Это началось в субботу утром, когда мы лежали в кровати в компании Говарда. Тупая боль в пояснице.

Я приняла парацетамол, обернулась к Джеку и сказала:

– Беременность отбирает у тебя сперва талию, потом – лодыжки и, в конце концов, – спину.

– Странно как-то: накатывает и отпускает, – отметила я несколько позже.

Мы оба читали. Говард лежал между нами животом кверху.

– Может быть, последняя наша тихая суббота, – сказал Джек, поворачиваясь ко мне и кладя «Белые зубы» на кровать.

Я уже неделю перехаживала.

– Ни в коем случае. На следующей неделе Уолли будет лежать вот здесь, – я показала на середину кровати. – Рядом с Говардом. И надо будет коту объяснить, что значит быть старшим братом. Но суббота все равно будет тихой.

Джек улыбнулся, шире открыл глаза, они посветлели. Он медленно потянулся погладить живот Говарда. Тот этого не любил и всеми четырьмя лапами обхватывал руку, нарушившую его пространство.

– У тебя будет братик или сестричка, – обратился Джек к коту. – Но мама с папой не станут любить тебя меньше.

– Старшему ребенку полагается символический подарок.

– Какой, например? Праздничный обед?

– Именно что, – я потянулась и вздрогнула, потому что опять спину прихватило. – Мясо в желе – его истинная любовь.

– Как ты сказала? Накатывает и отпускает?

– Да нет, я тревожный ипохондрик, – я отмахнулась и села. – Не обращай внимания.

– Накатывает и отпускает волнами? – допытывался он. – Как схватка?

– Я… Ох ты ж!

– Я думал, это ты у нас доктор.

– Правильно думал, – ответила я, улыбнувшись.

Меня скрутила очередная схватка – от спины и боков к животу.

– Неизбежный Уолли.

– Ну, так что? – спросил Джек. – Мы рожаем?

– Именно это мы и делаем, – я чувствовала себя самой счастливой за всю свою жизнь, пусть и на пике схватки.

– Интересно, дадут ли мне валиума? – Джек сел рядом со мной.

Я шлепнула его по руке, смеясь, не в силах остановиться.

– Рано пока. Еще долго-долго.

Джек обернулся ко мне, подняв брови:

– А не пора ли нам сейчас уже выметаться?

– Не-а. Подождем, пока интервал не станет несколько минут, а то сейчас меня просто отправят обратно.

– Правда? – Джек вытаращил глаза. – Но ты же… это… рожаешь? Это же опасно?

Я тихо засмеялась.

– Пойду приму ванну, – сказала я и голая пошла через коридор.

Шаги стали тяжелее. Я не привыкла еще к своим увеличенным размерам, натыкалась на дверные рамы и часто задевала торчащий живот локтями. Принимая душ, не могла наклониться и достать до чего хочется, сгибалась на несколько дюймов – и все. Странным было это время, непривычным собственное тело.

Я переехала в ньюкаслский дом Джека. Он перешел в «Сити лайтс» на постоянную работу. Перестал быть фрилансером и вставал каждое утро в семь тридцать. Мы, наконец, повесили шторы, я научилась справляться с термостатом.

– Говард без тебя скучал, – Джек принес кота в ванную. Тот имел озадаченный вид, морщил рыжий лоб. – Ему его ночной процедуры не хватало.

– А я скучала без него.

Голос у меня изменился, стал высоким – счастливым. Я опять была с Джеком и снова стала врачом – такого сочетания у меня еще не было. Джек мне слал сообщения во время смен – забавные мемы, которые хотел мне показать, интересные статьи о медицинской этике, актуальные медицинские вопросы. Я их все читала и с радостью отвечала за чашкой чая на перерывах.

Приходя домой, заставала его за готовкой, Говард терся о ноги.

Кот протянул лапу и хлопнул меня по лицу.

– Эй! – возмутилась я.

А Джек засмеялся.

– Он тобой недоволен, что ты мои письма читала.

В этом замечании была иголочка. Наверное, всегда теперь будет.

Он часто об этом вспоминал, задавал мне вопросы про этот хакерский поступок. Я краснела, отвечая. Иногда он смотрел на меня грустно – будто я тоже совершила над ним насилие, прокралась к нему в ночи.

Но ведь и я иногда смотрела на него грустно. Думая, что он был убийцей, вспоминая все вранье, что он мне наговорил.

– Это он тобой недоволен, что ты полгода мне правды не говорил, – парировала я.

Мы переглянулись, и оба промолчали.

Джек застенчиво кашлянул и осторожно меня поцеловал.

Жизнь не идеальна, но это наша жизнь.