Израиль
Воскресенье — воскресенье
17:00. 3 января 2016 г., воскресенье.
Зал прилета в аэропорту Бен-Гурион.
Лола — невысокая девушка двадцати лет, худощавая, блондинка, вероятно, крашеная, так как лицо смугловатое — неторопливо ходит по залу, чуть прихрамывая. Уже объявили прибытие рейса из Москвы, но пассажиры еще не появились.
Оксана и Генри показались наконец вместе с толпой пассажиров в дверях. Генри, как и в Москве, несет в левой руке кейс, а правой тянет за собой тяжелый чемодан Оксаны. Оксана радостно машет правой рукой Лоле, в левой руке сумка и сумочка. Бросается навстречу Лоле. Они обнимаются.
Лола немного отстраняется, смотрит на Генри:
— Познакомишь?
— Ой, извини. Генри, это моя сестра Лола. Я тебе о ней говорила. Лола, это мой друг Генри. Я хочу познакомить его со всей семьей.
Генри улыбается Лоле.
— Это так серьезно у вас?
Оксана улыбается одновременно и Генри, и Лоле:
— Да, очень серьезно.
— Я рада. Вы надолго?
— Я хотела пробыть здесь до весны.
Немного смутилась, добавила:
— Если Генри не будет против.
— Я вас отвезу на мою квартиру в Тель-Авиве. Потом заедем к маме. А где вы будете жить, решим позднее.
Квартира Лолы (на улице Ха Авода, в квартале от улицы Кинг Джордж).
Квартира с тремя спальнями, салоном и полным комплектом хозяйственных помещений.
Лола проводит Оксану к двери одной из спален:
— Вам одну комнату или две?
Оксана смеется:
— Конечно, одной достаточно. Мы же вместе.
Лола улыбается:
— Я на всякий случай спросила. Будете отдыхать или поедем к маме?
— Лучше сразу все формальности пройти. Поехали, я только умоюсь и причешусь с дороги.
Квартира Илоны (почти рядом, на улице Шенкин, на втором этаже трехэтажного дома).
Квартира с тремя спальнями, практически такая же планировка, как в квартире Лолы.
Илона встречает гостей в небольшом холле с вместительными шкафами.
— Оксана! Я так рада тебя видеть. Ты у нас не была почти год. Рива каждый раз, как заезжает к нам, спрашивает, где ты путешествуешь, почему мы тебя редко видим. Проходите в салон. Жаль, что Эйтана нет. Он улетел на конференцию в Рим, приедет через несколько дней.
В салоне.
Илона целует Оксану, но смотрит на Генри:
— Оксана, наконец-то мы видим тебя с мужчиной. Генри, Оксана не представила нас. Меня зовут Илона, мне о вас рассказывала Елена. Мы два дня назад разговаривали с ней, и она отозвалась о вас очень положительно. Я рада за Оксану. Где вы остановились?
— Они пока у меня, познакомятся с Тель-Авивом, поездят по Израилю, а потом — я рекомендую отдохнуть от нашей суеты в мошаве, в моем домике.
— Спасибо. Мы пару дней побудем здесь, в городе. А затем я покажу Генри весь Израиль. О дальнейшем пока не хочу думать.
Илона обеспокоилась:
— Так вы кушать хотите?
Генри, молчавший все это время:
— Нет, мы ели в самолете. Но от кофе я не отказался бы.
— Да, сейчас приготовлю. Лола, поставь все на стол. А я — на кухню.
10:00. 6 января 2016 г., среда.
Генри и Оксана едут по шестому шоссе, мимо бесконечного забора, отделяющего Израиль от Палестинской автономии. Оксана увлеченно рассказывает Генри историю его строительства.
Генри за рулем, молча слушает Оксану, временами поглядывая на новую для себя дорогу. Когда он ездил здесь в армейском джипе в далекие теперь годы, ни этой прекрасной дороги, ни забора не было. Машина едет все дальше.
Генри озабоченно говорит:
— Не поедем через арабские городки, есть дорога чуть длиннее, но она безопаснее.
Оксана смеется:
— Нет здесь никаких опасностей. Это же Израиль. Но я тоже по шестой дороге никогда не ездила. Раньше была только дорога через арабские городки.
Мимо идут и идут автобусы, машины. Дорога очень оживленная, пересечений с другими дорогами нет, скорость разрешена высокая. Наконец съезд на почти такую же дорогу — семидесятую. Еще пять минут, и машина сворачивает на семьдесят седьмую.
Оксана спрашивает:
— Ты все изучал карту — как поедем? Через Тверию?
— Да, спустимся в город, перекусим там и поедем к Кирьят-Шмона. Я хочу посмотреть весь север Израиля.
— Пожалуйста, как хочешь. Но здесь, по дороге, ничего интересного.
Действительно, дорога прорезает холмы, старательно обходит все городки и поселки. Ни одного пересечения с редко встречающимися дорогами: все на разных уровнях.
— А еще говорят, что строиться в Израиле негде. Смотри, сколько земли пустует. Да только здесь можно еще миллион израильтян поселить.
Оксана улыбается:
— Генри, а кто сюда, на эти голые холмы, поедет? Все хотят в обжитое место, с театрами, стадионами. С возможностью работать, в конце концов. А где здесь работать миллиону человек? Это раньше энтузиасты приходили на пустое место и превращали его в цветущий сад. Сейчас все хотят жить поближе к Тель-Авиву или Иерусалиму. В крайнем случае, рядом с Хайфой. Кроме того, мне Лола говорила, здесь много земли принадлежит арабам. Ее дорого выкупать.
— Наверное, ты права. Да, я хотел у тебя спросить: Лола всегда такая решительная? Мне показалось, что она очень уверенно себя держит.
— Лола у нас умная, не то что я. Я всегда прислушиваюсь к ее словам. Да и Илона теперь советуется с ней. Жаль только, что она не очень красивая: не везет ей с парнями.
— Почему некрасивая? Странно, мне она показалась вполне симпатичной. Не крупная, но симпатичная. Может быть, ей немного по-другому одеваться, да и прическу можно было бы сменить. А так — очень даже ничего.
— Ты серьезно? Но она хромает. Парни не любят это.
— Для парней, может быть, это важно, а мужчины смотрят совсем по-другому. Вспомни Луизу де Лавальер. Тоже в одиннадцать лет сломала ногу, повредила позвоночник, всю жизнь прихрамывала, была худощава и бледна. Но сколько лет ее любил Людовик Четырнадцатый, этот знаток женщин. Так что ты зря это говоришь.
Оксана, удивленно:
— Генри, ты помнишь такие подробности? А еще говорил, что «гимназий не кончал».
Генри смутился:
— Но об этом в стольких книгах писали, как тут не запомнить.
— А тебе Лола нравится? Как женщина?
— О чем ты? Во-первых, она твоя сестра. Во-вторых, я сейчас ни о ком не могу думать, кроме тебя.
Оксана улыбается:
— Правильно. Ни о ком не смей думать.
— Ладно, хватит болтать. Мы уже к Тверии подъезжаем. Сейчас, наверное, увидим Тивериадское озеро.
Действительно, уже давно проехали перекресток Голани, и через несколько минут начался спуск к Тверии.
11:20. «Decks Restaurant» на берегу озера.
Генри и Оксана сидят на краю платформы, нависшей прямо над озером. Рядом пришвартовано прогулочное судно. Но, возможно, это имитация, а на самом деле — еще одна площадка со столами для посетителей. Вдали синеет противоположный берег озера. Сзади, над берегом — кажется, что совсем рядом — нависает громада гостиницы.
Оксана, мечтательным голосом:
— Красиво. Еще лучше здесь сидеть вечером, когда озеро кажется настоящим морем, светятся все окна вон того отеля. Я жила в нем.
Показывает на солидное здание отеля:
— Только музыка вечером отвратная: нарушает общее впечатление. Но кормят здесь вечером на убой. Кажется, после такой вечерней трапезы поправляешься на целый килограмм.
Смеется:
— Мы просто допьем кофе и поедем. Я совсем не хочу есть.
Кофе пока не принесли. Генри вспоминает.
В прошлом.
Иван и еще два солдата сидят за столиком на берегу, но не в этом ресторане, на него у них не хватило бы денег. Сидят в дешевеньком «Галей Гиль». На столе перед каждым фалафель с овощами в лаваше, по две бутылки пива.
Иван загляделся на двух девушек, которые с независимым видом сидят через столик от них. Те делают вид, что не замечают взглядов худого долговязого солдатика.
Коренастый сослуживец Ивана, явно сверхсрочник, на русском языке осаживает его:
— Не заглядывайся, бесполезно. У тебя денег на таких не хватит. Ты не видишь, как они одеты? Да и зачем они тебе? Пойдем лучше поищем не слишком молодых туристочек. Нам же нужно где-то переночевать.
Второй солдат смеется, тоже говорит по-русски:
— Ты, Борис, только о бабах и думаешь. У Вани даже мыслей таких нет. Он же еще салажонок.
— За вас, молодых, приходится думать. На набережной, что ли, ночевать? Хата нам нужна. Желательно в хорошем отеле с теплыми бабами, чтобы на базу вернуться в прекрасном настроении. Зря, что ли, нас командир роты поощрил дополнительным увольнением?
Снова «Decks Restaurant».
Оксана, перестав что-то рассказывать:
— Генри, ты где? Совсем меня не слушаешь!
— Извини, вспомнил, что вот так же сидел пару лет назад в Лозанне, в кафе «Вотергейт», смотрел на Женевское озеро. А о чем думал — не помню. Как провал в памяти.
— И с кем ты там был? Как ее звать?
Генри смеется:
— Я в Женеве на совещании был. Решал сложный вопрос, устранял недоразумения. Вот и отдыхал после этого в Лозанне. Не до женщин было.
— И как?
— Что «и как»?
— Устранил недоразумения?
Генри пожал плечами:
— Да, конечно, как всегда. В этом я специалист. Ладно, поехали дальше.
Машина проезжает мимо поворота на Кфар Нахум.
Оксана предлагает:
— Хочешь посмотреть на домик Святого Петра? Тут совсем рядом. Он сохранился.
— Нет особого желания. Во-первых, я не верю, что он сохранился, во-вторых, мне это не интересно.
— Ты не католик? Хотя ты же обрезанный, наверное иудей?
Смеется. Генри, с досадой:
— Я же тебе говорил, что обрезали меня, когда я еще ничего не мог понять. Вероятно, на восьмой день. Так что сам не знаю, какого я вероисповедания.
Оксана несколько обиженно замолчала и отвернулась к окну.
А за окном уже переправа через Иордан — тихую, заросшую кустарником и низкорослыми деревцами речку. И начался подъем на Голаны.
Генри уверенно ведет машину, не глядя на GPS. И это естественно: почти ничего не изменилось за прошедшие годы, разве что дорога стала лучше. Вдоль дороги все такие же поля и рощицы. Мелькают военные базы.
Генри внутренне напрягся. Впереди слева, чуть прикрытая жиденькой рощицей, база его батальона.
И никуда не уйти от воспоминаний.
В прошлом.
Подполковник — командир батальона — обходит строй солдат. Он практически не выделяется среди них, такое же запыленное обмундирование. На погонах почти не видны два дубовых листка, обозначающих звание. Батальон только что вернулся из двадцатикилометрового марша по Голанам. Смотрит на усталые, однообразно посеревшие лица. Почти невозможно отличить ашкенази от сефарда.
— С завтрашнего дня пополнение проводит стрельбы. Командирам взводов в течение двух дней произвести распределение пополнения по специальностям. Мне нужны пулеметчики и снайперы. Вольно.
Стрельбище.
Под навесом стоит сержант. Иван и четверо других новобранцев лежат за символическими брустверами, в руках автоматы. Сержант командует:
— Одиночным выстрелом по движущейся мишени… Огонь!
Беспорядочные выстрелы.
— Мать вашу! Куда стреляете? Это вам не тир. Это движущаяся мишень. Принимайте чуть впереди мишени. Да смотрите на ветер. Что вам в тирануте рассказывали? Еще раз. Теперь тремя одиночными выстрелами. Огонь!
Беспорядочные выстрелы.
— Ну, хоть один попал. С перепугу, наверное. Иванов, стреляй теперь только ты. Остальным встать. Иванов, одиночным выстрелом по мишени. Огонь.
Звуки выстрела.
— Молодец, Иванов. Встань, потом продолжишь. Хоть одного смогу представить командиру взвода кандидатом в снайперы. Остальные! Чему вас сержантки в тирануте учили? Строем ходить? Или только дрочить? Ложитесь снова. По движущейся мишени тремя одиночными выстрелами… Огонь!
На границе.
Иван лежит в засаде, спрятавшись под спустившимися до самой земли плетями винограда. В руках снайперская винтовка. Лежит уже два часа. Впереди, на той стороне границы, — Ливан. Впрочем, там все, как и на этой стороне. И точно такой же виноградник. Где-то в винограднике снайпер хизбаллы. За последние дни он подстрелил двух израильских солдат, один из которых скончался по дороге в госпиталь.
Впереди блеснула на мгновение оптика. Иван медленно перемещает винтовку. В прицеле появляется пучок травы, немного выделяющийся на фоне листвы винограда. На мгновение замирает, проверяя еще и еще раз, действительно ли пучок — это маскировка.
Пучок травы чуть шелохнулся. Иван нажимает на спусковой крючок. Выстрел. Крика впереди не слышно, но пучок травы вскинулся, задрожал и затих.
Иван лежит по-прежнему неподвижно. Первый убитый человек, сколько их будет впереди.
Снова в машине.
Давно проехали бывшее расположение базы. Оксана все еще рассказывает Генри о проносящихся мимо достопримечательностях. Генри молча слушает.
12.00. Виды Израиля.
Проплывают в окнах машины: гора Авиталь, поля вдоль линии разграничения Израиля и Сирии, переходящие вдали в сирийскую Кунейтру. Слева и справа потянулись сады черешни. Машина взбирается к крепости Нимрода.
Смотровая площадка перед крепостью.
Генри и Оксана выходят из машины. Впереди бесконечные поля долины Иордана. Сзади возвышается западный замок крепости, о которой говорят, что она стоит здесь не менее четырех тысяч лет.
— Смотри, Генри, — впереди Метула. А ближе — развалины Баниаса. А совсем далеко — озеро Хула, на котором сейчас зимуют миллионы птиц. Жаль, что мы их не увидим.
— Поехали. Нам еще нужно где-то пообедать.
— Жаль, что мы не забрались на верхнюю площадку крепости. Я там была один раз, великолепный вид.
Не доезжая Кирьят-Шмона.
Оксана предлагает:
— Здесь есть маленькая забегаловка — «Арома эспрессо бар». Я была там один раз, подают приличный кофе и великолепную свежую выпечку. Давай заедем.
— Может быть, пообедаем здесь? Я вижу, в телефоне на карте обозначен «Макдональд».
— Фу, «Макдональд». Подожди, пообедаем где-нибудь на побережье: в Нагарии или Акко.
— Хорошо. Как скажешь.
В «Арома Эспрессо баре».
Генри и Оксана получили кофе, оказавшийся совсем неплохим, и свежие аппетитные рогалики с творогом.
— Тебе нравятся рогалики, правда?
— Да, с кофе хорошо сочетаются.
— И вообще, мне многое нравится в Израиле. Зимой, когда такая солнечная погода, здесь прекрасно. Я бы переехала сюда жить, но летом здесь слишком жарко. Да и зимой, когда идет дождь, очень тоскливо.
— Трудно выбрать место, где погода полностью устраивала бы. Даже в Чехии, где очень ровная погода, у меня иногда возникает желание уехать куда угодно.
— Но можно, наверное, жить на два дома: лето проводить в одном месте, а на зиму уезжать в Париж.
Генри смеется:
— На два, даже на три дома, можно жить, когда нет семьи. А если семья: детей нельзя перетаскивать из школы в школу.
— А ты хотел бы иметь детей? Сколько?
Генри, очень серьезно:
— Я не задумывался над этим. Не было у меня семьи. Но если бы у меня была крепкая семья, хотел бы двоих-троих.
— Двух мальчиков и девочку.
Продолжает, тоже серьезно:
— Генри, я могла бы родить тебе детей.
— Слишком рано нам об этом думать. Поедем дальше.
Встает из-за стола.
Оксана тоже встала, губы поджаты, в глазах решимость.
Тихо, почти про себя:
— Это тебе рано. Мне — как раз.
13:20. В машине.
Долго едут по горным дорогам Галилеи, через Хурфейш и Маалот к побережью.
18:00. Салон в квартире Лолы.
Лола предлагает:
— Ужинать будете? Я ничего не приготовила, но рядом хорошее кафе.
— Я устала, целый день в пути, сначала отдохну. Давайте через часик.
Оксана уходит в спальню.
Лола обращается к Генри:
— Вы тоже будете отдыхать?
— Да нет, пока не хочется. Просто посижу. Если у вас есть время, хотел бы с вами посоветоваться.
— У меня к вам тоже куча вопросов. Но давайте начнем с вас.
— Оксана, кажется, настроена жить здесь. Но я не уверен, что это возможно. Ни она, ни я — не евреи. Нет оснований оставаться здесь для постоянного проживания. Да и не уверен я, что через полгода ей не захочется уехать в Европу.
— Есть возможность принять гиюр, но это долгая процедура. При характере Оксаны вряд ли у нее хватит терпения. А чем ей не нравится Чехия? Там вы могли бы легко устроиться. И имели бы возможность сколько угодно жить в любой стране Европы.
— Нет проблемы устроиться в Чехии. У меня гражданство Германии, а я — постоянный житель Чехии. Но Оксана хочет в Париж.
Лола смеется:
— Это пока у нее нет ребенка. Будет ребенок, захочет тишины, спокойствия. Чехия для этого идеальное место. А как вы к этому относитесь?
— Не знаю, не уверен. Кажется, я еще не готов к отцовству. Хватит обо мне. Как вы умудряетесь и учиться, и работать. Причем интенсивно работать. Оксана намекала, что у вас даже не остается времени для личной жизни.
Лола неопределенно хмыкнула:
— Что касается личной жизни, Оксана права. Времени не остается. Впрочем, для меня все это не очень актуально.
Криво улыбнулась:
— Вы же видите, я не очень красивая. Я совсем не похожа на Оксану. Да еще и моя нога…
— А вот в этом вы не правы. Я не лукавлю. Мы с Оксаной говорили на эту тему. По-моему, вы слишком мало уделяете внимания своему внешнему виду. Берите пример с Илоны. Она очень симпатичная, несмотря на возраст. Но ведь она, я уверен, много занимается своим имиджем. Нужно по-другому одеваться, прическу сменить. Я не советчик в таких делах, но есть же специалисты, которые могут дать дельные советы. Только косметика вам еще совсем не нужна, поверьте мне.
— Но я ведь еще и хромаю. Юноши не любят это.
— Вот, вот. У вас слишком низкая самооценка. И не ориентируйтесь на зеленую молодежь. Я говорил Оксане о Луизе де Лавальер. Сломанная нога, поврежденный позвоночник, всю жизнь прихрамывала. Ну и что? Это не мешало великому знатоку женщин — Людовику Четырнадцатому — много лет ставить ее куда выше общепризнанных придворных красавиц. Поверьте, мужчины совсем по-другому смотрят на женщин, чем малолетки.
— Даже не знаю, как вам ответить.
— Но я и не жду от вас ответа. Вы сами во всем разберетесь. А вот один совет я хотел бы получить от вас. У меня полмиллиона евро вложено в годовые облигации правительства Чехии. Это практически ничего не дает. Раньше меня это не волновало, достаточно было текущих доходов по работе. Но теперь, если я покончу со своей работой, это станет важным. Что бы вы могли мне посоветовать.
— Это все ваши сбережения?
— Нет, семьсот тысяч вложено еще в пятилетние облигации. Но там я ожидаю в среднем примерно два с половиной процента годовых. На мой взгляд — достаточно.
— Думаю, что держать серьезные деньги в облигациях, практически не приносящих доход, — бессмысленно. Если серьезно работать с деньгами, то минимально нужно ориентироваться на три процента годовых. Мне удается регулярно выплачивать Лоле и маме на их вклады в мой фонд четыре процента. Себе плачу столько же. И довольно много откладываю в резервы.
— Подождите, а как вам удалось создать фонд? Я не знаю точно правил, никогда не интересовался этим, но, наверное, у вас еще нет документов, позволяющих руководить фондом.
— Все просто. Я наняла специалиста, имеющего соответствующие документы. Формально он руководит фондом, но делает то, что я ему говорю. Кстати, кроме родственников, мне доверяют деньги и некоторые из маминых знакомых.
Смеется:
— Даже Рива преодолела свой скептицизм и передала мне часть сбережений.
— Снимаю шляпу перед вами, честное слово. Через несколько месяцев я смогу изъять деньги из годовых облигаций. Если вы примете эти деньги, буду вам признателен.
Уходит к Оксане. Лола осталась одна, задумалась.
20:00. Там же.
В комнате все трое. Лола командует:
— Готовы? Пойдемте в кафе. Поужинаем, погуляем по Алленби, Кинг Джорджу. А завтра утром, после завтрака, отправимся ко мне в мошав. Я оставлю вас там на несколько дней отдыхать. Скучно будет — приезжайте в Тель-Авив. В мошаве у меня есть еще одна машина.
Все уходят.
10:00. 7 января 2016 г., четверг.
Дом Лолы в мошаве, веранда.
Лола, Генри и Оксана сидят на прутяных стульях.
— Какая тишина вокруг. Как у меня в Страдонице. Только у вас, Лола, все заросло.
Оксана, очень довольная:
— Вот и будет тебе занятие. Я все думала, чем тебя здесь занять? А тут непочатый край работы.
Лола:
— Надеюсь, ты не всерьез? Здесь уже сколько лет никто не прикладывал рук. Отец купил этот домик, просто чтобы иметь возможность приезжать к Риве. Он любил поболтать с ней, послушать рассказы о жизни Израиля в шестидесятые годы. Но заниматься садом не любил. Сначала приглашал садовника наводить в саду порядок, а потом отказался и от этого. Говорил: «Пусть все зарастет, будет естественная первобытная природа». Я тем более здесь ничего не делала.
— Ну и зря. Естественность — это хорошо, но «первобытность», по-моему, — перебор. Будет время, посмотрю, что можно здесь сделать.
— Как хотите, но знайте, если надумаете остаться в Израиле надолго, этот дом будет в вашем полном распоряжении, пока не купите квартиру.
Гудок с дороги. Лола прислушалась:
— Кажется, Рива подъехала. Не утерпела, я ей вчера вечером сказала, что мы приедем.
Пошла к воротам открыть их. Генри догнал Лолу, вместе открыли ворота. Въезжает старомодный автомобиль, проезжает к веранде. Лола и Генри запирают ворота и возвращаются.
Из своего автомобиля выходит невысокая, худенькая старушка за семьдесят — Ребекка Абрамовна Коин-Розовская, ворчит:
— Скоро у тебя, Лола, и дорога от ворот кустами зарастет. Совсем не чистишь.
— Так я же, Рива, не живу здесь. Вот только привезла Оксану с Генри.
— Ну, так познакомь нас.
Вступил Генри:
— От них не дождетесь. Генри, друг Оксаны. По крайней мере, так считаю. Не женат, живу в Чехии.
— Очень приятно. А я троюродная бабушка этих незамужних девиц. Обычно меня называют просто Рива. Живу недалеко здесь, буду очень рада, если вы проведаете меня. Лола хоть иногда навещает, а Оксану я не видела уже больше года.
— Рива, но я ведь не заезжала все это время в Израиль. Мы с Генри будем здесь несколько дней, к тебе обязательно приедем.
— Посмотрим, посмотрим. Так, мы с Оксаной пойдем готовить чай, а ты, Лола, покажи Генри весь участок.
Уходит вместе с Оксаной на кухню.
Кухня в домике Лолы.
Рива допытывается у Оксаны:
— Ну, расскажи, откуда Генри, что за человек? У вас все серьезно или это временное увлечение?
Оксана ищет чайник, нашла, набрала воды, не торопится отвечать.
— Что, трудный вопрос? Еще сама не разобралась?
— Почему? Разобралась я. Кочевая жизнь надоела, хочется где-то осесть. С мужем, ребенком или даже с двумя-тремя.
— И Генри подходит для этого?
— Надеюсь.
— Хорошо. Очень хорошо, если подходит. А что он за человек? Уживешься с ним? Немцы, они педантичные, а ты немного разбрасываешься.
— Но он не немец. Только родился в Германии. Мать — француженка, отец — поляк или польский еврей. Он сам не очень-то знает точно.
Улыбнулась:
— Отец ушел из семьи, когда ему было полгода, но успел настоять на обрезании.
— Польский еврей? Прекрасно. Значит, ваши дети тоже будут наполовину евреями. Ладно, не буду тебя терзать больше вопросами. Но на свадьбу пригласи. Даже если будете справлять свадьбу в Европе — прилечу. Очень хочется успеть поглядеть и на следующее поколение, пока жива. Мне же, кроме тебя, и надеяться не на кого. Лола совсем не торопится замуж, считает себя некрасивой. Боится, что на ней захотят жениться только из-за денег. Зря так считает.
— Я тоже боялась именно этого. Но Генри никогда не интересовался, что у меня за душой. И у него есть свои накопления. Ему хорошо платили.
— Платили? Он что, не работает сейчас?
— Хочет бросить работу, и я очень рада этому. Он все время был в разъездах. Нам вполне хватит того, что у нас есть. Ой, чайник закипел. Помоги мне, где у Лолы посуда?
Обе занялись приготовлением чая.
12:00. На веранде.
Все уже выпили чай. Светит солнце, не по-январски тепло, но Рива кутается в теплый платок.
Рива неожиданно впала в воспоминания:
— Такая прекрасная погода. Помню, лет так пятьдесят назад или чуть меньше, мы сидели всей семьей у Розовских — наших соседей. Мы жили тогда около Хадеры в маленьком кибуце. Была точно такая погода. К соседям приехал на неделю из армии сын — Ицик. Шестидневная война кончилась, как и началась, в июне, но его долго не демобилизовывали. Он был крепкий, веселый, загорелый. Очень интересно рассказывал о Синайской операции. А мне было двадцать два. Я не могла оторвать от него глаз. Наши мамы переглянулись и начали плести сети. В результате он отпросился через месяц еще раз в увольнение, и мы поженились. Тогда это делалось быстро, не то что сейчас. Помню, что я под хупу пошла в мамином свадебном платье. С тех пор очень люблю эти ясные январские деньки.
— И вы прожили вместе много лет?
— В общем, да, лет двадцать пять. Хотя трудно сказать, что вместе. Теперь, наверное, можно сказать, что я его почти не видела. Он все время за границей, приезжал только два раза в году, осенью и зимой обычно: на Йом-Кипур и на христианский Новый год. И так двадцать лет. Только в первые пять лет был рядом. Так он и погиб за рубежом. Хорошо хоть, что его удалось вывезти и похоронить здесь, рядом. Могу на могилку сходить. Раньше друзья его заезжали, но теперь никого и не осталось почти. Да и те, кто остался, сами понимаете, не очень транспортабельны.
Все помолчали.
— Что теперь вспоминать те годы? Теперь вам жить, строить свою жизнь. Ладно, я поехала. Приедете ко мне завтра?
— Не могу, мне нужно с утра обязательно быть в своей конторе. Я тоже через часик домой поеду, поработаю еще сегодня немного.
— Приедем мы, Рива, обязательно приедем. Я очень хочу показать Генри твой ухоженный садик. Пусть учится.
Рассмеялась.
Генри уходит провожать Риву во двор к машине.
Лола, почти шепотом:
— Давай рассказывай скорее, как у вас? Все в порядке?
— В каком смысле?
— Ну, как он, как мужчина?
Оксана улыбается:
— Это у нас в порядке. Я даже в первое время уставала. В первые дни он не отказывал ни себе, ни мне… в близости. Ни утром, ни вечером. А мужик он здоровый. Я даже успевала часто… по два раза. Ну, понимаешь? Ясно, почему Анна была когда-то от него без ума.
— Анна? Из Брюгге?
— Да, у нее я и познакомилась с Генри. Они лет пять назад неделю были вместе. Она тогда еще не была замужем.
Все, Генри возвращается.
Лола, громко:
— Ну, я тоже поеду. Счастливо вам. Пока.
На кухне.
Оксана, нерешительно:
— Приготовить обед или поедем куда-нибудь, поищем ресторан?
Генри улыбается:
— Ты? Приготовишь? А ты умеешь?
— Но нужно ведь мне учиться?
— Пока мы вместе — готовить буду я. Хочешь учиться — стой рядом и смотри. А у Лолы здесь практически ничего нет, я уже посмотрел здесь все. Поедем пообедаем в ресторанчике, я видел его по дороге. И закупим продовольствие.
Оксана, с облегчением:
— Согласна.
10:00. 8 января 2016 г., пятница.
Двор виллы Коин-Розовской.
Оксана качается в кресле-качалке, посматривает то на Риву с Генри, когда они выходят из-за кустов роз или из апельсиновой рощицы, то на медленно сгущающиеся облака на небе.
Рива остановилась между двумя широко раскинувшими свои ветви старыми манговыми деревьями. Смотрит внимательно на Генри:
— Я у Оксаны уже спрашивала, но девушки, даже не очень-то молодые, иногда имеют слишком радужное представление о будущем. Поэтому хочется узнать ваше мнение. Как вы представляете себе ваши отношения с Оксаной?
— Мне уже не двадцать лет. Я серьезно думал об этом. Мы знакомы с Оксаной около полугода. И всего лишь пару недель вместе. Но мне кажется, что я разглядел и слабые, и сильные стороны ее характера. Меня она устраивает как спутница жизни. Конечно, ее жизнь избаловала: «родилась с золотой ложечкой во рту». Никогда, начиная со школьных лет, не испытывала нужды в деньгах. Получала все блага на блюдечке с голубой каемочкой. Не было необходимости работать, чего-то добиваться. Не страшно, я-то прошел через многое, надеюсь уверенно управлять ею. Вы это хотели знать?
Рива, не очень уверенно:
— Да… вероятно, это. Скажите, вы любите ее?
— Я вышел из возраста пылкой любви, взрывных отношений. Ценю надежность, постоянство отношений. Мне кажется, очень сильное различие наших характеров позволит создать нормальную, крепкую семью. Я, по крайней мере, к этому буду стремиться. Но мы проверим наши чувства еще несколько месяцев.
Рива, чуть более уверенно:
— Хорошо, благослови вас Господь!
Пойдемте к Оксане. Она, наверное, уже волнуется из-за нашего долгого отсутствия. Да и погода меняется.
11:00. 10 января 2016 г., воскресенье. Двор у дома Лолы.
Оксана выходит из дома:
— Генри, хватит работать, я уже приготовила кофе.
Генри появляется из-за деревьев. В руках топор и секатор:
— Иду, иду, хозяюшка.
Пытается обнять ее. Оксана смеется, отстраняется:
— Ты же совсем мокрый. Умойся сначала. И охота тебе столько возиться с этим лесом? Ты действительно хочешь привести его в порядок? Два дня без отдыха работаешь.
— А что мне еще делать здесь? Только на тебя смотреть? Книги у Лолы здесь на иврите, телевизор я не люблю. Остается только пахать на природе. Благо, здесь еще на пару недель работы хватит.
— Лола в ужасе. Боится, что нечем будет тебя отблагодарить за то, что сад приводишь в порядок. Приглашает тебя в поездку по Иерусалиму.
— Почему меня, а не нас?
— Я Иерусалим не очень люблю. Все там видела в прошлые приезды. И он скучный. Вы поедете в Иерусалим, а я останусь в Тель-Авиве. Хочу прогуляться по магазинам. Хотя, ты можешь составить компанию мне, а не Лоле.
Улыбается.
— Ну уж нет. только не по магазинам. Где вы договорились встретиться с Лолой?
— Договорились, наше с ней дело. Доставлю тебя к ней, не беспокойся.
Оба заходят в дом.
18:00. Иерусалим. У Яффских ворот.
Генри и Лола остановились на минутку, оглядываются. Лола воспользовалась остановкой, спрашивает:
— Ваше впечатление от Старого города?
Генри, подумав:
— Трудно ответить несколькими словами. С одной стороны, теснота, сплошные лавочки с ничтожными товарами китайской выделки, с другой стороны, простор площади перед Стеной плача. Облезлые двери лавочек, складов, и остатки былых колон, портиков в самых неожиданных местах. Центр еврейского мира, и засилье кого угодно, кроме евреев, в дверях этих бесконечных лавочек. И туристы, туристы — европейцы и американцы, заполняющие эти улочки и переходы. Я насчитал около десятка христианских храмов, но думаю, что их значительно больше. Только около Стены плача понимаешь, что ты в Израиле.
— Я понимаю вас, трудно с первого раза научиться отсекать давящие на сознание мелочи от главного. Трудно проникнуться еврейским духом в этой мешанине народов, стилей, обычаев. Поедем домой? Вы, наверное, устали? Машина стоит недалеко, за улицей Царя Соломона.
— Не хочется уходить. Когда я еще попаду в Иерусалим? Без вас не решился бы ходить по Старому городу, сразу же запутался бы. Давайте пройдем еще по улицам, посмотрим современный центр Иерусалима.
— Хорошо. Давайте прогуляемся.
Идут бесконечной прогулочной улицей, пересекают шоссе. Лола предлагает:
— Я сейчас попробую вывести нас на улицу Бен Егуда. Это самая нарядная современная часть Иерусалима.
Смело шагнула в какой-то проулок, потом провела Генри через дворы, и неожиданно оба оказались на уже освещенной фонарями улице, по которой вверх и вниз неторопливо идут люди. По обеим сторонам современные магазины и магазинчики, рестораны, кафе, кафетерии.
Генри взмолился:
— Я уже захотел есть. Мы же можем посидеть в ресторанчике? У нас есть время?
Лола улыбается:
— Конечно, можем, но мама хотела накормить нас всех ужином в кафе. Познакомит вас с Эйтаном. Он уже вернулся из поездки. А нам еще ехать до Тель-Авива не меньше часа.
— Ну, хоть в кафе, наскоро перекусим.
Лола, не очень охотно:
— Ладно, только по-быстрому.
Маленькое кафе на Бен-Егуда.
Тесно заставлено столиками, за каждым столиком четыре-пять-шесть человек.
Лола и Генри сидят в самом углу кафе. Лола выпила кофе, ждет Генри. Генри методично жует уже вторую ножку цыпленка, изредка запивая пивом. За этим же столиком еще две девицы щебечут что-то на иврите, время от времени поглядывая на Генри.
Лола, немного нервничая от такого соседства:
— Право, не стоило нам сюда заходить.
Генри, недоуменно:
— В чем проблема?
— Проблемы нет, но мы уже опаздываем, а нам еще нужно найти нашу стоянку.
На улице.
Лола осматривается. Берет Генри за руку, уводит в переулок, потом в другой. Неожиданно останавливается:
— Не знаю, куда идти. Хотела срезать путь и, кажется, потеряла направление. Давайте вернемся. Но куда?
— Главное, не волнуйтесь. Пойдем вперед, куда-нибудь выйдем.
Еще какие-то дворы, переулок. И у закрытого уже магазина перед ними выросли две фигуры. Темновато, но Генри видно, что намерения у них серьезные, в правой руке у каждого нож.
Генри, Лоле, настороженно:
— Лола, отойдите немного назад.
Скинул с правого плеча плащ, набросил плотнее на левую руку. Правую отвел чуть назад.
Незнакомец, тот что поближе, командует спокойным голосом:
— Бумажник, живо. (Плохой иврит.)
Приподнимает нож, чтобы он был хорошо виден. Генри делает вид, что пытается из кармана пиджака вынуть бумажник, делает шаг вперед. Незнакомец по-прежнему спокоен. Чуть опускает руку с ножом.
Генри делает еще один шаг вперед, подставляет под нож левую руку, укутанную плащом, правой рукой резко бьет «под дых». Незнакомец застывает от неожиданности, хватая воздух ртом, чуть согнувшись и в то же время приподняв голову.
Генри еще раз бьет правой рукой, но уже по открывшемуся горлу. Не обращая больше внимания на падающего, разворачивается к приближавшемуся второму бандиту, размахивающему ножом. Подставляет снова под нож левую руку и бьет правой ногой бандита по причинному месту. Тот, наклонившись, схватился левой рукой за ушибленное место, но правой рукой судорожно бьет по левой руке Генри.
Генри резко бьет ребром правой руки слева по шее бандита. Тот пошатнулся, но не упал, только нагнулся еще ниже. Генри снова бьет его ребром правой руки, теперь точно между верхним позвонком и основанием черепа. Бандит падает.
Лола уже набрала код полиции, дрожащим голосом рассказала о нападении.
Генри, недовольно:
— Зря ты звонила. Сейчас полиция набежит. Зачем нам с ними связываться? Задержат нас надолго. Опоздаем к Илоне.
Лола удивленно:
— Как ты можешь так говорить? Ведь нас чуть не убили! Генри, спокойно:
— Но не убили же. Да и не могли. Дилетанты — только плащ порезали и пиджак, кажется, задели, придется выбрасывать. Они на иврите говорили или на арабском?
— На иврите, но с акцентом. Арабы, наверное.
— Еще хуже. Подумают, что теракт. Пресса раззвонит, приставать начнет. Нам это нужно?
Лола опять повторяет:
— Как ты можешь так говорить? А с этими что?
Показывает на лежащих бандитов.
Генри, совсем равнодушно:
— Ничего. Приедет твоя полиция, заберет их. Очухаются.
Две полицейские машины резко тормозят рядом с Генри. Двое полицейских выскакивают из первой машины. Смотрят попеременно на лежащих бандитов и на Генри.
Первый полицейский подходит к лежащим бандитам, рассматривает их, потом смотрит на лежащие рядом с ними ножи.
Второй полицейский, недоуменно (на иврите):
— Что здесь случилось?
Генри, спокойно (по-английски):
— Вот эти пристали к нам с ножами. Потребовали бумажники. Видите, ножи валяются. Плащ мне изрезали и пиджак испортили.
Второй полицейский смотрит на Лолу. Она поясняет ему:
— Он из Германии, иврит не знает.
Переводит Генри.
Второй полицейский:
— Ваши документы.
Лола вынимает из сумочки и подает теудат зеут. Генри молча подает полицейскому свой германский паспорт.
Еще один полицейский, вероятно офицер, не спеша выходит из второй машины:
— Что у них тут?
Второй полицейский докладывает:
— Вот этот немец говорит, что на них напали бандиты с ножами, порезали ему плащ. И он их пришиб немножко.
— Что за хрень? Как он мог уложить мордой в асфальт двух бандитов. Ты спросил его?
— Да он иврит не понимает. Как я его спрошу? Он, кажется, на английском говорит. Документы я проверил, вот они у меня.
Офицер обращается к Генри на английском:
— Сэр, не объясните мне, что произошло?
— Мы с Лолой искали, где поставили машину. Немного запутались. А тут эти наскочили, стали требовать деньги, угрожать ножами.
— И что дальше?
— Ну, я их и уложил аккуратно, чтобы случайно не убить. Но они мне плащ порезали, придется новый покупать.
Второй полицейский услышал слово «плащ» или догадался, ворчит:
— Вот, настоящий немчура. Его могли убить, а он о плаще беспокоится.
Лола, вопросительно глядя на офицера:
— Господин офицер, мы можем идти? Мы уже опаздываем на ужин.
— Придется подождать. Сейчас приедет следователь. Я ему доложу, и он примет решение. А я пока запишу ваши адреса и телефоны.
— Господин Генри Полонски здесь отдыхает. Приехал на короткое время. Проживает у меня. Так что можно записать мои данные. Если он потребуется следствию, я ему передам приглашение.
— Хорошо. Адрес я уже записал, дайте ваш телефон. Не волнуйтесь по поводу задержки. Без нас вы снова запутаетесь в этих переулках, а мы вас до машины подбросим.
Следователь подъехал почти сразу. За ним из машины вышел фотограф. Офицер отошел со следователем в сторону, пересказывает ему версию Генри.
Следователь говорит с Лолой и Генри. Фотограф фотографирует все подряд: лежащих на асфальте бандитов, Генри и Лолу, отдельно плащ на руке Генри и плащ, развернутый так, что видны порезы.
Следователь вежливо отпускает пострадавших, но говорит Лоле:
— Вы можете идти. Но завтра мы вызовем вас в полицию, нужно записать все детально.
Офицер приглашает Лолу и Генри в машину:
— Я представляю, где ваша стоянка. Будем там через пять минут.
20:40. Кафе «Sus Etz» на улице Шенкин.
За столом Илона, Эйтан, Лола, Генри и Оксана.
Лола энергично рассказывает о приключениях. Илона и Оксана время от времени ахают. Эйтан с удивлением посматривает иногда на Генри.
Генри сидит молча. Левая рука перевязана, спрятана под пиджаком, взятым Илоной у Эйтана, и который Генри явно маловат.
Эйтан, тихо:
— Вы служили в армии?
— Нет, не пришлось. У нас армия вся по контракту.
— Но тогда, как удалось справиться с ними?
— Я в молодости спортом много занимался, в том числе карате два года. Не думал, что когда-нибудь пригодится.
Лола удивляется:
— Главное, как Генри спокоен был все время. Я потрясена.
Оксана смеется:
— Да он вообще почти всегда спокойный. Даже тогда, когда я его ругаю.
Генри взмолился:
— Может быть перестанем обсуждать этот инцидент?
— Ладно. Оксана сказала мне, что вы, Генри, почти весь участок привели в порядок?
Генри что-то отвечает.
