Глава 39
Николай Иванович затушил сигарету.
– Ну, милые дамы, хватит кудахтать! А вам, Юлия, я могу сказать следующее: о том, что некто Алик Царев… заметьте, не Царегородцев… проживал в нашей гостинице, я узнал утром. От администратора. Когда следователь появился, вопросы про убийство постояльца начал задавать.
– Коля! Какой Царев? Я ничего не понимаю! Ты видел Алика? – заволновалась Ольга Захаровна.
– Никого я не видел! А и видел бы, мимо прошел. Что мне у него спросить? Почему он бросил нашу дочь, своего сына и исчез?
– Коля!
– Я сказал – хватит, Олечка! Не начинай истерику. Наш зять того не стоит.
Николай Иванович, хоть и храбрился, но все же старался не встречаться взглядом с Юлей Сорневой. Девушка затихла. Наконец мужчина посмотрел ей в глаза и понял, что она ждет его вступления в разговор и объяснений. Тягостное молчание затянулось, и никто не решался его нарушить, будто произнесенные слова могли взорвать воздух. Наконец Юля вздохнула, потерла руками лицо и решительно поднялась с дивана.
– Ольга Захаровна, мне пора бежать на работу. Кстати, вам, как почитательнице Чехова, хочу сказать, что в Питере Алик хорошо продал автограф Чехова. Откуда он мог у него появиться?!
– Тетка, тетка Глаша!!! – всплеснула руками Ольга Захаровна. Ходили слухи про их семейку, что писатель у ее бабки останавливался, и я не раз пытала. А она в ответ: брешут люди. Значит, подлецу Алику отдала литературное мировое наследие. Тьфу!
– До свидания, – произнесла Юля, подхватила сумку и направилась в коридор.
Ольга Захаровна вздохнула облегченно.
– Надеюсь, больше вопросов нет? А Роберт будет только через месяц, он на сборах… – проговорила ей в спину учительница. – Он украл у русской литературы автограф, – продолжала сокрушаться она.
– Хорошо, хорошо. – Девушка вышла из квартиры.
Поиски Роберта лишились смысла. И без него все ясно. Как поступить в такой ситуации, Юля не знала, тем более и улик у нее нет никаких. Есть только молящий взгляд охранника гостиницы, который она прочитала так, как сумела. Она, конечно, расскажет обо всем главреду Егору Петровичу Заурскому. Но смысл? Николай Иванович ничего не скажет, он мужик-кремень.
– Подождите, девушка! Юля!
Журналистка обернулась – перед ней стоял запыхавшийся Николай Иванович.
– Вы, пожалуйста, ничего такого не думайте. Он с Робертом хотел увидеться, а внук спросил моего совета. Роби не хотел с ним встречаться. Кто этот Алик моему мальчику? Пустое место! Он мог увести нашего внука. Я хотел с ним просто поговорить! Я защищался.
– Поговорили?
Николай Иванович опустил голову.
– Я Роберту сказал, что он уехал из гостиницы.
– Роберт ничего не знает?
– Нет. И вы уж, пожалуйста, меня не подведите. Я защищался, и вы ничего не докажете.
Николай Иванович развернулся и пошел обратно. В его фигуре было столько достоинства и чего-то еще такого, щемяще-нежного, что на глаза навернулись слезы.
Черт возьми, она не судья! Как там по Библии? Не суди, да не судим будешь? Грехи тоже бывают разные, и не ей судить этих людей. Не ей определять, кто прав, а кто виноват. Правда может иметь слишком непредсказуемые последствия. Сомнения, конечно, оставались. Куда же без них? И Юля решила поскорее поговорить с главредом.
В редакции заканчивали подготовку макета следующего номера. Мила Сергеевна на все корки честила Вадика Тымчишина, припоминая ему прошлые ошибки.
– Я не посмотрю, что ты звезда сериала! Вкачу штраф!
– Правильно, Милочка Сергеевна! Если вкалывать, так пожалуйста, а если ошибку сделал, так никакой снисходительности.
– Ва-а-а-а-дик!!! – застонала ответственный секретарь газеты. – А счет нельзя было после матча уточнить? Журналист должен проверять информацию, а не писать разные глупости. Нам телефоны болельщики оборвали, требуют опровержения.
– И что делать? – Вадик и сам расстроился не на шутку.
– У меня предложение! – Юлька решила поддержать друга – не специально же он счет перепутал. – Пусть Вадик напишет материал о победителях, вскользь упомянув и о некорректной информации с итогами матча. Все останутся довольны. На старуху ведь тоже бывает проруха.
– Проруха у Тымчишина в голове. Зовется ленью и безответственностью. Но идея хорошая, перед болельщиками нужно оправдаться. Ладно, пиши двести строк в следующий номер, да не забудь гонораром с Сорневой поделиться. Кстати, твоего котенка, Юля, я решила забрать домой. Сколько ему можно на редакционных харчах сидеть.
Юлька обрадовалась:
– Вы самый человечный человек, Мила Сергеевна!
Один «камень» с души сброшен. Глядишь, и главред еще поможет, подумала Юля и отправилась в кабинет к начальству.
Заурский вычитывал номер и как раз добрался до ее статьи о съемках сериала. Материал удался, и Юля видела, как Егор Петрович довольно улыбается.
– Молодец! Схватила атмосферу, настроение, диалоги актерские великолепно передала и даже Вадика с его «трупной» ролью к месту вписала. Буду поощрять. – На похвалы главред никогда не скупился.
– Что случилось, девочка моя? – тут шеф заметил, как Юля расстроена.
Главреду Заурскому позволялось называть молодых сотрудников редакции девочками и мальчиками, потому что главред относился к молодежи как к своим детям – любил их, оберегал. Жена главреда, Виктория Александровна, к «пополнению в семействе» относилась с пониманием и исправно снабжала редакцию своими вкуснейшими фирменными пирожками, просто таявшими во рту.
– Меня позвали замуж, Егор Петрович, – Юля ляпнула первое, что пришло в голову.
– Так это замечательно! – обрадовался главред. – Будем соглашаться! Только ты предупреди своего избранника, что он не только на тебе женится, а берет в приданое весь редакционный коллектив.
– А почему вы не спрашиваете, кто он?
– Ну, я думаю, ты сама расскажешь. Не стоит гадать на кофейной гуще.
– Это питерский актер Алексей Погудин. Из сериала.
– Неожиданно, – только и смог сказать Заурский.
– Я выхожу за него замуж и уезжаю в Питер, – остановиться Юлька не могла и сама испугалась своих слов.
– Откуда эта грусть, Юля? Что случилось? Насколько я понимаю, еще несколько дней назад ты с этим актером даже знакома не была? А сегодня сразу замуж?
– Я его по телевизору видела, – огрызнулась Юлька.
– А сейчас на экране передача «Давай поженимся»? – отшутился главред. – Только я свахой у тебя не буду.
– Егор Петрович, миленький, как мне поступить? Я, как журналист, несостоятельна!
– Это у тебя нервная реакция на сбор материалов для журналистского расследования? Очень оригинально! Однако совсем не повод выходить замуж. То есть замуж ты, конечно, можешь выйти, но при чем тут твои профессиональные качества? Не получается материал? Давай отложим. Пусть вылежится, обрастет деталями, новыми фигурантами. Если нет у тебя версий, кто убийца и почему, можно ведь сделать из фактов другую, не менее интересную историю. До замужества успеешь статеечку написать? – подмигнул главред.
– Я знаю, кто убил Алика Царева! – брякнула Юля.
– Так! Уже горячо! Рассказывай.
– Но я не знаю, как с этим поступить! У меня нет доказательств. И я сочувствую этому человеку. Я не хочу наклеивать на него ярлык «убийца». Но понимаю, что существует закон и только он определяет, виноват человек или нет.
– Понятно! И поэтому ты решила выйти замуж и уехать в Питер?
– Да, поэтому.
– Давай договоримся так. Ты сейчас мне все рассказываешь, и мы с тобой будем думать, что делать дальше. Наша информация должна быть доказуема. Это первое и сразу второе. И последнее – мы не должны подменять следствие и не будем этого делать, даже если кто-то с тобой поделился важной информацией, доверился тебе.
– Да, именно доверился, – повторила Юля. – И я поступлю подло по отношению к нескольким людям, если расскажу об этом. Егор Петрович, у меня в голове все мысли неотчетливые и расплывчатые! Что делать?
– Вот об этом и поговорим.
Мила Сергеевна несколько раз пыталась зайти в кабинет к Заурскому, забрать подписанный в печать номер газеты, но секретарь Валентина все время ее останавливала:
– Не освободился Заурский еще! У него Сорнева. У них, похоже, серьезный разговор.
Мила Сергеевна, пока ждала, смотрела в окно, на кусочек осеннего неба, который на глазах менял цвет от серого до синего. Осень – время творческого полета не только для поэтов, но и для журналистов, не зря Юлька так долго торчит в кабинете у главного.
