У меня есть кавалер. Зовут его Винсент Каннингем.

Поскольку у меня Что-то Не То, поскольку я и Простая Рут Суейн, и Задавака Рут, и Рут, прикованная к постели болезнью, и поскольку читаю я слишком много, да еще и не выхожу на улицу, да к тому же бледная, не поддающаяся загару веснушчатая речная девчонка, не должно быть никакой нормальной причины, чтобы у меня был кавалер, особенно такой милый, как Винсент Каннингем. А поскольку он выбрал меня, вы, возможно, уже успели предположить, что с ним что-то не так. Да, в самом деле не так. У него та самая штуковина, которая была у мистера Куэйла в «Холодном Доме» — сила неразборчивого восхищения. Для него все — источник радости. Все — фантастическое и потрясающее. И я кажусь ему красавицей.

Это просто безумие какое-то.

Как говорит Маргарет Кроу, «Этот парень Неправдоподобен».

Первый раз он сделал мне предложение, когда мне было восемь. Во время Короткой Переменки, во дворе Национальной школы Фахи, — этот двор не числится в списке Самых Романтичных Мест для Влюбленных в Ирландии. Он выбрал прямолинейный подход.

— Рути, ты выйдешь за меня замуж?

— Нет.

Подумав об Эстелле и сливочных крекерах, я поняла, что лучше всего просто разбить его сердце пополам. Иначе получатся беспорядочные осколки. Чтобы подчеркнуть мою позицию, я добавила сердито нахмуренные брови и неодобрительный взгляд, возмущенно покачала головой, круто развернулась на каблуке моей лаковой туфли и как можно быстрее прошла через двор.

Но Винсент Каннингем, будучи Винсентом Каннингемом, принял это за поощрение и отправился по пути Любви На Расстоянии. Нечто подобное, думаю, есть у Овидия, и в Издание для Начальной Школы следовало бы включить указание, что вы должны рисовать Сердечки на вашем пенале, таскать помятые маргаритки в кармане вашего дафлкота и наносить инициалы Предмета Вашего Обожания на внутренней части вашего запястья, где парни не смогут видеть их во время Футбола.

В следующий раз он сделал мне предложение, когда ему было десять, но немного менее откровенно. Мы шли из школы домой. По крайней мере, я шла в направлении своего дома, он шел в прямо противоположном направлении от своего — факт, на который я в то время не обратила внимания.

— Рути, — сказал он, — когда мы станем старше, ты не думаешь, что я тебе понравлюсь?

— Нет.

Он кивнул, как умеет кивать один только Винсент Каннингем, будто ожидал услышать такой ответ, будто Овидий уже все это описал и пообещал, что при следующей попытке ответом должно быть: «Окей».

Разговор и Прогулка Рядом с Нею в Полном Молчании — надо отдать Винсенту должное, он все сделал действительно прекрасно, — пока мы не добрались до наших ворот, и тут он тяжело выдохнул, лицо его стало пунцовым, он нахмурился, по-мальчишески сделал носком ботинка небольшую, не терпящую отлагательства ямку в гравии, внимательно изучил раскопки и, не поднимая глаз, сказал:

— Ну, а я буду любить тебя.

— Винсент Каннингем.

— Да?

Он не поднял на меня свои коричневые, цвета лесного ореха, глаза. Он продолжал смотреть вниз, рассматривая ямку, которую только что сделал.

— Не будь дураком.

Я не хотела, чтобы так прозвучало. Некоторые вещи происходят прежде, чем вы продумали их, так Шеймас Мак сбивает цветки фуксии куском шланга, когда идет на луг к коровам. Разорванные красные цветочки, разбросанные по всей дороге, заставляют вас подумать «Вот почему их называют Божьими Слезами».

— Окей, — сказал он, будто хотел сказать «Ну и ладно!», будто это вообще не имело значения, а ему все равно пора спешить домой, потому что вечером в парке состоится матч между учениками до 12 лет, что было правдой, и, как я услышала позже, он играл Из Кожи Вон, бросаясь на клюшки, и был Самым Ценным Игроком, достойным всяких наград, которые ему давали, пока во время одного из матчей какой-то парень-переросток из Куилти не сломал Винсенту ногу.

После чего его ухаживание ушло в подполье. В Техе, когда было обнаружено, что в Математике я на самом деле ни на что не способна, Ноль Очков, он приходил к нам домой и занимался со мной. Тогда его колени делали попытки ухаживания. То же самое делал его Пифагор. Потому, что Винсент Каннингем помогал папе по выходным и во время летних каникул, а еще и потому, что в четырнадцать он уже умел водить трактор, он то уходил, то приходил к нам домой и во двор, и только иногда бросал на меня взгляд Рут-Я-Хочу-Жениться-На-Тебе, — так, как могут делать вожделеющие мальчики, только чтобы дать мне понять, что все остается актуальным. У него был небольшой Синдром У. Б. Йейтса, который, пока ему не стукнуло пятьдесят, делал предложение Мод Гонн каждые несколько недель даже при том, что она отвечала «Ни за какие коврижки!», и был увлечен неподходящим, и имя этого «неподходящего» было Мод.

Так что теперь мы здесь, в моей в комнате. Винсент Каннингем вырос высоким и тощим. У него безумно длинные ресницы, окружающие лесные орехи его глаз, характер сладкий, как я не знаю что, и два года обучения инженерному делу среди микроюбок в Голуэе оказались не в состоянии сдвинуть его с его восьмилетней упертости.

Дело в том, что чем больше он проводит свою линию восхищения, и благоговения, и общей сладости, тем больше я нахожу себя кислой. Это частично противоречие Суейнов, частично Синдром Эстеллы. И я ничего не могу с этим поделать.

— Я похожа на… Я выгляжу так… Как я выгляжу?

— Ты красавица.

— Среди писательниц не бывает красавиц.

— Нет, бывает.

Нет, не бывает. Ну, за исключением Эдны О Брайен. Она на самом деле гениальна и получила мое вечное восхищение, когда сказала, что сюжеты предназначены для рано развившихся, одаренных школьников (Книга 2738, «Писатели за Работой», Интервью в «The Paris Review», Серия 7, Секер и Варбург, Лондон).

— Вот, посмотри на Эмили Дикинсон, — сказала я и показала ему фотографию паспортного размера на задней обложке «Собрания Стихотворений». — У нее лицо, как два чернослива в овсяной каше.

— Ну… не знаю, думаю, она красивая, — сказал он.

— Красивая?

— Так и есть. Она выглядит интересно.

Дорогой Читатель, возьмите любую книгу Бронте. Какую, не имеет значения. Что вы видите? Вы видите ум и интеллект, вы видите наблюдательного человека, вы видите широту взглядов, но вы ни за что не разглядите красоту. Взгляните на Марию Эджуорт, миссис Гаскелл. Взгляните на Эдит Уортон, она — Генри Джеймс в платье. Генри по имени Эдит Ангел Опустошения, что точно не является Самым высоким результатом в Департаменте Женского Очарования. Агата Кристи — идеальная пара для Аластера Сима, когда он играл директрису мисс Фриттон в старой комедии «Красавицы Сент-Тринианз», она у меня в коробках компании Tesco. Нельзя быть красавицей и писательницей одновременно, ведь чтобы писать, надо смотреть; а если вы красивы, то люди смотрят на вас.

— Мне все равно. Ты прекрасна, — говорит Винсент Каннингем и теми словами подтверждает свое место Наименее Вероятного Ирландца. Мне иногда даже кажется, что я придумала его.

— Ты безнадежный идиот.

— Я знаю.

Он улыбается. Сидит возле моей кровати, и все его большое лицо сияет. Смешно, каким счастливым он может быть. Это в крови Каннингемов. Его отца Совет взял на должность регулировщика движения. Джонни Каннингем появляется повсюду, где в графстве ведут дорожные работы. Он устраивается со своим большим красно-зеленым леденцом на палочке, и когда разрешает машинам двигаться, то поднимает большие пальцы вверх и сияет такой же улыбкой. Для некоторых людей мир — просто рай земной.

Винсент был в том же классе мистера Кроссана, где учился Эней, сидел позади него в классе и на некоторое время стал его единственным другом. Винсент по-прежнему худой и угловатый. Если бы вам пришлось рисовать его, используя только прямые линии, вы смогли бы запросто изобразить его. Даже волосы у него прямые — короткий коричневый ежик, равномерно поднимающийся над вершиной его интеллекта. Он говорит, что я привела его к Литературе. Он произносит эти слова так, будто Литература — весьма отдаленное место, и он никак не смог бы узнать, как добраться туда, если бы я не рассказывала о книге, какую только что прочитала, и он уходил, чтобы найти ее. Конечно, как только я это поняла, то начала намеренно упоминать некоторые из Малоизвестных Книг. Это — часть МакКарроллов и часть Невозможного Стандарта Суейнов. Я говорила, что прочитала великолепную книгу Монтегю Родса Джеймса «Школьное Предание» (Книга 555, «Сборник Рассказов о Призраках», М. Р. Джеймс, Оксфорд), в которой идет речь о человеке, которого нашли мертвым в его собственной постели с отпечатком подковы на лбу, и Винсент сразу же пошел сводить с ума Элинор Пендер в Передвижной Библиотеке, пока она не разыскала книгу. Он прочитал ее, в спешке вернулся и взбежал вверх по лестнице, чтобы сказать «Ты была права, Рут, эта книга оказалась хорошей».

— Которая?

— «Школьное Предание». Помнишь? Подкова на лбу.

— А, та… Совсем забыла о ней. Сейчас я читаю «Райсимен-Степс» Арнольда Беннетта.

Добродетель провоцирует стервозность. Это доказано математически. Это находится где-то в человеческих генах. На свете есть сколько угодно прекрасных людей в браке с ужасными. Прочтите «Миддлмарч» (Книга 989, Джордж Элиот, Пингвин Классикс, Лондон), если не верите мне. Есть во мне такое, что не может просто позволить всему оставаться как есть. Благородство души, высокая нравственность — аккуратно натянутый лук, и вы просто не можете сдержать желание освободить его.

Кроме того, есть дополнительное осложнение: я нездорова. Если бы я не была нездорова, если бы в нашем округе я не была Пациентом Номер Один из семьи, которую уже посетила смерть, приходил ли Винсент навестить меня? А может, я — путь Винсента Каннингема к Святости? Видите, вы просто не можете доверять добродетели.

Иногда после того, как он уходит, я спрашиваю себя, на что это было бы похоже, если бы я проскользнула в другое повествование и там на самом деле закончила тем, что стала миссис Винсент Каннингем. Знаете, как в Главе XXXVIII: «Читатель, я вышла за него. У нас была тихая свадьба, он и я, были только пастор и дьячок» (Книга 789, «Джейн Эйр», Пингвин Классикс, Лондон.)?

Каннингем — плохая фамилия, но это не ужасно. Не настолько плохо, как Бигг-Уизер. Мистер Бигг-Уизер (я не шучу) был кавалером Джейн Остин и сделал ей предложение. Он влюбился в острый взгляд под капором, был очень неравнодушен к одному разглаженному завитку волос спереди и крошечным черным глазам. Он подтянулся и распушил бакенбарды, чтобы сделать ей предложение.

Ну, это потребовало мужества. Вы должны признать, что у него было мужество. Сделать предложение Джейн Остин — это вам не погулять в парке, это в той же самой лиге, в какой Джерри Туоми сделал предложение Ниам ни Эохаде, у которой были лицо и манеры терновника. Однако Бигг-Уизер дошел до конца. Он сделал предложение.

И Джейн Остин приняла его. Честно, она так и сделала. Она обручилась с ним. Она произвела наилучшее впечатление улыбкой Джейн Остин, затем ретировалась прямо в кровать. Там она лежала в своей большой ночной рубашке и не могла спать, и не из-за капора, что достаточно удивительно, но из-за удушающего действия имени Бигг-Уизер. А еще ее смущало, что у нее родятся маленькие Бигг-Уизеры.

На следующее утро она спустилась к нему, отправлявшему тост с мармеладом между бакенбардами, и сказала «Я не могу стать Бигг-Уизер» или другие слова в том же роде, помолвка была разорвана, и все Читатели в мире вздохнули с облегчением. Поскольку счастливая Джейн Остин была бы бесполезна для Мировой Литературы.

Однажды, чтобы продвинуть ухаживание, Винсент наклонился вперед, к кровати — капли дождя сияли на его волосах, — и сказал мне, что любимая няня Роберта Льюиса Стивенсона носила фамилию Каннингем.

Он знает, что у меня слабость к РЛС не только потому, что он был болен, или потому, что у нас одинаковые инициалы, но потому, что у него есть что-то невозможно романтическое, и потому, что прежде чем начать писать «Остров Сокровищ», он нарисовал карту неизвестного острова, и потому, что он верил в невидимые места и был одним из последних писателей, кто знает, что значит слово приключение. Я могу привести вам сотни причин, почему РЛС — это Человек. Загляните в его «Искусство слова» (Книга 683, Чатто и Уиндус, Лондон), где он говорит, что никто из ныне живущих людей не оказал на него столь же сильного хорошего влияния, как Гамлет или Розалинда. Или когда он говорит, что его лучший друг — Д’Артаньян из «Трех Мушкетеров» (Книга 5, Регент Классикс, Лондон). РЛС сказал: «Когда мой дух страдает, то повествования — мое утешение, я цепляюсь за них, как за опиум». И когда вы читаете «Остров Сокровищ», то чувствуете, что отдали швартовы. В этом-то все и дело. Вы отчаливаете и оставляете позади обычную тусклость мира.

Винсенту было так же просто принести мне новости о няне Каннингем, как принести мне шоколад. Он сел у моей кровати и был счастлив, как… ну, в общем, как Каннингем. Он читал РЛС (Винсент — инженер и потому воспользовался Интернетом, здешним медленным коммутируемым доступом. Министр все еще Разворачивает широкополосную сеть, но ему следует Развернуть ее вокруг своего собственного дома, как говорит Пэдди Кэрролл). Винсент потратил несколько часов и собрал довольно много знаний о РЛС, даже выучил наизусть кое-что из «Страны на Стеганом Одеяле» — в этой стране РЛС лежит в постели больной и играет с игрушечными солдатиками в воображаемом мире, раскинувшемся на одеяле.

— У Энея были солдатики, — сказал он. — Я их помню. Он хранил их в коробке из-под печенья. И у него была ферма. Помнишь? Маленькие пластмассовые коровы, лошади, свиньи и все такое, разные вещи.

Я ничего не ответила.

— Еще у него были заборы, и…

Я опять ничего не сказала.

— Я идиот, — сказал он немного погодя.

Отдайте мне должное. Я знаю, что сейчас должна сказать «Нет, Винсент, ты не идиот, вовсе нет», взять его за руку в стиле девятнадцатого века и позволить этим секундам стать мостиком между нами, — но я, конечно же, ничего такого не сделала. Нельзя поощрять Винсента Каннингема, потому что правда в том, что мальчики могут глубже упасть в бездну любви, чем девочки, ведь мальчики больше и тяжелее, они могут упасть гораздо дальше в глубину и расшибиться. Когда же они ударятся о землю реальности, от них останется лишь ужасная лужица, и собрать ее обратно в бутылку поторопится какая-нибудь другая женщина.

— У РЛС, — объявил Винсент, через некоторое время возвратившись на безопасную почву, — грудь не была здоровой.

Жителям графства Клэр не нравится быть слишком прямолинейными.

— У него был туберкулез, Винсент, — уточнила я (Книга 684, «Жизнь Роберта Льюиса Стивенсона», в двух томах, Томас Грэм Бэлфур, Метуэн, Лондон). У моего отца был только разваливающийся подержанный Второй Том, книга, побывавшая в море, со вспухшими от воды страницами, в ней были две Главы Четвертых и запахи Шотландии.

— Но он купил четыреста акров на Уполу, Самоа, — продолжал Винсент. Каннингемы склонны смотреть на все с радостной стороны.

— Он полюбил некую Фанни, — сказала я ему.

На миг он задумался.

— Когда он отправился жить туда, то взял имя Туситала. Что означает «Сказитель», — ответил он, улыбаясь так, будто добрался до внутреннего слоя шоколадной конфеты.

— Как и Китс.

— Взял то же самое имя? Ничего себе.

— Любил некую Фанни.

— О.

Дождь начал барабанить по окну в крыше, и Винсент вспомнил, что еще нашел в окнах Windows:

— РЛС должен был проектировать маяки.

— Его отец этим занимался.

— Значит, он в самом деле был своего рода инженером, — торжествуя, сказал Винсент и закончил собственный подвиг умственного проектирования, соединив Винсента Каннингема с РЛС и, таким образом, со мной. Такого рода вещи не упомянуты у Овидия, но будут в книге «Особенности Винсента», если я когда-нибудь соберусь написать ее.

Он выглядел таким счастливым, что я не удержалась:

— Он ненавидел проектирование.

Я ничего не услышала в ответ. Некоторое время он сидел тихо, а я откинулась на ужасные подушки и думала: «Рут Суейн, ты ужасна». Дождь все лил, Винсент изучал свои руки, лежащие у него на коленях, и я, наконец, решилась:

— Когда РЛС умер на острове Самоа, то пробили дорогу через джунгли на гору Ваеа, чтобы он был похоронен на вершине и мог видеть море. Так что, думаю, некоторое проектирование было.

Винсент же сказал:

— Рут Суейн, — всего лишь Рут Суейн, покачал своей длинной головой, будто я была настоящим чудом, и его лицо расплылось в широченной улыбке, будто что-то было исправлено, или Воскресла Надежда, или я на самом деле поцеловала его.

Не-реально.