Глава 24
Мелкий пронизывающий дождик моросил с самого утра, покрывая водой старинную мостовую, ведущую к Киево-Печерской лавре. Серое, свинцовое небо, грозящее долгой непогодой, пронзали старинные купола. Зина остановилась напротив входа в лавру и запрокинула голову вверх. Ей нравилось так делать: всегда казалось, что она была птицей… В сером, седом небе были ангелы. И было так легко идти вперед, даже не зная, что тебя ждет.
Нужный ей дом находился по соседству с лаврой. Но на нем не было никаких указаний о том, что здесь могла располагаться иконописная мастерская. На первом этаже старинного трехэтажного дома из серого камня были расположены жилые квартиры. И никаких указателей, никаких вывесок — ничего…
Зина решила зайти во двор. Он был чистенький, аккуратный и совершенно безлюдный. Ей вспомнилась родная Одесса, где в старых домах в открытом окне первого этажа всегда найдется разговорчивая старушка, которая не только выложит все об обитателях дома, но и составит точный психологический портрет вашей личности. Такой старушки здесь не было. Окна квартир были закрыты, несмотря на тепло, а двор пуст. Зине было неловко торчать столбом посреди двора, поэтому, постояв немного, она направилась к выходу.
— Простите… Вы кого-то ищите? — Она обернулась на зов, вздрогнув, как от удара.
На пороге одного из подъездов стоял мужчина средних лет с портфелем, в солидном летнем костюме. Как он появился, откуда — Зина и не заметила.
— Да, ищу, — ответила она, — мне говорили, что по этому адресу находится иконописная мастерская. И реставрация старых картин, книг. А здесь, смотрю, никакой вывески.
— Была мастерская, — мужчина кивнул, — только вот закрыли ее месяца два назад. В подвале она была. Заколоченные окна видите?
Действительно, в самом углу двора был подвал, который выглядел абсолютно заброшенным.
— Как закрыли? — Зина растерялась от неприятной новости. — Может, перевели куда? Вместе с сотрудниками?
— Нет, совсем закрыли. — Мужчина смотрел на нее испытующе. — А зачем переводить? В лавре, вон, любую икону купить можно. А зачем плодить этот опиум для народа? Государство, наоборот, борется со злосчастными проявлениями религии, всякого там мракобесия. А тут под боком рассадник, можно сказать. Сидят здоровые мужики и ничего не делают. Картинки малюют. В поле бы их, на завод! Вот и закрыли. Как по мне, так правильно. Пьянки в подвале были мерзкие. Разогнали нечисть! На завод их!
— Это точно, правильно сделали, — вздохнула Зина, выдержав его пристальный взгляд. — Но мне одного из работничков этих разыскать надо было. По делу об алиментах. Вы не знаете, у кого спросить?
— Вот, точно! По делу об алиментах! — хмыкнул мужчина. — Точно алкаши и тунеядцы! Бандитские элементы! Ну, дело сознательное. Раз надо… Знаете, тут в первой квартире дворничиха наша живет. Так она с начальником этой мастерской вроде как знакома была, дружбу водила. Как говорится, свой своего видит. Вы ее спросите. Может, и расскажет чего.
И, переложив портфель в другую руку, мужчина решительно удалился — подальше от воспоминаний про алкоголиков и тунеядцев.
Дворничиха оказалась на удивление молодой и очень даже привлекательной. Встретила Зину она в штыки.
— Ничего я не буду вам говорить! Вам наговоришь, а у Мишки неприятности будут! Ступайте подобру-поздорову!
— Так я для этого и пришла, чтобы не было неприятностей у Мишки! — решительно сказала Зина. — На него в суд подают, а я и докажу, что он не виноват!
Денежная купюра довершила дело, и дворничиха пригласила ее внутрь, в довольно чистую подвальную квартирку. По дороге рассказала, что временно работает дворником, сама учится в университете и собирается выйти в другую жизнь.
Главу мастерской иконописцев звали Михаилом, и работал он на этой должности недавно. Он был молод, красив и сразу завел с дворничихой-студенткой роман. Но, когда жильцы написали жалобу на мастерскую, их закрыли, и Михаил уехал в Одессу, где устроился работать шофером на хлебзавод.
На этом месте рассказа Зина насторожилась, но девушка ничего не заметила. В Одессе жизнь его не заладилась, а потом что-то произошло. Дворничиха не знала точно что. То ли он в ДТП попал, то ли еще что-то. В общем, его сняли с работы и отправили под следствие. Суд его оправдал, но на хлебзавод он возвращаться побоялся. Потому и решил пересидеть в Одесской области и отправился в село Маяки на Днестре.
— Село Маяки, на Днестре? — у Зины потемнело в глазах.
В Маяках погиб Андрей. Его тело обнаружили в Днестре. На всем протяжении этой страшной истории, этого жуткого следствия Зина так и не смогла понять, что понесло Андрея в это село. Каким образом он, никогда не бывавший в области, не имевший в этом месте ни друзей, ни родственников, ни знакомых, оказался именно в этом селе, да еще и полез в Днестр? Зачем?
Ее мучила эта загадка, которой она не могла найти объяснения. И вот теперь она зазвучала с новой силой! А если Андрей поехал в село специально для того, чтобы разыскать этого самого Михаила? Тогда его появление в том месте выглядело очень даже логично!
По словам дворничихи, после переезда Михаила в Маяки их отношения разладились. Они еще общаются, она иногда ездит к нему, но… Но Михаил не хочет никуда уезжать из села, он боится. А она не собирается никуда уезжать из Киева. И твердо уверена в том, что рано или поздно их отношения сойдут на нет.
Зина обратила внимание на важный момент в рассказе: Михаил боится покидать село по каким-то серьезным причинам. Он прячется. Теперь она не сомневалась ни секунды, что именно его хотел разыскать Андрей.
Взяв у дворничихи адрес, Зина еще раз поклялась, что никаких неприятностей у Михаила не будет. Когда она вышла на улицу, начался дождь. Небо словно оплакивало все грехи этого мира, который прятался за мишурой из подлых поступков и ярких, ничего не значащих слов.
На какое-то мгновение Зине захотелось зайти в лавру… Но она не зашла. Ноги сами несли ее к вокзалу, к конечной точке ее путешествия.
В Маяки она приехала под вечер. В сумерках Днестр был удивительно красив. Нужный ей дом находился возле самой реки. Это был уютненький, чистый домик из белого кирпича с красно-рыжей крышей. Прямо от него дорожка вела на самодельный причал. Возле причала были привязаны две рыбачьи лодки. Чуть в отдалении все заросло камышом. Пахло илом и тиной.
Зина забила кулаком в деревянную калитку. Ее удивило, что в ответ не отозвался собачий лай — собаки в этом доме не было. Поднялся ветер. Зашумел камыш. С реки потянуло свежестью. Воды стали серыми, похожими на расплавленный свинец. Где-то далеко в них опускалось горячее дневное солнце.
Она снова постучала. В этот раз вдалеке послышались шаги. В калитке появилась молодая черноволосая полная женщина. Она была очень красива, судя по всему, болгарка или молдаванка по национальности. Зина поневоле залюбовалась выразительными чертами ее лица.
— Вам кого? — не здороваясь, спросила женщина, недоброжелательно нахмурившись.
— Мне нужен Михаил, — ответила Зина.
— А его нет! — женщина нахмурилась еще больше.
— Это неправда! Быстро скажите ему, что я приехала по очень важному делу из Киева. И лучше ему со мной поговорить, — Зина уже не церемонилась.
Окинув ее тяжелым взглядом, женщина удалилась. Зина мысленно пожалела студентку-дворничиху. Может, как раз из-за этой женщины Михаил так не хотел покидать село?
Прошло не меньше десяти минут. Вновь послышались шаги. Рядом с женщиной шел высокий светловолосый мужчина. Увидев его, Зина не поверила своим глазам, она даже всплеснула руками, и у нее вырвалось:
— Вы — сын Анфисы! — У мужчины, стоящего перед ней, было лицо Анфисы, лицо, которое навсегда врезалось в ее память!
— Да, — кивнул мужчина. — Ты, Мария, иди домой, — негромко бросил он женщине, стоящей рядом с ним. — Нечего тебе тут больше делать.
— Но эта… — попыталась возмутиться женщина.
— Пошла домой, кому сказал! Потом поговорим! — уже громко повторил он.
Женщина надула губы и удалилась с обиженным видом.
— Бегают за мной, страшное дело! — Мужчина неожиданно рассмеялся, пропуская Зину во двор и тщательно запирая калитку на замок. — Уж и не знаю, как избавиться от них!
— Не по-христианским заветам живете! — усмехнулась Зина в ответ.
— Упаси меня черт! — мужчина замахал руками. — Насмотрелся у мамаши. Да вы в дом проходите.
В доме было очень чисто и даже уютно. Михаил поставил чайник, начал выкладывать на стол припасы — копченую рыбу, хлеб, сыр. Зина не возражала — во время всех этих перипетий она часто забывала о еде. И теперь просто впилась зубами в бутерброд.
— Давно вы мать мою видели? — присел Михаил к столу.
— Недавно, — ответила Зина, отрываясь от угощения.
— Кто вы, я знаю. Она письмо мне прислала, пыталась предостеречь. Мол, вы на большевиков работаете.
— Не работаю, — Зина покачала головой. — А ваша мать пыталась меня убить.
— Ну-ка, расскажите! — и, видя, что она колеблется, добавил: — У меня нет ничего общего с моей матерью. С детства ненавижу сектантов. Всю жизнь бегу от них.
— Ваша мать говорила, что вы в Одессе.
— Это она так пытается меня спасти. Да вы расскажите, что было! Вас в монастыре под землей пытались запереть?
Зина начала рассказывать. Михаил слушал ее очень внимательно.
— Вас не собирались убивать, — сказал он без тени улыбки, дослушав. — Вас наоборот — хотели спасти. Очистить на радении. Дьявола выгнать, если вы в это верите. А потом молиться за вашу душу. Подержали бы пару дней в монастыре, а потом выпустили. И травками бы окуривали. Они глупые, но они беззлобные. Они не убивают людей. Наоборот, молятся за них.
— А Алена и Владимир? — уставилась на него в упор Зина.
— Алена и Владимир выбрали свою судьбу сами. Алена шлендрой была, а Владимир денег хотел. Они очень даже подходили друг другу. Владимира ведь арестовали со мной, — и Михаил начал рассказывать.
Из его рассказа выходило, что он ничего не знал о том, что Алена и Владимир что-то забрали у сектантов. Михаил тогда работал на хлебзаводе и помог другу обустроиться в городе, устроил его на завод. Все выяснилось, когда их — Михаила и Владимира — арестовали. Держали их в разных камерах. Михаил ничего не знал, поэтому его выпустили. А Владимира — нет. Но перед тем, как выпустить, Михаила предупредили, что он не должен оставаться больше в городе. Один его приятель помог ему обустроиться в этом селе, и больше он не видел ни Алену, ни Владимира.
Зине пришлось сказать, что они мертвы. Михаил едва не заплакал, услышав о смерти друга. Вряд ли он притворялся.
Когда он успокоился, Зина спросила об Андрее Угарове. Михаил нахмурился:
— Был один мужик, приезжал. Но я в тот день рыбу повез в Болград, а затем в Измаил. Я с другом рыбой торгую, езжу по всем небольшим городкам. Мне говорили, что был какой-то мужик из города, меня искал. Когда я вернулся, его уже не было. Он ведь утонул вроде? Помню, шухер еще был. Мне друг рассказал, что видел, как мужик тот к реке шел.
— Он один был? — напряглась Зина.
— Один. Точно один. И шел прямиком в плавни, не там, где пляж у нас расчищенный и куда все люди ходят. А именно в плавни, словно спрятаться хотел.
Рассказ Михаила подтверждал слова Бершадова о том, что Андрея никто не убивал. По всей видимости, он шел к реке, чтобы попробовать препарат — снадобье из мухомора по рецепту сектантов. Но реакция на организм оказалась непредсказуемой — Андрей упал в воду, и у него возникли симптомы сухого утопления. Смерть его наступила в воде.
— Не знаю, что он искал здесь, — говорил Михаил, — с сектой связанное, наверное. Все ищут. А я с детства этих сектантов ненавидел. Помню в детстве, каждый раз, как мать в Одессу уезжала, всегда сбежать хотел.
— Мать часто ездила в Одессу? — насторожилась Зина. — Зачем?
Михаил замолчал, отвел глаза в сторону, и она вдруг поняла, что это и было то ценное, за чем все охотились. Инстинктом почувствовала, шестым чувством — и затаила дыхание.
— Расскажите, Михаил! Вы ведь знаете. Это важно, очень. Я прошу вас.
Уговаривать пришлось долго. Но в конце концов Михаил не выдержал:
— Ладно, расскажу. Устал в себе держать. Только знайте — за то, что я вам сейчас скажу, меня и убить могут. А я устал молчать! Имею право, в конце концов… Сколько мне в жизни зла сделали, вся жизнь наперекосяк… А ради чего? Ради тайны, от которой, узнай кто, и всё у них перевернулось бы! В общем, мать моя влюблена была в этого… В Иннокентия. И незадолго до своей смерти он доверил ей выполнить очень важное поручение. И мать свято поклялась его исполнить. В Одессу она в детский дом ездила.
— В детский дом? — У Зины округлились глаза. — Вы хотите сказать — к ребенку?
— К ребенку, — вздохнул Михаил, — к его дочери. Только никто не знал, что у Иннокентия была дочь. Мать ее умерла при родах. Тоже из этих была, из сдвинутых… Ребенок в подземелье не выжил бы. Вот он и отдал дочку в дом малютки, специально отвез в Одессу. А матери моей поручил за ней смотреть.
Зина задумалась. Дочь Иннокентия. Сейчас девочка должна быть уже взрослой. Знала ли она, кто ее отец? Что с ней произошло? А если архивы хранятся у нее? Это было слишком серьезно! Вот оно, тайное место, где можно было спрятать все, что угодно. Дочь! Невероятная тайна!
— Она ведь выросла уже, — сказала Зина, словно размышляла вслух, — интересно, что с ней сталось…
— Да к ней и не подступиться теперь! — хмыкнул Михаил.
— Это как? — удивилась она.
— Да такой стала… В поклонниках все красные комиссары да московские шишки! Актриса она. Актрисой стала. Очень известной. Может, слыхали? Елена Закричная.
Конечно же Зина слышала это имя. Восходящая звезда музыкального театра, которая пела везде, где только можно, и за пределами родной оперетты тоже. Черноволосая женщина, бездна обаяния и чарующий голос! Она видела ее на сцене несколько раз.
— Этого не может быть! — воскликнула Зина.
— Может, — сказал Михаил. — А от кого, как вы думаете, она красоту и актерский талант унаследовала? Она, кстати, знает, чья она дочь. Мать моя с ней до сих пор общается. Но она это в тайне держит. Ну еще бы… Такое происхождение! И врагу не пожелаешь!
Зина покинула Маяки на следующее утро, переночевав в гостиной у Михаила — поздно было куда-то идти. Проговорили они полночи. Больше Михаил не рассказал ничего интересного. Только снова и снова говорил о своем израненном детстве, о боли, которую постоянно носил с собой…
Проходная театра совершенно не охранялась. На входе сидела лишь доброжелательная бабулька с клубком ниток для вязания. Бабулька вязала быстро-быстро, и клубок все время крутился.
— Простите… Я Елену Закричную ищу. Когда она в театре будет, можете подсказать? — спросила Зина.
— А зачем ищешь? — прищурилась бабулька.
— Я подруга ее родственницы из села, вот, письмо привезла. Очень просили лично в руки передать.
— А почему на квартиру ей не понесла?
— Так была у нее на квартире, сказали, что старый адрес, переехала она! Не живет больше по старому… — Это была ложь. Зине просто моментально пришло в голову, что актриса могла часто переезжать. А если нет — что ж, деревенская баба что-то напутала, только и всего.
— Да, верно, — закивала бабулька, подтверждая ее слова. — С этим своим как разошлась, так сразу и переехала!
— Как найти-то ее?
— А до середины декабря ты ее и не увидишь. Театр на гастроли уехал, месяцев на пять. Так что придется подождать.
— Вы мне хоть новый адрес ее подскажите! — взмолилась Зина.
Бабулька уперлась, но ненадолго. Купюра решила дело. Деньги буквально таяли, ускользая из рук. Но экономить больше не имело смысла. Зина должна была дойти до конца во что бы то ни стало, хотя и сама не понимала зачем.
Елена Закричная снимала комнату в коммунальной квартире на Екатерининской. И соседка подтвердила, что актриса уехала на длительные гастроли, поэтому комната заперта.
Из поликлиники Зину уволили с такой ужасной записью в трудовой книжке, что устроиться на приличную работу у нее больше не было никакой возможности. Но даже больше, чем это, ее волновало, что в квартиру вернется Дмитрий, ведь она жила там по-прежнему, больше ей некуда было идти. Однако на двери Дмитрия все так же висел замок.
Через несколько дней после визита к Елене Закричной раздался звонок в дверь. Как всегда, Зина была дома, пытаясь склеить разбитые чувства и сообразить, как ей жить дальше. Сделать это было сложнее всего. Перспектив не ожидалось никаких. Деньги улетали с катастрофической скоростью, и она с печалью ждала того момента, когда у нее не останется даже на хлеб. На пороге стоял Евгений. Зина провела его в свою комнату.
— Я пришел предложить тебе работу, — с порога сказал он.
— Ты шутишь? — засмеялась она. — У меня такая запись в трудовой, что никто больше не рискнет!
— В том месте рискнут, — мрачно ответил Евгений. — Собственно, там и будет лежать твоя трудовая книжка. А по совместительству ты будешь вести занятия на кафедре педиатрии в институте, и по новой твоей работе тоже.
— Я согласна! — воскликнула Зина.
— Подожди… Ты ведь не знаешь, куда я тебя приглашаю! — вдруг смутился Евгений. — Мне стыдно, но это единственное, что я могу сейчас тебе предложить… Может, как узнаешь, выгонишь меня со скандалом.
— Не выгоню, — улыбнулась она. — Я знаю, куда ты меня зовешь. Ты зовешь меня работать в морг.
— Ну да, откуда ты… — растерялся Евгений. — Детским патологоанатомом… И не только детским. Ты такое впечатление на моего знакомого произвела во время вскрытия Андрея, что он попросил предложить тебе работу. Им давно человек нужен. А никто не хочет идти. Ну у тебя и интуиция!
— Я пойду, — серьезно сказала Зина. — Я ничего уже не боюсь.
И тут же засмеялась, увидев удивленное лицо Евгения.
