Глава 30

Отец сказал, чтобы Лида с ребенком и мы со Славиком возвращались назад в Россию, они с Колей пока останутся и еще немного побеседуют с Наташей. Не знаю, что отец имел в виду под этим словом, но беседа явно не предвещала для Наташки ничего хорошего. Самолет доставит нас в Питер и вернется на Кипр.

Честно говоря, я не знала, увижу ли еще Наташку живой. Но я считала, что она заслуживает самое суровое наказание. И наш отец — это не правоохранительные органы, у него никакой мораторий на смертную казнь не наложен. Или он придумает для Наташки что-то более изощренное? Что она посчитает гораздо хуже смерти?

— Славка, ты — молодчина! — сказала я брату в самолете.

— А отец меня так и не оценил, — грустно вздохнул брат.

— Славка, пора избавляться от комплексов! Зачем тебе его признание?

Ко мне подключилась Лида и сообщила, что до конца жизни будет благодарна моему брату — он спас ее и ее дочь. Мне она с восторгом рассказала, как Славик скручивал Наташку, а она лишь скотч принесла, чтобы прикрутить ее к стулу.

— Я только не понимаю, что ей было надо, — призналась Лида. — Почему она согласилась кого-то убить? За деньги?

— Вообще-то ее модельная карьера подходит к концу, — заметил Славик. — Замуж не вышла и маловероятно, что уже кто-то возьмет.

— Хочешь сказать: возраст? — посмотрела я на брата.

— Нет, репутация. Возраст тут ни при чем. Наташке нужно было найти новый источник дохода. И Максим Вячеславович это понимал. И вообще, наверное, заметил в ней криминальную жилку. Свояк свояка…

— И даже мог обещать жениться, — вставила Лида. — Или намекать. А мы же, бабы, слышим то, что хотим услышать, а остальное придумываем. Строим воздушные замки…

— Ты хотела, чтобы наш отец на тебе женился? — спросил Славик.

— Я хотела бы, чтобы он уделял мне больше внимания, — ответила Лида. — А я у него — между делом.

— Насколько я понимаю, у него все женщины были между делом, — заметила я.

— Но я думала, что теперь-то ему не двадцать и даже не сорок! Что я буду единственной!

— А у него еще есть женщина? — удивился Славик.

— Лида, по-моему, у него сейчас никого нет, кроме тебя. И на самом деле — возраст, здоровье не самое лучшее…

— С этим делом у него полный порядок, — сказала Лида, правда, прозвучало это печально.

В Петербурге я опять закрутилась с делами, а очнулась, когда все мировые средства массовой информации взорвала новость об убийстве короля Лотиании. И убил его — кто бы вы думали? — российский вице-премьер Максим Вячеславович Суворин, арестованный французской полицией на месте преступления. Этим местом оказался принадлежащий Суворину дом во Франции. Адвокаты Суворина настаивали, что это была самооборона. Возможно, на самом деле была, потому что в доме была сломана мебель, разбиты посуда и окна. Король и вице-премьер долго дрались, у вице-премьера были сломаны рука, нос, подбиты оба глаза. Труп короля тоже был несколько обезображен при жизни, но королю не повезло удариться виском о край комода. Конечно, все средства массовой информации намекали, что в деле замешана женщина. Ведь Франция же! Шерше ля фам! Но никакие кандидатки на эту роль не назывались. Королевская пресс-служба хранила молчание. Суворин тоже не называл причину драки. Сказал, что понятия не имеет, почему разозленный король принесся в его дом (между прочим, частную собственность на территории другого государства) и на него напал. А он защищался!

Но он все равно убил короля, пусть это и была самооборона. В прошлые времена за это рубили головы. В наше время Суворина поместили в тюрьму Лотиании, в одиночную камеру.

Я позвонила отцу и спросила:

— Ты?

— Что я? — со смехом переспросил отец.

— Ты устроил драку?

— Зачем мне устраивать драки? — невинно спросил папа.

— Что с королевой?

— Вытерла свои отпечатки пальцев и сбежала.

— Где она вытерла отпечатки пальцев?!

— В спальне, на лестнице, на двери. Как ты думаешь, кому она позвонила, когда эти двое сцепились? Мне, конечно! — с гордостью ответил папа. — Ну, я и посоветовал алгоритм действий. Конечно, где-то в доме ее отпечатки пальцев остались… Главное — в спальне нет.

— А если бы король убил вице-премьера? — спросила я.

— Что ты так плохо думаешь о наших мужиках? Чтобы наш мужик дал себя убить какому-то королю?

— Но у тебя же явно был план и на этот случай! Ведь король бы тоже, наверное, позвонил тебе!

— Я бы помог ему избавиться от трупа, — невозмутимо сказал папа. — Ну а дальше… Чего говорить про абы да кабы? Убил вице-премьер. Теперь сядет надолго. Скорее — навсегда. На трон сядет известный тебе принц Лотар, который уже вернулся на родину. Нас с тобой явно пригласят на коронацию. Одними из самых почетных гостей. Ты точно не хочешь за него замуж?

— Папа!

— Ну, это я так, для порядка спросил.

В следующий раз мировые средства массовой информации взорвала новость о моем дорогом брате Славике. Я смотрела его пресс-конференцию и рыдала.

Славик оказался молодым миллионером и компьютерным гением. Когда он успел-то? И Славик решил вернуть обманутым вкладчикам деньги беглого банкира Бородулина, оказавшиеся в Англии, в одном из старейших банков этой страны. Англичане собираются то ли арестовывать, то ли вообще забирать деньги сомнительного происхождения, пришедшие из России. Может, для англичан украденные у простых россиян деньги и не имеют сомнительного происхождения, но в любом случае — воровать нехорошо, в особенности у людей, которые тебе доверяли. А если англичане арестовали бы или забрали эти деньги, то простым вкладчикам от этого было бы не легче. Конечно, позлорадствовали бы, что у вора забрали украденное, но ведь англичане не стали бы возвращать эти деньги в Россию.

Славик решил восстановить справедливость. Но во время своей пресс-конференции он также объяснил, что благородное восстановление справедливости не было его главным мотивом. Он хочет, чтобы наш отец наконец стал его уважать. Вот это было главным для парня, и он долго думал, что бы такое сделать, чтобы папу наконец проняло. Были и другие мотивы, из-за которых выбор Славика пал на банкира Бородулина, а не кого-то другого из сбежавшего ворья. Банкир Бородулин решил жениться на нашей со Славкой матери, и эта мать, которая Славика не любила никогда и родила только для того, чтобы отец на ней повторно женился, вместе с ненавистной сестрицей Наташенькой, которая хотела его убить в детстве (а от смерти спасла только любимая сестра Лариса), собрались рожать банкиру Бородулину детей.

Была и третья причина: Славик хотел помочь любимой сестре Ларисе, то есть мне, купить еще один завод — чтобы я не брала кредитов. Славик назвал точную сумму, которая лежала на счете Бородулина. Вместе с ним на пресс-конференции присутствовал управляющий одного известного частного банка, с сыном которого (тоже компьютерным гением и двадцатилетним миллионером) дружит мой брат. Банкир сказал, что понял, как мальчику (Славику) важно доказать отцу, что он совсем не никчемный дурак. Банкиру в свое время тоже пришлось доказывать своему отцу подобное — и он стал банкиром. Деньги лежат в банке и ждут простых вкладчиков. Имеется договоренность с правоохранительными органами, которым сразу же будут сдавать мошенников, желающих получить деньги, которые они не клали в банк Бородулина. Юристы проработали все документы. Как я подозревала, договорились и кое с кем из чиновников.

А Славик обращался к простым вкладчикам — просил поучаствовать в краудфандинге, то есть всем миром скинуться мне на завод. Если те, кому возвращают деньги, с которыми они уже простились, не хотят этого делать, заставлять их никто не будет. Но всем получающим деньги будет предлагаться бумага на подпись, в которую они могут внести любой процент от получаемой суммы. Славик сказал, что считает десять процентов справедливой компенсацией за его работу. Он потом отдаст все эти деньги мне.

Я опять рыдала. Народ отдавал и десять, и двадцать, и тридцать процентов, в особенности те, кто работает на моих предприятиях, и жители того региона, где я собиралась покупать завод. В прессе, на телевидении, в Интернете обсуждали комплексы моего брата. Вообще досталось всей нашей семье. Банкир Бородулин отказался дальше оплачивать пребывание моей матери во французской клинике, дал ей пинок под зад и заявил, что не хочет ни видеть, ни слышать никого из нашей семьи, и на известный английский банк подаст в суд. Другие вкладчики стали забирать из этого банка деньги. Славика включили в санкционный список.

При личной встрече я долго обнимала и целовала своего любимого брата.

— Ты — молодчина! — сказала я.

— Даже если краудфандингом на завод не наберем, я тебе добавлю, чтобы кредитов не брала, — произнес Славик. — У меня есть.

— Ты не только бородулинские деньги в Россию вернул? — улыбнулась я.

— Ну, мне же надо было с юристами, с чиновниками расплатиться. Кстати, мне сразу же поступило несколько предложений о работе.

— А ты?

— Хочу остаться вольным художником. Буду оказывать консультационные услуги. Уже очередь выстроилась из желающих.

Предложения о работе для Славика поступали и мне — как любимой сестре, способной на него повлиять. Но как можно влиять на гения? Вместо влияния на брата я позвонила отцу.

— Ты ребенку сказал, что им гордишься? — спросила я.

Но папа был в этот момент готов взлететь к потолку от ярости. К нему заявилась мамочка, которая объявила ему, что готова к зачатию и хочет родить дорогому Ивану еще одного талантливого ребенка. Ведь Славик и я получились такими успешными.

— А разве нет? — спросила я. — Похвали Славика публично, пока он еще чего-то не придумал.

Папа указал мне направление следования вместе с моим любимым братцем, но через день на самом деле сделал публичное заявление (что бывало исключительно редко) о том, что гордится двумя своими детьми — мной и Славиком. Славик был счастлив. А я купила завод.