Большой Государственный Совет, возглавляемый лорд-канцлером Джулианом Варессером, собрался в зале на втором этаже, как и обычно, это шепнул сэр Норберт, что уже расставил в коридоре своих людей, частью в виде охранников, частью замаскированных под слуг.

Я перешагнул порог, за мной тут же захлопнули двери и встали стражи, а я неспешно двинулся к креслу с высокой спинкой, которое должен занимать председательствующий, на ходу быстро просматривал собравшихся.

Наши держатся отдельной группкой: сэр Келляве, в доспехах с головы до ног, все еще не расстается с тяжелым мечом, блистательный Альбрехт, он за исключением прекрасной кирасы не отличим от самых модных придворных в щегольских камзолах, правда, сапоги сменил не на туфли, а на что-то среднее между туфлями и сапогами, но с предельно низкими голенищами.

Сэр Норберт бездоспешен, меч у оруженосца, что дожидается в коридоре, одет для своей профессии безупречно, то есть удобно, элегантно и настолько просто и бесцветно, что через пять минут уже и не скажешь, какой на нем камзол и, вообще, что у него за одежда.

Сэр Рокгаллер, военный комендант Волсингейна, все больше чувствует себя заботливым градоначальником, потому давно сменил тяжелые и неудобные доспехи на роскошнейший наряд знатного вельможи, чем снискал одобрение и поддержку всех придворных и ключевых фигур во властной пирамиде империи.

Справа и слева от моего кресла с высокой спинкой расположились сэр Джулиан, Грейгер Армстронг, граф Никлас Томандер, даже принц Кегельшир, которого я меньше всего ожидал увидеть в числе членов Высшего Совета, еще несколько знатнейших вельмож, которые помимо своей вельможности еще и занимают важные государственные должности.

Как только я опустился в кресло, поднялся сэр Джулиан, могучий и величественный, заговорил мощным и раскатистым, но в то же время бархатистым голосом:

– Ваше величество! Пока вы доблестно и великодушно освобождали из рук врага маркиза Антуана, мы несколько раз обсуждали в узком кругу, а потом и в более широком, проблему укрепления безопасности империи.

– Хорошее занятие, – одобрил я.

– Мы хотели бы, – продолжил он, – с вашего разрешения обсудить одну важнейшую проблему. А заодно порекомендовать ряд мер по ее благополучному разрешению.

Я кивнул, по уши переполненный благожелательностью, какую бы проблему канцлер не назвал важнейшей, я то знаю, что все ерунда, да он наверняка знает, но все мы должны считать, что на Высшем Государственном Совете решаем проблемы, без которых вообще жить нельзя.

– Да, сэр Джулиан? Слушаю очень внимательно.

Он уперся обеими руками в край стола, глаза блестят молодо и с задором, продолжил так же отечески мощно-увещевательно:

– Ваше величество, вы молоды и отличаетесь горячим нравом, что ведет вас от победы к победе, но в сложнейшем управлении империей успели допустить ряд…

Он замялся, подыскивая нужное слово, я подсказал:

– Промахов?

Мои лорды нахмурились, сэр Джулиан покачал головой:

– Точнее сказать, упущенных возможностей.

– Э-э, – сказал я с интересом, – ткните меня носом. Наверстаем! Я люблю расширение своих возможностей. Даже больше, чем удалой пир с большой дракой.

Он проговорил торжественным голосом:

– В великих делах державы, да еще такой крупной, даже, не побоюсь этого слова, величественной, не бывает мелочей. Каждый пустячок, каждое крохотное упущение могут привести к огромным и плачевным последствиям. Ваше величество?

– Абсолютно верно, – подтвердил я, – вы правы, дорогой лорд-канцлер.

Он продолжал отеческим тоном:

– Вы воин, а это значит, человек, недостаточно опытный в государственных делах.

– Смелее, сэр Джулиан, – сказал я. – Недостаточно опытный, это слишком мягко сказано. Все верно, я частенько делаю промахи. В оправдание могу сказать только, что спешу их исправлять как можно быстрее.

Лица членов Государственного Совета заметно посветлели, наверняка ждали, что буду возражать и говорить о своей гениальности.

В этом состоянии благожелательности дела идут просто прекрасно, снова ощутил теплую волну по всему телу, словно на меня дохнул не только исполинский Бобик, но и арбогастр, размером с гору.

Маркус, сказал я мысленно, я тебя люблю, ты хороший… Как только закончу здесь, мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…

Сэр Джулиан оглядел собравшихся орлиным взором, а затем величественно, как плывущий айсберг, повернулся ко мне.

– Ваше величество, – сказал он увещевательным голосом, – у вас уже три любовницы, с этим вы поспешили, увы. Осталось всего одно место. Вы такого не замечаете, но во дворце и по всей столице за последнее вакантное место разгорелась ожесточенная борьба…

Я переспросил скептически:

– Это важно?

– Ваше величество, – сказал он проникновенным голосом, – это то, что на поверхности. Но глубже кипит схватка за сферы влияния. Сцепились могучие кланы! Каждый старается продвинуть свою избранницу. Если она займет оставшееся место, это автоматически усилит позиции тех, кто за нею стоит!.. А вы, уж простите, хоть и гениальный стратег в военных действиях, раз уж впервые в истории дошли со своей армией до Южного материка, но абсолютно несведущи в изощренности местных интриг!

Я пробормотал:

– Ну, с этим трудно спорить. Особенно насчет моей гениальности.

– Мы подготовили, – сказал он, – и рассмотрели несколько сот кандидатур.

– На место в Государственном Совете? – спросил я.

Он ответил строго и значительно:

– На единственное вакантное место, ваше величество!.. У вас по штатному расписанию идет герцогиня Херствардская, леди Мишелла и маркиза Жанна-Антуанетта Пуансон… Старшая любовница, младшая и официальная… Осталось только одно место, потому мы поторопились с этим заседанием, пока вы по неосведомленности не совершили опрометчивого шага…

– Э-э, – произнес я в затруднении, – значит, Совет собрался по этому поводу?

Лорд-канцлер почти всплеснул руками, во всяком случае начало жеста было обещающим.

– Ваше величество! Вы не представляете опасности необдуманного шага! Вы император, и каждое ваше слово, жест, взгляд или приподнятая бровь становятся предметом жарких дискуссий и предположений, что бы это могло значить!.. Потому какая женщина будет делить с вами постель – очень важно. Это вы можете предполагать, что сами выбрали понравившуюся вам, но не предполагаете, какой труд был приложен и в каких сферах, чтобы все подготовить к этому моменту…

Сэр Норберт, что слушал внимательно, хоть и с некоторым брезгливым выражением, обронил:

– Лорд-канцлер прав. Могут подставить шпионку. Даже не могут, а наверняка проведут эту операцию. Я вообще-то не уверен и насчет леди Мишеллы, хоть она в самом деле очень милая.

Я запротестовал:

– Сэр Норберт, Мишелла вне подозрений! Я ее выбрал, когда она еще не знала, что я и есть император.

– Никто не вне, – ответил он суховато. – Возможно, к ней позже нашли ключи. Такое бывает, вспомните Жанну-Антуанетту! Хорошо, сразу призналась вам ввиду особенностей женского ума, что равен утиному в двухнедельном возрасте, но могла бы выполнять их задания.

Сэр Джулиан поклонился сэру Норберту:

– Моя благодарность, сэр! Вы все прекрасно обрисовали. Чтобы не углубляться в детали, сразу сообщу, что, перебрав сотни кандидатур, вычленили десяток, а оттуда после длительных дискуссий выбрали двух…

Он говорил на полном серьезе и с такой важностью, что я тоже начал проникаться серьезностью ситуации.

Принц Кегельшир произнес с чопорностью:

– Ваше величество, мы решили предоставить вам кандидатуры принцессы Герсенды и королевы Эрмессинды. Первая – дочь короля Ротхера, сюзерена Бертгольма, а вторая – жена короля Адантера, он правит огромным и стратегически важном королевством Эммагальдом, что выходит к озеру Иссинейское, хотя оно таких размеров, что омывает земли шести королевств!

– Ого, – сказал я, – это же море, хоть и озеро. Но одно смущает… Вы предлагаете мне взять в любовницы жену короля? Живого?

– Живого, – ответил сэр Джулиан почтительно, – иначе бы она именовалась вдовой. Кстати, я сам за ее кандидатуру! Их королевство обладает немалым флотом, а это важно в стратегическом смысле…

Я покачал головой:

– Не знаю, по мне, как-то нехорошо брать в любовницы жену живого короля…

Грейгер Армстронг воскликнул:

– Ваше величество, не убивать же хорошего человека ради такой малости?

– А он точно, – осведомился я деловито, – хороший?

– Но вы же говорили, – напомнил он, – любого человека нужно считать хорошим до тех пор, пока не докажет обратное?

Альбрехт пробормотал едва слышно:

– А почему и нет, если это доставляет неудобство императору?

Все промолчали, только сэр граф Никлас Томандер тихонько покашливал и поглядывал на меня поверх листа бумаги в его руках.

Я сказал с укором:

– Сэр Альбрехт, вы инсвинируете мне вообще-то черт знает какую людоедность!.. Нет, я против. Нехорошо обижать человека, даже незнакомого, просто потому, что мне восхотелось его жену.

– Не вам, – уточнил лорд-канцлер со строгой важностью, – а империи. И не восхотелось, а понадобилось. У империи только интересы и притязания, а не хотения. Это другой уровень приоритетности и важности интересов. Интересы державы всегда выше личных, ваше величество. Если надо, то надо.

– Для вас, ваше величество, – уточнил сэр Альбрехт. – Для крестьянина, конечно, личный огород важнее всего на свете. Хотя, конечно, и для него жена соседа… гм…

– А для императора, – добавил лорд-канцлер, – вся империя – личный огород. Если нужно, то нужно. Все мы в тисках сложной и очень сбалансированной системы, которой подчиняются жены королей, сами короли и даже вы, ваше величество!..

Я взглянул на него в упор.

– Почему я, властелин Багровой Звезды Зла, должен подчиняться?

Он терпеливо уточнил:

– Потому что это проще. Что предпочтительнее для достижения великой цели, разрушить ряд королевств или переспать с какой-то женщиной?..

Я пробормотал:

– С какой-то?.. Ну да, в постели все одинаковы, хотя и разные. Почему бы и нет… Однако не хочу обижать короля Адантера! И, уж поверьте, не стану.

Лорд-канцлер воскликнул с досадой:

– Ваше величество!.. Какие обиды?.. Все давно расписано, регламентировано и узаконено. Хотите, покажу документы и законы, хотя там слой пыли выше ваших сапог!

– Верю на слово, – ответил я. – Но давайте этот важный для державы вопрос пока отложим. Это не горит, а вот насчет целостности империи надо решить быстрее.

Никлас Томандер сказал с некоторым намеком на лесть:

– Императору Скагерраку не удавалось признать свою власть в тех королевствах и прочих землях, где не возжелали строить причальные пирамиды!.. Или где разрушили раньше, чем прислали императорские войска.

– Нам удастся, – пообещал я. – И без всяких постелей с женами чужих королей!

– Почему чужих? – спросил сэр Джулиан. – Они ваши, если входят в вашу империю. Вы можете предоставить королевствам и лично королям разные привилегии, но сперва все свои вольности и права королевства смиренно сдают новому императору, а уж потом распределяете, кому что и сколько. На этом мир держится, ваше величество!.. Багровая Звезда может помочь захватить власть, но удерживать ее могут только законы и строгое их соблюдение.

Члены Совета заговорили громче, на их лицах я отчетливо читал неприятие моих слов, почти бунт, я покусился на устои, к тому же в самом деле из-за незаполненной вакансии могу подставить всю империю под удар.

Хрень какая, подумал я с досадой. Безобидная, но хрень. Надо прервать как-то повежливее это заседание, что-то в упор не вижу в нем катастрофической важности. Это им заметно, в империи все было отлажено еще три-четыре тысячи лет тому, еще тысячу сглаживались оставшиеся заусеницы, сейчас все идет настолько гладко, что любое малейшее отклонение от общепринятости вызывает ужас в стабильнейшем обществе…

Со стороны двери раздался оглушающий треск, все вздрогнули, кто-то вскочил в испуге.

Обе половинки распахнулись с такой силой, что с грохотом врезались в стену. В зал, нарушая все правила, вбежал, громыхая металлом, гигант в стальных доспехах с головы до ног, сильно помятых, и с опущенным забралом, которое, похоже, заклинило от сильного бокового удара.

– Сэр Ричард, – вскричал он громовым голосом тамплиера, – тревога!.. Неведомые маги подняли из бездн темный ужас и потребовали покорности и сдачи!

Я покосился на соратников. Сэр Альбрехт гордо выпрямился, Нортон подкрутил ус, а прямолинейный сэр Келляве опустил ладонь на рукоять меча.

Лучше бы длилась безобидная хрень, мелькнула тоскливая мысль. Зажрался…