21
Миссис Боббсик бросала на меня гневные взгляды.
Бог ветра раскинул руки над своим уловом.
Там были красноперки, ей-богу. Двадцать или даже тридцать. Беверли Глисон досталась крупная, минимум десять фунтов, переливавшаяся оливковой зеленью, с широкими вертикальными полосками антрацитового на спине и яркими красно-оранжевыми брюшными и задними плавниками. Она засунула пальцы в жабры и подняла рыбину, и я увидел гладкую бледную сторону ее коричневой руки.
– Хотите попробовать, какая тяжелая, мистер Баххубер? Не знала, что они вырастают такими крупными.
Имело ли какое-то значение, что эта же рыба была постоянным спутником моего пухлого отрочества? Конечно. Иначе почему я внезапно перенесся на заросшие сорняками берега таинственной реки Торренс, извивавшейся вдоль кромки Пэйнхема, окаймленной чертополохом, и ржавым гофрированным железом, и жгучей крапивой, и сочным жирным паспалумом, отдающим затхлостью нашего неопытного желания?
Я был слишком молод, чтобы покупать презервативы в аптеке – надо мной бы посмеялись, – но на Кинг-Уильям-стрит работал продавец газет Берт, он продавал их нам, мальчишкам, из-под полы по штуке – по две не без грязных шуток. У него были редеющие рыжие волосы и потная голова. Это как надеть носок на банан, сказал он.
Красноперка, Perca fluviatilis, которая теперь покрыла линолеумный пол Боббсиков, была той самой рыбой, колонизировавшей реку моего детства. Мой папа пастор учил меня ловить ее с удочкой и банкой червей. Он так и не узнал, как близко мы стояли к месту совокупления. Он показал мне, как снимать кожу с красноперки (не считая, что рыбу необходимо сначала убить). Было что-то очень тревожное в этой трепещущей, бьющейся в судорогах плоти.
– Положи ее, – приказала миссис Боббсик сестре. – Иди умойся, – сказала она сыну.
Повернулась к полицейскому, чей мизинец был изящно загнут вокруг ручки чайной чашки.
– Сад вызвал вас с жалобой? – спросила она его.
– Они это начали, – заявила Эдит, – мы просто рыбачили.
– Это не рыбалка. Это бойня.
Эдит обхватила свою грудь худыми перепачканными руками:
– Дёрэмы там были, мам.
– Да. Река проходит через их владения.
– Мы просто дурачились, высматривали в воде рыбу, а дед сказал, мы сможем съесть ее, если поймаем, и мистер Дёрэм сказал: «Удачи, приятель, их никто тут не ловит. Они слишком умны для нас. Прячутся под корягами».
– На помощь! – вскричала Беверли, когда красноперка освободилась, соскользнув на линолеум.
– Прекрати, – сказала миссис Боббсик. – Ты давно не ребенок.
Беверли Глисон встала перед рыбой на колени. Только большое брюхо мешало той исчезнуть под холодильником.
– Как я и говорила, – сказала Эдит, – пока меня не прервали. Нам разрешили. Дед сказал им, у него есть булькающая штука, чтобы привлечь рыбу…
Бог ветра ненадолго отвлекся на склоненную фигуру миссис Глисон, но повернулся, когда его упомянули.
– Дед, – сказала миссис Боббсик. – Тебе придется уйти.
– Дед сказал, рыба придет взглянуть на бульки.
– Дед бросил хлопушку в ручей, – вскричал Ронни.
Я единственный не понимал, что они обсуждали динамит?
– Всем нравятся хлопушки, – заявил Опасный Дэн, который позже скажет то же самое в «Сидней Морнинг Гералд».
– Взрывы не покрываются рыболовной лицензией, – сообщил констебль. – Не то чтобы это учитывалось в вашем случае, мистер Бобс, если вы меня понимаете.
– Иди умойся, – сказала миссис Боббсик Эдит. – Ты тоже, – обратилась она к сестре.
– Дед разбомбил ручей! – закричал Ронни. Он запустил руки в пах и поднял одну ногу в воздух.
– Иди уже, – сказала миссис Боббсик, – если хочешь писать, иди.
– Бум! – кричал Ронни. – Бум! – Побежал по садовой дорожке и захлопнул за собой дверь сортира.
Браконьер купался в славе. Он стоял посреди своего улова и раскачивался на каблуках, засунув руки глубоко в карманы плаща. Он поднял бровь, заигрывая с Беверли, и достал из кармана плаща то, что когда-то было сосиской, обернутой в жирную коричневую бумагу, Landjäger моей матушки, если быть точным. Если тут кто и был к нему враждебен, он этого, казалось, не замечал.
– Все любят хлопушки.
– О Господи Иисусе, – сказала миссис Боббсик. – Эдит, иди в ванную. Сейчас же. Иди. Папа, поговорим снаружи?
– Брось. – Дэн кинул Landjäger внучке. – Это не опасно.
– Убирайся.
Миссис Глисон смотрела на меня, я отвернулся.
– Я просто дразнюсь, – сказал Дэн. – Баххубер, вы ничего не говорите.
– Оставьте мистера Баххубера в покое, все вы! – вскричала миссис Боббсик, одновременно пытаясь вырвать Landjäger у дочери.
– Это всего лишь гелигнит, – сказала Эдит. – Он не опасен, мам. Дед мог взорвать сортир, пока там сидит Ронни.
– Ты мог, мог, папа?
– Я устраиваю розыгрыши. Никого никогда не ранило.
Воздух колыхался, а губы миссис Боббсик стали тонкими и сжались от ярости.
– Папа, – сказала она. – Выйди. Немедля. Поговорим.
Бог ветра сжал кулаки:
– Хочешь драться, как мужик?
Миссис Боббсик широко раскрыла сетчатую дверь:
– Прошу, папа, прошу.
– На «Редексе» ты будешь жалеть, что не умеешь обращаться с гелигнитом.
Миссис Боббсик отпустила дверь, и та закрылась:
– Что ты имеешь в виду? Что там с «Редексом»?
– Возможно, я стану вашим соперником.
– Ты не посмеешь.
– Я участвовал в испытаниях автомобилей, когда тебя еще на свете не было.
Миссис Боббсик села:
– Тебя нет в «Редексе».
Старик широко оскалился:
– Мы будем по-дружески соперничать.
– Ты можешь оставить Коротышку в покое?
– Я говорил с приятелем, Мюрреем, он участвовал в прошлогоднем «Редексе». Нахваливает взрывчатку, что я ему дал.
– Дай нам пожить, папа.
– Мюррей говорит, дорога от Клонкарри тянется на восемьдесят миль. Она такая узкая, что, если машина впереди сломается, ты застрянешь без гелигнита. Возьми коробку. Научись расчищать дорогу. Я понимаю, что ты нервничаешь, – сказал он миссис Боббсик.
– Хватит дышать ему в спину.
– Это никому не повредит.
– Ты только и делаешь, что вредишь.
– Я занимался этим долгие годы. Можешь бросить эту штуку в огонь и прыгнуть на него. Его специально подрывать надо. Итак, окунаешь в гелигнит палочку длиной с карандаш по середину, а затем нужно купить детонаторы. Это опасные штуки, – сообщил он Ронни, когда тот вошел. – «Деты», как их называют. Храни их отдельно от гелигнита, и все будет тип-топ.
Бог ветра положил вторую палку гелигнита на кухонный стол:
– Поиграй с ней, – сказал он миссис Глисон. – Ну же. Покрути.
Ронни тут же схватил гелигнит и принялся танцевать с ним по кухне, ударяя им себя по голове, пока мать не шлепнула его по ногам – тогда он уронил гелигнит и убежал прочь в слезах.
– Я почищу рыбу, – сказал я.
– Я помогу, – сказала Беверли. – Должен же у них быть нож.
Мне не оставалось выбора, кроме как встать рядом с ней, пока она исследует кухонный шкаф. Ее плечи пахли кокосом, а я приметил нож с деревянной ручкой, и она вложила его в мою ладонь и сомкнула мои пальцы.
Детей выпроводили с кухни, и я принялся чистить рыбу, стоя у стола. Миссис Боббсик была в саду. Дэн рассказывал Беверли про гелигнит, та время от времени понимающе кивала.
Тем не менее именно она отправилась искать муку для обвалки. Я сделал продольные надрезы с каждого бока. Поймал спинной плавник между большим пальцем и лезвием, а затем, как знахарь, поднял его в воздух. Затем засунул пальцы в рану, поднял всю плоть и снял кожу, как носок с ноги, замерев на секунду, когда миссис Глисон, извинившись, оставила Опасного Дэна.
Она взяла у меня филе и обмакнула сладкую белую плоть в муку. «Почувствуй тяжесть», – подумал я, не совсем понимая, что сейчас происходит. Это было невозможно.
