Глава 14

Наступление 31 декабря и для меня, и особенно для Насти, радости не принесло – сегодня на дежурство заступила Карга в розовом, а значит, мне придется постоянно лицезреть ее поросячье личико, а несчастной Казаковой терпеть трехразовое издевательство в столовой.

– Ну почему опять она? – сокрушалась в туалете Настя, выкуривая вторую сигарету подряд. – Ей так нравится работать тут? Она берет себе смены постоянно, садюга! Почему не Елена Владимировна, не Наталья Сергеевна, не Любовь Ивановна?

– Может, деньги нужны? – пожала я плечами. – Вот и подрабатывает. Сама подумай, кому охота дежурить в Новый год?

– Да ей просто нравится издеваться надо мной, – заявила девчонка. – Поди, дома муж скандалит, а она здесь свою злость на мне вымещает. У, корова жирная!

«Корова жирная» – наверно, самое страшное оскорбление в Настиных устах. Хотя Веру Ивановну худенькой не назовешь – вон какая необъятная! А розовый цвет ей только прибавляет объемов.

– Ненавижу Новый год! – в сердцах воскликнула моя «подружка» и со злостью и отчаянием бросила окурок в унитаз. Я не нашла слов, способных ее утешить.

Несмотря на праздник, наше меню ничем не отличалось от обычного. Более того, медсестра объявила, что если родственники притащат кому-то из нас салат с майонезом, он будет тут же конфискован. Короче говоря, оливье был на столе только у пухленькой Оли – ее каким-то образом запрет, как всегда, миновал.

Но волшебным образом завтрак для Насти прошел спокойно – без обычной истерики, словно судьба решила преподнести бедняге праздничный сюрприз. Неожиданным спасителем девчонки оказался Будаев – Казакова воспользовалась моментом, когда Вера Ивановна была занята проверкой очередного пакета на наличие запретных блюд, и быстренько выплеснула почти всю свою порцию влюбленному в кудрявую медсестру обжоре. Умна не по годам, восхитилась я. Сбагрила не всю кашу, часть оставила, чтобы подозрений не вызвать. Недолго думая, я тоже скормила свою долю вечно голодному троглодиту, и мы все остались чрезвычайно довольны. Я и Настя избавились от противной манки, у Будаева настал праздник желудка, а дед – даже тот выглядел вполне спокойным. Я подумала, что ему полегчало после того, как он поделился со мной своей тайной, как будто он скинул с себя тяжелый груз.

После завтрака меня вызвали на свидание к Мельникову – сегодня он приехал даже раньше, чем накануне. Я с удовлетворением оглядела букет пышных, пушистых темно-красных роз – этакий новогодний подарок.

– Вот спасибо, как раз то, о чем я мечтала! – довольно поблагодарила я и сразу же отнесла розы в палату. Заботливо установила букет в простую пластмассовую банку, которую нашла в общем коридоре, прислонила ее к стене. Расправила широкую фольгу, щедро намотанную вокруг стеблей, отошла и придирчиво осмотрела подарок. В целом смотрится довольно неплохо, оценила я и вышла из комнаты.

К пакету с фруктами – мандаринами, киви и грушами вкупе с бутылкой детской газировки вместо традиционного шампанского, я отнеслась куда с меньшим вниманием – отдала сверток Вере Ивановне, а та позвала дородную санитарку, велев ей отнести передачу в холодильник. Старшая медсестра только злобно поджала губы, когда Андрей попросил выдать мою одежду для прогулки, но помешать нам не смогла – против распоряжения врача не попрешь. Как всегда, мы удалились на значительное расстояние от больничных корпусов, и только тогда я выложила все о событиях предыдущего дня и ночи.

– Значит, у Карины был жених, – медленно проговорил Андрей, когда я излила на него весь поток новой информации. – И родители об этом не знали. Вдобавок ко всему, только ее лечили какими-то новыми неизвестными препаратами, хотя куда логичнее использовать в качестве подопытных кроликов менее обеспеченных пациентов – например, того же самого деда. У него нет родственников, как ты говорила, почему врач выбрал Семиренко?

– Ну, думаю, деду и так хватит приключений, – пожала плечами я. – Куда ему еще экспериментальные таблетки? Вполне возможно, препарат прописывают только больным с анорексией, значит, все пациенты, кроме Насти, отпадают. Я бы тоже на месте врача ставила опыты над Казаковой – у нее только бабушка из родных, отец не в счет. Старушку легко можно обдурить, она б и не догадалась, чем лечат внучку. А вот папаша Карины – человек прозорливый и умный, расчетливый. Без хорошей соображалки бизнес не сделаешь, а он вон как разбогател. Да, не сходится ничего.

Как всегда, мы добрели до церквушки – нашего конечного пункта прогулки, – и повернули обратно.

– Тебе как, еще рассказы Гоголя не пора привозить? – поинтересовался Мельников.

– Рано еще, – покачала головой я. – За букет отдельное спасибо, мои мысли читаешь.

– Обращайся, – усмехнулся Андрей, и дальше мы зашагали молча, каждый погруженный в свои размышления.

Предновогоднее утро было каким-то пасмурным и хмурым, как и мои мысли. В отличие от наших предыдущих прогулок, нынешняя меня совершенно не радовала. Мало того, я не узнала от Мельникова ничего путного касательно расследования – он хоть и просмотрел документ с секретным лечением Карины, ни к каким гениальным выводам не пришел. Как всегда, я выступаю главным мозговым центром, а Андрей и Киря выполняют роль мальчиков на побегушках – «принеси, подай, уйди к черту, не мешай». При других обстоятельствах такое положение вещей только бы польстило мне, но сейчас я не чувствовала ничего, кроме ответственности за успех дела. Который сильно задерживался.

– Как отмечать будешь? – тоскливо спросила я Андрея, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Да никак, – махнул рукой он. – Банку пива куплю и за комп засяду. Мать какой-нибудь салат притащит, вот и весь праздник.

– А у меня – твои фрукты да компания из деда с раком мозга, ненормальной анорексички и влюбленного алкоголика. Плюс злюка-медсестра по прозвищу Карга и нераспутанное дело, – перечислила я. – Вот, можешь мне позавидовать. Тебе такой Новый год в жизни не светит!

Мы перекинулись еще парой дурацких шуток, и Андрей отвел меня обратно в корпус. Подарил Карге и санитаркам по шоколадке – вроде чтобы особо не терроризировали супругу, поздравил всех с наступающим и откланялся. Я тоскливо смотрела, как Вера Ивановна закрывает за ним дверь. Ненавижу ощущение собственной бестолковости, которое сейчас упорно меня не покидало.

Дед опять куда-то исчез – поди, снова занялся своими поисками. Когда только время нашел, чтобы незаметно нырнуть в подвал. Я и раньше замечала его периодические исчезновения, но думала, что он сидит в палате – читает что-нибудь или спит. Сейчас мне хотя бы что-то стало ясно.

К слову сказать, родственники посещали не только меня. Где-то в полдень в приемную вызвали Настю, наверно, приехала Софья Петровна поздравить внучку. Девчонка отсутствовала не дольше получаса, вернулась с пакетом, на котором зеленела раскидистая елка с игрушками, и продемонстрировала мне свои подарки – очередной альбом акварельной бумаги да новенький набор красок. По виду Насти не скажешь, что она обрадовалась – девчонка казалась разочарованной. Когда мы курили в туалете, Казакова посетовала, что в дополнение к художественным принадлежностям бабушка притащила ей плитку шоколада, и она боится, что Карга станет в нее запихивать калорийную сладость.

– Зачем медсестре-то показала? – удивилась я. – Принесла бы сюда, я обожаю шоколад.

Настя еще больше расстроилась – на сей раз потому, что не сообразила, как нужно поступить. Да и меня без сладкого оставила, тоже нехорошо.

Никто не пришел только к Будаеву и к деду – даже мои полукоматозные соседки в своем непрекращающемся бреду плавно повыползали к столу свиданий. Хотелось бы знать, что у них за родственники, рассеянно подумала я. Ни дед, ни алкоголик отсутствию предновогодних визитов ни капли не огорчились – Будаев, видимо, переживал свою любовную драму, а Евгений Игоревич размышлял, где искать икону.

За обедом Настя вдруг предложила отметить праздник – мы хоть в больнице, но тоже люди, и потом, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Компания намечалась небольшая, так как некоторые пациенты находились в неадекватном состоянии, а два непонятных парня особо не жаждали с нами общаться. Я поддержала Казакову, хотя сидеть и фальшиво веселиться, когда мысли заняты совершенно другим, настроения не было. Ни дед, ни Будаев нашего энтузиазма не разделяли, и только вечно веселая толстушка Оля (похоже, волшебный салат оливье на нее так действует) взяла инициативу в свои руки. Заставила нас собрать всю более-менее годную для праздничного стола еду, и Настя с облегчением швырнула свою злосчастную шоколадку в общую кучу. У нас набралось порядочное количество всевозможных конфет и печенья – в одиннадцать утра повар каждый день раздавала больным что-нибудь вкусное, то есть покупное, а не приготовленное по заветам больничной кухни. В основном это были шоколадные конфеты, и благодаря Насте, которая их не ела, в общей куче еды их оказалось довольно много.

– Вот и положим все на стол! – радовалась Оля. – Тань, а у тебя есть газировка – чем не шампанское! Эх, надо было мужа попросить нам детское шампанское притащить, что я не додумалась…

Эта глупая суета помогла скоротать время до вечера. Не знаю, каким чудом, но мы даже уговорили злющую Веру Ивановну отсрочить на час выдачу снотворных – мол, посидеть за новогодним столом хотя бы до десяти. Дородная санитарка поддержала нашу игру и торжественно объявила, что выдаст нам в качестве подарка последний кипяток в девять вечера, мол, хоть чай попьете.

Пока мы занимались чисткой мандаринов и выкладыванием фруктов на тарелки (в столовой нам мелко порезали пару яблок), Будаев ухитрился незаметно съесть все приготовленные для стола сладости и с чувством выполненного долга улегся спать. Вчетвером – Настя, дед, Оля и я – мы уселись за стол в коридоре, открыли мое ситро. К счастью, старшая медсестра и санитарки за нами не наблюдали – наверно, у них тоже был новогодний междусобойчик.

– Вот бы вообще эту Каргу не видеть! – мечтательно протянула Настя. Я была с ней полностью согласна.

Мы быстро уговорили все фрукты и печенье (Казакова, естественно, в этом действе участия не принимала), пару раз сыграли в карты. Выпили всю газировку, нашли где-то начатую коробку яблочного сока – видимо, кто-то из больных ухитрился запрятать его от бдительных санитарок, – распили и его. Дед отправился в свою палату, так и не дождавшись положенного чая, Оля заявила, что хочет посмотреть салют, а потом мы все вместе отправились в туалет – покурить. В отличие от бодрой, словно ожидающей чуда толстушки, Настя казалась усталой и немного сонной. Она призналась, что не очень хорошо себя чувствует, и отправилась спать, выбросив в туалет недокуренную сигарету. Я тоже приуныла, и Оле, видимо, не очень хотелось лицезреть мою скорбную физиономию. Она ушла и оставила меня в гордом одиночестве. А я достала вторую сигарету и задумчиво выпускала в потолок дым, как Шерлок Холмс, размышляющий над очередной запутанной задачкой. Вот только трубки мне не хватало.

Сквозь шум вечно льющейся воды я вдруг услышала хлопанье входной двери. Странно – кто-то зашел с улицы или, наоборот, вышел? Может, компания медперсонала отправилась на улицу смотреть салют? Вряд ли, кто в таком случае будет присматривать за пациентами? Я взглянула на часы. Близится десять вечера, нам должны выдать снотворное. Значит, некто зашел в отделение. Кто бы это мог быть?

Я выбросила только что начатую сигарету и быстрыми шагами направилась в свою палату. Так, все на месте, можно действовать.

Мимоходом взглянув на давно спящих соседок, я бесшумно покинула свою комнату.