Книга: Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси
Назад: Новый год в одиночестве (Пер. Т. И. Корнильевой)
Дальше: Ин Чуань

Фань Ипин

Необычный допрос
(Пер. Е. И. Митькиной)

Вань Игуан, как обычно, досмотрел провинциальные новости и выключил телевизор. Он прошел в кабинет и с трудом опустился на скамейку из палисандрового дерева. Это была самая простая скамья, на которую обычно клали ноги, а сейчас на нее опустилась толстая задница. Перед Вань Игуаном стоял стол со столешницей шириной один метр, длиной — два и толщиной восемь цуней, а еще дальше от него располагался огромный стул. И столешница, и стул были выполнены из вьетнамского желтого палисандра. Поэтому можно сказать, что по сравнению с ними скамейка из обычного палисандра выглядела чем-то второсортным. Сейчас он сознательно сел на нее, потому что сегодня он по-прежнему был допрашиваемым.
Вскоре вошел допрашивающий и уселся на стул из желтого палисандра. Эта женщина с нанесенной на лицо маской из морских водорослей походила на призрак и испугала Вань Игуана, хотя он и понимал, что это его жена.
— Может, ты сначала смоешь маску, а потом уже зайдешь? — спросил он ее. — Ужас какой.
— Я ее недавно нанесла, она еще не полностью впиталась. Да и ты слишком разволновался. Посмотрим, испугаешься ли ты, если я в таком виде буду тебя допрашивать, все ли расскажешь? Вчера, когда у меня было обычное лицо, ты ничего не сказал.
Вань Игуан в душе согласился с тем, что в ее словах есть логика и даже мудрость. Допрос, действительно, должен вестись по нарастающей и становиться жестче, нельзя обращать все в шутку, как будто это просто детская забава.
Допрос начался вчера. Его жена изображала или, можно сказать, взяла на себя функцию члена провинциальной комиссии по проверке дисциплины, допрашивала Вань Игуана и изучала его дело. Он даже представил, что уже стал объектом так называемого «двойного указания», и теперь в кабинете — назначенном месте — его проверяют, ответит ли он на вопросы в назначенное время.
Очевидно, ни он сам, ни его жена не вжились в роль. Жена вела себя слишком вольно и беспечно — лузгала семечки и ела суп из ласточкиных гнезд, при этом внезапно спрашивала: «Сколько ты за эти годы с него взял денег?» или вдруг говорила: «А у сына в Америке сейчас восемь утра». Из-за такого ее несерьезного поведения Вань Игуан тоже не мог по-настоящему разволноваться. Он никак не мог погрузиться в ситуацию предполагаемого разбирательства в духе «двойных указаний», у него не получалось представить себя подследственным. Как бы то ни было, жена все равно выглядела ужасно вульгарной, но при этом богатой и роскошной женщиной. И то, что она, с ее пошлым вкусом, изображала чиновника из комиссии по проверке дисциплины и допрашивала хитрого и дальновидного мужчину, на самом деле выглядело смехотворно. В такой ситуации только идиот признается в получении взятки и ответит на другие вопросы, связанные с коррупцией.
Но жена была единственной, кто подходил на роль следователя из комиссии по проверке дисциплины. Ему нужно было, чтобы она допросила его, допросила со всей строгостью, как настоящий член комиссии или как прокурор, посостязалась с ним в мужестве и мудрости, помогла проверить психологическую закалку, способность приспосабливаться к новым условиям и стойкость. И если вдруг его действительно вызовут для «двойных указаний» или прямо в прокуратуру, он был бы уже подготовленным «стреляным воробьем», роботом-трансформером.
Накануне вечером после неудачного допроса супруги легли спать, и Вань Игуан обеспокоенно спросил супругу, ожидавшую от него «уплаты налогов»:
— Товарищ Ли Мэйфэнь, могу я выдвинуть требование?
— Какое требование?
— Когда будешь меня допрашивать, сделай так, чтоб я разволновался, чтобы мне стало страшно. Когда ты меня только что допрашивала, я ничего такого не испытывал.
Жена недоуменно спросила:
— Зачем тебе волноваться и бояться?
— Если я разволнуюсь, испугаюсь, то могу проболтаться, выдать себя с головой и честно все рассказать.
Жена все еще недоумевала:
— Разве не лучше не рассказывать честно? Нам ведь как раз нужно, чтобы ты не говорил честно.
— Если я здесь разволнуюсь, испугаюсь и все честно расскажу, то ничего страшного. Потому что это лишь предварительный допрос, учения, как учения по противовоздушной обороне, противопожарные учения и учения на случай землетрясения. И если когда-нибудь меня вызовут для «двойных указаний» или в прокуратуру, я смогу не волноваться и не бояться, и тогда не надо будет рассказывать все по-честному. Это называется «предупрежден — значит вооружен», так можно предотвратить беду. Ты понимаешь?
Жена осмыслила услышанное и произнесла:
— Понимаю.
Глядя на мужа, равнодушного к ее ожиданиям, она была вынуждена действиями напомнить ему о своих желаниях. Однако он по-прежнему оставался безучастным, и тогда она сказала:
— Сейчас ведь ты должен удовлетворить мой запрос?
Вань Игуан посмотрел на свою жену, постаревшую, похожую на пожелтевшую жемчужину, но свирепую, как волк или тигр. Его сердце застучало от страха, тело затряслось в ознобе, выступил холодный пот:
— Хорошо бы завтра, когда ты будешь меня допрашивать, я так же разволновался и испугался.
Сегодня жена действительно выглядела устрашающе. Вань Игуан взглянул на нее и больше не осмеливался поднять глаза. Он низко опустил голову, словно собирался признать вину.
— Готов? — спросила жена.
— Угу.
— Тогда я начинаю допрос. — Она прочистила горло, а потом, глядя на толстощекого мужа, внезапно хлопнула рукой по столу и вскочила: — Вань Игуан! У тебя наверняка еще есть деньги, о которых я не знаю, где ты их спрятал?
Вань Игуан поднял голову и топнул ногой:
— Да кто ж так спрашивает? Никто так не спрашивает!
— А я хочу и спрашиваю! Я подозреваю, что ты прячешь от меня деньги!
Вань Игуану пришлось взглянуть на жену:
— Товарищ Ли Мэйфэнь, ты должна запомнить, что сейчас ты — член комиссии по проверке дисциплины или даже прокурор. Задавай вопросы как профессионал, хорошо?
Выслушав замечание мужа, жена изменила свое поведение и образ мыслей, все обдумала и произнесла:
— Вань Игуан, сначала я разъясню вам политику нашей партии: великодушие по отношению к тем, кто признал свою вину, и суровое наказание тех, кто вину не признает. И теперь я задам вопрос, а вы должны честно и откровенно ответить.
— Хорошо, спрашивайте.
— Как нам стало известно, с того момента, как вы получили должность начальника управления по контролю за безопасностью на производстве в городе Наньхэ, за неполные четыре года вы, не зная меры, брали взятки от владельцев рудника, компании по постройке железнодорожных мостов, фирмы по производству фейерверков и хлопушек. Если не учитывать взятки вещами, а только наличными, то, по грубым подсчетам, сумма составит примерно тридцать пять миллионов юаней. Правильно?
— Неправда! Я бескорыстно и неподкупно служу обществу, я абсолютно чист и никогда не нарушал закон за взятку и не занимался коррупцией.
— Вань Игуан, у меня есть доказательства моих слов. Мне прекрасно известен источник этих тридцати пяти миллионов. Бизнесменов, которые передавали вам деньги, много, я лишь выбрала наиболее крупных. Сян Бэйфан из корпорации «Рудник Лунчан» несколько раз давал вам взятки. Миллионов восемь же было? Тан Лэй из компании «Бэньтэн», занимающейся постройкой железнодорожных мостов, вы еще называете друг друга братьями, дал как минимум шесть миллионов, так? Только ваша жена получила от него три миллиона. Вэй Дуннин из плавильного завода Наньси — пять миллионов, они тоже пошли вашей жене напрямую. Это уже девятнадцать миллионов. А еще добавить к этому взятки от бизнесменов разных уровней на Новый год и другие праздники — больше десяти миллионов. Вот в целом и выходит как минимум тридцать пять миллионов. Из них двадцать уже переведены за границу, а конкретнее — в США. А еще пятнадцать хранятся в газовом баллоне под деревянным полом в спальне в герметично закрытом пакете. Все верно?
Вань Игуан слушал, дрожа всем телом, и к концу речи сжался в комок, словно его раздели догола. Информация была четкая и конкретная, точно и совершенно достоверно назывались по порядку дававшие ему взятки люди и суммы, некоторые сведения он и сам помнил не так подробно.
— Вань Игуан, не отпирайся! Это бесполезно. Чистосердечное признание — вот твой единственный выход!
Вань Игуан плюхнулся на колени и начал биться головой об пол:
— Я буду честен! Я признаю! Я, Вань Игуан, виноват перед партией, партия меня взрастила, доверила важный пост, а я не оправдал ожиданий. Я сейчас же верну эти тридцать пять миллионов, прошу проявить ко мне снисходительность, указать мне путь к спасению!
Сначала его коленопреклоненная просьба вызвала у супруги смех, но потом она начала его бранить:
— Вань Игуан, ну ты и тряпка! Сразу сдал оружие и капитулировал. Если ты признаешься, то за эти тридцать пять миллионов лишишься головы, ты хоть это понимаешь?
Вань Игуан поднял голову и посмотрел на черное из-за нанесенной маски лицо бранившей его жены:
— Я и правда принял тебя за члена комиссии по проверке дисциплины или за прокурора!
— Тогда тем более нельзя признаваться, идиот!
— Но ты же точно перечислила всех взяткодателей и суммы!
— Это потому что я — твоя жена! И я знаю, что ты столько получил. И сейчас я тебя допрашиваю, естественно, я все верно говорю.
— Но что если комиссия или прокуратура тоже все тщательно расследует и узнает, сколько я получил?
— Все равно можно отпираться!
— Как?
— Говорить, что ни от кого денег не брал!
— А если кто-то меня выдаст и даст показания против меня?
— Ну и что? А ты говори, что они возводят на тебя поклеп.
— Но ведь я и правда брал у них деньги!
— Я тогда задам тебе вопрос, — сказала жена. — Когда тебе давали деньги, их переводили на счет? Ведь нет? Тебе напрямую давали наличные, и свидетелей при этом не было же? И никто ведь не снимал скрытой камерой? Ничего этого не было, так чего ты боишься? Зачем паникуешь?
— А ведь и правда. — Вань Игуан успокоился и снова уселся на скамейку. — Все-таки моя супруга более спокойна и невозмутима.
— Ага, невозмутима, как же! Ты только что признался, перепугал и разозлил меня. Если ты потеряешь голову, то и мне тогда конец. Бедный наш сын!
— Двадцать миллионов в США, сыну хватит, — ответил Вань Игуан.
Тут супруга вскрикнула, словно наткнулась на какую-то сложную проблему. Она смотрела на мужа, как на мудреца или Чжугэ Ляна.
— Лао Вань, даже если никто не даст показаний, а ты сам не признаешься, то если они вдруг узнают про эти тридцать пять миллионов, сразу поймут, что они превышают наши легальные доходы, и обвинят нас во владении имуществом неизвестного происхождения. Что же делать?
Вань Игуан ломал голову, ломал, но так и не придумал, как выпутаться. Жена предложила:
— Я скажу, что это — прибыль от игры на бирже, хорошо?
— Игра на бирже? — Вань Игуан холодно рассмеялся. — Сейчас по всему миру лидируют «медведи», девяносто девять процентов держателей акций теряют деньги, и только ты получаешь прибыль? К тому же официальным лицам запрещено играть на бирже, и их родственникам тоже. Так что говорить, что играешь на бирже, — нельзя.
— Что же делать?
Вань Игуан покачал головой:
— Можно только сказать, что заняли у моих братьев. Это выход на случай, когда нет выхода.
— Но откуда у твоих братьев деньги, чтобы одолжить тебе? Чем они занимаются? Один — рыбак на Хуншуйхэ, другой разводит овец. Раньше они к тебе приходили занимать на рыбоводство и овцеводство, а ты им не давал.
— Не я не давал, а ты не разрешала давать.
— В общем, ты обидел своих братьев, разве у тебя есть еще братья?
Вань Игуан глубоко задумался, а потом произнес:
— Настоящих друзей у меня один-два — например, Сян Бэйфан и Тан Лэй.
— А мне кажется, что самые ненадежные, — это именно Сян Бэйфан и Тан Лэй. При малейшем «дуновении ветра и колыхании травы» они точно первыми тебя сдадут.
— С чего ты взяла?
— Да потому что они умные и верткие, как обезьяны, и двуличные, как улыбающийся тигр!
Видя, что супруга говорит прямо, Вань Игуан сказал:
— И что же делать? Я же больше всего денег взял именно у них — у Сян Бэйфана и Тан Лэя.
Жена заскрежетала зубами:
— Отдай им обратно.
Вань Игуан остолбенел от изумления:
— Ты с ума сошла?
— Нет.
— А тебе не жалко?
— Даже если жалко, придется смириться. Сохранить свободу — это второстепенно, на первом месте — сохранить жизнь!

 

Ближе к вечеру Вань Игуан увидел у пагоды Дуншань знакомый внедорожник «БМВ», который остановился перед ним словно преданный пес. Вань показал ему, чтобы тот встал рядом с его машиной.
Посмеиваясь, Сян Бэйфан вылез из машины, он, семеня, шел ему навстречу и с теплотой в голосе кричал:
— Приветствую, брат Вань!
Однако Вань Игуан чрезвычайно холодно сказал ему:
— Открой багажник! — И, увидев, что друг медлит, повторил: — Открой!
Затем Вань Игуан открыл багажник своего автомобиля, достал оттуда раздутый, с выступающими углами мешок, и переложил в машину Сян Бэйфана.
Тот, словно подозревая в этом какую-то махинацию, проворно остановил Вань Игуана:
— Брат, ты что это делаешь?
— Возвращаю все деньги, которые ты мне дарил.
— Брат, это что, шутка?
— Я не шучу.
Сян Бэйфан потряс пластиковым пакетом с четырьмя ручками:
— А это тогда что такое?
— Возвращаю тебе, вот что такое.
Тут Сян Бэйфана осенило:
— Брат, это же ты меня испытываешь, правда?
— Можешь так думать, но я это не имел в виду.
— Брат, но так делать нехорошо. — Сян Бэйфан притворился, будто сердится. — Неловко тебе об этом говорить, но я никаких денег тебе не давал.
— Что?
— Денег я тебе не дарил. Никогда!
Вань Игуан тоже потряс пакетом:
— А это тогда что?
— Я дарил только вяленое мясо и цзунцзы.
— Хорошо, тогда я сейчас возвращаю тебе вяленое мясо и цзунцзы.
— А я и мясо, и цзунцзы тебе не дарил! — Сян Бэйфан отпустил руку Вань Игуана и поскорее захлопнул багажник. — Брат, у вас еще ко мне какое-то дело? Если нет, то я поехал.
Вань Игуан остолбенел. Машина Сян Бэйфана скрылась из виду в мгновение ока, а он все стоял у пагоды с мешком так и не отданных денег в руках, действительно похожим на мешок с вяленым мясом.
— Будда, ты сам все видел, можешь подтвердить! Деньги я вернул, это Сян Бэйфан от них отказался, — пробормотал Вань Игуан, обратившись лицом к пагоде.

 

Вань Игуан и Тан Лэй ловили рыбу на берегу озера Наньху. Они были крайне сосредоточены, вот только клев не шел, словно рыбы были гораздо умнее двух мужчин на берегу. Рядом с каждым из них стояло ведро, накрытое крышкой. Вань Игуан спокойно сказал:
— Тан Лэй, когда будешь уходить, не забудь взять мое ведро.
— Старший брат Вань, я не буду брать ваше ведро. И не только не заберу, я еще и новое вам подготовил, чтобы отблагодарить.
— Это не благодарность, а вред, ты это понимаешь?
— Брат Вань, клянусь, я никогда не сделаю ничего, что могло бы обидеть вас! Будьте спокойны, совершенно спокойны!
— Да я беспокоюсь не из-за тебя, а из-за прокуратуры и комиссии по проверке дисциплины. Если все выплывет наружу, то они от меня уже не отстанут.
— Про наши дела знает лишь Небо, земля, вы да я. Если вы никому не скажете, то и я, хоть убей, никому не скажу. Откуда же тогда комиссия и прокуратура узнает?
Вань Игуан пристально посмотрел на Тан Лэя:
— Ты правда не выдашь, если они будут бить тебя до смерти?
От взгляда Вань Игуана Тан Лэй покраснел, вздернул подбородок и произнес:
— Брат Вань, если вы мне не верите, то я готов прыгнуть в озеро, чтобы вам доказать! Вот сейчас и прыгну! — Он поднялся. — Верите или нет? Если нет, то я прыгаю!
Вань Игуан, увидев его решимость и непреклонность, удержал его:
— Хорошо, брат, садись. Давай ловить рыбу.
Тан Лэй сел, как герой, смывший с себя подозрение в предательстве. Теперь, сбросив это тяжкое бремя, он продолжил уже спокойно ловить рыбу. Однако клёва по-прежнему не было. Тогда Вань Игуан сказал:
— Давай так. Заключим сделку: если я первым поймаю рыбу, то ты заберешь мое ведро. А если рыба сначала ухватит твой крючок, то ты можешь ничего не брать, я принуждать не буду, хорошо?
— Но если я первый выловлю, то мое ведро все-таки станет вашим! — сказал Тан Лэй.
— Договорились!
Только он договорил, как удочка Тан Лэя дернулась. Тот поспешно ухватился за нее и начал сматывать леску. Вскоре показался красный карп, которого Тан Лэй потихоньку подтянул к себе. Он взял его обеими руками, словно зажженный факел, и, ликуя, поцеловал:
— Какой ты молодец!
Глядя на удалявшегося с пустыми руками победителя Тан Лэя, а потом на два наполненных деньгами ведра, Вань Игуан чувствовал тяжесть на сердце и неловкость. Ведь он хотел вернуть деньги, а теперь не только не вернул, но еще и получил новое ведро денег. Эта ситуация напоминала дом с протекавшей крышей, на который обрушился проливной дождь, зарядивший на всю ночь. Или человека, который собрался уговаривать других отказаться от наркотиков, а в итоге не только не преуспел в этом, но и сам на них подсел. В полном унынии он начал собирать удочку и тут обнаружил, что на крючке не было наживки! Это он сам забыл? Или наживка была, но ее аккуратно съели хитрые рыбы?
— Рыбы, вы меня слышите? Это не я не хочу быть честным чиновником, я очень хочу! Это вы мне не дали такого шанса, это Тан Лэй мне не дал такого шанса! Почему же так сложно быть честным чиновником?
На горестные вздохи Вань Игуана никто не ответил, поверхность озера оставалась чистой и безмятежной, как зеркало.

 

Деревянный пол в доме был взломан, а газовый баллон распилен на две части. На первый взгляд могло показаться, что квартиру ограбили или что в ней провели обыск борцы с коррупцией. К счастью, Вань Игуан и его жена знали, в чем дело, они спокойно и невозмутимо взирали на этот хаос.
Засучив рукава, Вань Игуан взялся за починку поврежденного пола и баллона. Задача была для него легкой, ведь когда-то он работал сварщиком, да и плотницкие работы были ему не внове. К тому же жена ему активно помогала. Довольно быстро они вернули деньги, которые не удалось отдать, на прежнее место и хорошенько замаскировали. А новые поступления они спрятали в надежном, как им обоим казалось, месте. В пакет они положили и разные по толщине «красные конвертики» от подчиненных, подаренные на Новый год. Пересчитывать было лень, и они их даже не открыли, так спрятали. Когда дело было сделано, они улеглись на пол, муж смотрел в потолок, а жена — на мужа.
— Игуан, когда я выходила за тебя, ты был всего лишь начальником технического отдела электросварочного цеха на горно-металлургическом комбинате Наньхэ. Ты же не предполагал, что займешь должность начальника управления? — спросила жена, ее глаза были полны радости и восхищения.
— Это говорит о том, что ты приносишь процветание и успех! — равнодушно отозвался муж.
— Ну, это-то естественно! Поэтому в наших деньгах половина — моя.
— Жизнь непредсказуема, сложно представить, что будет дальше. Кто может гарантировать, что это богатство останется нашим?
— Главное, чтобы с нами все было в порядке, тогда и деньги будут нашими. Есть человек, есть и деньги.
— Неверно. Есть деньги, нет денег, а человека может и не быть. Если вот эти деньги найдут, то меня точно не будет!
— Я тоже знаю, что эти деньги таят в себе опасность. Разве не я сказала тебе вернуть часть? Но что сделать, если никак не вернуть? Скажи, когда ты возвращал деньги Сян Бэйфану и Тан Лэю, почему они отказались их брать?
— Потому что я все еще занимаю свою должность, и им еще придется обращаться ко мне с просьбами.
— Ну а если ты в какой-то день не будешь занимать эту должность?
— Зависит от того, при каких обстоятельствах я перестану ее занимать. Из-за того, что возраст подошел, или из-за того, что комиссия по проверке дисциплины и прокуратура сделают так, что я не буду занимать свою должность, несмотря на мою молодость — это две различных ситуации.
— Ну, тогда тебе надо придумать способ, как перестать занимать свою должность, только когда возраст подойдет. Давай продолжим допрос! — И она первой поднялась с пола.
— На сегодня хватит, я устал, — сказал муж и только тогда посмотрел на нее.
— Пусть ты и устал, все равно надо провести допрос! Сейчас ты устаешь, чтобы потом не уставать, ради второй половины жизни… Чтобы у нас была вторая половина жизни.
Без долгих разговоров жена потащила мужа за собой.

 

Глава группы надзора за дисциплиной государственного управления по контролю за безопасностью на производстве и заведующий канцелярией почтительно стояли перед Вань Игуаном, ожидая указаний.
Вань Игуан легонько подтолкнул лежавшие на столе несколько десятков красных конвертов разной толщины поближе к своим подчиненным. Эти конверты погрузили обоих сотрудников в оцепенение.
— Эти красные конверты — этого года, но есть несколько с прошлого года, часть — от мелких учреждений, их всучили мне, воспользовавшись моей неподготовленностью, — пояснил Вань Игуан. — От кого они, я не помню и не собираюсь выяснять. Кадры надо сохранять по возможности. А вот конверты я не могу оставить, вы их заберите, подсчитайте, запишите и отдайте в казну.
После этого глава группы надзора за дисциплиной и заведующий канцелярией при Вань Игуане пересчитали содержимое конвертов. Вань, словно опасаясь смотреть на конверты и деньги, махнул рукой, чтобы все отошли в сторонку, а сам продолжал читать газету. Развернутая газета была своего рода щитом, почти полностью закрывавшим державшего ее человека. На самом деле он не читал ее, а был поглощен своими мыслями, и периодически его взор уходил в сторону на лежавшие недалеко красные конверты, которые скоро перестанут ему принадлежать.

 

Вчера вечером ключевой темой допроса стали ежегодные денежные подношения подчиненных. Если их брать по одному, то суммы получались небольшие — от тысячи до десяти тысяч, но если сложить все вместе, то, как говорится, «из множества подпушек шубу сшить можно»: в нескольких сотнях конвертов наберется в сумме больше миллиона. Каждый конверт — это скрытая гроза. Ведь если подумать, среди подаривших конверты нескольких сотен людей наверняка найдутся восемь или десять, с которыми однажды случится беда. С кем именно — неизвестно, но тот, с кем это произойдет, точно даст показания о том, что делал подарки начальнику Вань Игуану. Отлично, начнем с этих маленьких конвертов, пробьем брешь и посмотрим, что они смогут сделать.
Вань Игуан снова взломал деревянный пол, достал красные конверты, рассортировал их по толщине и размерам, выбрал двадцать-тридцать, собираясь отдать их на следующий день. Супруга пребывала в сомнениях. Вань Игуан произнес:
— Я разберусь с этими конвертами в соответствии с теорией вероятности. Среди сотен давших их мне людей, допустим, десять попадут в беду. Сейчас не знаю, кто из них. Кто и сколько мне дарил, я тоже не помню. Суммы в конвертах не превышают десяти тысяч, пяти тысяч, двух тысяч. Хорошо, из тех конвертов, где десять тысяч, я верну лишь несколько, где пять тысяч — верну чуть больше, а из тех, где две тысячи — еще больше. Почему именно так? Конвертов по десять тысяч мало, поэтому я и отдам их немного. По пять тысяч — чуть больше, я и отдам чуть больше. Больше всего — по две тысячи, вот их и отдам больше всего. Если какой-нибудь Чжан скажет, что давал мне десять тысяч — а вот они, учтены! И если другой кто-то, например Ли, будет утверждать, что давал мне пять тысяч — вот и они, тоже учтены! Чжао и Ма скажут, что давали по две тысячи — вот они! Я все отдал, все вернул в казну, в общественное пользование. В канцелярии и группе надзора за дисциплиной об этом сделаны соответствующие записи. Не верите — проверьте.
Жена его выслушала и, от избытка чувств, обняла мужа, чмокнула в лоб и принялась нахваливать его ум.

 

Красные конверты вскрыли и подсчитали. Всего их было двадцать восемь. Из них три — по десять тысяч, десять — по пять тысяч и пятнадцать — по две тысячи. Всего в двадцати восьми конвертах лежало сто десять тысяч юаней.
Вань Игуан проникновенно произнес, обращаясь к смотревшим на него с благоговением подчиненным:
— Между небом и землей — весы, гиря на нем — это народ, коромысло весов держит на другой чаше всю страну, а руководитель — точка отсчета для равновесия.
Глава группы надзора за дисциплиной и заведующий канцелярией вышли из кабинета Вань Игуана, словно ученики, только что получившие наставление от учителя, очень ценный урок. Они шли по коридору и обсуждали руководителя:
— Сознательность начальника Ваня намного выше, чем у нас! Выше, намного выше! — подняв большой палец, произнес глава группы надзора за дисциплиной.
— Мне кажется, — сказал начальник канцелярии, — этим поступком начальник Вань как будто дал нам пощечину.
— Почему ты так думаешь?
— Не буду от тебя скрывать, среди этих конвертов был один от меня.
— На сколько тысяч?
Начальник канцелярии поднял раскрытую ладонь:
— Пять тысяч, а ты? Сколько ты дарил?
Глава группы надзора за дисциплиной взглянул на него и ничего не ответил.
— Ты не дарил? Ты посмел не дарить?
Глава группы надзора кивнул в ответ.
Начальник канцелярии посмотрел на осторожного коллегу и внезапно дал сам себе пощечину, словно что-то осознал:
— Вот я трепло, не держу рот на замке, как ты.
Глава группы надзора за дисциплиной похлопал его по плечу:
— Я глуховат, не слышал ничего из того, что ты сказал.
Только после этого начальник канцелярии успокоился.

 

Линь Хунъянь очень не хотела, чтобы Вань Игуан уходил домой, ведь ей сегодня исполнилось двадцать четыре.
А Вань Игуан в любом случае должен был вернуться домой, потому что дома ждала жена.
В любовном гнездышке, приобретенном Вань Игуаном для Линь Хунъянь, они в первый раз серьезно поругались.
Линь Хунъянь сказала:
— Если ты сегодня не останешься со мной, то я покончу с собой тебе назло!
— Как ты собираешься это сделать?
Девушка схватила нож для разрезания тортов и сделала движение, как будто режет вены:
— Вот так!
Затем подошла к окну, отдернула занавеску и сделала вид, что бросается в окно:
— Или вот так!
Потом она взглянула на люстру, сходила на кухню за веревкой, встала на стол, перекинула веревку через люстру, закрепила и сделала петлю, в которую просунула голову:
— И вот так еще можно!
Вань Игуан спокойно наблюдал за этой демонстрацией трех способов самоубийства, а затем холодно произнес:
— Твои варианты ужасно банальные, можешь что-нибудь новое придумать? Можешь использовать воображение?
Разгневанная Линь Хунъянь перелезла со стола прямо на плечи Вань Игуана и схватила его за волосы:
— Сволочь! И как мне умереть? Говори!
— Давай я пойду домой подумаю, как надумаю, сразу тебе сообщу.
— Сегодня мой день рождения, почему ты так стремишься уйти? Раньше, в обычные дни, прогоняла — ты не уходил. А в последнее время ты приходишь ко мне лишь раз в три-четыре дня, штаны надел — и смылся. В чем все-таки дело?
— Не могу сказать. Просто не могу сказать.
— Пока не скажешь, даже и не думай уходить!
Вань Игуан понял, что она настроена решительно, никакие уговоры не действуют, и стал умолять ее слезть с него, после чего произнес:
— Каждый вечер жена допрашивает меня, для этого мне и надо вернуться, понятно?
— Почему жена тебя допрашивает?
— Потому что я виноват.
— Я знаю, что ты виноват, и преступление твое велико. Но жена — не прокурор и не судья, почему она тебя допрашивает? На каком основании?
— А вот это секрет, дорогая. — Вань Игуан смягчился. — Сейчас пока не могу тебе рассказать. Одним словом, допрос, который она проводит, важен, очень важен. Это касается моего будущего и моей судьбы, и твоего будущего и твоей судьбы. Это все, что я могу сейчас рассказать.
Во время его речи затрезвонил телефон. Звонила жена, Ли Мэйфэнь.
Из трубки раздался ее голос:
— Вань Игуан, уже поздно, почему ты еще не дома? Пришло время допроса, ты что, собираешься отлынивать?
— У меня важный прием.
— Какой прием может быть важнее допроса? Важнее твоей жизни? Ты еще собираешься остаться в живых? Сохранить жизнь?
Вань Игуан поспешно произнес:
— Хорошо, я уже иду, прямо сейчас.
Так как Линь Хунъянь заставила Вань Игуана использовать громкую связь, она услышала его диалог с женой. Хотя разговор и показался ей странным, она больше не выглядела такой сердитой, как раньше.
— Ты все сама слышала, это вопрос жизни и смерти. Отпусти меня, — произнес Вань Игуан. — Давай обнимемся.
Линь Хунъянь надула губы и прильнула к нему, не в силах расстаться. Внезапно она укусила Вань Игуана в шею сзади.
Он вскрикнул от боли и оттолкнул Линь Хунъянь.
— Это на память о моем дне рождения, — сказала она.
Вань Игуан подошел к трюмо и обнаружил багряно-красный глубокий след от зубов на загривке, на уровне нижней челюсти.
— Ну и как я это объясню? Отвечай!
— А ты скажи, что тебя крыса укусила. Огромная крыса из шахты. Ты же отвечаешь за безопасность на производстве. Сегодня ходил в шахту с инспекцией, и в заброшенной шахте тебя укусила крыса. Можно считать, что это проблема с техникой безопасности, производственная травма.
Вань Игуан опешил, а потом внезапно рассмеялся:
— Даже если я идиот, ты думаешь, что моя жена тоже идиотка? Нет, она совсем не глупа.

 

Стоило Вань Игуану войти, как жена обнаружила укус на его шее, потому что лекарственная мазь была белой и нанесена толстым слоем, да еще специфически пахла, ударяя в нос, и от нее слезились глаза.
Ли Мэйфэнь спросила:
— Что у тебя с шеей?
— Сегодня четыре часа, не двигаясь, слушал доклад руководства, шея ужасно затекла, — непринужденно соврал Вань Игуан, поскольку свои слова он продумал заранее.
— Это что за руководитель заставил тебя так заслушаться?
— Естественно, высокое начальство, и говорили опять о борьбе с коррупцией.
Ли Мэйфэнь посмотрела на надорвавшегося на работе мужа и сжалилась над ним:
— Тогда сегодня допроса не будет. Пойди помойся и отдыхай.
— Будет допрос. Обязательно! Сегодня я буду допрашивать тебя! Давай.
Они заняли свои места.
— Вань Игуан надел форму прокурора и уселся с серьезным видом. Он взглянул на знакомое до невозможности лицо и произнес:
— Фамилия и имя?
— Ли Мэйфэнь.
— Пол?
— Женский.
— Возраст?
— Сорок пять.
— Как зовут мужа?
— Вань Игуан.
— Вы знаете, зачем вас сюда вызвали?
Ли Мэйфэнь осмотрелась по сторонам, досконально знакомая обстановка поставила ее в тупик.
— Сюда, в управление по борьбе с коррупцией при прокуратуре, — с нажимом произнес Вань Игуан.
Ли Мэйфэнь моргнула, успокоилась и ответила:
— Не знаю.
— Ваш муж, Вань Игуан, в настоящий момент находится на допросе по поводу получения взяток в особо крупном размере. Вы — его супруга, пожалуйста, расскажите нам все, что вам известно о взятках, которые брал ваш муж, — с прокурорской интонацией спросил о самом себе Вань Игуан.
— Я ничего не знаю, — сказала Ли Мэйфэнь. Она ясно понимала, что даже если бы знала, говорить об этом нельзя.
— Ли Мэйфэнь, согласно показаниям взяткодателей Такого-то и Такого-то, вы также брали взятки. Это правда?
Жена непринужденно улыбнулась:
— Такой-то и Такой-то — это кто именно? Зачем они могли давать мне взятки? Я — простая женщина.
— Это раньше вы были простой женщиной, но перестали быть ею с тех пор, как ваш муж стал начальником управления по контролю за безопасностью на производстве. К тому же мы прекрасно осведомлены о том, что вы брали взятки, и не призываем вас к ответу только потому, что хотим дать вам шанс признаться самой и смягчить наказание. Вы же в курсе про политику великодушия к тем, кто сознался, и строгого наказания тех, кто не признает свою вину?
Ли Мэйфэнь хранила молчание, словно крепилась изо всех сил и вела внутреннюю борьбу. Затем произнесла:
— Я признаюсь.
Вань Игуан в душе напрягся.
— Я ни у кого не брала взятки. Вот мое признание.
Вань Игуан выдохнул. Он хотел рассмеяться, но сдержался и тут же придал лицу суровое выражение:
— Ли Мэйфэнь, мы сейчас должны рассказать вам, что ваш муж, Вань Игуан, полностью сознался в совершении преступления, в том, что он вместе с вами брал взятки. Отпираться бессмысленно.
— Тогда я вам тоже сейчас скажу. — Ли Мэйфэнь выпрямила спину. — Во-первых, я верю своему мужу. Во-вторых, я верю, что муж верит мне. В-третьих, мы никогда не выдадим друг друга!
Вань Игуан взволнованно хлопнул рукой по столу:
— Отлично! — Он вскочил, обошел стол и обнял беззаветно преданную ему жену. — Если бы ты родилась на несколько десятков лет раньше и попала бы в Чжацзэдун, то точно была бы сестрицей Цзян!
Ли Мэйфэнь, которую муж редко так обнимал, чувствовала волнение и определенную неловкость. Она смущенно оттолкнула Вань Игуана со словами:
— Нет, я не могу сделать то, что обидит мужа!
— Но я и есть твой муж.
Ли Мэйфэнь указала на его прокурорский наряд:
— Тогда сними форму, а то люди подумают, что у меня появился любовник.
Заплатив «налог», вымотанный Вань Игуан заснул, но почти сразу жена вытащила его из кровати и заставила пойти в кабинет, переделанный под комнату для допросов.
Полуголый Вань Игуан дрожал от холода и попросил жену позволить ему надеть одежду.
Ли Мэйфэнь взяла круглое зеркало и показала ему след от укуса, который больше не скрывала мазь. Она сурово спросила:
— Что это?
Вань Игуан понял, что укус отчетливо виден, он не знал, как реагировать, поэтому предпочел промолчать.
— Говори! Говори, тогда дам одежду.
Вань Игуан совсем замерз, но рта не раскрыл.
— Молчишь? Ну, тогда я скажу. Я тебя разоблачила! — Ли Мэйфэнь вне себя от гнева отшвырнула зеркало, а затем зажала пальцами кусок кожи на шее Вань Игуана. Эта часть кожи теперь выглядела, словно рот с зажатым в нем куском пищи, след зубов выпирал сверху. — Это же следы зубов, так? Человеческих, так? Женских, так?
Вопросы сыпались на Вань Игуана один за другим, как автоматная очередь, он не мог вставить ни слова, и хотя ему было больно, холодно и у него дергалось лицо от паники, тем не менее он лишь шумно дышал.
— Когда мы тут миловались, я почувствовала, что что-то не так. Если шея затекла, разве сюда надо было нанести лечебную мазь? На эти две акупунктурные точки? Это вообще акупунктурные точки? Это просто нижняя челюсть! А зачем наносить на нижнюю челюсть мазь? Тут я призадумалась. Когда ты заснул, я стерла мазь и посмотрела, а там — следы зубов! Откуда они? Ты сам себя укусил? А смог бы? А если тебя укусил кто-то другой, то почему? Кто осмелился бы?
— Дорогая, успокойся, послушай, что я скажу. — Вань Игуан немного пришел в себя, пулеметная очередь вопросов жены как будто дала ему время для раздумий и реагирования. — Это не следы зубов.
— Тогда что это, если не следы зубов?
— Я ставил банки. Это след от банок. У меня же болел этот шейный позвонок? Правда, было очень больно. Я пошел делать массаж. Изначально собирался просто на сеанс массажа, но мастер предложил поставить банки. Он сказал, что позвонок разболелся из-за холода, а банки как раз согревают. И я согласился. А когда он ставил первую банку, то своим неловким движением обжег мне это место, там появился волдырь, огромный волдырь. Мастер больше не посмел ставить банки, да я и не дал бы. А потом волдырь начал жутко чесаться, я его и рукой тер, и ногтями скреб, в итоге расковырял, и остался такой вот отпечаток.
Ли Мэйфэнь выслушала оправдания мужа, потом посмотрела на так называемый отпечаток. Не до конца поверив его словам, она тем не менее отпустила его кожу, зажатую пальцами:
— Ты же говорил, что у тебя важный прием? Откуда же взялось время на массаж?
Вань Игуан понял, что сомнения жены уже увели ее в сторону от истинного положения дел, и почувствовал себя спокойно, нарочно огляделся по сторонам, будто их кто-то мог послушать, придвинул лицо к уху жены, да еще и рукой прикрыл, и тихо сказал:
— На самом деле, я сопровождал начальство на массаж. Важного начальника. Когда он закончил доклад, у него тоже затекла шея. И я отвез его на массаж. Обычный массаж.
— Разве массаж может считаться приемом? Да еще и важным приемом.
— Даже когда просто угощаешь руководителя чаем, если это важный руководитель, это считается важным приемом. Понимаешь?
Ли Мэйфэнь совершенно другим взглядом посмотрела на мужа. Это был виноватый, полный угрызений совести взгляд. Она поспешила сбросить с себя халат и накинуть его на плечи Вань Игуана, который уже даже не мог дрожать от холода.
Вань Игуан в женском красном с цветочным узором халате напоминал увернувшегося от пуль окровавленного белого медведя.
— Линь Хунъянь, посерьезнее, пожалуйста, — сказал Вань Игуан, обращаясь к громко смеявшейся любовнице. Он пальцами оттянул на груди форму прокурора. — Сейчас я — прокурор Вань.
Линь Хунъянь все еще хохотала, впечатление от ее смеха было сопоставимо с эффектом от миниатюр Гао Сюминь, но ее голос и улыбка не уступали Сунь Ли. Сунь Ли была любимой кинозвездой Вань Игуана. Ни перед чем не останавливаясь, он стал ухаживать за Линь Хунъянь именно из-за ее сходства с Сунь Ли. «Ни перед чем не останавливаясь» — имеются в виду огромные суммы денег; он перепробовал все способы, добиваясь ее. По ее подсчетам, за эти два года он потратил на нее минимум десять миллионов. За эти деньги можно было в Дунгуане переспать пять тысяч раз с проститутками, а если не в Дунгуане, то и того больше. Экономически это было очень невыгодно, но удовлетворение его тщеславия и уровень качества ее услуг стоили того. Угольная шахта за десять миллионов или бриллиант за ту же сумму — это смотря что тебе надо. Вань Игуану нужен был бриллиант. А драгоценным камнем была Линь Хунъянь. Внешне она походила на Сунь Ли, даже голос был похож. Заполучив Линь Хунъянь, он как будто заполучил свою богиню. И сейчас он не мог потерять ни свой бриллиант, ни свою жизнь, поэтому ему надо было допросить и ее.
— Ты в таком виде, толстощекий и с огромными ушами, совсем не похож на прокурора. Разве прокуроры бывают с такими щеками? Не только в Компартии таких нет, боюсь, и в партии Гоминьдан нет.
— Это потому что у тебя волос длинный, а ум короткий. Нет или есть, неважно, представь, что есть. Сейчас я — прокурор из прокуратуры провинции Вань Игуан и, согласно закону, провожу допрос, поэтому прошу тебя подыграть.
Глядя на по-прежнему строгое и серьезное лицо Вань Игуана, Линь Хунъянь с трудом сдержала смех, успокоилась и сказала:
— Допрашивай!
После необходимых наставлений и стандартных вопросов Вань Игуан приступил к официальному допросу:
— Линь Хунъянь, в каких отношениях вы состоите с Вань Игуаном?
Линь Хунъянь не раздумывала ни секунды:
— Ни в каких. Я его не знаю.
Вань Игуан выложил перед ней стопки их совместных фотографий из отпусков, проведенных в Китае и за рубежом:
— Посмотрите внимательно, на фотографиях разве не вы с Вань Игуаном?
Линь Хунъянь тут же созналась:
— Я его любовница.
— Дура! Вот ты осмелела! — заорал Вань Игуан. — Как ты смеешь так говорить? Если ты так скажешь, мне конец! Ты меня любишь вообще или нет?
— Люблю.
— Любишь и при этом выдаешь?
— А что мне говорить? Вот же фотографии! — Лицо Линь Хунъянь выражало обиду.
— Ты скажи… Скажи… — Вань Игуан тоже не знал, что делать, он поскреб голову. — Как же сказать? Это же эротические фотографии!
— Я скажу, что это фотомонтаж! Я тебя не знаю, и никаких отношений у нас нет.
— Но экспертиза покажет, что фото не обработаны.
— Неважно, я буду говорить, что тебя не знаю.
— Ну куда это годится? Ты думаешь, прокурор — как твои родители? Которые верят всему, что скажет доченька? — Вань Игуан встал и медленно прошелся по комнате. — Остается только одно.
— Что?
— Надо уничтожить все фотографии. Абсолютно все.
Он собрал все снимки со стола и начал их рвать один за другим. Линь Хунъянь смотрела, как их совместные фотографии превращаются в обрывки, и на ее глазах заблестели слезы.
Наконец и Вань Игуан почувствовал ее грусть:
— Почему ты плачешь?
Линь Хунъянь зарыдала в голос.
Вань Игуан сказал, успокаивая ее:
— Сокровище мое, не плачь. Я делаю это от безысходности. Это все ради тебя, ради меня, ради всех. В прошлом, в переломный момент, когда подпольщики узнавали, что их выдал предатель, первое, что они делали, — уничтожали важные документы, чтобы те не попали в руки врага.
Линь Хунъянь подняла голову и пристально посмотрела на Вань Игуана:
— Это кто тебя выдал? Сейчас. Кто предатель? Я?
— Я не о тебе говорю. Как ты можешь быть предателем? Ты — человек, которому я больше всех доверяю, самый мой любимый человек. Ты — Цуйпин из сериала «Под прикрытием»! Она-то не была агентом-предателем, но это не значит, что рядом не было такого человека. Вспомни, был в сериале «Под прикрытием» агент-предатель? Скажи?
— Твоя жена — вот кто агент-предатель. Если тебе кого и надо опасаться, так это ее.
Вань Игуан махнул рукой:
— Жена уже прошла испытание, выдержала его, все в порядке.
— Ты допрашивал меня так же, как и ее?
— Вы — два самых важных в моей жизни человека.
Вань Игуан провел рукой по волосам Линь Хунъянь.
Она посмотрела на лицемерного Вань Игуана, приводящего для подкрепления своих слов все возможные доводы, и невольно улыбнулась:
— Это ты сейчас как прокурор говоришь?
Вань Игуан тут же сорвал с себя китель и заключил ее в объятия:
— Сейчас я — счастливый мужчина, самый главный в твоей жизни. Так ведь?
Линь Хунъянь ответила:
— Разве может быть по-другому?

 

Судя по всему, сегодня домашний допрос сильно видоизменился, усовершенствовался или проходил с удвоенной силой.
Ли Мэйфэнь по-прежнему не могла забыть об отпечатках зубов на шее мужа, все пыталась узнать происхождение следов, хотя они уже зажили и исчезли.
Но в руках у жены была фотография отпечатка, которую она сделала тайком в ту ночь. А самым ужасным было заключение ДНК-экспертизы, взятой с этого следа. Тем вечером, когда Ли Мэйфэнь смазывала ранки лекарством, она воспользовалась моментом и сохранила ватную палочку. Фотографию и ватную палочку она отдала своей лучшей подруге Люй Минь, работавшей врачом в больнице.
Люй Минь, используя свои профессиональные знания и преимущества, которые давало служебное положение, провела ДНК-экспертизу палочки, проанализировала ее и фотографии и пришла к следующим выводам. Во-первых, раны на фотографии точно не были из-за банок, это след от зубов человека. Во-вторых, на ватной палочке ДНК двух человек, один принадлежит мужчине, другой — женщине. Рассказав подруге о результатах, Люй Минь произнесла:
— Мэйфэнь, если хочешь защитить мужа, лучше не распространяйся об этом, не дай ему лишиться своей репутации и положения. Если стремишься сохранить семью, не думай о разводе и не болтай. В отчаянии и собака может броситься на стену, а мужчины, на самом деле, как та собака. В общем, не надо раздувать скандал, чуть-чуть покричи и довольно.
Ли Мэйфэнь выслушала доводы подруги:
— Мы с Вань Игуаном женаты уже двадцать лет, связаны одной нитью, не разорвать. Но проучить его, имеющего наглость завести любовницу, необходимо. У меня есть чувство меры.
А сейчас Ли Мэйфэнь разложила перед мужем фотографии и анализ ДНК и пересказала слова специалиста, а потом произнесла:
— Совершенно очевидно, что между нами встала другая женщина. Извини за выражение, но у тебя появилась интрижка на стороне, ты содержишь любовницу. Кто она?
Вань Игуан уверенно произнес, не глядя на строгую свою жену:
— Ты сейчас в каком статусе допрашиваешь меня?
— А как ты думаешь, в каком статусе я должна тебя допрашивать? Как жена? Или как прокурор?
— Если как жена, то ты втайне фотографировала мужа, тайком взяла ДНК мужа, подозревала его, придумала какую-то соперницу, это как понимать? Что ты имела в виду? Я тебя фотографировал тайком? Следил за тобой? Может быть, брал ДНК у сына, чтобы проверить, мой ли он сын? Ты зачем так сделала? Хочешь расколоть нашу семью? Или наша семья уже расколота?
Ли Мэйфэнь была обескуражена его встречными вопросами и тем, как он парировал ее обвинения:
— А если как прокурор?
— Эти фотографии и анализ ДНК не заслуживают опровержения. Я скажу, что это ты меня укусила, жена моя! Я скажу, что это раны, полученные во время ссоры или во время любовных игр, раны, полученные в браке и любви. А что касается отчета о ДНК… этот отчет… У прокурора других дел нету, кроме как заниматься этими выеденного яйца не стоящими семейными конфликтами? Это не преступление! Прокурор раскрывает преступления, чтобы наказать нарушителей закона. Для нас главное — это расследование взяточничества и коррупции. Ты должна именно с этих позиций допрашивать меня. Да?
Попытка Вань Игуана сместить акценты допроса, казалось, удалась. Жена села на место следователя и даже надела форму.
— Все экономические вопросы мы прорабатывали много раз, о чем еще спрашивать?
— Надо закрепить. Закрепить результат, — сказал Вань Игуан. — Давай так: будь со мной пожестче.
— Как именно?
Вань Игуан не ответил на вопрос, вместо этого сходил в спальню и гостиную и притащил оттуда две электропечи, у которых они грелись зимой, разместил одну перед, а другую за стулом допрашиваемого и вставил вилку шнура в розетку. Затем отключил кондиционер и сел на свое место.
Глядя на мужа, греющегося у обогревателей, жена терялась в догадках:
— Ты что делаешь? Совсем с ума сошел — летом включать обогреватели!
Печки, каждая на тысячу ватт, работали в полную силу, словно на гриле поджаривая толстого Вань Игуана. Он начал потеть, увлажнилась вся поверхность его огромного тела. Капли стекали со лба, как водопад, Вань Игуан не успевал его вытирать. Он поторопил жену:
— Спрашивай же!
— Вань Игуан, насколько нам известно, ваш сын эмигрировал в США, значит, вы — так называемый «голый чиновник». Вы уже перевели за рубеж огромные суммы. Это так?
— Это не так. Мой сын всего лишь учится в Америке и получает полную стипендию. Отучившись, он вернется на родину, чтобы послужить на благо своей страны. Примерами для него служат Цянь Сюэсэнь и Ли Сыгуан. Моя жена проживает в Китае и является простой госслужащей. У меня нет имущества за рубежом. Поэтому меня нельзя назвать «голым чиновником». Более того, я — честный чиновник.
— Согласно материалам, переданным нам комиссией по проверке дисциплины, трое ваших подчиненных нарушили партийную дисциплину, и на них было наложено административное и дисциплинарное взыскание. Они сознались в том, что дарили вам денежные подарки, десять тысяч, пять тысяч и две тысячи юаней. Позвольте спросить, было такое?
— Было.
— И как вы можете говорить, что вы — честный чиновник?
— Все полученный мной денежные подарки я сдал в группу по проверке дисциплины нашего управления — перевел на счет «Неподкупность», вы можете проверить.
— Использовали ли вы общественные деньги не по назначению?
— Нет.
— Тратили ли вы много денег на рестораны и выпивку?
— Нет.
— Использовали ли вы служебный автомобиль сверх нормы? Использовали ли вы его для личных целей?
— Нет.
Вань Игуан бесперебойно повторял «Нет», пот тек с него ручьями, в горле пересохло.
— Я хочу пить, — произнес он.
Ли Мэйфэнь пошла за водой.
— Добавь соли! — крикнул ей вдогонку Вань Игуан.
Жена принесла ему соленую воду, он выпил ее глоток за глотком с выражением страдания на лице. Казалось, что вода эта стала у него комом в горле, как у человека, который не болен, но принял лекарство, или же как у того, кто, не умея пить, сильно напился.
— Продолжай допрос, — хрипло сказал Вань Игуан.
На любые последующие вопросы Ли Мэйфэнь он твердил лишь одну фразу: «Не знаю».
Два часа Ли Мэйфэнь допрашивала его, а он отвечал лишь «Нет» или «Не знаю». Она сама устала и похвалила мужа:
— Неплохо, даже хорошо держишься. На этом сегодня закончим. Давай спать.
Вань Игуан приподнялся со скамьи, но снова сел:
— Нет, я не буду спать! Нельзя спать!
— Ты не устал?
— Устал, не устал — это уже не вопрос, — ответил Вань Игуан.
— Если ты не устал, я — устала. — Жена широко и протяжно зевнула. — Я иду спать.
Вань Игуан остановил ее:
— Ты не можешь идти спать.
— Это почему?
— Если ты заснешь, что же мне тогда делать?
Ли Мэйфэнь изумленно уставилась на мужа:
— Ты, если хочешь, можешь не спать, а я буду. Прям как будто это в первый раз.
Вань Игуан перехватил уже направившуюся к выходу жену и усадил обратно на место прокурора:
— Ты сейчас — член комитета по проверке дисциплины, а я — объект «двойного указания». Поэтому я не буду спать, и ты не можешь.
— Член комиссии по проверке дисциплины не может пойти спать?
— Если ты уйдешь, то допрашиваемый останется тут один и так распереживается, что выбросится из окна, что тогда делать? Член комиссии по проверке дисциплины должен вести себя ответственно.
— Если человек оторвался от народа и совершил самоубийство во избежание наказания, то какую ответственность должен нести член комиссии?
Вань Игуан облизал пересохшие губы:
— В данном случае имеет место отсутствие строгого контроля за допрашиваемым — поэтому наказание за пренебрежение служебными обязанностями все равно придется нести. Если человек не признает своей вины и вдруг ни с того ни с сего погибнет, как ты думаешь, родственники обратятся в суд? Если бы со мной такое случилось, ты бы пожаловалась?
— Пожаловалась бы. Но я правда очень хочу спать.
— Можешь больше не допрашивать меня, но спать нельзя. Мы с тобой не можем спать. Ты должна меня караулить.
— Давай я тебя свяжу, и все.
— Связывать не признавшего вину человека — это ошибочное деяние.
— И допрашивать не надо, и спать нельзя, что же ты хочешь?! Выжидать, кто больше устанет? — Жена опять перестала что-либо понимать.
— Верно! — произнес Вань Игуан. — Нормальную войну вести нельзя, значит, будем воевать за то, кто больше устанет. Не признаешься? Тогда не дам тебе спать, посмотрим, кто устанет первым. Ты сникла? Хочешь спать? Тогда давай сознавайся, признай вину! Признаешься, сознаешься — сразу дам тебе выспаться!
— Разве людей так допрашивают?
— Лучше заранее подготовиться. Сама подумай: в жаркий день ставишь рядом со мной электропечки, чтобы я умирал от жары, но я не признал вину, не так ли? Дала мне соленую воду, от которой еще больше хочется пить, и тут я не сознался, не так ли? Так вот, если сейчас не давать мне спать, чтобы я умирал от усталости, как думаешь, я признаюсь?
Тут жена поняла:
— Тогда давай попробуем.
Супруги начали эту борьбу на измор. Они сели напротив и сначала уставились друг на друга. Печки по-прежнему были включены рядом с Вань Игуаном, казалось, они скоро высушат его полностью, потому что пот уже не лился. Хотелось пить, но можно было пить соленую воду, только соленую воду. А жена принесла вентилятор, направила его только на себя и пила кофе. Это было несправедливо, но положение допрашивающего и допрашиваемого изначально неравное. Разве не отличается отношение к чиновникам из департаментов или из отделов? К бригадиру и наемнику-мигранту?
Хотя условия были неравные, допрашивающая все-таки отнеслась к нему по-человечески, она больше не сидела с суровым лицом, не говорила о законе и не рассуждала о великих истинах. Она решила сыграть на человеческих чувствах, заговорив с допрашиваемым о семье, о жизни.
— Товарищ Вань Игуан, я сейчас по-прежнему называю вас товарищем. — После кофе она взбодрилась. — Посмотрите: вы из простого сварщика постепенно, без блата, опираясь на собственные усилия и старания, выучились и доросли до начальника государственного управления по контролю за безопасностью на производстве. Это действительно нелегко. Насколько мне известно, вы родом из бедной семьи, сын крестьянина, оба ваших брата — и старший, и младший — до сих пор крестьяне. Ваши родители еще живы, сколько им сейчас лет?
— Отцу восемьдесят семь, матери — восемьдесят пять.
Вань Игуан был как в тумане, он уже полностью вжился в ситуацию, создаваемую Ли Мэйфэнь.
— Как у них здоровье?
— Хорошее, отец даже помогает старшему брату разводить рыбу, а мама — младшему пасти овец. Поначалу братья не хотели позволять им работать, но родители настаивали, потому что, если не работать, начнутся болезни.
— Родители в добром здравии, — это счастье для детей. Мои родители уже умерли, раньше жизнь была тяжелая, и хотелось им как-то помочь, но не имелось такой возможности, а сейчас жизнь наладилась, а родителей уже нет, так что вы счастливее меня.
— Счастливее или нет — это смотря с какой стороны подойти.
— А что вы понимаете под счастьем?
— Тут надо смотреть на ожидания человека. Если ожидания завышенные, их невозможно удовлетворить, и человек никогда не будет счастлив. А если ожидания невысокие, их легко удовлетворить и даже можно превзойти, и тогда человек точно будет чувствовать себя счастливым. Поэтому счастье — это удовлетворение ожиданий. Именно это и есть счастье.
— А вы счастливы?
Вань Игуан помолчал, словно погрузившись в воспоминания о прожитых годах, и ответил:
— Я был счастлив.
— Когда?
— Когда был рабочим на горно-металлургическом комбинате. В то время я был таким искренним и простым, хотел лишь быть передовиком производства, внести свой вклад в общее дело. А еще хотел жениться на девушке, которая не была бы родом из деревни, и все. Поэтому я изо всех сил работал и учился, был полон неисчерпаемого энтузиазма. Передовиком производства я стал, в жены взял дочь директора завода, и вот тогда я чувствовал себя совершенно счастливым и великим.
— А сейчас? Вы чувствуете себя несчастным?
Вань Игуан вздохнул:
— Это сложный вопрос. Иногда чувствую себя счастливым, а иногда — нет.
— А в чем счастье? И что вы имеете в виду под несчастьем?
— Не знаю. В общем, вопрос сложный. Эти два чувства смутны, приходят быстро и также быстро уходят, ни ухватить, ни удержать, — уклончиво ответил Вань Игуан. Его веки начали закрываться.
Ли Мэйфэнь увидела, что муж собирается уснуть:
— Эй, не спи!
Вань Игуан уже отключился, прямо сидя, и даже захрапел.
— Товарищ Вань Игуан! Вы не можете спать, мы же договорились, что вы не будете спать!
Ответом был лишь храп Вань Игуана. Ли Мэйфэнь пришлось подойти и потрясти его, но это было бесполезно. И тут она моментально придумала способ — сдавила его нос пальцами. Вань Игуан не мог дышать и проснулся.
— Если хочешь поспать, то сознавайся! Сознайся и спи дальше! — строго сказала Ли Мэйфэнь. Судя по всему, она решила отказаться от изображения теплых чувств.
— Не сознаюсь. Не сознаюсь, и все!
— Ты не сознаешься, хотя не спишь? Вот если бы тут была пыточная «тигровая скамья» и я бы тебя на нее посадила, тогда бы мы посмотрели, сознаешься ты или нет!
— Это принуждение к показаниям посредством пыток, думаю, вы не посмеете.
Ли Мэйфэнь взглянула на часы на стене:
— Сейчас уже два часа ночи. Я не верю, что ты продержишься до утра. Давай договоримся: если ты заснешь, значит, сознался.
Вань Игуан поднял голову и выпятил грудь:
— Упорство — это победа! Продержусь до утра — значит, одержу победу!
Вань Игуан выкрикнул лозунг и взбодрился, словно ему вкололи тонизирующее средство.
Он и правда продержался до утра, не заснул и не признал свою вину.
Ли Мэйфэнь произнесла:
— Я преклоняюсь перед тобой, Вань Игуан. Но я-то знаю, что ты врешь, вот только поделать ничего не могу.
Вань Игуан довольно сказал:
— Искусственный допрос на меня не действует. Это кустарный способ. Если только не использовать высокие технологии.
Ли Мэйфэнь услышала его слова, и ее глаза сверкнули, словно она вспомнила о чем-то.

 

Вань Игуан обратился к Линь Хунъянь со всей серьезностью:
— Хунъянь, мы с тобой не сможем видеться какое-то время. Сегодня — наша последняя встреча.
— Да? — легко ответила Линь Хунъянь, продолжая играть в игру на мобильном телефоне, как будто слова Вань Игуана для нее были не важны.
Вань Игуан отобрал у нее телефон:
— Я серьезно говорю.
— В прошлый раз ты говорил, что хочешь со мной расстаться, а что в результате? Лишь до третьего этажа успел спуститься, не выдержал и вернулся.
Она протянула руку за своим мобильником.
Вань Игуан, естественно, не собирался возвращать ей телефон, он взял ее за плечи и развернул к себе лицом:
— Посмотри мне в глаза.
Линь Хунъянь увидела его тяжелый, страдающий взгляд:
— Что случилось?
— Жена меня подозревает. Даже не подозревает, а уже обнаружила, что у меня есть любовница. Все из-за укуса в твой день рождения.
— Я не специально, чтобы твоя жена обнаружила, — искренне ответила Линь Хунъянь, — это от любви и от ненависти.
— Я знаю. Жена сейчас следит за мной. Сегодня я оставил машину у Дома народных собраний, затем сел в автобус номер шесть до улицы Чаоянлу, а там взял мототакси и приехал сюда. Правда же, это напоминает, как подпольщики избавляются от преследования спецагентов? Просто ужас.
Линь Хунъянь помолчала, держа за руки Вань Игуана, и спросила, глядя ему в глаза, словно пытаясь понять, говорит ли он правду:
— «Какое-то время» — это долго?
— Два-три месяца, возможно, еще дольше, — вздохнул Вань Игуан, глядя на потолок. — В последнее время ходит много слухов о делах, связанных с коррупцией, в Чунцине произошел скандал с главой одного из районов Лэй Чжэнфу. — Его взгляд переместился на Линь Хунъянь. — Ты видела?
Линь Хунъянь была сообразительной девушкой, тут же оттолкнула его руки и, гневно глядя на него, произнесла:
— Ты что хочешь сказать? Что ты — Лэй Чжэнфу, а я — Чжао Хунся, так? Оказывается, ты боишься не того, что тебя выдаст жена, ты боишься, что на тебя донесу я! Что я наврежу тебе, буду шантажировать, так? Так или нет?!
Вань Игуан нерешительно ответил:
— Нет.
— Наши с тобой фотографии, эротические фотографии, ты же сам и уничтожил, чего же ты боишься? — Она оглядела комнату. — Эта квартира записана на мое имя, но куплена на твои деньги. Если ты чувствуешь, что это небезопасно, продай ее! Я уеду на родину, сменю имя или уйду в монастырь и стану монашкой. А ты спокойно занимай свою чиновничью должность!
— Я боюсь не тебя, я боюсь партии и закона. Сейчас ведь взят курс на «строгое внутрипартийное управление и управление страной в соответствии с законом», быть чиновником все труднее и труднее. В нынешней ситуации таким, как я, можно спрятаться на какое-то время, но нельзя же скрываться всю жизнь.
— Ты ведь сейчас все время дома репетируешь допрос. И не только там, а даже со мной. Так чего же ты боишься?
— При любой подготовке всегда возможен промах, — сказал Вань Игуан. — Не стоит бояться тысячи предсказанных случаев, следует опасаться одного непредвиденного. В моем имени первые два иероглифа как раз и значат «непредвиденный случай». Как ты думаешь, счастье или нет то, что родители дали мне такое имя? К добру или нет? Эх, если счастье — то пронесет, а если беда — не спрячешься. Превращать несчастье в удачу — в руках человека, но вот решить, возможно ли это, может только Небо!
Линь Хунъянь вздохнула, глядя на любовника, в душе ее поднялась волна любви и сочувствия. Она легонько оттолкнула его:
— Иди домой, ступай пораньше. Если надо не видеться, значит, не будем, я смогу вытерпеть, я все смогу вытерпеть.
В этот момент в ее глазах засверкали слезы.
Естественно, они поцеловались на прощанье.
Уходя, Вань Игуан самоуверенно произнес:
— Мы еще увидимся!

 

В один из дней совершенно новый тип допроса ошарашил Вань Игуана.
Его жена Ли Мэйфэнь принесла детектор лжи.
Вань Игуан вошел в кабинет, переделанный под допросную, и обнаружил в нем новый прибор, напоминавший медицинский. И жена была одета не в прокурорскую форму, а в белый халат. Вань Игуану показалось, что он попал в процедурный кабинет больницы.
— Дорогая, почему вдруг сегодня ты решила измерить мне давление и сделать электрокардиограмму? Откуда ты знаешь, что у меня в последнее время высокое давление, и я чувствую себя истощенным и духовно, и физически? — Поначалу он даже обрадовался приятному сюрпризу.
Ли Мэйфэнь произнесла:
— Ты посмотри хорошенько, приглядись повнимательнее. Это — детектор лжи! А я — специалист по работе с ним.
Вань Игуан опешил.
— Ты же сам говорил, что домашние способы на тебя не действуют. Сегодня я буду тебя допрашивать с помощью детектора лжи. Посмотрим, как ты справишься с высокими технологиями. — Ли Мэйфэнь погладила полиграф, как верного и дорогого пса. — Я изучила материалы, точность показаний этого прибора составляет девяносто девять про центов. Если человек солжет, прибор это распознает. К тому же я больше десяти дней изучала, как им пользоваться, и даже провела эксперимент со своей подругой, все точно, правда точно!
Остолбеневший Вань Игуан произнес, запинаясь:
— Ты откуда… Где достала такую штуку?
— Пусть тебя это не волнует, у меня есть свои каналы. — Она снова погладила прибор, как собаку. — Американское производство. Можешь смело доверять ему.
Вань Игуан немного знал английский, он прочитал инструкцию на английском и примерно понял, как он работает, тем более что текст был продублирован на китайский. Он взволнованно и удивленно взглянул на жену:
— Ты уверена, что надо его использовать для допроса?
— Уверена. Если ты пройдешь этот тест, значит, ты уже закалился, превратился в трансформера. И тогда не только провинциальные прокуратура и комиссия по проверке дисциплины, но и Центральная комиссия по проверке дисциплины, и Генри Ли из Америки не только не поймут, что ты — коррупционер, но, может, даже убедятся, что ты — неподкупный чиновник!
Вань Игуан стиснул зубы:
— Тогда я принимаю вызов. — Он сел, сделал вдох-выдох, обрел обычное душевное состояние. — Давай!
Ли Мэйфэнь начала манипуляции с прибором. Сначала, как было сказано в инструкции, она установила пластины электродов на груди, руках и пальцах Вань Игуана, надела на него специальные манжеты и зажимы. Затем она проверила кабель, соединявший электроды, манжеты, зажимы и основной электронный аппарат, после чего включила его.
На мониторе сразу же отобразилась информация о давлении Вань Игуана и его электрокардиограмма.
— Сейчас у вас нормальные пульс и давление, — сказала Ли Мэйфэнь.
— Естественно, — отозвался Вань Игуан, он казался даже довольным.
— Сейчас я задам вам десять вопросов, вам следует отвечать только «да» или «нет». Понятно?
— Понятно.
— Тогда начнем. — Ли Мэйфэнь смотрела не на Вань Игуана, а на монитор. — Вас зовут Вань Игуан?
— Да.
— Во время работы начальником управления по контролю за безопасностью на производстве получали ли вы взятки?
— Нет.
— Ваш сын, Вань Сяои, учится в Америке. Он получает полную стипендию?
— Да.
— Весь ваш доход легальный?
— Да.
— У вас имеется недвижимость в количестве больше двадцати квартир?
— Нет.
— Вы хороший человек?
— Да.
— Вы верите в коммунизм?
— Да.
— Вы счастливы?
— Да. Нет.
— Можно говорить только «да» или «нет».
— Да.
— Вы любите жену?
— Да.
— У вас есть любовница?
— Нет.
Десять вопросов были заданы, и ответы получены. Ли Мэйфэнь молча застыла, уставившись на цифры, высветившиеся на мониторе.
Вань Игуан сгорал от нетерпения и подошел поближе:
— Ну как?
Внезапно Ли Мэйфэнь сурово произнесла:
— Сядь!
Вань Игуан послушно вернулся на свое место. С волнением он смотрел на жену, словно собака, опасающаяся, что хозяин ее бросит.
— Вань Игуан, я сейчас скажу тебе результаты, — холодно, с кажущимся спокойствием сказала Ли Мэйфэнь. — Я задала тебе десять вопросов, и только на один ты ответил правду. Остальные девять ответов были ложью.
— А какой ответ был правдой? О, я знаю! Второй с конца — «Вы любите жену?», я ответил «да».
У него была быстрая реакция.
— Я спросила: «Вас зовут Вань Игуан?», и ты ответил «Да». Вань Игуан! Только этот ответ не был ложью!
Вань Игуан лишился дара речи. Словно истец или ответчик, который в душе все понимает, но никак не может смириться с приговором, он поднялся и запротестовал:
— Это… это… это… это неправда! Как это возможно? Это ошибка! Все сфабриковано и неверно!
— Вань Игуан, этот прибор не может лгать. Это же детектор лжи! Высокие технологии!
— У детектора лжи точность всего девяносто девять процентов, так? Ведь есть же еще один процент? И вот мой тест как раз и входит в этот один процент!
— Вань Игуан, а я еще думала, ты любишь меня. Кто бы мог подумать, что не только не испытываешь ко мне чувств, но еще и любовницу завел! — Ли Мэйфэнь не отреагировала на его вопрос о точности детектора лжи. — На самом деле я и сама понимала, что у тебя наверняка есть пассия, просто не хотела верить.
Ее глаза налились слезами, в них не было ненависти, лишь одна печаль.
Перед лицом прямолинейного и точного прибора, перед лицом горюющей жены Вань Игуан перестал бессмысленно отпираться. Он всего лишь хотел спасти — свою семью, собственную карьеру и жизнь.
Он плюхнулся перед женой на колени и ударил себя по лицу:
— Дорогая, я ошибся! У меня была любовница, но я уже порвал с ней! Полностью разорвал отношения. Обещаю, больше никогда не сделаю ничего, что обидело бы тебя. Гарантирую, буду предан нашему браку, буду любить нашу семью. Самое главное сейчас, дорогая, чтобы комиссия по проверке дисциплины и прокуратура ничего не нашли и чтобы не было суда. Обычного допроса я не боюсь, сейчас мне трудно справиться с вот этим аппаратом — детектором лжи. Давай вместе подумаем, как его обойти! Дорогая!
Увидев его раскаяние и выслушав жалобные мольбы, Ли Мэйфэнь смягчилась:
— Я не знаю, сам подумай.
— Давай попробуем еще раз? — предложил Вань Игуан. — Задавай одинаковые вопросы, много раз. Если один раз не получится, то попробуй еще один раз, десять раз, сто раз, тысячу раз, я не верю, что не смогу победить его!
— Это — бесчувственный аппарат, а не твоя жена.
— «Солнце вокруг озарило восток, на западе — снова дождь. Ты говоришь, непогожий день, — а день куда как погож!» Разве не говорят, что ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой?
Ли Мэйфэнь смотрела, как ее бедолага-муж просит прощения, ищет спасительный выход, и думала: разве она сама не такая же бедолага? Они — товарищи по несчастью. Лучше уж действовать, чем предаваться бесплодным размышлениям. Ли Мэйфэнь снова подключила детектор и начала повторять:
— Вас зовут Вань Игуан?..

 

И вдруг случилось то, чего Вань больше всего хотел избежать и чего больше всего боялся.
На цинковой шахте «Лалан» произошла авария.
Получив сообщение, Вань Игуан сразу же помчался на шахту, находившуюся среди высоких гор за сто километров от Наньхэ. Естественно, он знал, что это было дочернее предприятие корпорации «Рудник Лунчан», юридическим лицом которого и председателем правления являлся Сян Бэйфан — человек, дававший ему больше всего взяток. Поэтому он на полпути позвонил Сян Бэйфану:
— Бэйфан, как там сейчас обстановка?
Из трубки раздался голос Сян Бэйфана:
— Брат Вань, я еще в Макао, в этот раз фортуна отвернулась.
— На шахте «Лалан» авария, а ты не собираешься возвращаться? Как ты можешь продолжать играть?
— Эта авария не первая, такое часто случается. Мой генеральный директор уже отправился туда, чтобы все решить.
— В этот раз все по-другому! Речь идет о жизни и смерти. Давай немедленно возвращайся!
Сначала причиной аварии назвали протечку воды, а она произошла из-за нарушения границ площади, разрешенной для добычи. Работы проводились под выработанным пространством, где скопилась вода. В результате проходчики пробили брешь в стене, разделявшей их шахту и выработанное пространство, что привело к аварии с ущербом в особо крупном размере. Под «особо крупным размером» имеются в виду человеческие жертвы от трех человек и более. Первым делом Вань Игуан, прибыв на место происшествия, поинтересовался у генерального директора корпорации «Рудник Лунчан» Хэ Бо:
— Сколько погибло человек?
Тот ответил:
— На настоящий момент нашли тела семерых, в шахте остались тридцать шесть человек, про которых ничего не известно.
Вань Игуан не осмелился проявить небрежность в этом деле и через провинциальное правительство сообщил о происшествии в Госсовет.
Руководители правительства провинции и государственного управления по контролю за безопасностью на производстве через семь часов прибыли на шахту «Лалан». Выслушав отчет, главный начальник выразил мнение: данная авария произошла из-за отказа владельцев шахты выполнить приказ соответствующих органов об остановке производства, на шахте проводились незаконные работы, добыча велась с нарушением разрешенных границ. Иными словами, халатность привела к серьезной аварии. Ответственные лица, начальник шахты, гендиректор, председатель правления — всех следовало арестовать, а потом провести расследование и узнать, кто их прикрывает. Расследование довести до конца, не допуская никаких поблажек!
У сидевшего на собрании Вань Игуана волосы встали дыбом. Он украдкой отправил Сян Бэйфану смс-сообщение: «Не приезжай!» Тот отозвался: «Брат Вань, я уже в пути, через полчаса буду на шахте». Вань Игуан отправил еще одно смс: «Уезжай! Чем дальше, тем лучше!»
Прошел день. Сян Бэйфан так и не появился, Вань Игуан вздохнул с облегчением. Он решил, что Сян Бэйфан ударился в бега и сейчас уже далеко.
На самом деле Сян Бэйфан не успел уехать далеко, он еще был в Наньхэ. Поначалу, услышав приказ Вань Игуана уезжать, он не захотел его слушаться, да и кто смог бы отказаться от миллиардного состояния и отправиться налегке в далекие края? А самое главное — он верил, что Вань Игуан сможет его прикрыть. И решил скрыться, только когда по телевизору услышал новость, что его объявили в розыск, но было уже поздно.
В аэропорту, на вокзале, на пропускных пунктах на шоссе — везде был вывешен приказ об аресте с фотографией Сян Бэйфана. За него обещали вознаграждение в сто тысяч юаней.
Оказавшись в безвыходном положении, Сян Бэйфан вспомнил об одном человеке, об одном укрытии.
Он постучал в дверь Линь Хунъянь.
Она была знакома с Сян Бэйфаном, но все равно изумилась:
— Директор Сян, откуда вы узнали, где я живу?
— Сестра, я сам выбирал эту квартиру в качестве подарка, естественно, я знаю, где она находится.
Линь Хунъянь произнесла:
— Неважно, кто ее дарил, вы сейчас не должны находиться здесь. Вам лучше уйти. Я знаю о ваших проблемах. Видела по телевизору.
— Но мне некуда идти, сестра, — сказал Сян Бэйфан. — Я не могу уехать из города и домой вернуться не могу. Боюсь селиться в гостиницу, и по телефону мне нельзя позвонить. Только у вас я могу спрятаться, укрыться на время, а когда все стихнет, я уйду.
— Вань Игуан знает, что вы здесь?
Сян Бэйфан покачал головой:
— Брат Вань сказал мне уехать, он, наверное, думает, что я уже сбежал.
— Ну, тогда вы тем более не можете тут остаться. Ваш брат Вань меня убьет, а вы больше не сможете быть друзьями.
— Пожалуйста, поверьте мне, сестра. Я хоть и развратник, но у меня есть принципы, есть границы. А именно — женщин своих друзей ни в коем случае не трогать!
— Если вы — друг брата Ваня, то уходите, не надо впутывать его. И не нужно оставаться у меня тут. Вознаграждение в сто тысяч юаней мне не требуется, так что будем считать, что вы здесь не появлялись.
Сян Бэйфан, увидев, что она твердо намерена его выгнать, вспылил:
— Милая Линь, не надо доводить дело до крайности. Ты понимаешь, что произойдет, если я сейчас выйду на улицу? Там полно полицейских, как только я выйду, меня точно сразу схватят. И знаешь, какие будут последствия? Меня спросят о том, кто меня прикрывает. А кто меня прикрывает? Вань Игуан. В каких мы с ним отношениях? У нас с ним альянс, как у США с Японией. Если Япония будет воевать, а Америка не прикроет, то она точно потерпит поражение. Если Вань Игуан не защитит меня, не сможет спасти меня, я сяду в тюрьму или даже лишусь головы. Но перед этим может так случиться, что я утащу еще одного человека за собой — того, кто должен был прикрывать мою спину. Ты — женщина Вань Игуана, само собой разумеется, ты должна помочь мне спрятаться. И, кроме того, — тут он показал пальцем на комнату, — эту квартиру я подарил Вань Игуану, а он — тебе. Всю отделку квартиры, мебель — это все покупал я. В целом я потратил на эту квартиру более трех миллионов. И что, мне нельзя тут пожить какое-то время, скажем, дней десять?
Выслушав жесткие и разумные доводы Сян Бэйфана, Линь Хунъянь решила, что упорствовать и опасно, и негуманно:
— Ладно, оставайтесь.
Она устроила Сян Бэйфана, вошла в спальню, закрыла дверь и окна и позвонила Вань Игуану:
— Игуан, приезжай скорее! Сян Бэйфан у меня, поселился и не уезжает.
Вань Игуан в этот момент уже находился в Наньхэ в своем кабинете. Он был поражен в самое сердце, словно услышал трагическое известие. В ярости он бросился к Линь Хунъянь.
Но на полпути Вань Игуан остановился, потом вбежал в общественный туалет, поразмышлял там какое-то время, и лишь оставшись в одиночестве, набрал номер Линь Хунъянь:
— Хунъянь, я не приду. Не могу прийти. Раз уж Сян Бэйфан у тебя, пусть поживет какое-то время. Сейчас ситуация такая — нам надо разработать запасной план, чтобы Сян Бэйфан, когда его схватят, не выдал меня. Давай ты вместо меня, нет, вместо прокуратуры допросишь его. Проведешь жесткий допрос, и посмотрим, выдержит ли он? Не выдаст ли меня?
В последующие два дня Вань Игуан в специально снятом для этой цели номере гостиницы управлял действиями Линь Хунъянь. Он дал ей указание допрашивать Сян Бэйфана, включив электропечку, давать ему только соленую воду, не позволять спать.
Результат был удовлетворительный: Сян Бэйфан признал свою вину, но ни слова не сказал про Вань Игуана.
Однако Вань Игуан все-таки не был абсолютно спокоен. Он позвонил Линь Хунъянь:
— Последний прием — используй против него свои женские чары. Посмотрим, как он справится.
Линь Хунъянь возмутилась:
— Вань Игуан, ну ты подлец! Ты меня за кого принимаешь? За шлюху? Хоть я и на содержании у тебя, но я не шлюха! Ты даже свою женщину согласен отдать, подлец ты или нет, как думаешь?
Вань Игуан опроверг ее обвинения:
— Я не считаю тебя шлюхой. Проститутки для Сян Бэйфана — не что-то редкое и необычное. И я не хочу, чтобы ты доводила дело до конца, просто притворись, что соблазняешь его. Посмотри, не в этом ли его слабость. Может ли он держать себя в руках с красивой девушкой? Если дотронется до тебя — сразу прекращай. Как только проявит слабость, мгновенно его останови. Помни: прекращай, как только дотронется.
Линь Хунъянь все равно не соглашалась:
— Да кто сейчас проводит допросы с помощью соблазнения? Только по телевизору агенты Гоминьдана таким образом допрашивают коммунистов.
— Я просто хочу со всех сторон испытать силу воли Сян Бэйфана, посмотреть, насколько сильна его решимость, надежен ли он…
В этот момент Линь Хунъянь повесила трубку.

 

Тем же вечером Линь Хунъянь пошла в ванную и специально не закрыла дверь, оставив небольшую щель. Журчание воды и пар непрерывно прорывались наружу, достигли гостиной и окутали Сян Бэйфана. Он подошел к двери ванной, чтобы ее прикрыть, но не удержался и заглянул внутрь. От увиденного в нем разгорелась похоть, выжигающая глаза. Обнаженное тело Линь Хунъянь напоминало нежный побег бамбука, очищенный от листьев, оно привлекало, соблазняло. Словно бык, он ринулся вперед, схватил Линь Хунъянь в объятия и начал целовать этот бамбуковый росток. Так как он не произнес ни слова, а в ванной комнате стоял густой пар, девушка сделала вид, что приняла его за Вань Игуана:
— Игуан, почему ты пришел только сейчас?
Сян Бэйфан подумал, что она ошиблась, и решил использовать это себе на пользу: все так же молча он продолжал целовать Линь Хунъянь. Она, делая вид, что отталкивает его, смущенно произнесла:
— Сян Бэйфан снаружи, нехорошо, если он увидит.
Сян Бэйфан продолжал делать свое дело.
— Игуан, ты слышишь меня? Вань Игуан! — громко сказала Линь Хунъянь.
Сян Бэйфан смело обнимал ее, трогал, он подумал, что если возбудит ее так, что она окажется на верху блаженства, то можно будет и раскрыть, кто он на самом деле. Просто поставить ее перед свершившимся фактом, когда, как говорится, из сырого риса уже будет сварена каша. Ей просто придется принять произошедшее. Женщины же часто так делают? К тому же ни телом, ни членом Вань Игуан не был лучше Сян Бэйфана. На сколько Вань Игуан старше? Сейчас он умоляет меня, боится меня. И если он хочет сохранить нынешнее положение и жизнь, ему надо за это чем-то расплатиться — например, отдать свою женщину.
Линь Хунъянь поняла, что не может позволить Сян Бэйфану продолжать, иначе это уже будет не часть плана, а ее моральные ценности и добропорядочность окажутся под вопросом, она предаст Вань Игуана:
— Сян Бэйфан, я знаю, что это ты, — спокойно и хладнокровно сказала она. — Отпусти меня.
Сян Бэйфан остолбенел, перестал ее трогать, но не отпустил, словно не мог остановиться.
— Покончим на этом. Если сейчас меня отпустишь, я ничего не скажу Вань Игуану, будем считать, что ничего не было.
Сян Бэйфан по-прежнему удерживал ее, не желая останавливаться.
— Сян Бэйфан, произнеси «сестра», и ты останешься настоящим мужчиной.
Сян Бэйфан поскрежетал зубами и наконец вытолкнул из себя слова:
— Сестра, прости!
Он медленно разжал объятия, а затем покинул ванную, обхватив голову руками.
Линь Хунъянь оделась, привела себя в порядок и вышла в гостиную. Она чинно уселась на диван на некотором расстоянии от Сян Бэйфана, который слушал телевизор, опустив голову. Оба молчали, как два министра иностранных дел, которым после разрешения противоречий требовалось время на то, чтобы восстановить хорошие отношения.
— Сестра, можно задать один вопрос? — внезапно спросил Сян Бэйфан.
Задавай.
— Почему… почему ты не закрыла дверь, когда мылась?
— Привычка. Я же обычно живу одна. А сегодня забыла, что ты тут сейчас.
— А вчера? И несколько дней назад? Почему ты закрывала дверь?
— Потому что вчера и несколько дней назад я не забывала.
— И еще один вопрос, сестра.
— Говори.
— Ты ведь точно знала, что это не Вань Игуан, а я, Сян Бэйфан, так почему ты позволила мне делать то, что я не должен был делать? И почему тогда не разрешила мне продолжить делать то, что я тем более не должен был делать?
— На самом деле, это два вопроса, но на оба я отвечу одной фразой: потому что вы, мужчины, все — скоты.
Позднее, разговаривая по телефону с Вань Игуаном, она еще раз повторила фразу про то, что «все мужчины — скоты».
Вань Игуан сразу все понял:
— Вот же сволочь этот Сян Бэйфан! — ругался он. — До какой стадии ты позволила ему дойти? Дотронулся и все? Да?
— Что сейчас-то делать? Выгнать его? Или позволить остаться здесь?
— Когда он вечером заснет, закрой дверь в спальню и запри на замок.
— И без твоих напоминаний уже заперлась.
— Пусть поживет еще пару дней. А я придумаю способ, как его выпроводить.
Прошло два дня. Вань Игуан позвонил Линь Хунъянь:
— Хунъянь, передай трубку Сян Бэйфану, мне нужно ему кое-что сказать.
Линь Хунъянь прошла из спальни в гостиную и протянула трубку Сян Бэйфану:
— Это Вань Игуан, хочет поговорить с тобой.
Сян Бэйфан с опаской ответил:
— Брат Вань!
— Бэйфан, эти несколько дней тебе пришлось терпеть неудобства. Хорошо ли заботится о тебе сестра?
Теплота в голосе Вань Игуана смягчила сердце Сян Бэйфана, он даже чуть не заплакал. Он посмотрел вслед повернувшейся, чтобы уйти в свою комнату, Линь Хунъянь и специально громко произнес:
— Хорошо, очень хорошо! Сестра — прекрасный человек!
— Ладно, ближе к делу. Вопрос вот в чем. Сейчас ты ведь не можешь уехать ни воздушным, ни наземным путем? За эти дни я приготовил все, чтобы отправить тебя по воде. Прямо сегодня вечером. В девять часов, пока народу везде еще много, выходи и отправляйся на причал в рыбацком порту на улице Цзянбинь. Там тебя будет ждать один человек. Я скажу Линь Хунъянь, чтобы она дала тебе бейсболку, наденешь ее, когда будешь выходить.
Сян Бэйфан был тронут до слез.

 

Ровно в девять вечера Сян Бэйфан пришел на причал в рыбацком порту. Его встретил лысый коротышка, который отвел его к моторной лодке.
На лодке находился другой коротышка — с ежиком на голове. Он сказал, чтобы Сян Бэйфан сел в центр лодки. Лысый отвязал веревку, сел в лодку и оттолкнул ее шестом от берега.
Лодка потихоньку удалялась от берега. Лысый и Ежик сидели с двух концов, а Сян Бэйфан — между ними посередине. Под ним было что-то твердое, и он чувствовал, что заднице как-то особенно холодно, и спина мерзнет. Сян Бэйфан потрогал, а потом присмотрелся — это был огромный камень. Он очень удивился — зачем в лодке камень? Для чего? А потом посмотрел на своих провожатых — с каменными лицами, но с глазами, в которых он увидел смерть. И тут он догадался, для чего нужен камень, — чтобы утопить его тело после убийства. И, воспользовавшись тем, что лодка еще была не слишком далеко от берега, он прыгнул в воду и поплыл к причалу.
Лысый и Ежик развернули лодку и помчались за ним. Лысый, сидевший на носу, безостановочно лупил бамбуковым шестом по плывущему Сян Бэйфану, но все время чуть-чуть, но промахивался, никак не мог попасть по голове.
То, что Сян Бэйфан каждую неделю по восемь часов занимался плаванием, спасло ему жизнь. Он первым добрался до берега, выбрался из воды и помчался прочь изо всех сил.
Лысый и Ежик следовали за ним по пятам. Промокший до нитки Сян Бэйфан, как сумасшедший, мчался туда, где был свет. Бежать на свет — это то, что отличает нормального человека от сумасшедшего. Он выскочил на проспект Цзянбинь, здесь повсюду царило оживленное веселье, ездили машины, но никто не обращал внимания на одного беглеца и двух преследующих его кровожадных людей.
Сян Бэйфан вспомнил, что полицейский участок недалеко, и помчался в то самое место, от которого собирался сбежать.
В двух метрах от ворот полицейского участка Сян Бэйфан остановился, обернулся и посмотрел на своих преследователей. Они больше не бежали за ним, а стояли метрах в трех от него.
Тяжело дыша, он махнул рукой, подзывая к себе этих людей, собиравшихся убить его:
— Идите сюда! Подходите!
Лысый с Ежиком понимали, что он пытается завлечь их в ловушку, не приближались, но и не удалялись. Их противостояние напоминало схватку человека и собаки.
— Вас нанял Вань Игуан, эта скотина, чтобы убить меня? — прорычал Сян Бэйфан. — Имел я всех его родственников до восьмого колена! Сколько денег я ему отдал, раскормил гада, а он нанял людей убить меня! Да я, мать вашу, пойду с повинной, лучше уж сдамся, но зато проживу какое-то время!
Дежуривший на воротах охранник услышал шум, вышел и крикнул:
— Чего разорались? Не знаете, что ли, что это полицейский участок?
Сян Бэйфан обернулся и подошел к охраннику:
— Я — Сян Бэйфан, председатель правления корпорации «Рудник Лунчан», я пришел с повинной.
Охранник взглянул на Сян Бэйфана и произнес:
— Вы ошиблись, здесь юг, а не север.
— Меня хотят убить, сами посмотрите! — Он повернулся и потянул охранника за собой.
Но Лысого и Ежика уже и след простыл.
Ничего не поделать. Охранник покачал головой и собрался вернуться в дежурное помещение, но Сян Бэйфан удержал его.
Охранник наклонился, чтобы выдернуть руку и оттолкнуть Сян Бэйфана.
Тому ничего не оставалось, как изо всех сил ударить охранника кулаком.

 

Вань Игуана забрали люди из прокуратуры во время небольшого перерыва в докладе. Он вышел из туалета, только застегнул молнию на штанах и собирался помыть руки, как рядом оказались два прокурора, показали свои удостоверения и взяли его в тиски.
Сотрудники госуправления по контролю за безопасностью на производстве ждали, когда их начальник вернется и закончит читать свой доклад, но его все не было. В конце концов к ним вышел заместитель начальника. Сияя от радости, он объявил:
— Сегодняшний доклад был чрезвычайно успешным, очень впечатляющим. На этом все. Собрание окончено!

 

Комната для допросов в прокуратуре сильно отличалась от домашней. Об этом Вань Игуан не подумал. Когда он уселся на стул, первое, на что он обратил внимание, — обстановка. Здесь все было слишком примитивное, убогое: всего один стол, три протертых стула и старый компьютер.
Но какое это имело значение? Вань Игуану было наплевать на обстановку. Он был давно готов, закалил несокрушимую волю.
Двое полицейских, допрашивавших Вань Игуана, были приветливы: мужчина предложил сигарету, а девушка налила воды.
Вань Игуан отпил глоток:
— У этой воды неправильный вкус.
Полицейский покрутил в руках свою чашку:
— Но мы с вами пьем одну и ту же воду.
— Почему вы не дали мне соленую воду?
Девушка-полицейский слегка опешила, потом ее лицо снова смягчилось, словно она поняла, что имел в виду Вань Игуан:
— Вы что, думаете, мы вас сейчас будем пытать на «тигровой скамье»? Но ведь вы как раз и есть «тигр».
— Я не тигр! — произнес Вань Игуан.
— Вы лжете, — отозвался полицейский.
— Если вы полагаете, что я вру, принесите детектор лжи, посмотрим тогда, лгу я или нет.
Девушка-полицейский сказала:
— А зачем нам использовать детектор лжи? Нам без надобности.
— Если вы не используете детектор лжи, то не надо голословно обвинять меня во лжи.
Мужчина-полицейский достал карту памяти, показал ее и произнес:
— Нам и этого достаточно.
Он вставил карту в компьютер, а затем мышкой кликнул на видеопроигрыватель.
На экране, развернутом в сторону Вань Игуана, появилось видео, как Сян Бэйфан дает ему взятки.
Каждый факт и каждая сумма записаны были на видео со звуком и производили сильное впечатление.
После окончания видео Вань Игуан сказал:
— Протестую, это фальшивка!
Полицейский отозвался:
— Это было записано лично Сян Бэйфаном. Каждый раз, когда он приносил вам взятку, он использовал портативную скрытую камеру, — тут он достал очки, — а конкретно — шпионскую камеру в очках, — он указал на очки, — вот тут сама камера, вот сюда вставляется карта памяти, а вот здесь — разъем для зарядки. Вы видели Сян Бэйфана в этих очках?
— Вот же ублюдок! Когда он приходил в этих очках, я думал, что он просто прикидывается интеллигентом, а он — настоящий волк в очках!
Вань Игуан был подавлен.

 

Год спустя Вань Игуан и Сян Бэйфан встретились в тюрьме города Наньхэ. Они предполагали, что действительно могут встретиться в главной тюрьме города с лучшими методами охраны и прекрасной инфраструктурой. Мысленно они представляли, что встреча эта произойдет случайно в туалете. При встрече недруга глаза загорятся гневом, Вань Игуан засунет голову Сян Бэйфана в унитаз, а тот будет яростно пинать Ваня по нижней части тела. Один хотел отомстить за предательство, другой — за попытку убийства. В общем, они дрались бы до крови, не на жизнь, а на смерть.
Но реальная встреча произошла неожиданно для обоих. Они столкнулись на баскетбольной площадке. Был государственный праздник — День образования КНР, в тюрьме проводились праздничные мероприятия, среди которых был баскетбольный матч. Шла борьба за первое и второе место, сражались «бессрочная» и «срочная» команды. «Бессрочная» команда состояла из людей, приговоренных к пожизненному заключению, а «срочная», естественно, из тех, у кого срок определен. Вань Игуан был защитником у «бессрочной» команды, а Сян Бэйфан — нападающим у «срочников».
Вань Игуан и Сян Бэйфан увидели друг друга, когда команды построились и вышли на поле. Они не поздоровались и, когда команды обменивались рукопожатиями, руки друг другу не подали.
Во время матча им неизбежно приходилось сталкиваться. Один — защитник, другой — нападающий, один забивает, другой отбивает. Время от времени их тела соприкасались, сталкивались, конечно, были и нарушения правил, но технические нарушения.
Для Вань Игуана и Сян Бэйфана победа и поражение были уже не важны, главным было то, что они отбросили былую неприязнь и стали относиться друг к другу доброжелательно.
И действительно, когда матч закончился, они пожали друг другу руки. Кто был первым — неважно, главной была возможность перекинуться парой слов.
Вытирая пот, они сидели на баскетбольной скамье.
— А ты похудел, — сказал Сян Бэйфан Вань Игуану.
— Я стал здоровее, чем раньше.
Сян Бэйфан обвел взглядом тюрьму:
— Эта тюрьма все-таки неплохая, новая, хорошо оснащенная и многофункциональная, если бы еще был бассейн — вообще идеально было бы.
— Когда строилась эта тюрьма, я ее проверял. Подрядчик давал деньги, но я не взял. И несмотря на это все равно признал ее лучшей. А вот сейчас думаю — откуда я мог знать, что однажды попаду сюда? Если так рассудить, то я дальновидный, у меня есть дар предвидения.
Договорив, Вань Игуан рассмеялся.
Сян Бэйфан тоже не выдержал и улыбнулся.
В этот момент мимо них прошла группа начальников с проверкой, все были бодры и энергичны, на их лицах играли улыбки, они быстро ходили туда-сюда.
Вань Игуан произнес:
— Если бы ты не донес на меня, не дал показания против меня, я сейчас был бы среди них.
— Кто ж тебя просил нанимать людей, чтобы меня убить? Ты проявил бесчеловечность, и мне пришлось поступить бесчестно.
Вань Игуан вздохнул:
— Сейчас уже поздно раскаиваться. Где же в этом мире продают лекарство от раскаяния?
— Брат Вань, да даже если бы продавали, мы бы купить не смогли. Мы все проиграли, все ушло на возмещение убытков.
Увидев, что Сян Бэйфан упал духом, Вань Игуан почувствовал, что не должен показывать ему свое пораженческое настроение и отчаяние, нужно проявить уверенность и дать надежду:
— Бэйфан, мы были друзьями в прошлом, а сейчас соседи по тюрьме, товарищи по мячу, баскетбольному мячу. Давай вместе приложим усилия к исправлению, начнем новую жизнь, хорошо?
И два воняющих потом мужика дали друг другу «пять» и закричали: «Ееее!»

 

В тот же день в женской тюрьме Ли Мэйфэнь познакомилась с Линь Хунъянь. Они встретились в первый раз, но казалось, что уже давно были знакомы.
Дело было так: в женской тюрьме тоже проводили праздничные мероприятия, и сюда тоже пришли руководители с инспекцией. Главным пунктом, кульминацией празднований был вечер художественной самодеятельности.
Умевшая петь и танцевать Линь Хунъянь стала главным действующим лицом выступления: она вела концерт, пела соло, руководила танцами, была ослепительна, словно звезда.
Ли Мэйфэнь была гримером на этом вечере. Делая макияж Линь Хунъянь, она сначала не была уверена, что эта молодая красавица — любовница мужа, это было лишь предчувствие. Когда та вышла на сцену, Ли Мэйфэнь спросила ее подругу:
— Как эта девушка сюда попала?
— Укрывала беглого преступника и вместе с любовником планировала убийство человека.
— А она тебе не говорила, ее любовника зовут не Вань Игуан?
Подруга ответила вопросом на вопрос:
— А ты откуда знаешь?
Когда Линь Хунъянь закончила выступление и пришла за кулисы, Ли Мэйфэнь сама подошла к ней и прямо сказала:
— Линь Хунъянь, я — Ли Мэйфэнь, жена Вань Игуана. Здравствуй!
Линь Хунъянь замерла в изумлении, а потом отозвалась:
— Много о вас слышала, приятно познакомиться!
Две ненавидевшие друг друга женщины поприветствовали друг друга.
— Мне дали десять лет, а тебе? — спросила Ли Мэйфэнь.
— Тоже десять лет, — ответила Линь Хунъянь.
— Но ты моложе меня. Когда ты выйдешь, тебе будет всего тридцать с небольшим, а мне — за пятьдесят.
— Вы — старшая сестра, а я — младшая.
— Да, а как еще? Давай отныне называть друг друга сестрами?
— Сестра Ли, вы ненавидите меня?
— Когда-то ненавидела.
— А я вам завидовала.
— Завидовала мне? Я ведь старая и некрасивая, а ты — молодая, симпатичная, это я должна тебе завидовать.
— Зато у вас были имя и статус, а у меня нет.
Ли Мэйфэнь взяла Линь Хунъянь за руку и с теплотой в голосе произнесла:
— Сестра, сестричка, имя и статус — это всего лишь имя и статус, а вот что важнее всего — чтоб тебя любили.
В этот момент Линь Хунъянь опять позвали на сцену.
Она собралась уходить и напоследок сказала Ли Мэйфэнь:
— Сестра Ли, если была любовь, то оно того стоило. — Она приготовилась петь для зрителей, но перед этим произнесла: — Уважаемые руководители! Приветствуем вас в нашей женской тюрьме. Благодарим, что навестили нас, преступниц, вставших на путь исправления. Сейчас я спою для вас песню народа сани «Далекий гость, прошу, останься!»
Плоды на дереве ждут, что их сорвут,
Ждут, что их сорвут.
Далекий гость, прошу, останься!
Ждут, что их срежут,
Что их срежут,
Далекий гость, прошу, останься!
Девушки ведут стадо белых овец,
Идут на закате, хотят вернуться
Хотят вернуться.
Далекий гость, прошу, останься!
В песне поется про богатый урожай,
В песне поется про процветающую родину.
Ради счастья мы должны петь в свое удовольствие.
В песне поется про богатый урожай,
В песне поется про процветающую родину.
Ради счастья мы должны петь в свое удовольствие.

Звонкие и красивые звуки этой песни пересекли границы тюрьмы и взметнулись высоко в небо…
Назад: Новый год в одиночестве (Пер. Т. И. Корнильевой)
Дальше: Ин Чуань