Орлинка догнала Эдварда уже практически на выходе из двора. Несколько раз громко окликнула его, но он, не оборачиваясь, бежал куда-то одному ему ведомой дорогой. Наконец, она подбежала совсем близко и ухватила его за рукав расстегнутой куртки.

— Ты что оглох! — закричала она резко. Ее серые глаза блистали огнем, и, наверное, если можно было этим огнем испепелить, то от Суворова уже остались одни головешки, но ее порыв сразу схлынул, едва она увидела грустное лицо друга.

— Нет… — спокойно ответил он, смотря куда-то в сторону, отводя взгляд.

— Пошли домой! — потребовала девушка.

— Нет, — так же односложно отвтеил ей Эдвард и медленно пошел по аллее прочь от их кваритры.

Так они брели примерно около получаса, пока ноги их сами не вынесли на улицу 50-летия СССР, где располагалась их любимая пиццерия, где они частенько ужинали, когда у Орлинки и Суворова выдавалась свободная минутка. Атмосфера там была замечательная, прекрасная кухня, всегда спокойно и можно поболтать.

— Зайдем? — остановилась дотоле молчавшая Орлинка, снова дернув за рукав парня.

Он посмотрел на нее, потом молча распахнул перед ней входную дверь. В зале было темно, играла спокойная музыка, на окошко ненавязчиво мелькали разноцветные огоньки, огромные витринные окна представляли хороший обзор и из-за их любимого столика видна была вся улица вместе с суетящимися на ней, вечноспешащими куда-то людьми. Они заказали два кофе и стали ждать. Молчание затягивалось и первым его решила нарушить Орлинка:

— Куда ты побежал? Что случилось?

— Я не псих… — тихо проговорил Эдвард. — Я не такой, каким меня считает мой отец. Была б его воля он бы упек меня в дурку!

— Неправда! Он тебя очень любит… — возразила девушка. — Просто…

— Что?

— Просто любовь у него немного необычная…

— Ага! — съехидничал Суворов. — Настолько, что он готов родного сына запереть в психушке за какие-то видения. Но самое удивительное, что я их действительно вижу! — с горечью в голосе произнес Эдвард.

— Расскажи мне о них! — потребовала Орлинка, откинувшись на удобную спинку и скрестив руки на груди.

— Я вижу комнату, в ней два факела, которые освещают постамент, на котором под стеклом стоит нечто, что непрерывно зовет меня. Оно хочет, чтобы я пришел и освободил его из плена! Я незнаю, что это, но с каждым разом видения становятся все отчетливее. Утром я уже почти дотронулся до стекла. Не хватило совсем чуть-чуть, только пальцами мазнул…

Девушка с сомнением посмотрела на своего друга, который ей стал за это время почти родным. Она была уверена, что он говорит правду, что он не сумашедший, но сердце, как и у Суворова-старшего отказыалось признать, что их спокойной жизни пришел конец.

— Хорошо! Допустим тебя что-то зовет из Рура! — начала девушка, но, увидев обиженный взгляд Суворова, поправилась. — Тебя что-то точно зовет из Рура! Как с этим справиться? Вот вопрос… Ведь, если видения становяться реальнее, то следующее может оказаться и последним, тогда ты провалишься во временную воронку и попадешь в Твердыню.

— Я не знаю, — пожал плечами Суворов. Кофе в их чашках уже остыл, но они сделали его только по пару глотков, — когда мы покинули Рур, я был совсем мал, ничего не помню.

— Зато я помню все очень хорошо… — перед глазами Орлинки промелькнули события десятилетней давности. Звук ревущей толпы, затхлый воздух в капюшоне, плотная удавка веревки на шее и ежесекундное ожидание того, что ноги потеряют опору и проваляться в бесконечность. Она встряхнулась, прогоняя наваждение.

— Звать тебя обратно в Рур могут только лишь в двух случаях. Первый, если это наш неизвестный друг, который спас нас от гибели, требует ответной любезности. Второй, если наш старый враг Редгорд пытается избавиться от истинного наследника короны… В обоих случаях ничего хорошего это нам не несет. Я ни хочу покидать этот мир! Я тут привыкла. В этой суете и техническом прогрессе вся моя жизнь!

Суворов грустно кивнул и снова уставился на дорогу, где сплошным потоком неслись в сторону аэропорта автомобили.

— Я тоже не хочу покидать этот мир, — наконец произнес он, — во многом…. Во многом потому что ты здесь… — закончил нерешительно он, боясь взглянуть на свою собеседницу. Орлинка удивленно подняла на него глаза, откинув со лба непослушный локон.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила она и сердце ее тревожно заныло в груди.

— Всего лишь то, что я тебя очень люблю! — немного повысив голос объяснил легко и просто Эдвард. Хотя это признание далось ему нелегко. Люблю с того самого момента, как только тебя увидел, а это почти всю свою жизнь…

Орлинка молчала. Она опустила глаз в чашку с кофе и медленно мешала в ней ложкой, завороженно глядя на расходящиеся по черной поверхности аммерикано круги. Ей было приятно это признание, может быть она даже что-то испытавала к Суворову. Она не могла его обидеть и сказать нет. Сердце яростно противилось этому, только лишь холодный рассудок кричал о невозможности сказать в ответ те жес самые слова. Внешне борьба сердце и разума ничем не выделялась в образе девушке, но как же ныло где-то в груди от боли и обиды.

У нее не получалось ни с кем встречаться и завезти хоть какие-то мало-мальски нормальные отношения. Ей казалось, что многие кто за ней ухаживают делают это лишь только ради секса, а то что внутри у нее, на это им наплевать, лишь только Эдвард всегда был рядом, готовый выслушать и помочь, но… Но одиннадцать лет разницы? Как отнесется к этому Виктория с Сашей? Люди, которые дали ей очень многое, которые воспитали ее, которые приняли в свою семью? Скорее всего они будут против, а тогда Орлинка останется одна, совсем одна в этом мире… Хотя почему одна? А Эдвард?

Мысли путались. Неловкое молчание затягивалось. Эдврд не торопил ее. Просто смотрел на всю ту же дорогу и терпеливо ждал каких-то ответных слов. Боже, что же ему сказать! Минуты через три, девушка все-таки собралась с мыслями. Она понимала, что делает очень больно, пожалуй, самому близкому своему человеку, но разум победил в этой неравной битве, и решение было принято.

— Эд, я тебя тоже очень люблю… — Суворов радостно вскинулся, но тут же осекся, ожидая продолжения. — Но… но между нами ничего не может быть! Я тебя люблю, как младшего брата и только. Между нами не только одиннадцать лет разницы, но и времени, пространства, событий…

Она еще что-то говорила, а Суворов сидел будто оглушенный чем-то по голове. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Голова закружилась, а сердце защемило. Он готов был заплакать, как маленький ребенок, закричать будто раненный зверь, услышав отказ, но усилием воли сдержался, сжав зубы, перетерпел.

— И все равно, я тебя люблю… — тихо промолвил он еле слышно.

Орлинка вдруг почувствовала как откуда-то извне в пиццерию вихрем ворвался очень мощный поток энергии. Чужой этому миру энергии. Замигали лампы дневного света в зале и вдруг потухли. Музыка стихла. Посетители заволновались. Персоонал что-то говорил про выбитые переизбытком напряжения пробки, но девушка точно знала, что электросети тут не при чем. Начиналось то чего она боялась больше всего. Лицо, сидящего напротив нее, Эдварда, резко исказилось от непередаваемой боли. Начало расплываться. Орлинка вдруг ощутила, как холодок чужой энергии пробиратеся под теплую куртку и щекочет ее спину. Мурашки пбежали по теплой коже.

Она попробывала поймать этот поток силы, но тот все всремя ускользал от нее, прячась куда-то за спину, словно знал, что пропадет, если девушка сможет его ухватить. Резко запахло свежим ветром и знакомым с детства запахом Рура. Орлинка уже слышала шелест волн Великой реки, гомон людей на базарах Твердыни. Глянув на лицо Эдварда, она поняла, что он испытывает то же самое.

Не долго думая, она схватила его за руку покрепче. Прокричала:

— Только держись!

Поток энергии, который окружал их, превратился в вихрь силы и приподнял их обоих из-за стола! Завертел с сумашедшей скоростью. Перед их глазами замелькали испуганные лица официантов пиццерии и посетителей. Они были где-то там, далеко за пределами вихря, который становился все непрозрачнее и непрозрачнее. Теперь перед глазами Орлинки и Суворова мелькали лица, события далеко будущего. Они сквозили как в калейдоскопе, сменяяся по очереди. Девушка лишь только крепче схватила Суворова за руку. В конце-концов голова их закружилась окончательно. Они вместе закрыли глаза и отдались навстречу этому потоку силы, надеясь на чудо.

Свет в пиццерии перестал мигать. Включился дополнительный генератор. Посетители успокоились. Официантка убирала столик с двумя чашками кофе. «Странно, почти не отпили… — подумала она про постоянных клиентов заведения. — Да и ушли как-то быстро!»

Она открыла маленькую тонкую открытку, сделанную из цветной лощенной бумаги, куда посетители пиццерии складывали деньги чтоб расплатиться. Девушка и парень, как всегда оставили хорошие чаевые и заплатили по счету. Чаевые официантка забрала себе, все остальное отнесла на кассу, грязную посуду в мойку. А потом долго сидел у бара и смотрела, так же как Суворов в окно, стремясь припомнить, когда же эта парочка все-таки ушла из кафе.