Книга: Экспедитор. Наша игра
Назад: Бывшая Россия, Удмуртия Камбарский район Тысяча сорок пятый день Катастрофы
Дальше: Бывшая Россия, Удмуртия Ижевск Тысяча пятьдесят пятый день Катастрофы

Бывшая Россия, Удмуртия
Камбарский район
Тысяча пятьдесят второй день Катастрофы

Знаете… если в этом мире и есть что-то бесконечное, то это бесконечность зла. Зла, предательства, ненависти. Начиная с определенного уровня, предать – означает предвидеть. И это общее правило, не хочешь играть так – пошел вон. Как там Бобров писал?
Не просто – эра лилипутов. Глубже… Даже не так… Намного хуже! Время обострившегося выбора: хочешь изменить что-то к лучшему – готовься к жертве, к кресту. Топай собственными ножками на персональную голгофу. И теперь только так. Альтернатива – вскрыв вены, тихо умри в подвале неотомщенной жертвой: без яиц и с порванным очком. Это не я придумал, это универсальный закон бытия. Так уж повелось на нашем шарике – все на заклании держится. Только сейчас все сконцентрировалось до предела, и мы все попали на обычную стезю обреченных. Либо с гранатой под танк – героем, либо под нож мясника – бараном. Так что нет теперь никакой проблемы «потерянного поколения». Все, о чем мы говорим, – категории потерянной эпохи. Понимаете?! Эпохи мертворожденных!
Да… Вот уж где есть, там есть. Эпоха мертворожденных, твою же мать. Как сказано-то. Может, Бобров и то, что сейчас будет твориться, предвидел?
Только Кирилл Аркадьевич Деркулов не понял кое-чего. Не вкурил. Очень важное не понял. Он не понял, что зло – это тоже ресурс, как и добро, как и все остальное. И его можно использовать, как и любой другой ресурс, в том числе и ради добра. А понял бы – так не сдавался бы, не делал бы из себя жертвенного агнца, сакральную жертву, не топал бы своими ножками на персональную Голгофу.
Последний в России кто понял, что зло – это ресурс, был Иосиф, мать его, Виссарионович. И хоть ненавижу я его как мало кого, но надо отдать должное – в технологиях выживания и удержания власти Усатому мало равных было. Хоть книгу пиши – странно, что еще не написал никто. А сейчас – кому на хрен писать…
Короче говоря, то, что после того, как я шухер здесь навел, со мной захотят поговорить, я предполагал. Не на сто процентов, конечно, но предполагал. Потому что мои действия должны были оборвать кое-какие ниточки к казанским и москвичам. Осложнить обстановку в целом, посеять недоверие. В конце концов это ведь ненормально, когда живая республика с работающей системой власти под москвичей ложится. Причем блатных и отмороженных. Не должно быть такого, так?
И еще. На всякое действие есть противодействие. На всякий интерес есть другой интерес. Если одному интересно открыть, то другому – закрыть. Не бывает иначе.
Короче говоря, через третьи каналы вышли на Димыча, сказали, что есть тема для разговора и что лучше не отказываться. Потому как разговор серьезный и с гарантиями. Как они на нас вышли – это дело третье, ФСБ, если надо, и на том свете найдет. Выхода у нас особого не было, по лесу шарахаться не дело, жизнь так не проживешь. Короче, к нужному времени мы подошли к мосту и смотрели, как по нему проезжает колонна. «Крузеры», «Ауди»…
Одна из машин четырежды мигнула фарами. Это сигнал.

 

– А ты не думаешь, что они тебя…
– Думаю.
– И?
– Другого-то выхода все равно нет.
Бронежилет надел, но все равно – стремно как-то. Редко ставишь на кон свою жизнь, это вообще брак, безопасность – приоритет в работе. А тут приходится. И то, что дело наше правое, помогает несильно.
– Дим, если чо?
– Я понял.
Если чо – в плен мне нельзя. Поняли?
Короче, пошел навстречу машинам – там «Ауди», «крузеры», «Патруль». Некоторые на правительственных номерах – с флагом. Думали мы, надо это, нет. Решили, что все же надо…
– Александр Вадимович?
– Он самый.
– Разрешите.
Прощупали… оружия я все равно брать не стал – ни к чему это. При случае начнет работать снайпер, а я схвачу, что ближе лежать будет. Вон у них стволов хватает, носят открыто. В таких случаях оружие охраны – тоже уязвимость.
– Копытцев, ФСБ, – представился пожилой мужик.
– Я помню…
– Рогалев Дмитрий Юрьевич. Начальник канцелярии Госсовета.
Третий был мне незнаком, он сам протянул руку.
– Богданов. АСКО.
АСКО – или ассоциация коммерции – была создана еще во времена горбачевской перестройки несколькими молодыми инженерами Ижмаша – тогда разрешили и инициативные работы и направлять на их оплату определенные средства. Продолжилось это недолго – СССР рухнул, завод стал тонуть. Но фирма уже была создана. Начинали как все купи-продай. Но очень быстро стали приобретать производственные активы, первой была обувная фабрика. Постепенно сложился многопрофильный холдинг с интересами – нефть, обувь, одежда, сельхозка, строительство, производство стройматериалов. Он был один из двух конкурирующих холдингов в республике.
– За что говорить будем?
– За жизнь, как обычно. Как дошли до жизни такой.
Это Богданов ответил. Значит, он главный.

 

– Вам история «Италмаса» известна?
Говорил Богданов. В общем-то, правильно, в бизнесе всегда много умных мужиков было. А АСКО – он не на приватизациях поднялся, реально с нуля начинали мужики.
– В общих чертах.
«Италмас» – это второй конкурирующий холдинг. Он не местный, с московскими корнями. В отличие от АСКО они в основном сельхозники, в городе их мало.
– Так вот, до всего этого… до Катастрофы – они пытались выйти из республики в Татарстан. Понимаете почему?
Я кивнул. Историю эту я знал. В общих чертах, но знал. Дело в том, что сельхозка сильно зависит от дотаций и вообще от лоббистских возможностей республики или области в федеральных структурах. А у Удмуртии и с тем и с другим было хреново. Мы слишком много налогов отдавали в федеральный центр, по-моему, в первой десятке субъектов находились по доле федеральных налогов. Все, кто мог, перерегистрировались либо в Агрыз, Татарстан, либо в Чайковский, Пермский край, и тот и другой рядом. И местные налоги платили там.
До определенного времени «Италмас» был вхожим, получал субсидирование по максимуму. Потом сменился президент, назначили нового министра внутренних дел, тот начал систематически проверять структуры «Италмаса». И везде находились нарушения.
Но при этом надо сказать, что «Италмас», будучи федеральной, а не местной структурой, поднял сельхозпереработку в республике на уровень, конкурентный как минимум на федеральном, а может, и на мировом уровне. Вложились они капитально, и республика была полностью обеспечена всем своим еще и с избытком. Удмуртские продукты нарасхват шли и в Москве, и в Питере.
Одновременно с этим в Татарстане схлопнулся громадный сельскохозяйственный холдинг депутата Котейкова. Тут сыграло свою роль то, что в Татарстане свирепствовали московские перекупы, задирая цену на молоко-сырье, а управлялся холдинг Котейкова по старинке, не экономили там, расходы не считали и косты не резали. До определенного момента все это маскировалось своеобразной банковской политикой в Татарстане – там были системные местные банки и они по указанию руководства республики кредитовали реальный сектор, закрывая глаза на проблемы – и на закредитованность, и на убыточность, и на низкое качество залогов. В какой-то момент начались массовые отзывы лицензий у банков, они ударили и по Татарстану, Центробанк больше не желал терпеть нарисованные балансы – и Котейков просто не смог закрыть заемными деньгами очередные дыры. Все полетело.
Татары есть татары, хотя я их понимаю: реальное банкротство «Татмолоко» разом подрубило бы все сельское хозяйство республики. Банкротили они холдинг Котейкова по весьма своеобразной схеме, вывели активы, создали новое юрлицо – и начали работать. А долги при этом, получается, заморозили – и так они больше трех лет работали. Нормально, да?
Но рано или поздно по «Татмолоку» надо было что-то решать. В конце концов, кредиторы никуда не делись, и получалось, что главным кредитором было государство – налоговая и Центробанк, державший кредиты санируемых татарских банков. А на «Италмас» в республике начался очередной наезд. И вот родилось решение – «Италмас» полностью уходит из республики, продает бóльшую часть республиканских активов, а за эти деньги включается в процесс банкротства «Татмолоко» и скупает весь его имущественный комплекс. Таким образом, в стране появлялся огромный сельскохозяйственный холдинг по молоку, третий после «Вимм-Билль-Данн» и «Данон», по свинине пятый, кажется. И базой его должен был быть Татарстан, где лоббистские возможности, как и дотации на литр, на кило мяса несравнимы.
– Так вот. Как раз в Татарстане они пересеклись и с местными. И подготовили возвращение в республику.
– Триумфальное.
АСКО, несмотря на то что пересечений по бизнесу у них с «Италмасом» было немного, враждовал с ним серьезно.
– Ягафаров тут при чем?
– Ягафаров – решала из казанской милиции, он давно и плотно связан с московскими. И одновременно с этим он был на хорошем счету у руководства татарской полиции. Как же – Герой России! Вы в него стреляли?
Я кивнул.
– А чего не попали?
– Ветер был навстречу.
– Это плохо. Так вот, Ягафаров в свое время познакомил «Италмас» с людьми, которые в Москве серьезно моют бюджетные деньги. С дотаций. Надо рассказывать, как именно все происходит?
Да нет уж, знаю. Дербан на молоке идет. Там дотации, в некоторых регионах и местные и федеральные, до нескольких рублей на литр. А такой холдинг как «Италмас» – в день принимает больше миллиона литров по всей России. Если, к примеру, дотация шесть рублей на литр – получается, шесть миллионов в день. А теперь представьте себе – коровы существуют только на бумаге и молоко принимается только на бумаге, а дотации идут. Из чего тогда продукция делается? Из пальмового масла!
Это как в свое время в Узбекистане. Там тоже все повязаны были, и фуфловый хлопок собирали, которого никогда не было. Здесь, конечно, масштаб не такой, но на хлеб с маслом в провинциальных масштабах хватает. И даже на икорку остается.
Допустим, треть молока – фуфло. Два миллиона в день – семьсот миллионов в год. А по моим прикидкам, фуфла больше, и в год на этой схеме – навар больше миллиарда был.
– Не надо. И?
– На этом покорешились. Разом – и до конца.
Да…
– А Забродин при чем?
– Да ни при чем. Просто носом чуял, где наливают. Остальных они подтянули – кого за прежние грехи, кого тупо за бабки.
Человек слаб.
– И теперь что?
– Теперь? Теперь они сумели-таки залезть в МВД. Сумели залезть на завод. Но вот донецких, которые только что прибыли, они обратать пока не успели.
Я начал понимать.
– И вам нужен я, чтобы поговорить с ними первым.
– Именно.
– А если все не так?
– А как?
– Наоборот. «Италмас» – добро, а меня вы сейчас разводите.
Богданов покачал головой. Копытцев протянул смартфон.
– Вот, посмотрите. Это – добро?
Я начал листать фотки. Кого знал, кого нет. Но Ягафарова я знал.
– Где вы это взяли?
– Идиоты ведут блоги в соцсетях, выкладывают фото. Сами себе срок подписывают.
А ФСБ хранит. Как там… опер про всех велел писать.
– Ну, чего?
– Вы с нами? Или?
– Против вас?
– Нет. В задницу…
Я молчал, хотя понимал, что Богданов прав. Просто… противно.
– Вы же не будете по лесам вечно скакать. У вас жена молодая.
– Про жену – не надо.
– Не буду.
– Точнее – надо. Мне помилование надо.
– Какое же тут помилование? Вы уничтожали врагов.
– Я – может быть. Она – нет.
Богданов посмотрел на Копытцева.
– Это непросто. Пойдут слухи.
Я и сам понимал, что это непросто.
– Давайте так – в последний момент.
– Хорошо.
– Но иначе ничего не будет.
– Мы не кидаем.
– После этого все как было. Я хочу закончить начатое.
– Само собой.
– И еще одно условие.
– Не много ли?
– Нет. Это последнее. Ягафаров – мой.
Копытцев покачал головой.
– Он может много знать.
– То, что он знает – дерьмо. Иногда врага надо просто уничтожать. Чтобы его знание нам не навредило. Не находите?
Копытцев отрицательно покачал головой.
– Я с вами не согласен.
– Это мое условие. Ягафаров жить не должен.

 

Димыч отдельно переговорил с Копытцевым как со старшим по званию, подошел ко мне.
– Зря рогом уперся, – прокомментировал он.
– Дим, ты так ничего и не понял?
– А что я должен понять?
– Когда все это дерьмо тухлое началось… да нет, давай раньше возьмем. Когда Союз разваливали. Все эти народные фронты. ФСБ, кстати, не проводила никакого анализа по событиям 1991 года, нет?
– Откуда мне знать?
– Не проводило. Иначе бы знал. Так вот, в этих народных фронтах подментованным был каждый второй. Это в лучшем для совести нашей интеллигенции случае. В худшем – каждый первый. Все и на всех стучали. И что – сохранило это Союз?
– Я не понял, это-то тут при чем?
– При том, Дим. У вас в Системе – системная ошибка есть. Если вы кого-то вербуете, заставляете стучать – подсознательно вы начинаете считать его безопасным. А это не так. Вы делаете запись в картотеку и думаете, что дело сделано. По количеству агентов оценивают вашу работу, так?
– Источников.
– Не придирайся к словам. Так вот враг, начавший стучать, не перестает быть врагом. И в условиях фронтальной слабости государства все разом выходит из-под контроля. И те стукачи делают то, о чем мечтали – вредят и разваливают. При этом чувствуя себя в безопасности и безнаказанности – вы же их и опекаете. Ты можешь каждого второго заставить стучать на каждого первого, но это не поможет.
– Не согласен.
– Дим, это так. Просто у тебя взгляд узкопрофессиональный. И корпоративная солидарность. А у меня нет. Ягафарова надо уничтожить. Он один из тех, кто не утратил контактов как с московскими структурами, так и с казанской братвой. Он не прекратит, пока мы не прекратим его. И это не обсуждается…
Назад: Бывшая Россия, Удмуртия Камбарский район Тысяча сорок пятый день Катастрофы
Дальше: Бывшая Россия, Удмуртия Ижевск Тысяча пятьдесят пятый день Катастрофы