Глава 8
Телефон давно сел. Еще в первой половине дня. Он был древним, и аккумулятор требовалось заряжать всю ночь, но вчера Гриша забыл это сделать. Он шел от метро, мечтая о горячем душе и миске лапши быстрого приготовления. Ни в чем себе не отказывай, парень, сказал он, решившись на покупку большого пластикового корыта с макаронами и кусками сои, пахнущей беконом. Обычно покупал такую еду, когда оставался на мели, поэтому брал самые дешевые упаковки.
До подъезда оставалось пройти метров тридцать, как кто-то, выскочивший из кустов, обхватил Матросова за шею и сжал ее. Не пальцами — согнутой рукой. Он и пикнуть не успел, как оказался на земле. Решив, что его хотят ограбить, Гриша выпустил рюкзак. В нем самое ценное — лапша быстрого приготовления. Проездной закончился. Кошелек дрянной. А сам рюкзак был найден у мусорного бака, зашит и отстиран.
Но нападавший не польстился на Гришино добро. Он прыгнул на него самого и принялся молотить кулаками по лицу. Удар был слабым. Даже девчонки бьют сильнее…
Или это девчонка?
Если бы Грише не прилетело сразу в глаз, он легко бы справился. Но слезы брызнули обильно из пострадавшего глаза, но и из второго полились, и он ничего не видел. А еще и язык прикусил.
Рассмотреть нападающего Гриша не мог. Но чувствовал запах кошачьей мочи.
— Руки убрал! — услышал он. Затем последовал звук глухого удара.
Почувствовав легкость (на нем больше никто не сидел), Гриша перевернулся на живот, сплюнул кровь, сочащуюся из разбитой десны. Затем утер лицо рукавом рубашки и сел.
— Не умеешь драться, не берись, — донеслась до Гриши очередная реплика.
— Воды нет? — спросил он.
— На.
Гриша почувствовал, как ему на колени падает бутылка. Он сделал несколько жадных глотков, потом умылся. Тот глаз, в который попали кулаком, все еще был не в фокусе. Но второй видел нормально. И Гриша смог рассмотреть и напавшего на него мужчину, и того, кто его защитил. Первого он узнал — Павел, безутешный отец девочки Даши. Второго нет…
— Вы кто? — спросил он у незнакомца.
— Майор Багров. Уголовный розыск. А ты, как я понимаю, Григорий Матросов.
— Совершенно верно.
— Почему весь день трубку не берешь?
— Телефон сел. А вы что, звонили мне?
— И не только я. — Багров ударил Павла только раз. Следов не оставил. Но тот до сих пор не мог восстановить дыхание. — Почему этот человек на тебя напал, знаешь?
Матросов покачал головой.
— Он убийца-психопат, — выкрикнул Павел.
— Пока на него ты похож больше. Кидаешься на людей в темное время суток.
— Я лишь хочу справедливости.
Кровь изо рта Гриши все еще сочилась. Майор пошарил в кармане, пытаясь, по всей видимости, найти платок, но его не оказалось.
— Я не убийца, — мотнул головой Гриша. — И не психопат. Хотя есть у меня небольшие проблемы, признаю.
— Какие? — с интересом спросил Багров.
— Я фанат. А поклонение кому-то — это форма зависимости. Я признаю ее, но не афиширую.
— Объект Казачиха?
— Откуда вы…
— И какой у тебя ник? Голум?
— Нет, тот вообще конченый. Я Казак.
— Без фантазии, Гриша.
— Кто такая Казачиха? — нервно спросил Павел. — О чем вы вообще?
Ему никто не собирался отвечать.
— Как хорошо, что я забил на отчеты и приехал сюда, — сказал Багров. — Вот и не верь после этого чутью. Поднимайте задницы, в отделение поедем. Наручники у меня одни, и они достанутся дебоширу. Лапы подставляй, — обратился он к Павлу. — Но и ты не расслабляйся, — это уже Грише. — При мне «макаров». Шмальну в ногу, но темно, вдруг не попаду и снесу тебе полбашки.
— Я не собираюсь бежать. Мне нечего скрывать. И, кстати, к этому гражданину, — он указал на безутешного отца, — у меня претензий нет. Не надо его в ментовку забирать.
— Без сопливых разберемся.
Как оказалось, вызов он уже сделал. И вскоре приехала машина с мигалкой. Туда затолкали только Павла.
— А что со мной?
— С тобой мы побеседуем дома. В спокойной обстановке. А уж потом поедем, как ты выразился, в ментовку. Мы уже столько лет полиция, когда вы перестроитесь наконец?
— Клавдии Андреевне не понравится, что я кого-то привел.
— Мы с ней старые друзья. Она не будет против.
— Вы знакомы?
— Гриша, у Казачихи появился подражатель. Как думаешь, с кем представители следствия переговорили, когда это выяснили?
— Значит, все было не напрасно, — воодушевленно проговорил Гриша.
— Что именно?
— Наши усилия.
— Так, давай поднимемся к тебе и поговорим.
— Комнату хотите осмотреть. Потому что ордера пока нет. Иначе допросили бы меня где угодно. Хоть бы и в кустах.
— Хорошо, что ты парень неглупый. С вами легче… — Он хлопнул Гришу по спине. И очень сильно. — Ты понимаешь, что являешься на текущий момент главным подозреваемым?
— Почему я?
— Даша, Кристина, Марина. Ты был знаком со всеми погибшими девочками. И ты фанат Казачихи.
— Кто такие Даша и Кристина, я знаю. А что за Марина?
— Кузя.
— Наташкина подружка?
— Она самая.
— Ее тоже убили?
— Этой ночью.
— И вы думаете… — Гриша аж задохнулся. — Это я? Всех их?
Багров развел руками.
— Нет, нет, нет! Вы что? Я только подбрасывал струны.
— Сейчас сохранись и перейди в режим ожидания. Продолжим у тебя в комнате.
Они уже дошли до подъезда, Гриша открыл дверь. Осталось подняться на нужный этаж и зайти в квартиру. На это ушло меньше минуты.
— Тишина, — заметил Багров, переступая порог. — Ни хозяйки, ни соседки.
— Могу я умыться?
— Открой сначала мне свою комнату.
Матросов без возражений отпер замок. В «келье» не было ничего, что могло его скомпрометировать.
В ванной Гриша пробыл недолго. Ополоснул лицо и рот. Снял рубашку. Есть уже не хотелось. Только пить. Григорий сделал несколько глотков прямо из-под крана и прошел в свою комнату.
— Давай рассказывай, — сказал ему Багров.
— Секунду. — Он подошел к шкафу и достал из него футболку. Сверкать голым торсом перед незнакомцами некрасиво. Разве что ты находишься на пляже или в бассейне. — Что вы хотите знать?
— Кто такой Оборотень?
— Не знаю. Мы никогда не встречались.
— Но общались в Сети сколько времени?
— Года полтора. Я заинтересовался историей Казачихи до нашего знакомства. Меня познакомили с ней там, где она жила когда-то. На Рублевке. Там была дача ее отца. Меня зацепило. Я стал искать информацию и наткнулся на закрытую группу. Оборотень, если можно так сказать, лоббировал Казачиху.
— Нельзя так сказать. Он же не оказывал давления на государственную власть… Ты в институте учился, че несешь?
— Ладно, выражусь иначе: он активно ее продвигал. Как героиню, заслуживающую внимания, но лишенную его. Оборотень считал, что она достойна славы Чикатило и Оноприенко. И дала бы фору отравительницам родственников и убийцам пенсионерок. Не говоря уже о пособницах мужей-маньяков. Женщин-серийниц немного. И все известные нам имели какую-то выгоду. Или под кого-то прогибались. Убила — нажилась. Убила — угодила. Только Казачиха просто баловала себя. Делала что нравится. Наслаждалась процессом…
— Ты был с ним согласен?
— Мне она была очень интересна. Я мечтал увидеть ее. Пусть и по телевизору. Но скрыть историю Казачихи — все равно что сжечь полотна молодого Ван Гога.
— Ты сравнил…
— Ладно, — кивнул Гриша, — проведем другую параллель. Мы знаем о Понтии Пилате, Борджиа, Гитлере, Бен Ладане, в конце концов. Все эти люди стали легендами, отнимая жизни у других. Почему Казачиха не может войти в их число?
— Прокураторы, правители и террористы — это совсем другая категория убийц.
— Это лишь вопрос морали. Застрелить противника на войне — почет, раскроить череп воришке — преступление, но со смягчающими обстоятельствами, задушить того, кто тебе всего-навсего в душу плюнул, — тяжкий-претяжкий грех. Тут и впаяют по полной, и общественность заклюет. Но результат-то один! Человека не стало.
— Давай ты будешь эту демагогию разводить с теми, кто зависает на вашем сайте. А мне надо убийцу найти. Что ты там говорил о струнах, которые подбрасывал?
— Я издалека начну. Чтобы понятнее было. Фан-клуб Казачихи на самом деле невелик. Тот же Голум, о котором вы упоминали, просто больной с сезонными обострениями. Его «прелестью» становятся то одни личности, то другие. Был у нас еще Соловей. Не сразу я понял, что разбойник. В тюряге сидел и пытался себя продвинуть как серийника. Прославиться. На деле был обычным гоп-стопщиком. Оборотень его быстро вычислил. А основная масса подписчиков — это затюканные, но заумные ребята, проводящие все вечера за компом. Им удается проникнуть в закрытую группу и почувствовать себя крутыми.
— Задроты, как правильно заметил дядя Леша, — пробормотал Роман.
— Что вы сказали?
— Подумал, что вас, настоящих фанатов, было всего двое. Так?
— Да. Я и Оборотень. И тогда я подал идею.
— Начать убивать в стиле Казачихи?
— Скопировать его.
— Подкинув струну на место преступления? Что за ерунда?
— Да, первый раз мы так и сделали. Случай в парке. Оборотень нашел труп, обернул его шею струной и затянул, чтобы остались следы. Но сама она была унесена на приличное от трупа расстояние.
— Кем?
— Животными, птицами… Я не знаю. В парке полно сорок. Они любят блестящее. Струна не была зафиксирована на шее. И ее утащили.
— Вы это обсудили с Оборотнем?
— Да. И решили, что в следующий раз нужно действовать наверняка.
— Душить жертв самим?
— Нет, крепче заматывать струну.
— У меня сейчас башка взорвется… — Роман уселся напротив Гриши и пристально посмотрел ему в глаза. — А вы с Голумом не из соседних палат?
— Дочку того, кто напал на меня, я знал. Шапочно, и все же.
— Следствие в курсе.
— Я рассказывал о ней Оборотню.
— Зачем?
— С кем-то нужно делиться. Психолога я не потяну по деньгам. А он интересовался моей жизнью бесплатно. И мы не были знакомы в реальности. Идеальный вариант. Даже лучше, чем выговориться тому, с кем едешь в одном купе. Сейчас эффект случайного попутчика видоизменился. Мы исповедуемся незнакомцам в сети. Я не исключение. Выговаривался Оборотню, которого, казалось, интересует все, что связано со мной. Он появлялся в Сети не каждый день, но, когда это случалось, требовал отчета обо всем. А я только этого и ждал…
— Хочешь сказать, что нашел Дашу мертвой и обернул вокруг ее шеи струну?
— Нет. Это не я — Оборотень. Но он написал, чтоб я поехал по адресу, чтобы посмотреть, что и как. Только я прочел сообщение поздно. На следующий день.
— Что касается Кристины? Девушки с зелеными дредами?
— Тоже не я подкинул струну. О Кузе я вообще узнал только от вас. Оборотень удалил свой профайл сразу после гибели Кристины. Но восстановил его вчера, да как-то странно вел диалог. Мне показалось, это не он пишет.
— Когда убили Кристину, ты явился домой ночью и с кровавым пятном на штанине.
— Да. Я вышел на охоту в очередной раз. Я ходил и искал мертвого человека, чтобы затянуть на его шее струну. Я делал это и раньше. Но не находил трупов — мы же не в Чаде или Гондурасе, у нас не валяются покойники под каждым кустом. Но в тот день мне повезло. Я наткнулся на окровавленного мужчину. Думал, мертв. Склонился над ним, накинул струну на шею, хотел затянуть, но он вдруг как вскочит… Это было очень страшно! Я убежал. Но его брань преследовала меня…
— А вот теперь внимание, Григорий. Ты сам сказал, что мы не в Гондурасе. Так почему же твой друг Оборотень находил трупы так часто?
— А вы еще не поняли? Он ваш коллега. Полицейский. Поэтому и Оборотень… В погонах. Пусть у этого выражения и иной смысл.
