Всех учеников собрали в обеденном зале. Почти всех их поднял с постели вопль Анджелы или стук в дверь. Нэнси проснулась от того, что Кейд тряс ее за плечо. Его лицо было так близко, что можно было разглядеть тонкий филигранный узор на радужке глаз. Она дернула плечом, покраснела и плотнее закуталась в простыню. Кейд только рассмеялся и отвернулся, как джентльмен, пока она вставала и одевалась.

Теперь, сидя за столом с тарелкой остывающего омлета, Нэнси поймала себя на том, что старается удержать в памяти этот его смех. У нее было такое ощущение, что теперь здесь долго никто не будет смеяться. Может быть, никогда.

– Лориэль Янгерс найдена мертвой сегодня утром на лужайке перед домом, – говорила Ланди. Она стояла перед ними – прямая, как палка, руки скрещены на груди. Она походила на фарфоровую куклу – казалось, вот-вот упадет и разобьется. – Я не хотела вам больше ничего говорить. Я считаю, что такие страшные подробности не для юных ушей. Но это школа мисс Уэст, и она считает, что вам следует знать, что произошло – может быть, это заставит вас серьезнее отнестись к ее распоряжению держаться вместе. Когда мисс Янгерс обнаружили, у нее не было глаз. Они были… извлечены. Сначала мы подумали, что это дело хищных птиц, но более пристальное изучение тела показало, что глаза были извлечены с помощью какого-то острого предмета.

Никто не спросил, какого именно предмета. Даже Джек, хотя Нэнси видела, что ее так и подмывает спросить – она еле сдерживалась, прямо дрожала вся. Джилл, напротив, казалась совершенно безмятежной и была одной из немногих, кто действительно ел, а не просто сидел над тарелкой. Должно быть, годы, проведенные в фильме ужасов, основательно притупили ее чувствительность.

– В отличие от родных Суми, родители Лориэль не отказывались от нее, и мы пока еще не связались с властями. – Голос Ланди дрогнул. – Элеанор сейчас у себя, думает, что делать дальше. Заканчивайте, пожалуйста, завтрак и возвращайтесь в свои комнаты. Не ходите никуда поодиночке, даже в туалет. В школе сейчас небезопасно. – Она развернулась, не дожидаясь ни от кого ответа, и быстро пошла к выходу.

Когда она ушла, Джек нахмурилась и задала наконец первый вопрос:

– Элеанор только вчера вечером говорила, что с удовольствием будет врать нашим родителям о том, что с нами случилось, – сказала она. – Так почему она не может сделать так, чтобы Лориэль просто исчезла, и соврать, как собиралась?

– Не все способны так хладнокровно избавляться от тел, – сквозь слезы проговорила Анджела. Она не переставала плакать с тех пор, как нашла тело Лориэль. Казалось, она никогда не перестанет.

– Вопрос вообще-то неплохой, – сказал Кристофер. Он нервно поглаживал свою кость. Нэнси только сейчас пришло в голову – а может, кость-то настоящая, а не деревянная, как она вначале подумала? – У мисс Уэст уже есть готовый план на случай, если мы вернемся в свои миры – как обставить все так, будто мы просто сбежали. Так почему не соврать и родным Лориэль? Ее так и так уже не вернуть. Если соврать, то, по крайней мере, нам не нужно будет возвращаться домой.

Слово «домой» употреблялось в школе в двух разных значениях, в зависимости от интонации. Это было величайшее счастье. Это было худшее, что могло случиться с любым из них. Это означало – домой, в тот мир, который понимает тебя так хорошо, что сам дотянулся до тебя через другие реальности и заявил на тебя свои исключительные права. Это же означало – домой, в семью, к тем людям, которые хотят тебя любить, хотят тебе добра и безопасности, но так мало тебя знают, что ничего, кроме боли, причинить не способны. Слово это было таким же двойственным, как сами двери: поманив к себе, они могли изменить жизнь, а могли разрушить. Открывай, входи – и увидишь.

– Я не хочу оставаться там, где от трупов так просто избавляются, – сказала Анджела. – Я не за этим сюда приехала.

– Хватит изображать из себя святошу, – огрызнулась Джек. – Где жизнь, там и трупы. Или думаешь, мы правда поверим, что ты бегала по радугам и ни разу не видела, чтобы кто-то упал? Если уж человек свалился с неба, он не поднимается, не отряхивается и не идет дальше. Он умирает. И уже не оживет, если только не окажется где-нибудь вроде Пустошей. От этих тел тоже кто-то избавлялся. Оступись ты хоть раз – и от твоего избавились бы точно так же.

Анджела уставилась на Джек широко раскрытыми испуганными глазами.

– Я никогда об этом не думала, – сказала она. – Я видела… Видела, как люди падали. Радуги ведь не твердые, они расходятся под ногами. Обувь нужна подходящая, но все равно можно провалиться, если скорости не хватит.

– Кто-то избавлялся от этих тел, – повторила Джек. – Прах к праху, верно? Если мы позвоним родителям Лориэль и расскажем, что случилось, нам конец. Всех, кому нет восемнадцати, отправят домой, к любящим родителям. Года не пройдет, как половина будет сидеть на совершенно не нужных им нейролептиках. Одно утешение, хоть кто-то проследит за тем, чтобы вы вовремя поели – самим-то будет не до того, будете сидеть и смотреть в стену. Остальные окажутся на улице. Без аттестатов, без всяких навыков выживания в этом мире, которому мы не нужны.

– У тебя-то, во всяком случае, перспективы неплохие, – сказал Кристофер, снова поглаживая кость. – Во сколько колледжей тебя уже приняли?

– Во все, куда я подавала документы, но везде требуют сначала окончить школу, – сказала Джек. – К тому же я должна думать о Джилл. Не могу же я отчалить в большой мир и бросить сестру на произвол судьбы.

– Я и сама могу о себе позаботиться, – сказала Джилл.

– Тебе не придется, – сказала Элеанор. Усталой походкой она вошла в комнату, посмотрела на Джек и Кейда и сказала: – Вот что, мои хорошие, сделайте так, чтобы она исчезла. Спрячьте ее так, чтобы я тысячу лет искала и не нашла. Мы закажем поминальную службу. Почтим ее память как полагается. Но я не могу из-за одной жизни ставить под угрозу всех нас. Я почти жалею, что не могу. Я бы тогда чувствовала себя не чудовищем, а все той же маленькой девочкой, что когда-то танцевала с лисицами под медленной октябрьской луной. Но у меня не хватает духа.

– Конечно, – сказала Джек и приподнялась с места.

Но Анджела раньше нее вскочила на ноги.

– Она ее убила, а вы ей отдаете тело? – взвизгнула она, тыча пальцем в Джек. На лице у нее застыла маска негодования. – Она убийца, монстр в женском обличье! Лориэль это знала, и я знаю, и не могу поверить, что вы не знаете!

– Очень трогательно про «женское обличье», хотя немного оскорбительно – если уж считаешь, что я совершила преступление, необязательно цеплять на него розовый бантик, – сказала Джек. – Зачем мне глаза, Анджела? Оптика – не моя специальность. Не сомневаюсь, что палочки и колбочки у нее должны были сформироваться любопытнейшим образом, но у меня здесь нет ни условий, ни оборудования, чтобы их исследовать. Если бы я хотела убить ее ради глаз, я бы сделала это лет через десять, когда получила бы хорошее место руководителя исследований и разработок в какой-нибудь биотехнологической фирме, достаточно крупной, чтобы с легкостью отделаться от обвинения в убийстве. А сейчас мне совершенно незачем было ее убивать.

– Может, мы все-таки перестанем тыкать друг в друга пальцами и займемся делом? Пожалуйста! – Кейд встал. – Нам с одним трупом хватит возни. Новых мне лично не надо.

– Я могу помочь, – сказала Нэнси. Все повернулись к ней. Она слегка покраснела, но упрямо договорила: – Я могу проследить за тем, чтобы ничто не оскорбило достоинства покойной. Останки ушедших меня не пугают.

– Ну ты жуть ходячая, – одобрительно сказал Кристофер. Он встал и сунул кость в карман. – Я тоже помогу. Девушка-скелет никогда мне не простит, если я этого не сделаю.

– А я не буду, – сказала Джилл. – Еще платье запачкаю.

– Спасибо всем, – сказала Элеанор. – Утренние занятия сегодня отменяются. Увидимся после обеда. Надеюсь, к тому времени вы возьмете себя в руки и сможете взглянуть на ситуацию трезво.

– Не стоило бы упоминать руки и глаза лишний раз, – заметила Джек, но вид у нее был задумчивый, почти печальный. Она вышла из комнаты первой, Кейд и Нэнси – за ней. Кристофер шел последним. Кость торчала из заднего кармана, как поднятый средний палец. Дверь за ним захлопнулась.

Вместе они вышли на крыльцо. Лориэль все так же лежала на траве, укрытая простыней, и первая мысль Нэнси была: если так пойдет и дальше, у них скоро кончится постельное белье. Они с Кристофером и Джек спустились с крыльца. Кейд замялся.

– Извините, – сказал он. – Я не могу. Просто… не могу. Я никогда этого не делал. – В Призме он был принцессой – тогда ведь еще никто не догадывался, что он на самом деле принц. В отличие от остальных, ему никогда не приходилось иметь дело с мертвыми. Конечно, он убивал людей. Именно это принесло ему титул принца гоблинов. Но после удара меча их смерть была уже не его делом.

– Ничего страшного, – мягко сказала Нэнси, оглянувшись через плечо. – Мертвые – народ понимающий, не то что живые. Мы сами с ней разберемся. А ты будешь нашей охраной.

– Это я могу, – сказал Кейд с облегчением.

Нэнси, Джек и Кристофер приблизились к телу. Эти трое принадлежали к очень разным традициям. У Нэнси смерть во всех своих проявлениях вызывала только благоговение. Кристофера не особенно волновала бренная плоть, а вот кости были вечными и заслуживали соответствующего обращения. Для Джек смерть была преградой, которую предстояло преодолеть, а труп – ящиком Пандоры, таящим в себе удивительнейшие возможности. Но любовь к ушедшим была свойственна всем троим, и, когда они подняли Лориэль с земли, их руки были нежными и бережными.

– Если мы отнесем ее в подвал, я могу приготовить состав, чтобы удалить ткани с костей, – сказала Джек. – Любая судебно-медицинская экспертиза все равно покажет, что скелет свежий, но все-таки.

– Когда от нее останется один скелет, я смогу выяснить, что с ней случилось, – почти смущенно сказал Кристофер.

Все смолкли. Наконец Джек с сомнением проговорила:

– Извини, но это звучит как признание, что ты умеешь разговаривать со скелетами. Почему мы раньше никогда об этом не слышали?

– Потому что я слышал, как ты сказала, что умеешь воскрешать мертвых. И видел, как все отреагировали, а я предпочитаю все-таки иметь какой-никакой круг общения в этой школе, – сказал Кристофер. – Куда мне деваться, если со мной никто не станет разговаривать – отсюда даже в какую-нибудь пиццерию не сбежишь. Только не говори, что я мог бы разговаривать с тобой и твоей сестрой. Вы вообще ни с кем не разговариваете.

– Это он верно подметил, – сказал Кейд с крыльца.

Нэнси нахмурилась.

– Со мной разговаривали.

– Потому что Суми их заставила, и потому что ты побывала в мире призраков, – ответил Кристофер. – Это, наверное, достаточно близко к фильму ужасов, вот они и сделали для тебя исключение. А с Суми они разговаривали, потому что от нее деваться было некуда. Суми – это же был торнадо в миниатюре. Если уж налетит – держись крепче и лети, куда несет.

– У нас есть веская причина, чтобы общаться только друг с другом, – скованно проговорила Джек и покрепче ухватила Лориэль за плечи. – Большинство из вас имели дело с единорогами и туманными лугами. А у нас были Пустоши, и, если бы туда и забрел какой-нибудь единорог, он бы, скорее всего, питался человечиной. Мы быстро поняли, что рассказывать другим о наших приключениях – значит оттолкнуть от себя всех, а тут все социальные связи как раз и держатся на рассказах о своих приключениях. О дверях и о том, что было после того, как мы их открыли.

– Я был в стране веселых танцующих скелетов, и мне там сказали, что я когда-нибудь вернусь к ним и женюсь на Девушке-скелете, – сказал Кристофер. – Тоже довольно радужно в своем роде, но больше в духе Día de los Muertos.

– Кажется, нам давным-давно следовало с тобой поговорить, – сказала Джек. – Давайте отнесем Лориэль в подвал.

С телом Лориэль на руках они обошли дом вокруг и наконец увидели дверь в подвал, через которую когда-то носили в дом уголь и продукты. Руки у всех были заняты, Нэнси оглянулась через плечо и окликнула:

– Кейд, ты нам нужен.

– Это я могу. – Кейд подбежал и открыл дверь в подвал. Из нее потянуло холодным могильным воздухом. Кейд придержал ее, чтобы остальные прошли, а затем сам вошел следом и закрыл дверь. Она захлопнулась с каким-то зловещим стуком, и стало темно. Нэнси долго жила в Чертогах мертвых, где свет никогда не горел в полную силу. Там всегда стоял полумрак, чтобы яркий свет не резал чувствительные глаза. Кристофер привык ориентироваться в мире скелетов, где глаз ни у кого не было, и многие давно забыли о земной жизни, в которой нельзя обходиться без света. Джек достаточно было мимолетной вспышки, чтобы все разглядеть. Только Кейд споткнулся, пока они спускались по лестнице, но удержался на ногах.

– Подержите ее секунду вдвоем? – спросила Джек. – Свет нужно включить, пока кто-нибудь из вас, бегемотов, не споткнулся и не раздавил что-нибудь ценное.

– Вот тебе и еще одна причина, почему с тобой никто не разговаривает, – заметил Кристофер. – Ты все время какая-то злющая. Даже без всякой причины. Можно же просто сказать «пожалуйста».

– Пожалуйста, подержите ее секунду вдвоем, пока мы не опрокинули на себя банку с кислотой, в которой я собиралась растворить ее тело, – сказала Джек. – Мне как-то приятнее иметь нормальные ноги, не костяные. Возможно, вам тоже.

– Пока что да, – сказал Кристофер. Он обхватил Лориэль поперек туловища, сцепил руки. – Ну вот, вроде бы держу.

– Отлично. Я сейчас. – Джек отпустила тело, и Нэнси с Кристофером почувствовали, что оно стало тяжелее. Они услышали легкие шаги по бетонному полу подвала, а затем спокойный голос Джек: – Лучше пока закрыть глаза.

Они напряглись, ожидая вспышки ослепительного света, как в операционной. Но Джек щелкнула выключателем, и комнату залило мягкое оранжевое свечение. Стали видны металлические полки, заставленные какими-то склянками и лабораторным оборудованием, комод, набитый тонкими кружевами и лентами так, что ящики не закрывались, и стол для аутопсии из нержавеющей стали. Кровать была только одна.

Нэнси тихонько вскрикнула, догадавшись, что это значит.

– Ты что, спишь на столе для аутопсии? – спросила она.

Джек провела рукой по гладкому металлу.

– Подушкам и одеялам в лаборатории делать нечего, – сказала она. – Это Джилл привыкла к пуховым перинам и балдахинам. А я научилась спать прямо на каменном полу. Оказывается, от этого трудно отвыкнуть. В настоящей постели как на облаке спишь. Кажется, вот-вот провалишься и разобьешься насмерть. – Она вздохнула и убрала руку со стола. – Кладите сюда, я хочу ее осмотреть сначала.

– Это что, извращение такое? – спросил Кристофер, вместе с Нэнси подтаскивая тело к столу через всю лабораторию. – Если это извращение, то даже не знаю, стоит ли мне в это ввязываться.

– Я не испытываю такого рода влечения к трупам, во всяком случае, к нереанимированным, – сказала Джек. – Труп не способен дать осознанное согласие, а следовательно, ничем не лучше вибратора.

– Понятно, даже слишком, – сказал Кристофер. Они уложили Лориэль на стол, и Кристофер тут же отошел. Нэнси задержалась на минутку, чтобы распрямить покойной руки и ноги и пригладить волосы. С теми впадинами, что были когда-то глазами Лориэль, ничего нельзя было сделать, даже закрыть нельзя. В конце концов она просто сложила ей руки на груди и тоже отошла.

Джек заняла освободившееся место у стола. В отличие от Нэнси, она не отшатнулась от изуродованного лица Лориэль, а наклонилась ближе, внимательно изучая разрывы и разрезы.

Натянула резиновые перчатки, аккуратно повернула голову Лориэль в сторону, быстро и осторожно ощупала череп. Нэнси с Кристофером внимательно наблюдали за ней, но она не проявляла никакого неуважения к покойной. Пожалуй, теперь, когда Лориэль была мертва, Джек обращалась с ней уважительнее, чем с живой.

Она поморщилась.

– Череп проломлен. Кто-то ударил ее сзади – достаточно сильно, чтобы сбить с ног и оглушить. Не могу точно сказать, потеряла ли она сознание. Отправить человека в нокаут не так легко, как многие думают. Нападение было внезапным, она не успела ни защититься, ни позвать на помощь. Но от удара она не сразу умерла. В глазницах много крови.

– Джек… – Голос у Кейда был тихий, испуганный. – Пожалуйста, скажи, что ты не имеешь в виду то, о чем я подумал.

– Хм… – Джек подняла глаза. – Я не экстрасенс, Кейд, и даже не верю в экстрасенсов. Я не могу прочитать твои мысли и знать, о чем ты подумал. Я говорю только о том, когда и как Лориэль вырезали глаза.

– Ты хочешь сказать – выкололи? – перепросил Кристофер.

– Нет, я хочу сказать – вырезали, – возразила Джек. – Чтобы сказать с уверенностью, нужно вскрыть череп, а у меня нет хорошей костяной пилки – без нее трудно, но очень похоже, что глаза вынули целиком: надрез идет вдоль всего оптического нерва. Убийца не вырвал их, как виноградины. Он перерезал каким-то острым лезвием глазные мышцы, и только после этого…

– Ты знаешь, кто это сделал? – спросил Кейд.

– Нет.

– Тогда, пожалуйста, перестань рассказывать нам, как это сделали. Не могу я больше это слушать.

Джек серьезно посмотрела на него и сказала:

– Я еще не дошла до главного.

– Тогда давай скорее, пожалуйста, пока нас тут не вырвало прямо на пол.

– Судя по повреждениям черепа и по количеству крови, глаза у нее вырезали, когда она была еще жива, – сказала Джек. Это заявление было встречено молчанием. Даже Нэнси закрыла рот рукой. – Кто-то скрутил ее, вырезал глаза и оставил ее умирать от болевого шока. Я даже не уверена, что у него была цель ее убить. Ему нужны были только глаза.

– Зачем? – спросил Кристофер.

Джек поколебалась, потом покачала головой и сказала:

– Не знаю. Ну ладно. Давайте готовить ее к погребению.

Кейд отошел в глубину подвала и стоял там, а остальные приступили к работе. Нэнси раздела Лориэль, аккуратно сложила все вещи по отдельности и отложила в сторону. Она не думала, что эта одежда отправится в общий фонд. Наверное, ее нужно будет уничтожить вместе с телом Лориэль – так безопаснее.

Джек с Кристофером тем временем вытащили из угла подвала на середину комнаты старую ванну на кривых ножках. Джек откупорила несколько больших стеклянных бутылей и вылила в ванну зеленоватую шипучую жидкость. Кейд с тревогой наблюдал за всем этим.

– Неужели Элеанор дает тебе столько кислоты? – спросил он. – И зачем тебе столько кислоты? Никому не нужно столько кислоты.

– Еще как нужно – здесь ровно столько, сколько требуется, чтобы растворить труп человека, а у нас как раз есть труп, который необходимо растворить, – сказала Джек. – Все, что происходит, происходит не просто так. И Элеанор не давала мне эту кислоту – это я сама набрала понемножку. На всякий случай.

– На какой такой случай? – спросил Кристофер. – Падеж слонов в округе?

– Мало ли, вдруг повезет, – сказала Джек. Достала с полки несколько полиэтиленовых фартуков и протянула остальным. – Вы наверняка захотите это надеть, и перчатки тоже. Кислота – не самый безобидный пилинг, если ты не из мира Кристофера.

Нэнси с Кристофером молча надели фартуки, резиновые перчатки и очки. Джек сделала то же самое, и они втроем опустили Лориэль в пузырящуюся зеленую жидкость.

Кейд отвернулся. Запах был на удивление приятный, вовсе не мясной: похоже на какое-то чистящее средство с легким цитрусовым оттенком. Жидкость запузырилась сильнее, когда Лориэль погрузилась целиком, а потом стала совсем непрозрачной, скрыв ее из виду. Джек отвернулась.

– Приблизительно через час от нее останется скелет, – сказала она. – Когда все будет готово, я нейтрализую кислоту и солью. Кристофер, дальше твоя работа – как думаешь, справишься?

– Она для меня станцует. – Кристофер потрогал кость в кармане. Нэнси заметила в ней какие-то углубления. Не совсем сквозные, не отверстия, и все же это напоминало флейту. Мелодии, которые он играет на этом инструменте, не слышны живым. Но это не значит, что они не настоящие. – Все скелеты танцуют для меня. Для меня большая честь играть им.

– В общем, ясно, что вам двоим… – Джек указала на Нэнси, стягивающую перчатки, – …суждено быть вместе. Если не сможете найти свои двери, тогда поженитесь и родите новое поколение детей-попаданцев в миры ужастиков.

У Кристофера покраснели щеки. А у Нэнси нет. Наконец-то.

– Может быть, прежде чем приступать к размножению, стоит выяснить, почему здесь люди умирают, – мягко сказал Кейд. – К тому же я раньше его познакомился с Нэнси. Значит, я первый в очереди претендентов на свидание.

– Иногда мне кажется, что ты проходил мужскую гендерную социализацию под руководством какого-то неандертальца, – заметила Джек. Она сняла фартук, повесила на крючок. – А теперь, будьте добры, верните спецодежду, я вам ее напрокат дала. Эти штуки дорогие, а заказывать я могу только три раза в год.

– А меня-то кто-нибудь спросил? – сказала Нэнси, лукаво поглядывая на Кейда. Она была не прочь пофлиртовать. Флирт – это безопасно, это весело; когда флиртуешь со сверстниками, ты такая же, как они, и никто не замечает в тебе ничего странного. Флиртовать она могла сколько угодно. А вот следующая стадия после флирта ее уже не интересовала.

– Потом спросят, – сказала Джек. – А сейчас нам пора убираться отсюда. Когда кислота начнет разъедать ткани, будут выделяться газы, а я не хочу дышать телом Лориэль. К тому же нельзя оставлять Джилл одну надолго. – В ее голосе прозвучала тревога.

– Я уверена, твою сестру никто не тронет, – сказала Нэнси. – Она способна за себя постоять.

– Я не об этом беспокоюсь, – сказала Джек. – Когда годами живешь с вампиром, все родительские наставления, что нельзя кусать других детей, как-то напрочь забываются. Если ее начнут травить из-за меня, потому что считают меня виноватой, она может кого-нибудь ранить – просто чтобы вырваться. Мне бы не хотелось, чтобы нас исключили сразу после того, как я избавлюсь от тела. Столько хорошей кислоты даром пропадет.

– Ладно, – сказала Нэнси, стаскивая через голову фартук. – Идем.

Теперь им уже не нужно было прятаться от глаз соучеников, чтобы не пугать их видом тела Лориэль, поэтому они поднялись по внутренней лестнице и вышли в пустой коридор. Кейд оглянулся по сторонам, а потом спросил Джек:

– Где она может быть?

– Откуда я знаю, – отозвалась Джек. Все уставились на нее. Она вздохнула. – Я ей не сторож, а всего лишь сестра-близнец. Даже не подруга. Мы держимся вместе главным образом ради самозащиты. Другие девочки считают ее странной, а меня тем более. По крайней мере, когда мы выступаем единым фронтом, они все-таки побаиваются нас доводить.

– Доводить? – непонимающе переспросила Нэнси.

Джек окинула ее странным взглядом – в нем были сразу и жалость, и зависть.

– Тебе не устраивали прописку для новичков. На самом деле Элеанор именно для этого и подселила тебя к Суми. Решила, что если ты поладишь с Суми или, по крайней мере, она согласится тебя терпеть, другие тоже будут держаться в рамках – с Суми связываться желающих не было. Она же была бешеная. Девчонки из Абсурда все такие. А мы с Джилл…

– Я помню, как вы здесь появились, – сказал Кристофер. – Знаешь, я тогда сразу подумал, что сестра у тебя секси. Вот и предложил показать ей школу – подумал, может, успею произвести на нее впечатление, пока кто-нибудь другой не сунулся со своими рассказами о колдовских мечах, о спасении мира и так далее. Я-то простой чувак с флейтой, которую никто не слышит. Приходится брать напористостью.

– Она тебя высмеяла, да? – Кто-нибудь другой удивился бы, услышав мягкий голос Джек. Она была не из тех, от кого ожидаешь мягкости.

Кристофер кивнул.

– Сказала, что я хорошенький мальчик, но она не может допустить, чтобы ее видели со мной – это ниже ее достоинства. Вот такой подарочек для знакомства. Не «спасибо, нет», не «привет, я Джилл». Вот так в лоб – «хорошенький мальчик». Ну, я и не стал больше нарываться.

– Это она так по-своему старалась тебя защитить, – сказала Джек. – Ее Господин был очень ревнивым. Поначалу она пыталась подружиться с ребятами из соседней деревни. Джилл всегда хотела иметь много друзей. Хотите верьте, хотите нет, раньше она была общительной, дружелюбной, хотя и занудной немного. Если уж возьмется пересказывать последнюю серию «Доктора Кто» – до смерти заговорит. Это было в самом начале, пока она еще не перешла на кружевные платья и железосодержащую диету. Тогда она еще считала, что это для нас просто приключение. Это она думала, что мы в конце концов вернемся домой, и хотела научиться всему, чему успеет.

– А ты? – спросил Кейд.

– А я забыла о доме в ту секунду, когда доктор Блик дал мне в руки костяную пилку и сказал, что научит меня всему, что я хочу знать, – сказала Джек. – Джилл еще долго открывала двери и искала дорогу домой, а я с самого начала не хотела уходить.

– Так что же случилось с деревенскими ребятами? – спросил Кристофер. – С теми, с которыми она пыталась подружиться?

Лицо Джек утратило всякое выражение. Это было не равнодушие, а скорее способ внутренне отстраниться от того, о чем шла речь.

– Мы были в полной власти феодала-вампира, целиком зависели от его милости и немилости. Не догадываешься, что случилось с деревенскими ребятами? Ее Господин не хотел, чтобы она разговаривала с кем-то, кто вне его контроля. Думаю, он и меня пощадил только благодаря мольбам доктора Блика и его же идее – как полезно иметь под рукой самовосполняющийся источник крови для Джилл, чтобы можно было делать ей переливания. Мы же близнецы. Если бы с ней что-нибудь случилось, меня можно было бы разобрать на запчасти.

У Нэнси отвисла челюсть.

– Какой ужас, – пискнула она.

– Вот такие они, Пустоши. – Джек покачала головой. – Жестокие, холодные, бесчеловечные и прекрасные, и я бы отдала все на свете, чтобы вернуться туда. Может быть, они что-то сломали во мне, где-то глубоко внутри, так глубоко, что я сама этого не вижу, точно так же, как Джилл не замечает, что перестала быть нормальной девушкой. Но мне все равно. Это был мой дом, там мне наконец позволили быть самой собой, а здесь мне жить тошно.

– Нам почти всем здесь жить тошно, – сказал Кейд. – Даже мне. Иначе бы мы не оказались в этой школе. А теперь подумай. Если твоей сестры нет в подвале, где она может быть?

– Может быть, она еще в столовой – там они все под присмотром, меньше риска, что к ней привяжутся, – сказала Джек. – А может, ушла в сад – сидит на дереве и воображает, что вернулась домой. Мы с ней много времени проводили в саду, по разным причинам.

– Мы ее там видели вчера, – сказал Кейд. – Мы с Нэнси пойдем и посмотрим под деревьями, а вы с Кристофером – в столовой. Найдем или нет – так или иначе, встретимся на чердаке.

– Почему на чердаке? – спросил Кристофер.

Джек только кивнула.

– Хорошая мысль. Заодно пороемся в твоих книгах, пока Лориэль доходит до кондиции. Может, докопаемся до какого-нибудь объяснения, зачем кому-то вздумалось собирать части тел путешественников по иным мирам. Вероятность невелика. Но сейчас я готова попытать счастья. Ну, идем, скелетик. – Она повернулась и зашагала по коридору, снова превратившись в несгибаемую ученицу безумного ученого. Прорвавшаяся было уязвимость пропала, скрылась под привычной маской.

– Спасибо, что подобрал мне такую жуткую пару, – сказал Кристофер Кейду и побежал за Джек, доставая на ходу из кармана костяную флейту.

– Пожалуйста, – крикнул вслед Кейд. Протянул руку Нэнси, усмехнулся. – Идем. Поглядим, удастся ли нам тоже заполучить себе в компанию Аддамс. – Акцент у него стал еще сильнее – протяжная речь так и текла медленными каплями сладкого, манящего меда.

Нэнси взяла его под руку, чувствуя, как предательская краснота снова разливается по щекам. Там, в прежней школе, это всегда был самый трудный момент: когда приходилось объяснять, что асексуальнность и аромантичность – не одно и то же. Она любила держаться за руки и целоваться. У нее еще в начальной школе было несколько друзей-мальчиков, как и у многих других девочек, и она всегда считала, что таких дружеских отношений ей вполне достаточно. Только когда половое созревание сбило все привычные правила, она начала отстраняться – ей было неловко и неинтересно. Кейд был, пожалуй, самым красивым мальчиком из всех, кого она видела в своей жизни. Ей хотелось бы часами сидеть с ним и говорить о всяких пустяках. Хотелось чувствовать кожей тепло его руки, знать, что он весь тут, с ней, и думает только о ней одной. Беда в том, что на этом никогда не заканчивалось, а заходить дальше она не хотела.

Кейд, должно быть, почувствовал ее неловкость. Он улыбнулся и сказал:

– Даю слово, я настоящий джентльмен. Со мной ты в такой же безопасности, как и со всеми остальными, не считая убийцы.

– Видишь ли, я как раз думала о том, не похож ли ты на убийцу, – сказала Нэнси. – Очень рада, что ты меня разубедил. Кстати, я тоже не убийца.

– Это хорошо, – сказал Кейд.

Они вместе шли по опустевшему дому. Иногда из комнат, мимо которых они проходили, доносился шепот – только он и выдавал, что там кто-то есть. Они не стали задерживаться. У всех хватало своих забот, к тому же у Нэнси было неловкое чувство, что, вызвавшись помогать Джек уничтожить тело Лориэль, она окончательно перешла в стан врагов для всех, кто был другом Лориэль при жизни. Нэнси никогда еще не удавалось нажить столько врагов, тем более так быстро. Ей это не нравилось. Но выхода из этого положения она не видела.

Во дворе никого не было. Лужайка была пуста. Даже вороны улетели – искать, где вернее можно чем-то поживиться. Было тихо, до жути тихо.

Под деревьями Джилл не оказалось. Нэнси была почти разочарована: она ведь даже не сомневалась, что, войдя в укромную тень деревьев, увидит девушку, сидящую на корне у ствола, будто разыгрывающую сценку из готического романа, с зонтиком от солнца – на случай, если какой-то дерзкий лучик осмелится подобраться к ней. Однако солнце спокойно роняло лучи куда хотело, и Нэнси с Кейдом были здесь одни.

– Значит, один пункт вычеркиваем, – сказала Нэнси и ощутила внезапную тревогу.

Что, если Кейд захочет ее поцеловать? Что, если Кейд не захочет ее поцеловать? Ответа у нее не было, и, как всегда, когда была растеряна или напугана, она застыла, превратившись в изваяние девушки.

– Ух ты, – сказал Кейд. Судя по голосу, восхищение было искренним. – Вот это фокус. Ты что, серьезно превращаешься в камень, или это только так кажется? – Он легонько ткнул пальцем ей в плечо. – Да нет, пока еще из плоти и крови. Живая, а стоишь совсем без движения. Как тебе это удается? Ты хоть дышишь в это время? Я так не умею.

– Леди Теней требовала, чтобы все, кто служит ей, умели стоять совершенно неподвижно, – сказала Нэнси, выйдя из оцепенения. Щеки у нее снова покраснели. Все складывалось хуже некуда. – Извини. Я часто так застываю, когда мне не по себе.

– Не волнуйся, со мной ты в безопасности, – сказал Кейд. – Кто бы ни был этот убийца, он нападает на тех, кто ходит в одиночку. Будем держаться вместе, и с нами ничего не случится.

«Да ведь мне потому и не по себе, что ты рядом», – подумала Нэнси и заставила себя улыбнуться.

– Будем надеяться, что ты прав, – сказала она. – Джилл здесь нет. Надо возвращаться на чердак, пока Джек с Кристофером не начали о нас беспокоиться.

Они пошли назад рука об руку, так же, как пришли – пальцы Нэнси лежали на руке Кейда, а глаза обшаривали заросшую травой лужайку в поисках подсказки – что же все-таки произошло? Должно же что-то объяснить случившееся, обнаружить во всем этом какой-то смысл. Не может же быть такого, что они все оказались во власти невидимого убийцы, режущего людей без всякой причины.

– Руки, – пробормотала она.

– Что? – переспросил Кейд.

– Я подумала про руки Суми, – сказала она. – У нее ведь были очень ловкие руки, ты замечал? Это было как будто самое главное в ней. Может быть, кто-то хочет забрать у каждого из нас главное сокровище, то, чем мы дорожим больше всего. Не знаю только, зачем, и откуда он знает, что главное.

– Похоже на правду, – сказал Кейд. Когда они уже дошли до крыльца и начали подниматься, он добавил: – Многие здесь потеряли самое дорогое, когда их двери закрылись. Может быть, кто-то настолько убит горем, что хочет, чтобы и другие были несчастны. Если ему плохо, пусть всем будет плохо.

– Но мертвые не бывают несчастными, – сказала Нэнси.

– Надеюсь, что нет, – сказал Кейд и потянулся к дверной ручке.

Он не успел до нее дотронуться – дверь распахнулась сама.