшего намёка на страсть.
— Знаешь, почему я его спасла? — Лирна кивнула на громадную фигуру Альтурка, полускрытую туманом.
— Потому что мерим-гер — слабаки. У тебя мягкое сердце, вот ты и выдумала долг там, где его нет и в помине. Он подчинялся слову Лже-Малессы, и ты ему ничего не должна.
— Нет, — покачала головой Лирна, всматриваясь в лицо девушки. — Я спасла его потому, что увидела, как ты жаждешь его гибели. Зачем тебе его смерть?
— Он — гонитель сентаров. Так отчего ж мне не порадоваться его смерти? — Голос звучал абсолютно безмятежно и искренне.
«Всё это ничего не доказывает», — решила Лирна. Девушка была действительно чудной, может быть, даже сумасшедшей, но убеждение Давоки пока ничем не подкреплялось. Принцесса встала, намереваясь вернуться к большому костру.
— Я слышала странные вещи о женщинах мерим-гер, — произнесла Кираль.
— Да? И какие же?
Впервые лицо девушки оживилось, губы тронула ехидная усмешка.
— Обычаи запрещают им ложиться с мужчиной, пока они не вступят в союз. И даже потом вам разрешено иметь только одного мужа. Это правда?
Лирна кивнула.
— Но ты, королева, ты ведь не замужем. — её взгляд ощупывал Лирну, и это не было взглядом юной девушки. — Следовательно, ты никогда не ложилась с мужчиной.
Лирна молчала, глядя на смеющееся лицо, смех был негромким и дребезжащим.
— Я предлагаю тебе сделку, королева, — продолжила Кираль. — Я честно отвечу на все твои вопросы, а взамен попрошу лишь вкусить от чистого персика у тебя между ногами.
«Неужели это оно? — мелькнула мысль в голове принцессы. — Доказательство, которое я ищу?»
— Что ты такое? — спросила она.
Смех девушки стих, и через мгновенье она снова лежала, привалившись к камню, всё с тем же скучающим выражением на лице.
— Я — Кираль из клана Чёрной Реки, истинная Малесса лонакхим. — Она спокойно и безмятежно смотрела в огонь.
Лирна вернулась к большому костру и опустилась рядом с Давокой. Лоначка, похоже, старалась не смотреть ей в глаза.
— Я не могу убить её, Льерна, — произнесла она чуть погодя извиняющимся тоном.
— Знаю. — Принцесса похлопала её по руке и улеглась спать.
* * *
Два дня спустя показалась Гора — дом Малессы. Она брала начало в небольшой долине меж двух громадных горных хребтов: кривой каменный коготь, вонзившийся тонким остриём в небо на высоте по меньшей мере трёх сотен футов. Сначала Лирне показалось, что Гора переливается в солнечных лучах, но, когда они приблизились, она поняла, что Гора похожа на соты: сплошь покрыта балкончиками и окнами, вырезанными в скале. По тому, насколько выветрился камень, она заключила, что это действительно очень древнее сооружение. Архитектура была совершенно чуждой, словно пришедшей из иных мест и иных времён.
— Это лонакхим построили? — поинтересовалась она у Давоки.
— Гора уже ждала нас в конце великого переселения, — покачала та головой. — Как доказательство того, что боги от нас не отвернулись. Кто ещё мог сделать нам подобный дар?
Они вступили в туннель, образованный изящно сходящимися каменными стенами. Охраны там не было, и они беспрепятственно проследовали внутрь Горы. Шагов через сто открылся широкий двор, окружённый галереями — солнечный свет падал на них сквозь множество круглых окон. Здесь их ждали женщины, одни вооружённые и одетые так же, как Давока, другие — в простых белых или серых платьях. Среди них встречались и юные девушки, и старухи, причём никого, похоже, их появление не встревожило. Разве что кое-кто из воительниц сурово посмотрел на Кираль.
— Вижу, у тебя было интересное путешествие. — Вперёд выступила невысокая женщина с грубым солдатским лицом, беря под уздцы пони Давоки. — Надеюсь, у тебя найдётся история для костра.
— И не одна. — Давока тепло улыбнулась воительнице. — Нам нужны комнаты, Несталь.
— Они уже готовы и ждут вас. — Несталь оглядела их компанию, задержала взгляд на Лирне и слегка склонила голову. — Королева, Малесса приказала, чтобы тебя проводили к ней, как только ты приедешь. Вместе с этой. — Она кивнула на Кираль.
Лирна ожидала, что жилье Малессы окажется где-то на вершине Горы, однако Давока повела её к лестнице в центре зала, спиралью уходящей вниз, в темноту.
— Нет! — рявкнула лоначка на Смолена и братьев, попытавшихся последовать за ними. — Оставайтесь здесь. Мужчинам нельзя на неё смотреть.
Смолен хотел было возмутиться, но Лирна взяла его за руку:
— Сомневаюсь, что ваш меч поможет мне там, лорд-маршал. Подождите меня здесь.
Он поклонился, отступил и замер в напряжении: преданный своей принцессе офицер, хотя от его начищенной брони и щегольского наряда остались лишь сапоги да меч, и те давным-давно утратили парадный лоск. Лирне пришло в голову, что и её внешний вид теперь не особенно представителен: ни тебе горностаевого палантина, ни элегантного платья для верховой езды, лишь грубая кожаная одежда и крепкие сапоги, потёртые и запылённые в дороге. От лонаков её отличал разве что цвет волос.
— Прошу тебя, сестра!
Оглянувшись, Лирна увидела, что Давока тянет за собой упирающуюся Кираль. Лицо девушки, ещё недавно такое невыразительное, сейчас было искажено до неузнаваемости, как будто на ней была надета маска ужаса.
— Прошу тебя, — жалобно умоляла Кираль. — Если ты всё ещё считаешь меня сестрой, лучше убей, только не веди к ней!
Она продолжала упрашивать и вырываться, пока Давока волокла её вниз по лестнице. Жалобное нытье превращалось в горестные вопли по мере того, как они спускались все ниже и ниже в сумрак. «Это не просто страх смерти, — догадалась Лирна. — Она боится чего-то ещё более ужасного».
Она стряхнула с себя дорожную пыль и начала спускаться вниз.
