В первый раз написать книжку про Илюшу мне предложили через полгода после его смерти. Потом — еще несколько раз. Я отказывался. В том числе и потому, что поспешность так или иначе отдавала бы танцами на костях. Но не только.

Я не знал, что это должна быть за книжка. Какая? О чем писать, как ее выстраивать?.. Брать интервью? Приводить чужие мнения? Уточнять даты биографии героя?.. Так я писал предыдущие истории про рок-н-ролл, но в случае с Ильей все это вызвало недоумение.

Я знал, что должен ее написать, но не знал, как ее писать. Было ясно: эта книжка должна быть «не такой». А какой?

Он был человек публичный, и память, которая после него останется (или не останется), его беспокоила. И предчувствия на сей счет были у него не слишком оптимистичные.

Когда-то мы с Кушниром написали книжку про «Наутилус», она была без финала. Считалось, «Наутилуса» еще надолго хватит, однако книжка вышла как раз после того, как он доблестно скончался. Прошло года три, Илья обеспокоился финалом. Говорил: «Напиши! Надо ее переиздать. А то пройдет еще пять лет, эта группа вообще никому будет на хер не нужна!»… Другой эпизод — когда за месяц до смерти он позвонил Саше Орлову и поставил задачу распиарить его болезнь и — а он это знал — скорую смерть, Илья сказал: «Сделай, а то сдохну тут, никто и не заметит»…

Заметили, но в общем-то он был прав. Орлов сделал все, что просил Илья, и шуму было много. На этом фоне Илюше даже вручили (посмертно, разумеется) премию «Большая книга». В чем была своя издевка, поскольку собственных книг у него за всю жизнь было две — крошечная тетрадочка со Славиными рисунками (теперь — полный раритет) и «Никто из ниоткуда», которую он сам с друзьями издал перед смертью. Ну, вручили и вручили. Дальше наступила тишина. Какое-то время его не трогали. Но нелишне вспомнить его же строчки:

Они подождали. И образ Ильи начал прорастать. Сперва — тихонечко, потом все сильней… По мере роста изменяясь и изменяясь. Многие радуются. Да и сам Илья бы порадовался — он любил, когда о нем говорили, и зачастую ему было, в общем-то, наплевать, что именно о нем говорят.

На примере Ильи я впервые наблюдаю воочию, как формируется миф. Вынужден признать — все идет «как по нотам». Вещи, для мифа малосущественные, включая подлинный образ прототипа, отбрасываются; главным становится определяющее свойство мифа — функциональность.

Миф всегда (в обязательном порядке) «отстраивается» от собственной функции. Он создается в полнейшей зависимости от того, куда и как его собираются приспособить мифотворцы. От того, в какой функции будет выступать мифологический герой, полностью зависит образ, который из него слепят.

С Ильей происходит именно эта история. Из него лепят эдакий образок гениального поэта, который сидит себе на стеночке в рамочке и улыбается. Он мудр, прозорлив, со всеми добр, любой бред принимает благосклонно и… не огрызается.

Стоп! Это Кормильцев-то не огрызается?!. Да вы с ума сошли!

Февраль 1999 года. Фото Александра Коротича

Но — увы! Содержание мифа полностью зависит от его функции. Какова функция того образа, который сейчас лепят из Ильи? По-русски прозвучит не очень благозвучно, но точно — удобность. Удобство (так хуже, неточно). С неким особым отзвуком — по-английски точнее было бы не «comfortable», а «suitable».

Это Илья-то — suitable? Помилуйте! Кормильцев мог быть каким угодно, но он никогда не был удобен! Никогда и ни для кого! И сам для себя — в первую очередь. Да-да, Кормильцев сам себе был страшно неудобен. И всю жизнь сам с собой мыкался. Но он ушел, и сейчас из него делают нечто прямо противоположное тому, каким он был. Увы, для мифологии такой процесс типичен. Нормативен. Нормален. И кому есть дело до того, что сам Илья был нетипичен и ненормален?..

Зато как теперь удобен… Не завизжит, не заорет, не будет брызгать слюной в крайней степени возбуждения… Премийку дали, а он не откажется… Вот сейчас бы ему заново втюрить это самое… «Имени Ленинского комсомола»… Уже не отмажется!..

И что поделаешь? Покойники — самые удобные люди. С ними можно делать все, что угодно. Как написала одна его приятельница:

И никуда тут не денешься — мифология работает по своим законам. Мифотворцы подчиняются им. Не стану никого обвинять — нет в том никакого злоумышления; более того, никто из мифотворящих наверняка даже и не задумывается о том, что и зачем он делает. Просто Илья был для всех слишком неудобен. И теперь, когда его нет, а время прошло, все подзабылось, его стараются довести до «желаемого» ими состояния.

Это я все еще рассказываю, почему сел писать эти строчки. Уж не знаю, насколько понятно, но стараюсь… «Внести свою лепту», как говорится. Лепта — это мелкая монета в Древней Греции. По-русски будет: «свою копеечку». Свой грошик…