Двадцать четвёртого июня Тим проснулся без пятнадцати шесть утра, выбрался из палатки, потянулся, хрустнув всеми хрящиками-косточками своего молодого и сильного тела, оперативно справил малую нужду, пристроившись за высоким красно-белым валуном, сделал лёгкую утреннюю зарядку и, пройдя на узкий бетонный пирс, умылся — всласть — прохладной морской водичкой.

Настроение было просто превосходным. А с чего, спрашивается, ему надлежало быть иным? С браконьерами, незаконно отстреливавшими доверчивых северных оленей, он успешно разобрался. С инопланетными туристами познакомился, более того, подружился и даже получил от них массу сногсшибательной и суперинтересной информации. А вечером, ко всему прочему, предстояло встретиться с Миленой Пандевой.

Впрочем, с последним обстоятельством ещё ничего не было решено до конца. В том плане, что вопрос, мол: — «Лететь в Ню-Олесунн, или же не лететь?», до сих пор оставался без чёткого и однозначного ответа. Из серии: — «Пятьдесят на пятьдесят».

С одной стороны, можно было и слетать — встретиться, языками почесать, обменяться свежими новостями. Во-первых, не убудет. Во-вторых, воспоминания о событиях, произошедших на Аляске несколько лет тому назад, уже притупились и больше не разрывали по ночам сердце на части. В-третьих, очень хотелось узнать, как идут дела в «Агентстве Столетних Тайн». Есть ли реальные успехи? Какие новые научные эксперименты проводятся в настоящее время? Когда, в конце-то концов, будет создана полноценная Машина Времени? Любопытство, как известно, страшная и несгибаемая сила… В-четвёртых, Милена сама позвонила и попросила о встрече. Сама. И голос у неё при этом был… Трудно однозначно сказать, каким. Странным, умиротворённым, светлым и чуть-чуть виноватым. Как бы там ни было, но она позвонила первой, и это говорило о многом…

Но существовала и другая сторона медали — насквозь брутальная, упрямая и суровая. А зачем, вообще, встречаться с этой легкомысленной и развратной шлюхой? Правильно, незачем. Ни малейшего смысла. А для плотских утех существуют профессиональные жрицы любви. Точка.

Да, та ещё проблема стояла перед ним. Качественная, не из простых…

Умывшись и перекурив, Тим решил немного порыбачить. Во-первых, рыбалка, как известно, эффективно успокаивает нервную систему и действенно способствует мыслительному процессу. А, во-вторых, ему захотелось внести лёгкое разнообразие в пищевой рацион — консервы и полукопчёная колбаса с соевыми галетами уже слегка поднадоели, а от инопланетных белковых концентратов (да и от напитков), неудержимо хотелось блевать.

Он достал из рюкзака компактный раскладной американский спиннинг, привёл его в рабочее состояние, прикрепил к концевому карабинчику самодельную латунную блесёнку, прошёл на бетонный пирс и приступил к рыбной ловле. Заброс следовал за забросом, но поклёвок не было.

— Раскапризничалась что-то сегодня рыбёха, — меняя лёгкую латунную блесну на тяжёлый стальной трёхгранник, проворчал Тим. — Ничего, сейчас мы приманку закинем подальше. В том глубинном смысле, что максимально далеко…

Резкий взмах спиннингом, и трёхгранник улетел от пирса примерно на восемьдесят пять метров.

— Отличный бросок, — похвалил сам себя Тим. — Не рекордный, конечно, но где-то рядышком…

Резкий удар, короткая подсечка, удилище спиннинга выгнулось крутой дугой, а ещё через пять-шесть минут, после упорной борьбы, он успешно вытащил на тёмный бетон пирса большую торпедообразную рыбину, чешуя которой тускло отливала — в лучах ласкового утреннего солнышка — благородным старинным серебром.

— Трёхкилограммовая скумбрия, — умело снимая рыбину с крючков трёхгранника, обрадовано пробормотал удачливый рыбак. — Отменная добыча, ничего не скажешь… Только, вот, нет никакого смысла — дальше продолжать рыбалку. Больно уж добыча крупна. Половину рыбины я съем сейчас, вторую половину прихвачу с собой, а инопланетные путешественники наших земных продуктов в пищу не употребляют. Брезгуют, наверное, жлобы и зазнайки. Ладно, организуем, пожалуй, маленький автономный пикничок…

Тим сошёл с пирса на низенькую каменистую косу, на подходящем плоском валуне, вынув из ножен походный нож, распотрошил рыбину, очистил её от чешуи, тщательно помыл в морской воде и нарезал на порционные куски. После этого прошёл к своей палатке, переложил из рюкзака в полиэтиленовый пакет всё необходимое и вернулся на берег.

Здесь он, первым делом, набрал в прибрежных камнях необходимое количество плавняка, принесённого на мыс капризными полярными течениями, (всякие ветки-сучья-корневища и обломки деревянных ящиков), после чего разжёг — в некоем подобии каменного мангала — жаркий костерок и пристроил над ним прутья (вернее, стволы), каменной карликовой берёзы, с нанизанными на них кусками скумбрии. В завершении этого «кухонного» процесса Тим водрузил на газовую горелку алюминиевый котелок с пресной водой, набранной в ближайшем ручейке, вскипятил её и заварил крепкий ароматный чай. Естественно, чёрный байховый, как и полагается брутальным путникам, то бишь, безо всяких модных нынче «фруктовых» и иных добавок…

Он, воздав должное сочным шашлыкам из скумбрии, сидел на мшистом валуне и, с удовольствием прихлёбывая из эмалированной кружки ароматный чай, любовался морскими загадочными далями.

Просто прихлёбывал и любовался?

Нет, конечно же. Ещё он думал-размышлял.

О чём?

О многом. Ох, о многом…

— Кха-кха, — раздалось сзади тихое вежливое покашливание.

— О, Джесси! — обернувшись, искренне обрадовался Тим. — Доброго утра! Выглядишь сегодня просто замечательно… Проходи, присаживайся к костерку. Может, всё-таки, угостишься земными деликатесами? Отменная рыбка получилась. В том смысле, что пальчики оближешь.

Про «выглядишь просто замечательно» он ни капли не соврал. На этот раз инопланетная путешественница была облачена в плотно-облегающий светло-сиреневый комбинезон, выгодно подчёркивавший все достоинства её женской фигуры. Да и никакого «конского хвоста» не было и в помине: длинные светлые волосы были распущены и ниспадали на плечи шикарным водопадом, отливавшим драгоценной платиной.

«Ага, сегодня на её лице и лёгкая косметика присутствует», — отметил Тим. — «На изысканно-очерченные губы наложена — совсем чуть-чуть — нежно-карминовая помада, реснички стали немного длиннее и чернее… К чему бы это? Решила меня обаять? Напрасные, ей-ей, старания. В том смысле, что я и так уже, начиная с двадцать второго числа, ею полностью и однозначно покорён. Никогда не встречал женщин-девушек симпатичней и милей. Не считая Лиз Вылкаст, конечно…».

— И тебе, Брут, всего хорошего и доброго, — присаживаясь на ближайший камушек, улыбнулась Джесси. — Морская рыба, запечённая на костре? Очень романтично и завлекательно. Но ты же знаешь, что нам нельзя. Строго-настрого запрещено.

— Ах, да. Суровые начальственные инструкции. Как же. Насквозь знакомое и понятное дело…

— Я, собственно, пришла по поводу возврата долга.

— Это в каком же смысле? — слегка нахмурился Тим.

— В самом, извини, прямом. Достигнутые договорённости надо соблюдать и выполнять. Всегда и везде. А договаривались мы с тобой о живом взаимном общении. Подчёркиваю, о взаимном. То есть, мы с Томом — развёрнуто и подробно — отвечаем на твои вопросы. А ты, соответственно, на наши… Было такое дело?

— Было. Отрицать не буду. Что тебя интересует?

— Расскажи мне о себе, — Джесси продолжала улыбаться — нервно так, с лёгкой ноткой неуверенности. — Всё-всё расскажи. О детстве и юности. О произошедших важных и знаковых событиях. О девушках и женщинах, встретившихся на твоём тернистом жизненном пути. О принципах, привычках и бытовом укладе. О переживаниях, сомнениях и терзаниях. Об интересах и хобби. О планах — ближних и дальних.

— Зачем это тебе, Джесс?

— Надо. Расскажи. Ты — обещал…

Он и рассказал. Всё-всё-всё. О детских и юношеских годах, проведённых в российском Санкт-Петербурге. О переезде с семьёй в далёкую Канаду и учёбе в Университете Ройал-Роудс. О преддипломной стажировке в Антарктиде и о тамошних смешных пингвинах. О научно-исследовательской станции в Гренландии, погибшем начальнике и щенке-хаски по кличке — «Клык». О переводе на Шпицберген и особенностях работы инспекторов по охране дикой природы. О своенравных белых медведях и здешних доверчивых северных оленях — самых маленьких в Мире. Об усовершенствованном мотодельтаплане «Bidulm-50» и коллекционном винчестере марки — «Winchester Model 1912 (1934)» двадцать восьмого калибра. О беспокойных туристах и хитрых браконьерах из Баренцбурга. О пожилой норвежке Хелене-Анне Ларсен и об её отвязанной правнучке Мэри Толедо. О латышской девушке Илзе Вылкаст, с которой он познакомился ещё на заре юности и совсем недавно — после многолетней разлуки — встретился здесь, на острове Западный Шпицберген…

И уже в самом конце повествования, переступив через… Многое, через что переступив, Тим поведал о Милене Пандевой. О первой их встрече в «Агентстве Столетних Тайн» и о последовавшем затем бурном романе. О неожиданно открывшемся замужестве Милены и полном разрыве. О своём спешном отъезде из Анкориджа и о решении вступать в интимные отношения только с проститутками. О недавнем звонке Милены и о предстоящей встрече, которая то ли состоится, то ли нет, так как окончательного решения — лететь, или же не лететь — им ещё не принято…

Джесси неожиданно стало плохо: раскашлялась, дыхание участилось, по лицу пошли-поползли ярко-красные пятна.

— Что с тобой? — забеспокоился Тим. — Может, надо Тома срочно позвать? Или же просто сбегать в ваш коттедж за нужными таблетками?

— Ничего не надо, кха-кха, — с трудом выдохнула молодая женщина. — Просто дай глотнуть из твоей кружки. Кха-кха…

— Вам же нельзя употреблять земные напитки.

— Дай.

— Пожалуйста, не жалко… Ну, как оно? Полегчало?

— Ага, Брут, спасибо большое… Прости, на чём ты остановился?

— Мол, сомневаюсь. Лететь сегодня в Ню-Олесунн на встречу с Миленой Пандевой? Или же данную встречу проигнорировать и отправиться в посёлок завтра?

— Хочешь, чтобы я тебе дала совет?

— С чего ты взяла? — равнодушно передёрнул плечами Тим. — Я в советах не нуждаюсь. Ни в чьих и никогда. Ты просила меня рассказать о своей жизни, переживаниях, воспоминаниях и терзаниях. Я и рассказал, не более того. Точка.

— Но своё-то мнение об услышанном я могу высказать?

— Конечно, имеешь полное право.

И Джесси высказала. Долго высказывала, увлечённо, приводя конкретные примеры из жизни инопланетных гуманоидов, и сопровождая своё выступление заумными научными терминами.

«Она, похоже, действительно, является профессиональным психологом. Шпарит, как по писанному», — подумал Тим. — «А суть этой пламенной речи можно свести к следующим простейшим постулатам. Мол, всё в этой жизни подлежит изменению. В том числе, и краеугольные моральные ценности, исповедуемые конкретным мыслящим индивидуумом. А отношения между двумя конкретными разумными гуманоидами — чаще всего — развиваются по спирали, выходя на каждом её витке на качественно-новый уровень. Причём, никогда не угадаешь, является эта спираль восходящей, или же, наоборот, нисходящей… Короче говоря, симпатичная инопланетянка настойчиво рекомендует (прямо-таки настаивает, приводя бронебойные и выверенные аргументы), отбросить в сторону все тухлые сомнения и, высунув от нетерпения язык на сторону, без промедлений отправляться в Ню-Олесунн — на рандеву с прекрасной госпожой Пандевой. Вот, как-то так…».

К полудню он был уже полностью готов к выходу на маршрут: перемыл грязную посуду, оставшуюся после пикника, сложил спиннинг, собрал палатку и упаковал все вещи, включая полиэтиленовый пакет с бытовым мусором, в рюкзак.

Наступило время прощания.

— Подходите, господа инопланетные туристы, — по-доброму усмехнулся Тим. — Давайте ваши ладошки. Пожму их, как это и принято при расставании на нашей Земле-матушке. Приятно было познакомиться. Спасибо за хлеб-соль и безумно-интересные рассказы… Я, конечно, ещё бы заглянул к вам на гостеприимный огонёк. Например, в августе месяце. Но… Обещал, понимаешь, пройдохе Альвиссу Олсену двадцать четвёртого июня окончательно и бесповоротно выйти из Игры. А обещания, как известно, надо держать-выполнять… Впрочем, если Альвисс (после консультаций с вами, ясный пенёк карликовой берёзы), разрешит мне нарушить эту договорённость, то готов, э-э-э…, готов ещё раз, так сказать, наведаться в гости. С достойными подарками, понятное дело… Как вы на это посмотрите?

Том Смит лишь картинно пожал плечами, мол: — «Я во всей этой истории нахожусь с краю. Поэтому от принятий каких-либо важных решений благоразумно воздержусь…».

А Джесси, постоянно (пугливо?), отводя глаза в сторону, чуть слышно пробормотала:

— Не знаю, Брут. Подумать надо. Извини… Если что, то мистер Олсен свяжется с тобой… Главное, не обижай сегодня Милену. Выслушай её. Поговори… Обещаешь?

— Обижать не буду. Честное брутальное слово.

— Верю… Всё, иди. Прощай.

— И вам не хворать, уважаемые господа инопланетные путешественники. Точка…

Тим, забросив рюкзак за спину и повесив на правое плечо ремешок винчестера, размеренно зашагал по чёрным камням Синей долины: сперва мимо уже знакомых карстовых пещер, потом — вдоль тёмно-синего ледяного поля-реки.

Шагал и размышлял про себя: — «Ситуация „пятьдесят — на пятьдесят“ осталась прежней, без малейших изменений, не сдвинувшись с места ни на миллиметр. Да, Джесси говорила много умных, толковых и правильных вещей. Глупо спорить. Но зачем, спрашивается, она их говорила таким нравоучительным тоном? Словно я — неразумный первоклашка, а она — мудрая и непогрешимая учительница? Терпеть ненавижу такое высокомерное и заносчивое обращение! Впрочем, инопланетянке простительно — другой менталитет, так сказать, другие понятия о правилах хорошего тона… Ну, и что теперь делать? Ерунда ерундовая образовалась. И дружище Клык, как назло, остался в Ню-Олесунне. Не с кем посоветоваться одинокому брутальному путнику, попавшему в цепкий плен собственных сомнений. Не с кем…».

Через один час двадцать минут, успешно преодолев семь с половиной километров, он вышел к рваному провалу в тёмных скалах. То есть, к узкому извилистому лазу, ведшему в карстовый полузатопленный грот, в котором был спрятан верный «Bidulm-50».

Вышел, сбросил с плеч рюкзак, рядом с ним пристроил винчестер, уселся на ближайший мшистый валун и закурил.

Сидел себе, курил-дымил и регулярно крутил головой, осматривая небосклон.

Осматривал небосклон, как будто бы чего-то ждал?

Не то, чтобы ждал. Просто предчувствия смутные и неясные одолевали. Не более того…

Прошёл час. Полтора. Пора было принимать конкретное и окончательное решение. Либо спускаться в подземный грот, выводить мотодельтаплан на морскую гладь и взлетать. Либо устанавливать палатку, рыбачить (надо же как-то убить время и отвлечься от разных приставучих мыслей), а после этого готовиться к ночлегу.

— Ладно, отринем мальчишеское упрямство в сторону, — одобрительно посматривая в сторону лаза, прошептал Тим. — Пойдём, так и быть, навстречу фрекен Хелене, её мудрому сиамскому коту и инопланетной Джесси.

Он уже поднялся на ноги и взялся ладонью за лямку рюкзака, когда…

— Что такое? — насторожился Тим. — Дальний-дальний гул в небе? Или же мне только кажется? Мол, глюки? Ну-ка, ну-ка… Однозначно, гудит! Гудит и постепенно приближается… Пожалуй, с вылетом в Ню-Олесунн придётся, всё-таки, повременить. На всякий пожарный случай…

Гул уверенно приближался. Вскоре в южной части неба появилась крохотная светлая точка.

Тим поднёс к глазам бинокль и через пару минут наблюдений вынес авторитетный вердикт:

— Чешский мотодельтаплан чешет. Названия марки не помню, устаревшая и допотопная модель, уже давно снятая с производства. Но точно такой же летательный аппарат есть у старика Джона Флетчера. Только он уже давно им не пользуется. Года, наверное, четыре с половиной. Стоит самолётик в ангаре, грустит-скучает и потихоньку покрывается ржавчиной-плесенью… Кто-то реанимировал заслуженного чешского ветерана и отправился в дальний полёт? Вполне вероятно, вполне… Только, интересно, кто? И, главное, зачем? Ага, закладывает широкий круг. Значит, готовится к плановой посадке… Пошёл в сторону мыса Верпегенхукен. Снижается… Кажется, приводнился. Причём, практически в том самом месте, где и я в прошлый раз… Чёрт знает что!

Он оперативно спустил рюкзак в подземный грот и пристроил его в сетке за задним сиденьем мотодельтаплана. Зачем спускал-пристраивал? Ну, как же. Бегать по болотистой тундре и сланцевым россыпям с тяжёлым рюкзаком за плечами — удовольствие ниже среднего. А если оставить его по-простому на берегу, то вечно-голодные песцы сам рюкзак непременно изорвут в клочья, а всё его содержимое беззастенчиво растащат.

Тим выбрался на земную поверхность и, подхватив винчестер, размеренной трусцой (чтобы бинокль, висевший на шее, болтался не сильно), побежал намеченным маршрутом.

«Видимо, Милена, не судьба нам свидеться. По крайней мере, сегодня…», — шелестели в голове отрывочные мысли. — «Хотя, если ситуация разрешится быстро, то я, пожалуй, ещё успею…».

Пять километров до крохотной знакомой бухточки Тим преодолел минут за двадцать с небольшим. Вернее, не пять, а метров на триста пятьдесят-семьдесят меньше, так как, забравшись на водораздельчик местного значения, он не стал сразу же спускаться к берегу, а, наоборот, залёг среди разноразмерных камней и принялся — с помощью бинокля — изучать текущую обстановку.

Изучал и — по устоявшейся привычке — мысленно комментировал увиденное: — «Ага, приводнились, голубчики. Более того, причалили в очень удобном месте (рядом с моим), грамотно развернули мотодельтаплан боком к береговой косе, выгрузили на берег рюкзаки, прочие вещи, включая длинноствольный карабин, и „якорятся“… Теперь по пассажирам, суетящимся рядом с летательным аппаратом. Две неуклюжие фигурки, облачённые в ярко-красные непромокаемые „рыбацкие“ костюмы (куртка плюс штаны), на головах, как и полагается, красуются лётные шлемафоны с наушниками. Почему фигурки — неуклюжие? Очевидно, костюмчики подобраны на пару-тройку размеров больше, чтобы — в случае необходимости — можно было поддеть под них всякое тёплое шмотьё. Умно придумано, ничего не скажешь… Стоп. Из-под одного из шлемафонов выбиваются медно-рыжеватые, практически пшеничные прядки волос… Мать моя женщина! Так вас всех и растак! Это же Лиз и Мэри, мартышки любопытные! Принесла нелёгкая на мою брутальную голову…».