Бедоносец
Офелия пощупала один из пальцев профессорской перчатки, слишком длинных для ее маленьких рук. Она пришла к Вольфу в поисках ответа на свои вопросы, а ушла с новыми – и вдобавок с целой коллекцией синяков и ссадин. Что же заставило профессора Вольфа отказаться от исследований в Мемориале? Какой образец он там изучал? Почему ответ коллеги привел его в такой ужас? Имел ли этот ужас что-нибудь общее с тем, который настиг miss Сайленс в момент ее гибели?
Внезапно на трамаэро обрушился бешеный ливень, громко забарабанивший по стеклам. Офелия прикрыла глаза, стараясь подавить мучительное волнение. Ее неотступно преследовала мысль о потерянном шарфе: наверно, блуждает сейчас по улицам Вавилона, как бездомный пес.
Нет, об этом думать нельзя. Нужно смотреть в будущее.
Девушка открыла глаза, почувствовав легкую качку: трамаэро заходил на посадку к очередному причалу. Это была уже пятая академия, которую он обслуживал, скоро и ее остановка – «Дружная Семья». Студенты выходили из вагона под дождь, надвигая капюшоны; на их место, отряхивая мокрые плащи, входили другие. Офелия привычно, как на каждой остановке, оглядела их в поисках юноши в инвалидном кресле. Ей очень не хватало Амбруаза, его дружбы, его доброты, его разговорчивости. Она не понимала, почему он так внезапно отдалился от нее, так холодно отвечает на телеграммы и никогда ее не навещает; все это девушку сильно тревожило.
Нет. Об этом тоже нельзя думать.
Сквозь залитое дождем стекло Офелия смотрела на башню Мемориала, еле видную вдали. Где-то там, в ее стенах, таился Секретариум. А в Секретариуме – бронированная комната. А в бронированной комнате – «последняя истина». Может быть, miss Сайленс и профессор Вольф слишком близко подобрались к ней? Может, и сам Торн подверг себя опасности, пытаясь ее раскрыть? Какая жалость, что Офелия должна сойти на ближайшей остановке, а не у башни! Увы, ее трехчасовая увольнительная подходила к концу.
Девушка снова начала прощупывать мягкие пустые кончики перчаток. В груди у нее рождался тяжкий вздох, но тут ее сосед по скамейке вздохнул еще тяжелее. Она вопросительно взглянула на незнакомца. Он тоже смотрел в окно, исхлестанное дождем, притом с таким несчастным видом, словно винил в плохой погоде себя самого. В профиль этот человек с жесткими тусклыми волосами и длинным острым носом напоминал ежа. Он был почему-то смутно знаком Офелии, и она поняла причину, увидев на его кителе бейдж со словом «Рассыльный».
– Человек с тележкой! – прошептала она.
Рассыльный, помедлив, отвернулся от окна и взглянул на девушку:
– Sorry, miss. Вы мне что-то сказали?
Офелия заставила себя вежливо улыбнуться. С профессором Вольфом у нее отношения не заладились, но этот рассыльный, надо надеяться, не выбросит ее из трамаэро прямо во время полета?
– Мы уже однажды встречались, месье. В Мемориале, в молодежном секторе. Я тогда опрокинула вашу тележку, с нее попадали книги, и вы… и вам из-за меня сделали выговор.
– Ах, да… те книги… – пробормотал рассыльный. – Давно дело было…
Он умолк, втянул голову в плечи и с преувеличенным интересом начал разглядывать свои руки. Этот бедолага выглядел безнадежно одиноким. Таким же одиноким, как Амбруаз среди роботов своего отца. И как профессор Вольф, закрывшийся на все замки у себя в берлоге.
«И как я», – невольно подумала Офелия.
– Меня зовут Евлалия, – представилась она.
– What? – удивленно переспросил рассыльный. – Ах, да… а я… а меня зовут Блэз. Ваша форма… Вы студентка из Школы виртуозов?
Офелия улыбнулась, на сей раз вполне искренне. Ей нечасто доводилось встречаться с кем-нибудь еще более стеснительным, чем она сама.
– Да, из группы предвестников.
– О, я поражен!
Блэз и впрямь воскликнул это с таким изумлением, словно ему сообщили, что он сидит рядом с одним из Светлейших Лордов. Дождь, усиленный западным ветром, застучал по стеклам с удвоенной яростью. Тишину разорвал удар грома, сверкнувшая молния озарила ярким светом лица студентов, но ни один из них так и не оторвался от своего учебника.
В общественном транспорте Вавилона всегда царила мертвая тишь, и не без причины: кондуктор назначал штраф за малейшее ее нарушение.
– Я еще на испытательном сроке, – шепнула Офелия, сочтя нужным уточнить свой статус, – но я очень хотела бы работать в Мемориале, как вы!
– Как я? Вот уж чего я вам не желаю! – возразил Блэз, указав на свой бейдж рассыльного. – Я много лет только и делаю, что разношу книги, куда приказывают; ничего завидного в этом нет.
– Но ведь библиотека Мемориала имеет огромное значение и требует неустанной работы. Особенно если учесть то, что хранится в Секретариуме, – добавила она с невинным видом.
– Я там никогда не бывал, – вздохнув, ответил Блэз, к великому разочарованию девушки. – Это слишком важный и секретный отдел, не для таких как я.
– Значит, вы не состоите в группах чтения?
Блэз хихикнул, но, встретив грозный взгляд кондуктора, испуганно прикрыл рот ладонью.
– В группах роб… sorry, Лорда Генри? – еле слышно шепнул он. – Да что они, рехнулись – принимать бедоносцев вроде меня?
Офелия не поняла, что он имел в виду, но предпочла не заострять внимание на этой теме. Однако, раз уж ей повезло встретить наконец доброжелательного собеседника, она решила максимально использовать свой шанс.
– Я тут услышала про miss Сайленс, – прошептала она, следя краем глаза за реакцией Блэза. – Наверно, ее смерть была для всех ужасным шоком и…
Не успела она договорить, как страшный толчок едва не свалил ее со скамьи. Мощный порыв ветра, еще более сильный, чем предыдущие, сотряс весь вагон, вызвав на сей раз испуганные возгласы пассажиров.
– Сохраняйте спокойствие, граждане! – крикнул кондуктор. – Это всего лишь легкая турбулентность. Наш тотемист надежно контролирует свою упряжку.
Офелия инстинктивно ухватилась за плечо Блэза, который так ошарашенно взглянул на ее руку, словно к нему впервые кто-то прикоснулся. В конце концов он неловко, со смущенной улыбкой, похлопал по ней кончиками пальцев.
– Не удивляйтесь, со мной такое часто случается, – заметил он и спросил, прежде чем Офелия задумалась над смыслом его заявления: – Это перчатки Вольфа, не правда ли?
– Откуда вы знаете?.. Вы знакомы с профессором Вольфом? – пролепетала вконец удивленная девушка.
Блэз смущенно потер длинный острый нос.
– Я распознал на вашей руке его запах. Я ведь, знаете ли, обонятель. А Вольф регулярно бывает в Мемориале. Вернее, бывал… – добавил он сдавленным от волнения голосом. – До своего несчастного случая.
Офелия мысленно отметила, что он не назвал Вольфа профессором. Похоже, их связывало нечто большее, чем простое знакомство. Пока она раздумывала над этим, Блэз боязливо покосился на кондуктора, желая убедиться, что тот не смотрит в их сторону.
– Могу ли я сделать вам одно признание, miss?
– Э-э-э… да, я слушаю…
Блэз робко придвинулся к девушке и шепнул совсем тихо, так что она едва расслышала его сквозь барабанный шум дождя:
– Это я убил miss Сайленс.
Офелия почувствовала приступ тошноты, и теперь уже вовсе не по вине качки вагона. Не в силах что-то выговорить вслух, она беззвучно, одними губами спросила: «Как?» Блэз снова отсел к окну и, понурившись, запустил пальцы в свои и без того всклокоченные волосы; на его скорбном лице было написано чувство вины в содеянном.
– Вопрос не в том как – спросите лучше, почему я ее убил. – И он бросил на Офелию тревожный взгляд, словно боялся, что она сейчас разобьет стекло и выпрыгнет наружу, лишь бы спастись от него. – Видите ли, я… я приношу несчастье.
– Да неужели?!
Это было единственное, что Офелия смогла вымолвить. Подобные шокирующие признания ей никогда еще не приходилось выслушивать.
– Я говорю вполне серьезно, miss, – заверил ее Блэз, широко раскрыв страдальческие глаза. – Та тележка с книгами, несчастный случай с Вольфом, падение miss Сайленс, даже сегодняшний ливень – все это стряслось по моей вине, понимаете? И так было всегда, с самого моего рождения. Над моей проблемой ломали головы very компетентные ученые, но никто из них так и не смог ее разрешить.
Откровения Блэза поразили Офелию в самое сердце. Они перекликались со словами Торна, произнесенными два с лишним года тому назад: «У вас просто роковое предрасположение ко всяким катастрофам».
Девушка уже собралась его утешить, но ей помешал чей-то громовой голос:
– Стыдитесь, ягнята!
Офелия и Блэз вздрогнули. Пассажиры в вагоне испуганно переглядывались. Кондуктор раскрыл свою штрафную книжку и начал рыскать по вагону, от скамьи к скамье, в поисках нарушителя спокойствия. Но никого не обнаружил.
Таинственный голос раздался снова. Он шел неизвестно откуда, но звучал по всему трамаэро, заглушая раскаты грома за окнами:
– Да, вы – покорные ягнята! Взгляните на свои нарядные мундирчики! Вчитайтесь в свои благонамеренные учебники! Прислушайтесь к своей благочестивой речи! И вы еще смеете претендовать на звание передовой молодежи Вавилона?!
Офелия прикрыла руками уши, боясь оглохнуть. Она уже слышала этот громовой голос в тот день, когда впервые посетила Мемориал. Голос Бесстрашного-и-Почти-Безупречного.
– Я скажу вам, кто вы такие! – продолжал он. – Вы – пособники власти! Сторонники молчания! Ревнители благонамеренности! Граждане, если в вас осталось хоть что-то человеческое, повторяйте за мной: «Долой Индекс и смерть цензорам! Долой Индекс и смерть цензорам! Долой Индекс и сме…»
Этот призыв вдруг перешел в оглушительный свист, пронзивший уши Офелии. Кондуктор наконец обнаружил под сиденьем одной скамьи диктофон, включенный на полную громкость, и раздавил его ударом каблука. В вагоне опять воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом дождя, воем ветра и раскатами грома.
– Инцидент исчерпан, граждане! – решительно объявил кондуктор. – Следующая остановка – «Дружная Семья»!
У Офелии все еще звенело в ушах. Она взглянула на Блэза, и тот безнадежно пожал плечами:
– Вот видите, miss Евлалия, я же говорил вам, что приношу несчастье.
Девушка встала, пытаясь удержать равновесие в качавшемся составе. В дальнем конце вагона кондуктор собирал осколки разбитого диктофона. А ей все еще чудился призыв: «Смерть цензорам!»
– Скажите, miss Сайленс – она ведь была цензором?
Блэз недоуменно поднял брови, такие же тусклые и взъерошенные, как его волосы.
– Что? Да, но… well… вы же не думаете…
– Я еще не знаю, что думать, – торопливо прошептала Офелия, стараясь говорить как можно тише. – Но в одном я абсолютно уверена, месье Блэз: вы не виноваты в том, что случилось с miss Сайленс и профессором Вольфом. Более того, я поняла, что мне очень-очень повезло встретиться с вами в этом трамаэро.
Блэз вытаращил глаза; его губы дрожали, как слабый огонек свечи.
– Я впервые в жизни слышу от кого-то такие слова.
– «Дружная Семья»! – объявил кондуктор.
Офелия пожала руку, учтиво протянутую Блэзом, хотя ей мешали просторные мужские перчатки.
– Я твердо решила попасть в группы чтения, – объявила она ему. – Так что мы скоро встретимся в Мемориале. А пока будьте осторожны и поразмыслите над тем, кто на самом деле убил miss Сайленс.
Выйдя на причал, Офелия проводила взглядом трамаэро, взмывший в небо. Стоило ему покинуть ковчег, как дождь прекратился.
«Я не должна, – подумала девушка, изо всех сил стараясь призвать себя к благоразумию, – не должна водить дружбу с работником Мемориала. Это рискованно. Это попросту опасно!»
Но в глубине души она понимала, что жалеть о содеянном уже слишком поздно, да и не нужно: теперь она чувствовала себя не такой одинокой.
