Он шел вдоль дороги, оглядываясь по сторонам. Шикарные заборы, за ними еще более шикарные дома. Гриша не мог себе представить, каково это — жить в подобных хоромах. Да, он вырос в приличной семье. У них была просторная квартира, дача имелась, но тут настоящие дворцы. И в них обитают не особы голубых кровей… Торгаши, чиновники, бандиты, псевдозвезды. Одна из последних сейчас заезжала на территорию своей усадьбы на золотом «Порше». Гриша несколько раз видел ее по телевизору и узнал. Не очень красивая, но, безусловно, эффектная девушка, не умеющая петь, играть, писать книги, но делающая все это, заработала себе на роскошную жизнь. Но стала ли она счастливее, когда переехала в особняк с десятью комнатами? Вряд ли. Иначе ее глаза не были бы такими печальными.

Григорий не завидовал богатым. Но от своей бедности подустал. Хотелось жить в отдельной квартире, в которую можно будет привести Шаха, нормально питаться, иметь машину, не золотой «Порше», даже не какой-нибудь «Фольксваген», а простенькое «Рено» или ту же «Ладу», ходить на концерты и хотя бы раз в год отдыхать на море.

Значит, нужно снова все начинать с нуля. Опять Гриша выбрал не тот путь. Но ничего… Даже сказочные герои, оказавшиеся у вещего камня, ошибались с направлением, а он — обычный человек.

До нужного ему дома Гриша шел еще двадцать минут. Сгоревшая дача Петровского манила его все последнее время. Он бывал в ней где-то раз в месяц. Иногда ночевал вместе с бомжом Хоббитом. Его звали Федором, но Гриша называл его Фродо. Тот не возражал.

В том, что бездомный не врал, говоря, что слышит шепот, шаги и стоны, Григорий убедился сразу. Останки дома действительно издавали звуки. Очевидно, это проседал фундамент под обгоревшим остовом. Но, имея богатое воображение, треск, скрежет, буханье можно принять за голоса призраков. Тем более у дома такая мрачная история! Гриша иногда заставлял себя отключать мозг, чтобы пощекотать нервишки. А еще он умудрился проникнуть в подвал. Рискуя быть погребенным заживо, он спускался туда и копал. Хотел отыскать останки. Однажды наткнулся на берцовую кость. Собрался вытащить ее из-под слоя кирпичей, потянул, но ему на голову тут же посыпалась бетонная труха. Он отбежал. И вовремя, потому что на то место, где он стоял до этого, рухнула балка. Обитель Казачихи не хотела отдавать свое…

И это было по-настоящему страшно!

Гриша не успел дойти до столбов забора, за которыми начинались бывшие владения Петровских, как заметил экскаватор и трактор. Они были оранжевыми и сразу бросались в глаза. Обе спецтехнические машины ездили по участку. А еще по нему, как муравьи, сновали люди в рыжих жилетках. В их руках были лопаты и кирки. Один таскал тележку.

— Что делается, а? — услышал Гриша знакомый голос, а затем увидел, как из-за гигантского мусорного пакета, валяющегося у столба, показалась голова Фродо.

— Привет, — поздоровался с ним Матросов. — А что делается?

— Дом сносят.

Гриша подошел к бомжу и протянул пакет. Он привез ему бутылку водки. Недорогой, что естественно, ведь сам был на мели, но она в любом случае была лучше той бормотухи, что Федя обычно употреблял. К ней захватил плавленых сырков и хлеба. Чтобы порадовать приятеля гостинцем, ушло триста рублей.

Фродо уселся на землю, привалившись спиной к мешку, и стал пить водку из горлышка. Он даже не морщился, когда делал это. А Гриша не сдержался и передернулся.

— Вытурили меня, прикинь? — просипел Фродо, после чего отгрыз угол от буханки. — Ладно хоть вещи собрать дали. — Он хлопнул по пластиковому мешку. — Тут все, что нажито непосильным трудом.

— Матрас, одеяла, одежда, посуда?

— Да.

— Ты все это на помойках подобрал.

— А это разве не труд?

— Тоже верно. — Гриша опустился рядом с Фродо. — Когда на участке движуха началась?

— Вчера утром. Но вечером я смог к себе в норку вернуться. Думал, и сегодня получится, но они ее уже засыпали. Быстро работают, гады.

— Участок продали, получается?

— Сейчас готовься удивиться, брат мой. — Бомж снова приложился к бутылке. — Он давным-давно в собственности. Но хозяин ничего не делал. А вчера ему приспичило.

— Кто он, не в курсе?

— Мне не доложили.

— Странно все это, — пробормотал Гриша.

— Ничего странного. Пока история Казачихи не прогремела, хозяин участка решил дом с землей сровнять, а площадь, на которой он стоял, превратить в теннисный корт.

— Тут будет корт?

— Как я слышал. Но наверняка еще что-то. Земли до фига. Может, скалодром или сауна. А я бы конюшню построил. В округе нет ее. А была ведь когда-то… Та, на которой Д’Артаньян Казачихи работал… И рассекал тут вместе с ней… По лугам.

— Стой! А почему ты решил, что история Казачихи скоро прогремит?

— А я тебе разве не рассказывал о Майкле?

— Кто это?

— Американский журналист, который решил ее раскручивать.

— Впервые о нем слышу.

— Давно, значит, не был тут. В общем, сижу я как-то у себя, варю кашу. Пшенную с ливерной колбасой. Такая вкуснятина! Недавно открыл для себя новый рецепт. Причем случайно. Уронил кусок в кастрюлю, пока вылавливал, он расползся…

— Фродо, ты опять, — в сердцах воскликнул Гриша.

— Чего? — насупился тот.

— Отвлекаешься на ненужные детали. Неинтересно мне про кашу. Про Майкла давай.

— Я крышу на место не поставил, чтоб воздух пустить, он заглянул. Спросил, кто я. Думал, сторож. — Фродо хохотнул. — Я ответил — домовой. Он не врубился. Иностранец, пусть и с русскими корнями. Его родители в самом начале перестройки переехали в Штаты. Ему тогда года три было. По-русски говорит с акцентом и через раз понимает, что ему хотят сказать. Оказалось, предки его из наших мест. И о Казачихе слышали. Когда Майклу как журналисту поручили снять документалку о серийных убийцах, они ему мысль подкинули. Лети, типа, в Россию, там такая маньячка орудовала, о которой легенды должны ходить. Он и приперся.

— Из Штатов?

— Ну да.

— Уверен?

— Че, думаешь, обманул?

— Нет Америке дела до наших маньяков. У них своих полно.

— Свои — это свои. А наши — экзотика. — Фродо, который уже поплыл от выпитого, запрокинул голову, подставив свою физиономию под солнечные лучи. — Но, может, и врал этот Майкл, — лениво проговорил он. — Какой-то он был неправдашный. Вроде и акцент, и поведение не нашенское, а как с буржуйкой обращаться — знает. Разве есть у них такие печки, в Америкосии?

— Сколько раз он приезжал?

— Один. Походил, поснимал.

— На камеру?

— Ага. Но не такую, как у кинооператоров. Обычную, маленькую. У меня интервью взял. За это денег дал. Но не американских, наших. И свалил. Сказал, жди сенсации. Такое кино сделаю, что мир ахнет.

— Когда это было?

— Не помню я.

— Примерно?

— Недели две назад. Или месяц?

— Я был тут как раз месяц назад. Но ты мне ничего не рассказывал.

— Я мог и забыть. Но, скорее всего, прошло меньше времени… Я же болтун, да?

— Еще какой.

Тут Фродо вскочил на ноги и, приложив ладонь горизонтально ко лбу, чтобы она не давала солнцу в глаза попадать, посмотрел на дорогу.

— Мерещится мне, что ли? — пробормотал он.

— Что такое?

— Такси подъехало. Видишь?

— Да. — Желтая машина с логотипами проехала мимо них. Теперь оказалось, что она остановилась возле ворот. Точнее, того места, где они когда-то были. И из нее вышли пассажиры. Мужчина и женщина.

— Это же Клавдия.

Но Гриша уже и сам узнал ее. Госпожа Петровская была привычно одета и причесана. Водолазка, брюки, кардиган (при том что температура воздуха была градусов двадцать пять), волосы пострижены «под горшок» и уложены так, что закрыты лоб и шея сзади.

— Сдала она, конечно… Но титьки что надо, как и в молодости!

— А с ней кто? — спросил Гриша у приятеля.

— Без понятия. — Фродо сунул бутылку в карман и направился к такси, но Матросов его остановил:

— Ты куда?

— Хочу подобраться поближе. Зрение у меня уже не то, что в молодости. Как и слух. А интересно же, зачем Петровская приперлась сюда после стольких лет.

— Но ты не собираешься к ней подходить?

— По обстоятельствам.

И зашагал в нужном направлении. А Гриша остался у пакета, спрятавшись за него от посторонних глаз.