В то же время происходила примечательная активность, которую можно назвать параллельной рок-н-рольной жизнью. К музыке отношение она имела косвенное, но именно она вскоре привела к созданию Свердловского рок-клуба. Это были собрания и обсуждения. И почти все рокеры (реальные, потенциальные, а также сочувствующие) в них с большим энтузиазмом участвовали.

Есть милые такие фотографии, где свердловские рокеры топчутся то перед управлением культуры, то перед каким-то райкомом комсомола, потом заседают в просторной комнате — все улыбающиеся, почти счастливые. И обязательно кто-то «держит речь». То Андрюша Матвеев, то Илюша Кормильцев. А перед ними — рокерский народ. Счастливые — это видно. Все эти «собрания и обсуждения» продолжались года полтора, и весной 86-го произошло долгожданное открытие рок-клуба. А дальше все пошло не совсем так, как ожидали рокеры.

Рок-клуб, как ни крути, был некоей организацией, а значит, кто-то должен был ею руководить. Президентом стал Коля Грахов, но это закономерно — Коля задолго до того был рок-энтузиастом и рок-пропагандистом. Появились всякие инстанции вроде худсовета. И появились какие-то люди, которые к року отношения не имели никакого, кроме гуманитарного. Люди были славные — умницы, симпатичные. С ними дружили, с ними советовались, они что-то решали, потому что — это важно! — каждый из них, в отличие от рокеров, был «с правом голоса». Какого-нибудь, но голоса. А рокеры были без права оного.

Не требовалось большой прозорливости, чтобы понять, в какой конторе они работают. Точнее, «на какую контору». Впрочем, надо отдать им должное — они не шибко лезли и практически не мешали. А рокеры получили зал в шикарном Доме культуры им. Свердлова. В самом центре города — центрее не бывает! И возможность три-четыре раза в год устраивать нечто вроде фестиваля. Куда могли даже пригласить своих знакомых. Но! — строго по пригласительным.

«Урфин Джюс» на I фестивале Свердловского рок-клуба, 21 июня 1986 года. Фото Олега Раковича

Это была почти революция. Рок-революция. Но, как это всегда бывает после революции, руководить пришли люди, которые ее не совершали. А закончилось рок-движение в тот момент, когда эти люди стали исчезать один за другим. Не «вообще исчезать», а из рок-клуба. Году в 89-ом, когда Комитет государственной безопасности потерял к рок-музыке какой-либо интерес. Сперва исчезли эти симпатичные люди (я не иронизирую — я и до, и после дружил с некоторыми), затем исчезли некоторые «подпорки» — финансовые и организационные, на которых держался рок-клуб. И скоро стало ясно, что рокеры сами по себе ни организовать, ни профинансировать это все не могут. Рок-клуб как-то еще влачил свое существование, но это было уже «не то». И он сдох.

И это до сих пор жаль. Было много групп, которые могли существовать только в искусственных рок-клубовских условиях. Сами по себе они выжить не могли (по разным причинам). А группы были интересные. С исчезновением рок-клуба они должны были исчезнуть.

Вообще, самые талантливые часто оставались «за бортом». Выжили те, у кого хватало сил, желания и везения на то, чтобы рваться наверх.

Должен признать, присутствие КГБ в рокерских рядах ощущалось всегда. Однако было оно не таким, как теперь представляется. Илья очень любил рассказывать историю о том, как появился в «Урфине Джюсе» один человек… Пересказываю, ибо сам свидетелем не был, хотя человека знавал впоследствии.

«Урфин Джюс» в лучшие годы был эдаким клубом по интересам — кто-то играл, кто-то стихи писал, а кроме них приходили и уходили люди многие. И паспорта у них не спрашивали, местами работы не интересовались… И появился симпатичный такой парень — грамотный, умница, вино пьет с удовольствием… Да и хорошо — пили с ним вместе. И однажды на пьянке кто-то что-то брякнул про Советскую власть. Просто так брякнул, для красного словца.

И этот парень говорит: «Ребята, послушайте, я из КГБ».

И настала пауза. До-о-олгая пауза… Парень объяснил.

Сказал, что узнал «на работе», что к группе «Урфин Джюс» собираются приставить специального человека. Могли приставить какого-нибудь дурака, которых и в этой конторе всегда было предостаточно, и стал бы этот дурак по любому поводу всякую ерунду писать; парень вызвался сам. Дальше он сказал: «Я же вижу, вам вся эта политика "по барабану", а от нечего делать не надо при мне ерунду говорить — я буду обязан об этом докладывать, а я не хочу».

И больше при нем никто ничего такого не говорил. Но пили вместе и дальше. Потом куда-то он пропал. Видимо, на другое место перекинули… И никто на него зла не держал — свидетельствую.

Рокеры не были антисоветчиками. Именно потому, что изначально не были «махрово-красными» — большинство истых антисоветчиков пришли на путь истого антисоветизма из махрово-красных, а не из западников. Рокеры были какими угодно, но никак не махрово-красными, и когда их обвиняют в антисоветизме — не покупайтесь на эту утку. Чего не было, того не было. Любить Совок — нет, не любили. Его никто не любил — от доярок до секретарей обкомов. Совок в те времена напоминал чем-то эдакого постылого сиротинушку — все его вроде как по головке гладят, да никто не любит. В каком-то смысле, это его и сгубило. Да и не за что его было любить. Но чтоб тельняшку на себе рвать, лезть с ним в драку?.. Не стоил он того.

Впрочем, если быть точным, нужно помянуть одного человека — единственного из свердловских рокеров, который схлестнулся с Совком нешутейно. Его звали Алекс. По фамилии Фикс-Шимель, хотя в начале 80-х он был по жене Мальцев. Из старых хиппи — длинный, волосатый, бородатый, улыбчивый, несколько наивный. Эдакий прихиппованный Дон-Кихот. И был он старшим братом одной красотки с совершенно фантастическими ногами… (О чем это я? Ну, не мог не вспомнить — это ж какие ноги-то были!..) Алекс был свердловский, но жил в закрытом городке Снежинске («Челябинск с какой-то цифирью» — не помню точно). И там со своим приятелем — Игорь, кажется — они записали альбом под маркой «Бэд Бойз». «Гимн» назывался. Сейчас считается, что это был самый радикальный антисоветский альбом в истории советского рока (кому интересно, читайте «Александр Кушнир, "100 магнитоальбомов Советского рока"» — там все подробно сказано).

Что считали в КГБ, я не знаю, но разделались с ребятами тихо и жестко. Тихо, потому что старательно избегали скандала — замяли. И как-то там все очень сурово произошло, подробностей не знаю. Хотя — да, никто не сел, ничего такого чрезмерного не было. У Алекса как-то быстро случился канцер, он умер, но это позже. А в Свердловске после альбома от него шарахались.

Повторю еще раз — не было среди рокеров истых антисоветчиков. И никто не хотел, чтобы его в таковые записали. Признаюсь честно — я тоже шарахался. Алекс улыбался застенчиво и ничего не понимал. До сих пор стыдно, но — было, было… И хотя я в то время регулярно читал анонимки на самого себя и неплохо представлял, как нас пасут, это не оправдание. Все равно стыдно.

А время было совсем не вегетарианское — 85-й год.

Сейчас как-то «по умолчанию» считается, что в 85-ом началась Перестройка, тут же покатились всякие свободы, стала «расцветать» рок-музыка… В исторической реальности этого не чувствовалось. А даже и наоборот. Перестройка поначалу называлась «ускорением», ее объявили на Пленуме ЦК КПСС 23 апреля 85-го; 26 апреля рванул Чернобыль, а 7 мая вышло «Постановление о борьбе с пьянством и алкоголизмом», по прочтении которого один старый умник из философских сказал: «Все, конец, к власти пришли кретины».

Это было чудное постановление! Все о нем говорили, но немногие читали, а зря. Там была забота о том, чтобы всех мужичков, которым предстояло бросить пить, снабдить вместо стаканов столярным и слесарным инструментом, авто- и мотозапчастями, полуфабрикатами изделий культурно-бытового назначения, а также требовалось увеличить поставки «всевозможных некондиционных материалов, облагороженных и специально подготовленных деловых отходов промышленного производства, необходимых для занятий техническим и художественным творчеством».

Перед глазами вставала картина: мужик отставляет стакан, берется за напильник и с невыразимым упорством начинает заниматься техническим творчеством (не путать с онанизмом!). Поразительно, но народ это нечитанное им безумие как-то даже одобрял поначалу. Из гуманитарных соображений… Кто ж знал, чем оно кончится?.. Впрочем, были и такие, кто это внимательно читал, им было ясно — дело опять пахнет керосином…

Но жить-то надо!