Глава двадцать седьмая: Даниэла

Вторник и понедельник я не живу – я существую.

Олег забирает меня домой в воскресенье после обеда и с загадочной улыбкой говорит, что у него для меня сюрприз.

«Еще одно дорогое эксклюзивное украшение?» - вертится на языке неуместная грубость, но я только улыбаюсь и очень стараюсь изобразить заинтересованность и нетерпение.

В моем мире больше нет красок, пока рядом нет Кая. Эта простая формула настолько очевидна, что я принимаю ее как данность. Я делаю видимость, что живу: говорю, шевелю руками и ногами, а в голове просто тикает обратный отсчет до среды.

Сюрприз Олега – это ремонт в нашей спальне. Он нанял жутко дорого дизайнера, чтобы визуально разделить комнату на две зоны: для нас и для детских принадлежностей. Я улыбаюсь и даже говорю, что это именно то, чего я хотела. Муж обнимает меня, и мы стоим посреди совершенно пустой комнаты с ободранными обоями, и я чувствую себя точно такой же: ободранной изнутри ложью, запретными чувствами и страшной тайной.

И все же, понедельник и вторник – это просто сорок восемь часов, и даже если они текут убийственно медленно, жизнь все равно идет своим чередом.

А в среду утром, пока Олег в душе, у него снова звонит телефон. Мы временно переехали в другую комнату и розетка только с моей стороны, поэтому муж кладет телефон заряжаться на мою прикроватную тумбочку. Я пытаюсь игнорировать звонок, но после короткой паузы телефон снова разрывается. Наощупь беру телефон, хочу отключить, но не успеваю вовремя закрыть глаза и снова вижу это имя – Эльвира. Палец зависает над красным кружочком, но я не отключаю, а выжидаю, пока ей надоест. Машинально тянусь, чтобы проверить, кто звонил минуту назад и почти не удивляюсь, что это тоже была она.

И телефон звонит опять. В третий раз. И снова то же имя.

Я никогда не следила за своими мужчинами, потому что это унижало бы в первую очередь меня. Рыскать, как мышь, в карманах, проверять украдкой воротники рубашки, чеки в портмоне, читать сообщения – эта грязь пачкала бы в первую очередь меня. И даже сейчас, когда загадочная назойливая женщина звонит ему и днем, и ночью, я все еще сомневаюсь, стоит ли открывать эту дверь или все же ограничится простым подглядыванием в замочную скважину.

«А что ты хотела? – гаденько спрашивает внутренний голос. – Сама бегаешь за мужем своей падчерицы, а Олега хочешь поймать на горячем?»

Я ничего не хочу, просто сказать этой Эльвире, что он занят - и я обязательно передам, что она пыталась с ним связаться. Но женский заплаканный голос на той стороне связи даже не дает ничего сказать. Едва нажимаю на кнопку «Ответить», как из трубки раздается:

— Олег?! Олег, слава богу! Катюша в реанимации!

— Это не Олег, - на автомате отвечаю я. – Он сейчас…

Гудки в трубке «запикивают» мои слова.

Я все еще сижу с телефоном в руке, когда муж выходит из ванной. Он даже не обращает на меня внимание: ходит, энергично вытирая полотенцем волосы, бросает рассеянный взгляд в зеркало, пробирая пальцами седину и, подмигивая моему отражению, говорит:

— Говорят, в мужской моде снова красить волосы.

Я даже не могу ему ответить, потому что последние пару минут перебирала в голове все возможные варианты того, кем может быть эта женщина, кто такая «Катюша» и почему она в больнице. Одно могу сказать точно: это точно не сотрудница, или я ничего не смыслю в женских слезах.

Только когда я не отвечаю, Олег замечает замешательство на моем лице и опускает взгляд на телефон, который я теперь держу двумя руками. Несколько секунд мы просто смотрим друг другу в глаза через зеркало, и я пытаюсь поймать в его взгляде хоть что-то, что даст мне подсказку. Но взгляд Олега абсолютно ничего не выражает.

Он поворачивается, забирает телефон из моих оцепеневших пальцев и быстро просматривает список последних звонков.

— Она звонила постоянно, - говорю, не дожидаясь его вопроса. Мне не за что извиняться, поэтому в моем голосе нет сожаления, лишь растерянность.

Муж взвешивает телефон на руке, машет головой и как ни в чем не бывало начинает одеваться. Брюки, рубашка, протягивает запонки, чтобы я ему помогла, но я демонстративно откладываю их на тумбочку и задаю вопрос, который неприятно першит в горле.

— Кто такие Эльвира и Катя?

— Тебя это не касается, - молниеносно отвечает Олег. Ответ он приготовил заранее, может быть еще до сегодняшнего разоблачения.

— Тебе рано утром звонит женщина, которую ты назвал сотрудницей, называет тебя по имени, плачет и говорит, что Катя в реанимации, а меня это не касается?

Я чувствую себя последней лицемеркой за то, что устраиваю допрос, потому что не имею на это никакого морального права. Меня есть в чем упрекнуть, и вся разница между нами лишь в том, что Олегу не повезло быть пойманном на обмане. Как долго мы с Каем сможем играть в шпионов? И что скажу я, когда вскроется правда? Мы просто общаемся, по-семейному? Я помогала Каю выбрать подарок для Оли?

Но кое-что все-таки меняется, а именно – взгляд Олега, после того, как я говорю о реанимации. Он успешный бизнесмен и умеет владеть эмоциями лучше, чем профессиональный игрок в покер, но даже у него бывают осечки, и одна из них молнией расчерчивает его безучастность. Он хмурится, поджимает губы в тонкую линию и смотрит на меня так, будто это я виновата, что неизвестная Катя угодила в больницу. Это длится всего мгновение, но очевидно настолько, что муж даже не пытается отрицать. Он знает, что выдал себя, и знает, что я это увидела, поэтому дальнейший обман бесполезен. Но я все еще надеюсь, что он хотя бы попробует что-то объяснить.

— Мне пора, - говори он, немного нервно сгребая с тумбочки запонки, а я почему-то думаю, что одному их точно не надеть.

Я еще какое-то время лежу в кровати: просто смотрю в потолок и думаю о том, что мне не больно, скорее – просто обидно. Каков шанс, что Эльвира – его любовница? Голос хоть и был истерическим, звучал достаточно молодо. Или это кто-то из его прошлого, о котором Олег не хочет говорит, чтобы меня не тревожить?

Звонок собственного телефона вырывает меня из размышлений. Это Оля и она тоже плачет, и буквально требует, чтобы я с ней встретилась во второй половине дня. Даже слова не дает сказать, просто тарахтит, будто автомат, что у нее с Каем все хуже некуда и она приедет в студию, чтобы поговорить. Даже не берусь считать, сколько раз она сказала «мне нужен твой совет» и «только ты сможешь мне помочь».

— Я буду занята весь день, - обманываю я, но на этот раз без намека на угрызения совести.

Это слишком: искренне жалеть ее и казнить себя за то, что пускаю слюни на ее мужа. Нужно выбрать что-то одно и быть честной хотя бы в том, что я выбрала не Олю и мне не стыдно из-за этого.

Она бросает трубку, напоследок прокричав, что и я тоже ее бросила.

Я приезжаю в студию в полдень и мне совершенно ничего не хочется делать. Голова занята мыслями о предстоящей встрече с Каем. Тянет, как девчонку, крутиться перед зеркалом, проверить макияж и традиционно за полчаса до выхода кажется, что я выгляжу просто ужасно скучно и нужно бы собрать волосы повыше, потому что просто распущенные они мне совершенно не идут. Я буквально тону в этих мыслях, и все Эльвиры с их утренними истериками просто отступают на задний план. Мое запретное счастье полностью эгоистично, но я давно не чувствовала себя такой приятно взволнованной. Хотя нет, не давно – никогда.

На улице, возле машины, меня поджидает Оля. Первая мысль, которая проскальзывает в моей голове – я от нее устала. Меня утомили ее жалобы и нытье, ее постоянное постное лицо, попытки переложить ответственность за свои проблемы на чужую голову. И эта вездесущая уверенность, что мое «нет» - ничто в сравнении с ее «хочу».

— У Кая есть женщина! – даже не дожидаясь, когда я подойду, выкрикивает Оля. Она взвинчена, грызет ногти и курит. Судя по окуркам вокруг моей машины – это не первая сигарета.

— Оля, ты обещала, что завязываешь с сигаретами. Что дальше? Снова напьешься? Уйдешь в загул?

— Всего несколько штук. Ты вообще слышала, что я сказала?! – Она бросает только что прикуренную сигарету себе под ноги, жестко размазывает по асфальту. – У него это серьезно, я чувствую. Он очень изменился.

Я пытаюсь пройти к машине, чувствуя себя почти как нападающий в американском футболе, которому нужно сделать решающий тачдаун[1] до того, как прозвучит сигнал об окончании игры. Почему не вышла раньше? Почему поставила машину здесь, а не за зданием? Что если Кай в самом деле приедет всего на пару минут, а я буду торчать здесь, выслушивая, как его жена рассказывает мне о его возможной любовнице – обо мне!

Злой смех прорывается вопреки моим попыткам сдержаться.

Оля замахивается – и сильно, до звона в ушах, бьет меня по лицу.

— Ты просто сука! – орет она, но я понимаю ее слова лишь по движению губ. – Корыстная сука!

Меня шатает, ведет куда-то в сторону - и только в последней момент успеваю опереться руками на капот. Перед глазами серо-зеленая болтанка, и чем больше я пытаюсь ее сморгнуть, тем гуще она становится. Уже почти ничего не вижу - и только рваное, глухое и злое Олино сквозь шум в голове:

— Только притворяешься хорошенькой, чтобы покрасоваться перед отцом! «Смотри, какая я несчастная овечка, понимающая и хорошая»! – Она нарочно кривляется и кружит рядом, словно коршун над добычей. Пытаюсь ее оттолкнуть, но ничего не получается: бесполезно колочу рукой по воздуху, потому что Оля уже с другой стороны. – Конечно, когда отца нет рядом незачем прикидываться хорошей. Думаешь, я ничего не понимаю? Не вижу? Вообще слепая?

Зрение медленно, но возвращается, а вместе с ним в моей реальности снова появляется Оля с ее красным от злости лицом и сумасшедшими глазами, где по всей радужке растекись огромные кляксы зрачков. На мгновение мне кажется, что она знает обо мне и Кае, но я гоню прочь эту губительную мысль. Она не может знать, мы были осторожными, а Кай не из тех, кто добровольно распускает язык.

— Думаешь, раз теперь у вас с папочкой будет счастливая полноценная семейка, то можно так просто от меня избавиться? Выбросить лишнего ребенка, чтобы все досталось твоему? Так вот: ни хрена ты не знаешь!

— Убирайся, или я вызову полицию, - окончательно взяв себя в руки, предупреждаю я.

— Не забудь пожаловаться папочке, сука! – выкрикивает Оля и просто исчезает, как мой персональный пятиминутный кошмар.

[1] Touchdown (приземление) — один из способов набора очков в американском и канадском футболе