Эпилог

Красноярск. Исправительная колония общего режима-17. Осень.

— Кристовский, на выход! — двери открылись, впуская в тесную будку воронка яркий свет. Когда долгое время просидишь в темноте, глаза отвыкают от такой роскоши и первые несколько минут ты буквально слепнешь.

Из нутра автозака выбрался помятый мужчина, держа в руках пакет с вещами. Он спрыгнул с подножки и потрусил к остальным осужденным, которые стояли в ряд под дулами автоматов. Две овчарки, удерживаемые крепкими руками конвойных, захлебывались лаем и мечтали лишь о том, чтобы вцепиться в странно пахнущие тела зеков.

Крест хмуро посмотрел в небо и, получив легкий тычок в спину, опустил голову, уставившись себе под ноги. Простые ботинки без шнурков, темные брюки, темный тулуп, в котором было жарко. Не к этому готовился некогда известный бизнесмен Кристовский Игорь Васильевич. Но сейчас в его голове не было мыслей. Он, словно зомби, беспрекословно выполнял отрывистые приказы конвоиров. И лишь после того, как он очутился в бараке, националист Крест вернул себе способность трезво думать.

Его внимательно осматривали будущие соседи, чьи любопытные и порой наглые глаза буквально буравили душу. Кристовский осмотрелся и брезгливо поморщился, когда к нему подскочил плешивый паренек в белой майке-алкоголичке.

— Кажи масть, гость, — осклабился он, щупая телогрейку жадными руками. Крест отодвинулся на шаг назад.

— Без масти. Сам по себе.

— Фраер, значит, — вставил какой-то мужик с большим пузом. Видимо, смотрящий за бараком. — Канай сюда, бродяга, потолкуем.

Кристовский с неизменным выражением брезгливости на лице прошел внутрь и присел на указанное ему место.

— За тебя малява пришла, Крест. Мол, ты уважаемый человек и все дела, — начал смотрящий. Остальные зеки внимательно слушали, стоя рядом. — Что мы с этого поимеем?

— У меня есть деньги, — обрадованно закивал Кристовский. — Можно купить что угодно.

— Это хорошо. Есть связи с теми, кто может переправить то, что тебе нужно, сюда. Ты за наркоту попал?

— Да. Наркотики и покушение.

— Плохо. Барыг мы не любим, но ханка нужна. Достанешь?

— Не вопрос. Обеспечьте мне нормальные условия, и все будет. Герыч, кокс, трава. Что угодно.

— Хм, — смотрящий ехидно посмотрел на Креста и повернулся в сторону одного из зеков. Степенного мужичка с окладистой бородой.

— Фуфло фраер гонит, — поморщился он. — В маляве чиркнули, что он ментов кормил и с ними из одной чашки кушал.

— Не горячись, Мига,— улыбнулся главный. — Там воля, а тут неволя. Что скажешь за это, Крест?

— Покупал тех, кто мне был нужен. С ментами не ел, косяков не заводил.

— Ты меня лжецом назвал, гнида? — вскинулся Мига, доставая из ботинка заточку. Кристовский побледнел и понял, что тут его деньги не помогут.

— Нет, нет. Извини. Ты не так понял. В маляве порожняк прогнали.

— Значит, фуфло гонят те, кто маляву прислал? — недобро сверкнул глазами смотрящий.

— Я не говорил этого, — горячо зашептал Крест, вытирая трясущейся рукой лоб. — Я понятия не имею, кто прислал маляву.

— Надежные люди, не ссы, — хохотнул Мига, убирая заточку обратно.

— Ладно, вали пока, — махнул рукой главный и закурил папироску, крякнув от удовольствия. Крест с ужасом понял, как он был близок к смерти, если бы не извинился за свои слова. Он лег на свободную койку и затрясся от страха. Здесь не было верных бойцов, денег и власти. Он был никем.

На завтраке в столовой было много зеков, которые тихо переговаривались друг с другом, когда охрана уходила в противоположный конец. На новеньких смотрели с интересом, а внимательнее всех наблюдали за Кристовским. Тот медленно подошел к окошку и получил свою порцию геркулесовой каши, кусок серого хлеба и чай в жестяной кружке. Затем, заняв свободное место за полупустым столом, принялся аккуратно есть.

Еда была обычной, но для Креста, привыкшего к изысканным кушаньям и французским винам, завтрак показался просто омерзительным на вкус. Он немного поковырялся в каше и съел половину куска хлеба, запивая его чаем. После этого, как прозвенел звонок, направился в сторону окна выдачи, куда зеки сдавали посуду.

На пути его внезапно возник неизвестный худощавый зек в потрепанной одежде и, как бы извиняясь, пропустил вперед себя. Крест довольно ухмыльнулся. Видимо, слухи о нем уже дошли сюда, а значит, отвратная еда скоро останется в прошлом.

«Вам меня не сломить, ебанные уроды», — подумал он, мстительно сжав губы, и ахнул, когда перед его лицом вновь появился тот же самый худой зек. Дальнейшее заняло секунду, и что-то мокрое коснулось губ бандита. Широко открыв глаза, он понял, что его поцеловали. И сделал это странный заключенный, который прильнул к уху Креста.

— Привет от Вадима, — шепнул он и растворился в одинаковой толпе зеков, сжав напоследок руку бандита. Некоторые заключенные недовольно роптали, глядя на посеревшего новичка, вокруг которого образовалось пустое пространство.

— Мне нужны кое-какие вещи, — громко сказал Крест, войдя в барак. За столом сидел смотрящий, который в этот момент играл в нарды с Мигой.

— Мне кажется, или дырявые раскудахтались? — спросил у своего друга смотрящий, проигнорировав удивленного бандита, а Мига картинно вытаращил глаза.

— Идите отсюда. Вам в петушиный барак теперь. Изволили целоваться на виду у уважаемых каторжан? Ступайте к своим, милая.

— Но я же…

— Пшел вон, шпидагуз. Зайдешь сюда еще раз без спросу или клюв свой гнилой раззявишь, захлебнешься водой с параши, — рявкнул смотрящий и дал знак другим зекам. Крест поднял руки и вышел на улицу, когда к нему двинулись несколько человек со злыми лицами. Как же все произошло? Почему судьба сыграла с ним злую шутку?

Дверь в барак вновь открылась, и показалось лицо Миги, который сурово смотрел на опущенного.

— Ступай к порченым, Крест. Наверх дорога закрыта.

В голове бывшего бандита проносились лица, тысячи лиц. Те, кого он убил, подставил, искалечил. Тех, кого он не считал за людей. Тех, над кем он измывался. Это были люди, а он теперь опущенный. Не человек. Гнилая куча человеческих отходов, недостойная зваться человеком. А впереди еще долгих пятнадцать лет. Пятнадцать лет унижений, боли и самого настоящего страха, который затягивал на шее Креста свою призрачную петлю.

Большая душевая была отделана бледно-голубой плиткой. На старых кранах и вентилях не было и намека на ржавчину. Неторопливо шумела вода, орошая теплыми каплями грязные тела заключенных. Сегодня был особенный день.

В углу, под отдельным душем мылся молодой парень. Он, вжав голову в плечи и неестественно изогнув спину, яростно тер себя жесткой мочалкой. Раскрасневшаяся кожа зудела от хозяйственного мыла, но это не останавливало странного парня. Казалось, что вместе с грязью он смывает что-то еще. Липкое и противное. Когда зек немного повернулся, то на спине стала заметна татуировка. Маленькая свастика в когтях немецкого орла. На шее застыли цифры «14/88», а сбоку были набиты две маленькие молнии. Однако ниже, на ягодицах, была еще одна татуировка. Серая и невзрачная. Два глаза с густыми ресницами.

Парень закончил надраивать свое тело и, ополоснувшись напоследок, робко потрусил к выходу, где застыл охранник, держащий в руках черную дубинку. Заключенный быстро оделся в поношенную робу и поправил на голове серую шапочку.

— Закутский, ты закончил?

— Так точно, гражданин начальник, — тихо ответил парень, не поднимая на охранника глаз.

— Тогда вперед, в барак.

— Есть.

Закутский Алексей, известный в среде скинхедов по кличке Ганс, а среди заключенных носящий женское имя Олеся, быстро вышел из бани и почти бегом помчался к бараку, где ему предстояло провести еще семь лет. Он на секунду остановился и, вздохнув, посмотрел на небо, укрытое тяжелыми и мрачными тучами. Где-то в вышине летали птицы, черными точками кружась над зоной. Они были свободными, а ему еще предстояло заслужить свободу.

— Дядь Слав, — кричал маленький мальчик, стоя возле черного хода. Он кричал парню с длинными волосами, который возился с большими досками в дальнем углу двора. Парень был одет в простую телогрейку, ватные штаны и большие нелепые ботинки. Он работал ножовкой, засыпая снег опилками, вылетавшими из-под острых зубцов. Пар от его дыхания поднимался вверх и исчезал, не достигнув неба. Парень усмехнулся и, положив ножовку на старенький стол, направился к мальчику.

— Что такое, Вась? — спросил он, склоняясь над мальцом. Тот улыбнулся в ответ.

— Обедать пойдем?

— Конечно, — парень смахнул со лба крупные капли пота и вытер руки небольшим платком, который достал из кармана. — Беги, я сейчас приду.

— Хорошо, — крикнул мальчик и умчался в помещение. Там тепло и мороз не щиплет нос.

Парень выглядел уставшим. Его лицо было все в маленьких дырочках от колец, что он носил когда-то давно. Поломанный нос смотрел чуть в сторону, а в зеленых глазах застыла давняя боль. Закурив сигарету, парень присел на ступеньку и посмотрел в небо. Начал сыпать редкий снежок, который скоро превратится в самый настоящий снегопад. Детишки выбегут на улицу, чтобы играть в снежки, лепить снежную бабу и радостно прыгать в сугробы.

— Дядь Слав, — мальчик вновь появился на пороге. — Только тебя ждут.

— Пошли, Васька. А то простудишься, не дай Бог, — парень снял с себя тулуп и накинул его на мальчонку. Тот сразу заулыбался и прижался к тому, кто подарил ему тепло.

— Дядь Слав, а почему ты такой грустный? — спросил он.

— Тебе кажется. Просто устал немного, — ответил парень, ласково потрепав мальчишку по голове.

— Не кажется.

— О друзьях думаю, Вась.

— А почему они не приходят к тебе? — парень вытер слезящиеся глаза и встал со ступеней.

— Надеюсь, что когда-нибудь, они придут. Ладно. Пошли, а то все остынет.

Макар пропустил вперед мальчика, а сам, тяжело вздохнув, пошел за ним следом. Друзья его давно простили, но вот себя он так и не смог простить. Рана была слишком свежей, и она будет свежей еще очень долгое время.

Крепкий парень с длинными светлыми волосами радостно улыбался, держа на руках маленький пищащий сверток. Рядом с ним стояла миловидная девушка, держась за его крепкую руку. За их спинами была старая дверь с неприметной табличкой «Родильный дом №5».

— И что вы встали, как мумии? — покачал головой кудрявый парень, держа в руках фотоаппарат. На его голове покоилась маленькая еврейская шапочка, кипа, а густые брови поднялись вверх от удивления. — Вы ребенку потом эти фото покажете? Где папа с выпученными глазами натужно пытается пернуть, а мама сейчас грохнется в обморок?

— Я тебе сейчас лицо обглодаю, — с улыбкой прошипел светловолосый здоровяк. — Фотографируй! Мы замерзли уже, Мойша!

— Ладно, — буркнул кудрявый в ответ, щелкнув несколько раз фотоаппаратом. — Бегите в машину. Вадик ее должен был прогреть.

— Сейчас, — кивнула девушка и ласково посмотрела на ребенка, аккуратно поправляя одеяло. — Андрюш, пошли?

— Ага. Беги, Ксень. Я сейчас подойду, — кивнул парень и медленно двинулся по снегу к стоящему у ворот автомобилю. Из машины вышла стройная девушка с изумрудными глазами и улыбающийся длинноволосый парень в черном пальто.

— Закончили? — спросил он, принимая на руки ребенка. Отец малыша вздохнул и хмыкнул, подкуривая сигарету.

— Ты же знаешь Мишу. Не успокоится, пока не сделает все по-своему.

— Знаю, — коротко ответил парень и засюсюкал, прижав малыша к себе. — Привет, Толик. Мы тебя так ждали. Дядя Вадим тебе потом много чего расскажет, а папка подтвердит.

— Ага, только про то, как папа косячил, не рассказывай, — ухмыльнулся Андрей, выкинув сигарету и взяв ребенка обратно на руки. — И ты, Валь тоже.

— Наоборот, я с удовольствием послушаю, — засмеялась Валя. — Да и Киса должна это услышать.

— Вот ей об этом знать вообще необязательно, — серьезно проговорил Андрей, погрозив всем пальцем. Вон, она уже ругается.

— Ребят, — девушка высунулась из машины и капризно надула губки. — Поехали, маленький замерзнет же.

— Поехали, Толя? — спросил Андрей и вытер сбежавшую по щеке слезу. — Поехали домой.

Машина тихо тронулась с места и поехала вдоль аллеи, обрамленной сказочными деревьями. С неба сыпался редкий снежок, осыпая землю маленькими хлопьями. И на мгновение из-за тяжелых и плотных туч появился тонкий лучик солнца. Яркий, нежный и теплый. Как маленькая искорка жизни, которая недавно появилась на свет. И эту искорку будут хранить и беречь пятеро верных друзей. Вадим, Андрей, Мойша, Киса и Валя.