Егор открыл глаза и долго смотрел в серый потолок над головой. Голова гудела, как кипящий чугунок, наполненный булькающей волокнисто-пенной массой. Как будто кто-то там варил холодец. И долгожданный покой должен был наступить лишь в момент, когда холодец разольют по вместительным тарелкам и чашкам, и он, остывая, застынет в еле подвижное желе. Но сейчас в голове бурлило, клокотало и перекатывалось что-то тяжелое, не способное сформироваться, обрести четкость. Образы разорванные и невнятные толкались между собой, не в силах собраться, сфокусироваться в одну определенную мысль.

Егор повернул голову на бок и перевел взгляд с матового серого потолка в сторону. Отчего-то серая, вероятно, ни в один и даже, ни в два слоя выкрашенная поверхность, такой глубокой она казалась, все неслась вслед за взглядом, не обнаруживая перед собой ни какой преграды, пока вдалеке не соприкоснулась с коричневой растрескавшейся землей.

— Твою же мать, — прохрипел Егор. — Опять?

Он закрыл глаза и вернул голову в исходное положение. Где-то рядом раздалось негромко чириканье, а лица коснулся легкий ветерок, заставивший жалобно заскрипеть давно несмазанные петли старенькой форточки.

Егор открыл глаза и рывком сел, в непонимании и удивлении крутя головой. Форточка в его комнате и вправду была раскрыта, и из нее в квартиру лилось веселое пенье воробья, сидящего на дереве возле окна. Солнце освещало комнату мягким, теплым светом, играло зайчиками, отражающимися от качающегося под порывами ветра стекла форточки.

— Привиделось, — с облегчением вздохнул парень. — Твою же мать! — повторил он свои недавние слова, только сейчас в них звучало не обречение и усталость, а радость и воодушевление.

Егор соскочил с кровати, схватил лежащие на комоде шорты, сходу запрыгнул в них и, минуя одним рывком коридор, влетел на кухню. Никого. Зал тоже был пуст. Парень надеялся увидеть родителей, но в квартире был только он один. Он вновь вернулся на кухню и посмотрел на часы. Одиннадцать.

— Конечно, кого ты хотел увидеть? — сам себя спросил парень. — На работе все.

Тоска по родным, сменившая радость от возвращения домой, заставила его безвольно опуститься на табурет перед столом. Уперев взгляд в потертый линолеум, Егор сидел, некоторое время не двигаясь. Затем встал и быстро пошел в свою комнату. Начал обшаривать комод, стол, сдернул с кровати покрывало, перевернул подушку, заглянув под нее.

— Где же ты?

Он полез в шкаф, перебирая вещи на полке. Не нашел что искал и принялся осматривать комнату заново.

— Может в зале или прихожке.

Он двинулся вслед за мыслями, обшаривая, обглядывая поверхности мебели в квартире. Сотового нигде не было: ни в комнате, ни на кухне, ни в зале, ни в прихожей. И вновь надежда сменилась тоской. Не обнаружив дома родителей, парень решил позвонить им, но телефон, как назло, тоже куда-то запропастился.

— Не. Я так не сдамся.

Егор накинул на себя майку, хлебнул холодной воды из чайника и, прикрыв форточку в комнате, вышел из квартиры, заперев за собою дверь.

Парень ни как не мог понять, почему он так сильно хочет пообщаться с родителями, откуда в нем взялась эта тоска, будто он не видел их целую вечность. И сейчас, что бы исправить это, что бы заглушить свое одиночество, он стремился, рвался, во что бы то ни стало, встретиться с ними, увидеть, обнять.

Не вызывая лифта, Егор за секунды сбежал по темной лестнице, и ослепленный ярким солнцем, заполнившим все вокруг, вырвался в оглушающий своей жизнью мир. По горячему асфальту, шаркая и цокая, гуляли люди. Деревья шелестели листвой, скрывая в своих кронах, поющих разными голосами птиц. Собаки на поводках приветствовали друг дружку настороженным лаем, а когда проходили мимо, то тихо обнюхивались, закрепляя свое знакомство верным идентификационным кодом.

На улице Егору вновь стало легче, он даже почувствовал некоторую радость от того, что вышел наконец-то из дома, и, окончательно успокоившись, подавшись сквозящему со всех сторон жизненному теплу и до краев пропитавшись им, он направился к расположенному в двух кварталах от него небольшому магазинчику, в котором его мама работала кассиром. Он предвкушал радость встречи, как будто расстался с мамой не вчера перед сном, а когда-то очень-очень давно и был готов наконец-то встретиться с ней, увидеть ее, рассказать, как же сильно он соскучился.

День был жаркий, но островки тени, располагающиеся под кронами деревьев, выручали Егора также, как и всех остальных людей, которые подобно муравьям, бегущим по выверенной, натоптанной, а затем вытоптанной миллионами ног тропинке, перетекали от одного островка к другому, выполняли свои повседневные функции и задачи, но на самом деле, преследовали лишь одну неосознанную ими цель: обустройство жизни своей матки-королевы, своего города, а заодно и своей жизни собственной.

И если бы Егор не был так сильно погружен в мысли о предстоящей встрече, то он весьма сильно удивился, заметив рядом с собой несколько людей, отстающих от него на пару шагов, и одетых совершено не по погоде. Темные спортивные костюмы с олимпийками, застегнутыми до самого горла, тяжелые кроссовки и кепки, скрывающие лица. Двигаясь в том же направлении, что и Егор, они держались определенного расстояния от него, и, не смотря на парня, выполняли все те же маневры и повороты, что и сам парень. Одним словом шли за ним.

Раздался телефонный звонок. Негромкое пиликанье сотового выдернуло парня из своих мыслей, заставив обратить на себя внимание. Егор даже остановился на месте, что не замедлили повторить идущие за ним преследователи. Егор похлопал по карманам шорт, а затем вытащил из одного из них свой сотовый, играющий детскую песенку про рыжего Антошку, который, как и все прогрессивное, и не очень прогрессивное человечество хотел быть накормлен за счет социального неравенства и труда других людей, но не своего собственного. Егор некоторое время стоял, не двигаясь, вспоминая, проверял ли он карманы шорт дома, когда искал сотовый по квартире. Могло ли быть такое, что он, облазив все вокруг, чуть ли не перевернув весь дом верх тормашками, не удосужился или просто забыл заглянуть в шорты, которые был одеты на нем? И решив, что, в принципе, так и могло случиться, выбросил этот инцидент из головы. Сотовый-то сейчас вот, в руке, и на экране высвечивается имя его друга.

И в момент, когда сотовый начал проигрывать припев, на словах «Тили-тили, трали-вали», Егор нажал кнопку приема вызова, а секундомер на экране стал отсчитывать уносящиеся в безвременье слова. Парень медленно пошел дальше, увлекая за собой так и не обнаруженных им черных людей.

— Привет, Егор! — раздался в трубке веселый голос Антона. — Ты пакет взял?

Егор улыбнулся бездушному пластику и поприветствовал товарища.

— Здорова, коль не шутишь. Чего ты там говоришь? Какой пакет? — переспросил он.

— Пакет с бомбой, говорю, взял? — раздалось на том конце, и голос затих, ожидая ответа.

— С чем пакет? — Егор подумал, что ослышался и переспросил еще раз.

— С бом-бой! — медленно, по слогам произнес голос в телефоне. — Бом-бой! Такой: ба-бах!

— С какой бомбой? — еще улыбаясь, но уже как-то нелепо это делая, спросил парень.

— Егор, так нельзя. Если ты решился, то обязан выполнить дело.

— Какое дело? Какая бомба? — уже не улыбаясь и немного хмурясь, ответил парень. — Ты бредишь что ли? О чем ты говоришь?

— Егор, оглянись.

И парень не замедлил сделать предложенное телефонной трубкой и увидел людей в черном, которые полукругом шли следом.

— Если что-то пойдет не так, — продолжил Антон. — То пострадает куда как больше людей. Понимаешь? Причем в первую очередь твоих родных.

Егор ничего не понимал, кроме одного: этих в черном в магазин вести было нельзя, мало ли что, так что встречу с мамой стоило отложить. И хорошо, что он не нашел тогда дома сотового и не позвонил ей, разволновал бы только, а сейчас звонить и вообще не следует. Егор, испытывая накатывающий волнами страх, прошел мимо поворота к магазину и двинулся по-прямой, не зная, что ему теперь делать, что стоит предпринять, и стоит ли вообще сейчас что-либо предпринимать.

А Антон все продолжал.

— Раз ты пустой, то пойдем по плану «Б». Поворачивай к магазину твоей матери.

Сердце у Егора екнуло, а внутри все оборвалось. Ощущение приближающейся опасности возрастало с каждой секундой. Мысли метались в голове, не в силах найти логичное объяснение происходящему и не в силах хоть что-нибудь придумать.

— В девятом ящичке для хранения вещей возьмешь черную сумку. Там другая бомба.

Бомба в магазине, рядом с мамой. Егор чувствовал, как ноги подкашиваются, а язык отказывается что-либо говорить. Кто-то сзади сунул ему что-то в руку. Парень обернулся. Один из черных людей быстрым движением передал ему ключ с цифрой девять, а сам, обогнав парня, направился к магазину, не оглядываясь и не давая возможности рассмотреть его лицо.

— Не мудри, не пытайся улизнуть и не оказывай сопротивления. С тобой никто не будет драться и бороться. Мы просто нажмем кнопку. Понял? — Антон злобно хмыкнул в трубке.

— Что происходит, Антон? — попытался хоть что-то разузнать и понять Егор. Но слова из него вывалились лишь сочетанием связанных между собой звуков, смысла в них не было. Да и какой смысл, если происходящие сейчас не имело никакого названия, кроме одного слова «Ужас».

— А как ты хотел? — тем не менее, ответил Антон. — Ты же согласился на дело.

— Какое дело? — искренне не понимал Егор.

— Не строй из себя кретина. Ты умный парень, Егор.

Телефон умолк, оборвав отчет секунд, бесповоротно и навсегда изменивших жизнь парня.

Егор потянул на себя дверь магазина. В тамбуре перед кассами стояли ящики для вещей покупателей, и парень, стараясь не поднимать головы и не смотреть по сторонам, направился к ним. Быстро открыл девятый номер и вытащил небольшую черную сумку, тяжелую, но не провисающую под своей тяжестью. Она как будто вся была цельным каркасом, ящиком, не мнущимся, и выглядела так, будто была вовсе пустой. Егор накинул ее себе на плечо и, не удержавшись, все же бросил взгляд на кассы.

Мама сидела на своем рабочем месте и выбивала продукты очередному покупателю. Человеку в черном. Егор чуть было не кинулся в зал, но вовремя раздался телефонный звонок, вновь высмеивающий ставшего таким ненавистным для парня Антошку.

— Ты куда рыпаешься дебил? У тебя бомба на плече болтается. Если хочешь, что бы с ней, с мамкой твоей все было хорошо, то двигай к метро через два перекрестка. Понял?

Слезы бессилия, страха и ненависти навернулись на глазах у парня. Он посмотрел еще раз на маму, которая улыбнувшись покупателю, протягивала ему чек, и вышел из магазина.

— Что в метро? — спросил Егор, понимая, что ответ ему не понравится однозначно. Но на самом деле, пусть там произойдет все что угодно и как угодно, лишь бы его родных не трогали, лишь бы этот, в черном сейчас вышел из магазина вслед за Егором, и ушел бы, чем дальше, тем лучше. А этот гад, Антошка. Ну, уж Егор до него доберется, если у него появится такая возможность. Он ему точно не забудет показать, как это испытывать боль.

— В метро поезда ходят, и люди ездят. Ты разве не знаешь? — издеваясь, посмеялся голос в трубке. — Оставишь сумку в вагоне, а сам иди хоть на все четыре стороны, раз ты такое сыкло.

Егор однозначно ничего не понимал.

— Антон, а исправить ни чего нельзя? — спросил Егор, надеясь, что эта неопределенная фраза хоть немножко прольет свет на происходящее и даст ему хоть какое-то понимание творящегося сейчас с ним кошмара.

— Самолеты задом не летают.

Телефон отключился и Егор, предоставленный самому себе и своим в панике мечущимся по черепной коробке мыслям, медленно двигался к уже виднеющейся небольшой букве «М». Компания черных людей, последовавшая его до этого, все так же неотступно шла следом.

«Значит так», — лихорадочно думал парень. — «Я на что-то подписался, хотя сам ни чего не помню. И мой друг, надежда курса и всего мира, а сейчас их проклятие, паскуда, одним словом, вмешан в это по самое горлышко, угрожает мне расправой над моими близкими. В сумке у меня лежит бомба, если верить его словам, и если я не отнесу ее в метро, скорее всего для организации теракта, то меня и мою семью ждет что-то страшное. Отнесу, Антошка, отнесу, только потом, Антошка, я с тобой рассчитаюсь за этот день. Ой, рассчитаюсь».

Остановившись перед спуском в метро и проклиная своего бывшего друга, Егор оглянулся на идущих за ним людей. Четыре человека были все там же.

«И эти черные. Завязать с ними драку? Может я и выдержку, но кто знает, что будет потом. Нет. Так рисковать нельзя. К черту все. К чертям всех. Рванет, так рванет. Но я выберусь».

Егор сделал неуверенный первый шаг на ступени, а затем, уже не останавливаясь, поспешил вниз. Эскалатор медленно сползал в бездну. Мимо, пытаясь опередить время, мелькая спинами и толкаясь локтями, торопились люди. И Егор заметил, как два человека в черном обогнали его, убежав по ступеням вниз, однако парень знал, что они не бросили его, просто они зажимали его с обеих сторон для предотвращения необдуманных поступков. Вот спуск прекратился, и Егор, минуя будку охранника, направился к клацающему створками турникету.

«Черт. А как же пройти? Проездного же нет».

Егор посмотрел по сторонам. Скользнул затравленным взглядом по двум полицейским, замерзшим у стены, и, не останавливаясь, направился к железным створками.

«Перепрыгнуть или получить удар по ногам? А какие варианты? Никаких». Егор собрался было перепрыгивать через турникет, а затем быстро бежать к следующему эскалатору, как вдруг его окликнул чей-то голос.

— Молодой человек постойте.

Егор остановился и повернулся к говорившему. Мент, один из двух, нагонял парня, что-то теребя на боку кобуры. Егор напрягся, чувствуя, как страх быть раскрытым и провалить навязанное ему задание (а что оно именно такое, парень не сомневался), а значить подставить родных, перекрывает страх неизвестного предназначения бомбы. Хотя в ее назначении явно не было ни чего созидательного. А полицейский подошел уже в плотную и, вскинув руку от кобуры, направил ее на Егора.

— Вы, кажется, обронили? — страж порядка сжимал в руке проездной на разовую поездку. А затем, подмигнув, добавил. — За правильный выбор и нужное дело.

Егор нервно дернул щекой, принимая проездной. И полицейский, посчитав это движение за согласие с его словами, развернулся и зашагал обратно к стене.

«А нужно было бы тебя к стенке». Проводил его взглядом парень. Потом приложил карточку к турникету, где зажегся зелененький огонек, приглашая Егора продолжить свой спуск вниз.

«И менты с вами. Это явно теракт. И я подставное лицо. Черт». Егор нервно теребил лямку сумки с бомбой. «Антон — сука. Вырвусь, прибью, гад. Меня подставляешь и семьей моей рискуешь. Тварь. Убью. Поэтому-то я ничего и не помню, потому что мне и нечего помнить, ты меня просто подставляешь, скотина».

Шум удаляющегося состава вырвал парня из размышлений. Он осмотрел перрон и справа увидел двух людей в черном.

«Ясно, мне сюда».

Егор встал рядом со своими соглядатаями. Стук колес вырвался из темного туннеля, опережая струящийся из него ветер, который, в такую жару на поверхности, показался бы Егору прохладным, если бы только парень мог сейчас хоть на что-нибудь обратить внимание.

Двери подошедшего поезда раскрылись, и парень двинулся к сидениями напротив, запихнув сумку с бомбой себе под ноги. Четыре черных также заняли свои места подле Егора.

«Ну, Антон. Ну, сука. Дай бог выбраться, прибью. Вундеркинд хренов. Но сначала надо выбраться».

Поезд остановился второй раз, люди в черном направились к выходу. Егор поднялся следом, понимая, что и его станция здесь.

«Лишь бы не конечная».

Двери вагона хлопнули за спиной, и поезд, набирая скорость, понесся дальше, увозя в одном из своих вагонов страшный груз.

Егор огляделся по сторонам. В захлестывавших его страхе и злобе, он только сейчас посмотрел на станцию, куда прибыл. Сухаревская. А люди в черном, видимо, считая, что Егор исполнил свою миссию, и следить за ним больше не нужно, направились к выходу в город. Один из них уже что-то говорил по телефону.

«Отсчитываетесь, твари. Отчитывайтесь, клейма не сотрете».

То же пологая, что его роль окончена, и надеясь, что с родными теперь ничего не случится, Егор направился к выходу, в след за своими недавними преследователями. Как вдруг вновь запиликал его сотовый. На этот раз это был не Антон. Играя какую-то спокойно мелодию, телефон высвечивал четыре родных, а сейчас, отчего-то кажущиеся страшными буквы «Мама».

Погружаясь в оцепенение и проникая в этот кусок пластика и микросхем всем своим существом, Егор нажал кнопку приема вызова и приложил телефон к уху, боясь того, что ему скажут. Отчего-то он догадывался, что там далеко, в магазине, у телефона, который принадлежит его маме, сейчас не она. И он был прав.

— Егор, — голос был мужской и отчасти знакомый. — Егор, это Михаил, охранник из магазина.

— Да, — парень смотрел вслед удаляющимся черным спинам.

— Твоя мама, Егор, ее забрала скорая. Один покупатель напал на нее, и выстрелил ей в …

— Твари, — тихо выдохнул парень. Выдохнул так, что внутри не осталось ни капельки кислорода, только обожженное им железо и отравляющий душу яд бешенства.

Парень больше не слушал и не слышал голоса, звонившего ему охранника. Его сотовый выпал на облицованный гранитными плитами пол, а сам он несся к уже скрывающимся черным спинам.

— Суки! Стоять! — взорвался он, догоняя первого из них.

Люди в черном среагировал не сразу. Ближнего Егор вырубил, не сбавляя хода, одним ударом в основание черепа, от чего тот неправдоподобно сильно запрокинул назад свою голову, а позвонки в его шеи разошлись между собой так далеко, что сами разорвали те связи, которые могли удержать жизнь в человеке. Тело кулем повалилось на пол.

— Стоять! — орал Егор, не замечая, что от взыгравшего в нем бешенства, капилляры в его глазах полопались, окрасив белок парня в огненно красный цвет, а из носа двумя струйками бежит отравленная ненавистью кровь. — Стоять! — парень смахнул кровь рукой, размазав ее по лицу, от чего его вид стал еще более ужасным.

Оставшиеся трое в черном уже оборачивались. Парень бросился ко второму, не чувствуя боли в кисти, вывернутой от первого удара, он смял выставленные вперед руки второго человека. Схватил его за лицо одной рукой, впиваясь пальцами одновременно в глаз, рот и ухо. А второй, выбитой рукой, в остервенении с трех ударов впечатал ему нос в череп. Еще одно безжизненное тело упало на пол, а Егор уже несся к третьему противнику.

Тут сзади что-то бабахнуло. Раздался грохот и вспышка. Затем еще одна. Егор как раз сцепился со следующим человеком в черном, когда очередная яркая вспышка, сопровождающаяся оглушительным громом, и нестерпимая боль в спине толкнули парня на противника. Выброшенный взрывной волной вперед Егор успел схватить стоящего перед ним человека за ворот олимпийки. Падая и заглушая свою боль криком попавшего ему в руки человека, Егор вцепился ему зубами в шею, одним рывком выдирая мясо. Выплюнул изо рта соленый кусок и вцепился вновь, заполняя себя его кровью.

Новая вспышка за спиной и воспламеняющий жар с оглушительным грохотом заставили сознание парня угаснуть. Но не сразу. Он все еще шептал заполненным своей и чужой кровью ртом слова проклятья, все еще сжимал в руках обмякшее тело противника, которому от взрыва, прогремевшего сзади, изорвало каким-то осколком лицо так, что Егор видел белую кость его черепа.

— Суки, убью, твари.

Сознание заволокло красным туманом. Отключаясь, Егор перевернулся на спину, и увидел сквозь пыль и всполохи над лестницей пять каких-то непонятных ни то шпилей, ни то палаток, вигвамов. Но что конкретно ему привиделось, Егор не распознал.

— Антон — тварь. Убью, — Прохрипел в последний раз Егор и отключился.